 |
Что-то знакомое Том чувствовал в происходящем, странное ощущение, что это уже было, но не понимал, где мог видеть это.
|
|
|
|
- Время всегда было против меня. Оно всегда против, для всех, - он опустил голову. - Передо мной на части разлетелась машина, вылетев с трассы. Два парня из моей команды… Мы спорили перед заездом, кто будет первым. Они стали первыми. И я подумал, что их время истекло, но мое еще нет. Зачем чего-то ждать? Чего ждать? То, что должно случиться, все равно случится, ждешь этого или нет. Они не ждали, они не могли этого предвидеть. У них были те, кто любил их, и те, кого любили они. Они могли себе это позволить, почему я не могу? – он больше не смотрел перед собой, теперь его живой и осмысленный взгляд был обращен на Тома, речь становилась пламеннее. - Сейчас я жив, так почему бы мне не жить сейчас? Какая разница, сколько? Главное – как! Разве я могу дать меньше, тому, кто рядом со мной? Когда я буду лежать как они, тогда ничто и ни для кого уже не будет иметь значения, но это будет потом. Никто ведь не ждет, я тоже не стану ждать! – он внезапно замолчал, глядя на оторванную бахрому в руке, и продолжил совсем тихо. – Я только хотел быть как все. Я никому не хотел причинять боль… но всегда причиняю ее тем, кто мне дороже других. Я забылся… Я… не должен был. Если можешь, прости меня.
Он снова замолчал.
Том тоже молчал, не зная, что сказать. Билл мог бы просто сказать «Ты сам это начал. Ты сказал, что хочешь иметь право на выбор», но он этого не делал. Он не был ни в чем виноват, но просил простить его.
Волна внезапно нахлынувшего стыда вдруг обдала с ног до головы, заставляя почувствовать себя малодушным трусом.
Он боялся, что будет больно, если вдруг Билл уйдет.
Он боялся, что станет больно, когда Билл уйдет.
Он думал только о себе и не беспокоился, что чувствовал тот, в ком другие давно не замечали живого?
|
|
|
В живом радостном Билле видели только призрака. Его боялись. Боялись любить, потому что боялись потерять, и предпочитали потерять еще до того, как их вынудит на это судьба. Ему купили все, что могли, чтобы не чувствовать вину, но его избегали, предпочитая, не видеть, не слышать, не замечать… не умереть с ним в тот момент, когда остановится его сердце.
Том вдруг понял, где видел это. Не то место и не те обстоятельства, но этот голос, умоляющий услышать его… «Обними меня».
Он снова почувствовал себя в огромном зале, и точно так же как и тогда, он не мог ни говорить, ни шевелиться.
- Ты прав, Том. Я был эгоистичен и жесток, думая, что могу просто забыть об этом, - Билл свел брови и смотрел на море. - Я говорил, что ты можешь в любой момент изменить свой выбор, и я не буду тебя винить, если ты уйдешь. Это самое правильное, что ты можешь сделать. И самое лучшее.
Он закрыл глаза и сглотнул.
- Уходи, - «Обними меня».
Глядя сейчас на его бледное лицо, видя плотно сжатые веки и едва дрожащие губы, Том вдруг поразился, насколько был слеп, что не замечал ничего раньше… Во всем мире была только одна вещь, которую боялся Билл. Смерть не страшила его так, как одиночество. Все, чего он хотел, - иметь право быть любимым. Право, которое не мог дать сам себе, считая, что сделает несчастным любого, кто будет рядом. При том, что у него было практически все, ему совершенно нечего было терять… кроме парня, которого он знал чуть больше двух месяцев.
И этому парню, кроме него, уже тоже нечего было терять.
- Пожалуйста, уходи.
Том приблизился к нему вплотную, большим пальцем проводя по губам и подбородку. Билл приподнял ресницы. Большие карие глаза смотрели прямо в душу. В них не было слез, в них было отчаяние. «Обними меня».
- Билл, я никуда не уйду, - начал он тихо, гладя его щеку. - Ты живой, ты дышишь и ты со мной, только это сейчас для меня имеет значение. Я всегда буду с тобой. Я не буду ничего ждать, слышишь? Мне нечего ждать. Я счастлив. С тобой я счастлив – и это все, что мне нужно... Это самая большая ошибка, которую я мог совершить в жизни: быть несчастным всегда из страха стать несчастным однажды, - он легонько поцеловал его в уголок губ и крепко прижал к себе, чувствуя, как затряслись его плечи.
|
|
|
Он просто обнимал его и ничего не говорил, и, лишь почувствовав, что дрожь прекратилась, а пальцы больше не сжимают с силой его куртку, не спеша выпустил его из объятий. Билл поднял глаза и заставил себя улыбнуться, вытирая с лица размазавшуюся тушь.
- Это просто снег на твоем плече…
- Я знаю, - спокойно ответил Том. - Погода ни к черту…
Он чуть улыбнулся, проводя подушечками пальцев по его скуле, и серьезно посмотрел на него.
- Ты же поедешь со мной домой?
Билл кивнул.
- Ты хочешь сегодня ехать?
- Можем остаться здесь, если хочешь…
- Нет, я уже отдохнул, да и ты закончил работать, мне надо только собрать вещи… - его взгляд вдруг остановился, и он перевел его на Тома. – Том… а какая она?..
- Кто?
- Твоя картина.
Том улыбнулся. Гений оставался гением. Какие бы вопросы жизни и смерти не вставали, он не забывал о картинах.
- Она великолепна. Лучшее, что я когда-либо писал, - он подумал немного и добавил. - Чем-то похожа на твое «Сегодня».
- Мое «Сегодня»? - Билл посмотрел на него, закусывая губу, и улыбнулся, опустив глаза. – Она не провисела в галерее и полдня... Первая картина, которую я продал. Я рад, что она у тебя. Поехали, если ты говоришь, что это что-то похожее на нее, я хочу скорее это увидеть.
Глава 20
Если вообще существует наслаждение,
И им можно пользоваться, живя,
То жизнь - уже счастье.
(Джованни Джакомо Казанова «Мемуары Казановы»)
К обеду разыгрался шторм, покинуть гостиницу удалось только под вечер. Почти весь день они провели на небольшом диванчике у камина.
Для Билла фрау Марта, пожилая хозяйка отеля, всегда держала свободной особенную комнату, а если лучше присмотреться, две. Они не значились как номер, и никаким другим постояльцам никогда не сдавались. Во вторую комнату можно было попасть только из первой. Она была совсем небольшой, так что в ней едва помещалась полуторная кровать и шкаф. Первая же представляла собой подобие гостиной и была оформлена в английском стиле. На огромных окнах висели тяжелые шторы, темная кожаная мебель не давала особенно развернуться, но, если не закатывать танцы, а устроиться в кресле, на диване или на ковре перед камином с одной из книг, коих было огромное множество на полках по периметру, в этой комнате можно было очень уютно провести время.
|
|
|
Вглядываясь сейчас в свое слабое отражение на лобовом стекле, Том слушал мерное дыхание задремавшего Билла и вспоминал, как чуть больше часа назад лежал на том диванчике, и прижимал своего гения спиной к своей груди. Проведенные без него три недели казали далекими и забытыми, а события двухдневной давности - и вовсе страшным сном, трагическими сводками из новостей не о них.
Теперь же с возвращением в город реальность постепенно накатывала на Тома. Щетки, очищая зону для обзора, мелькали перед глазами, а в голове, как снег за окном, проносились мысли. За последние три дня его жизнь перевернулась не один раз, но подумать над этим он никак не решался, да и слишком много противоречивых эмоций и чувств боролись в нем между собой, чтобы появилась возможность ухватиться только за одну мысль и обдумать ее. Сейчас он прокручивал в голове почти каждую минуту знакомства с Биллом, пытаясь переосмыслить его поступки и слова и понять их, но все выводы, к которым он приходил, сводились к одному – что бы ни делал Билл, он всегда думал о нем, о Томе. Критиковал ли его работы, тыкая носом в ошибки, отказывался ли от отношений, держа Тома на расстоянии, хотя сам хотел быть рядом… уезжал ли, зная, что времени у него, может быть, уже нет, ради того, чтобы у Тома было будущее.
О последнем факте Том начал догадываться, увидев его записку на кухне, но окончательно убедился, как только узнал, где Билл. Не было ни одной веской причины уезжать, никакой необходимости, но, зная Билла, «эгоистичного», «самовлюбленного», упрямого и решающего за других, не оставалось сомнений в том, зачем он это сделал.
|
|
|
Том сжал зубы и свел брови, прикрывая глаза, как от сильной боли, пользуясь тем, что Билл не видит его лица. Будущее… Какое без Него может быть будущее?.. Он, не задумываясь, обменял бы свою жизнь на Его или разделил бы отведенные ему годы на двоих.
Хотя они и без того были поделены: их жизни уже связаны и будут длиться ровно столько, сколько длится Его жизнь. Они живут, пока живет Он, что будет потом - не имеет никакого значения, потому что «потом» уже не будет ни для одного из них. От этой мысли почему-то стало легче, и Том, как никогда раньше, почувствовал себя живым. Даже хорошо, что он не знает, как долго это будет длиться: неизвестно сколько – значит, почти бесконечно.
«Как же я соскучился по тебе», - вспомнилось ему, как он скользил губами вдоль длинной шеи и прижимался к его волосам.
«Я тоже безумно по тебе скучал», - Билл откинул голову на его плечо, жмурясь от удовольствия и переплетая их пальцы.
С того момента, как они снова встретились, он ни на секунду не отходил от Тома и каждый раз старался незаметно коснуться хотябы кончиками пальцев, закусывая губу и пряча счастливую улыбку. Он скучал не меньше, а, может быть, больше Тома, ведь у него не было конкурсной работы, которая могла бы помочь ему забыться и хотябы на время отвлечься от постоянных мыслей. И сообщений от Тома у него тоже не было. Поэтому Том и сам ни на секунду не оставлял его, обнимая, целуя, давая почувствовать, что он, наконец, рядом.
Так много хотелось спросить у него теперь, когда Том был уверен, что он расскажет, а не уйдет снова от ответа…
«Можно я кое-что у тебя спрошу? Только не злись, ладно?»
«Конечно, спроси, - Билл улыбнулся и поднес его руку к губам. – Я не хочу, чтобы у нас в разговорах появились табу. Ты можешь спрашивать меня о чем угодно. Не хотелось бы, чтобы у нас в будущем все темы сводились к одной, но это не значит, что есть какая-то запретная тема».
«Ты ведь в первый день знакомства сказал мне правду, когда говорил, что пришел не учиться, а учить? Ты пришел найти ученика?»
«Да, - и короткий тихий вздох в ответ. – Мне не хотелось, чтобы все, что я умею, пропало зря».
«А почему я? Случайность, как и тот поцелуй?»
|
|
|
