§ 6. Категории диалектики и диалектическая логика

Категории диалектики – объективные формы мышления, раскрывающиеся при специальном философском исследовании в соответствующих философских понятиях, в которых выражено с большей или меньшей точностью содержательное тождество субъективного и объективного, при раскрытии сущностных, главных признаков и процессов развития бытия и мысли о нем. Это исходные формы логического мышления, когда его объектом выступает развитие[16].

Категории означают основные формы объективного мышления, которые определяются в философских понятиях предельной общности, так как отражают всеобщие и существенные свойства, стороны, отношения действительности. Это точки совпадения, тождества объективного и субъективного, всеобщие условия мыслимости предметов. Они формируются в процессе длительного исторического развития познания, являясь его ступеньками: ступеньками перехода от абстрактного, чувственно-конкретного мышления к научно-теоретическому, мысленно-конкретному мышлению, в котором ступеньки становления предмета мышления совпадают со ступеньками становления мысли о предмете. В них выражается характер и уровень научно-теоретического мышления эпохи. По своему содержанию они объективны, а по форме выражения субъективны.

Что означает выражение: «категории – это объективные формы мышления»? Это означает, что независимо от того имеем ли мы понятие о категориях или не имеем мы мыслим категориями. Простое суждение: «Горячие лучи солнца нагрели холодный камень» – построено по категориальной схеме (содержит в себе категории) причинно-следственной связи (горячие лучи солнца – причина, нагретый камень – следствие). Кроме того данная категориальная схема построена благодаря категориям, которые в современной философии выражаются понятиями «предмет» («солнце», «камень», «лучи»), «качество» («горячие», «холодный»). Таким образом, нельзя путать категории познания и познание категорий. Категории по своей логической природе это не понятия, а особые формы мышления, без которых не возможно предметное, объективное мышление. Использование «категориальных слов» (например, «сущность», «явление», «вещь», «свойство» и т. п. ) в обыденном мышлении еще не означает наличие в мыслящем сознании соответствующих понятий об этих категориях. Только при специальном философском анализе эти «категориальные слова» получают понятийный статус, но и в этом случае мы будем иметь дело с «категориальными понятиями», т. е. понятиями о категориях (объективных формах мышления), а не с самими категориями. Таким образом, категориальный строй мышления выступает в качестве необходимой предпосылки и условия всякого познавательного акта. В этом смысле мыслить категориями и мыслить вообще суть одно и то же. То есть категории – это условия мыслимости предмета вообще, так как превращают любое мыслимое содержание в предмет мысли. Нельзя мыслить ни о чем. Мышление как и сознание интенционально: всегда направленно на предмет, то есть предметно.

Уже Аристотель обнаружил, что из слов сказанных без связи с другими словами каждое означает или сущность (например, человек, камень), или качество (например, белый, образованный), или количество (например, два локтя), или место (например, в Ликее), или время (например, вчера)... (всего он насчитывает десять таких значений). «Из слов, высказываемых без какой-либо связи, каждое слово обозначает или сущность (ο ὐ σ ί α ), или количество (π ο σ ό ν ).. …»^[17]  Роды таких значений Аристотель называет категориями, которые у него определяются как «роды сущего и единого» и, одновременно, «роды сказывания» о бытии (т. е. высказанной о бытии мысли). Категории – указание на нечто существующее или несуществующее (как отрицание существующего, например: не белое) в действительности; то, что существует в себе (κ α ύ α ύ τ ά ), как самостоятельное в смысле чего-то вполне определённого. Роды таких в себе определённостей и есть категории^[18].

В речи и мысли они обозначают предметно-реальный смысл, позволяют мысли отдавать себе ясный отчет в действительности, предметности своих содержаний, отличать относящееся к человеческой субъективности от относящегося к сущему как таковому.

Аристотель, различая бытие «в смысле истинного» и бытие «в собственном смысле», пишет: «А так как связывание и разъединение находится в мысли, но не в вещах, а сущее, в смысле истинного отлично от сущего в собственном смысле (ведь мысль связывает или отделяет либо суть вещи, либо качество, либо количество, либо ещё что-нибудь подобное)... »[19]. Это сущее «в собственном смысле» есть объективное, чувственно-предметно являющееся сущее. Мысль имеет своим объектом не копии идей, не идеи, а сущее в его предметных формах, фиксируемых категориями.

     То, что обозначается в родах сущего, не исчерпывает собой всего сущего (объектом мысли может стать, например, необходимое, тождественное, возможное и т. п. ), но за пределами родов сущего не остаётся никакого сущего. Поэтому всякое определение сущего со стороны его действительной определённости можно подвести под категории.

Аристотель, выясняя, при каких условиях обозначение может быть определением, пишет: «В самом деле, если мы всё это принимаем, то необходимо, чтобы определение сути бытия содержало то же, что дано в определённом обозначении; а так будет, если это есть обозначение чего-то единого – единого не в силу непрерывности как «Илиада», или связности, а в любом из них (основных) значений единого; а единое имеет столько же значений, сколько и сущее; сущее же означает то определённое нечто, то некое количество, то некое качество»^[20]. В этом смысле Аристотель и называет категории родами, т. к. они есть единство значений сущего со стороны предметной формы своего бытия.

Кроме того различение родов сущего позволяет отличать сущность от других определенностей бытия и, тем самым, точно указывать место мыслимого предмета в структуре бытия. Так определяя предмет науки о душе в трактате «О душе» он пишет: «Быть может, прежде всего необходимо определить, к какому роду (сущего) относится душа и что она такое; я имею в ввиду, есть ли она определённое нечто (to de ti) т. е. сущность, или же качество, или количество, или какой-нибудь другой из различенных нами родов сущего (kategoriai)…»^[21].

Анализ формы, в которой роды сущего, согласно Аристотелю выступают в высказывающем мышлении, позволяет чётко различать категории и понятия (вопреки распространенному мнению об Аристотеле как родоначальнике традиции понимания категорий как родовых, предельно общих понятий).

В отличие от понятий, категории, в языковом плане, не могут быть речью, а в логическом – высказывающей речью или суждением. Категории закреплены в значениях слов. Они выступают не как полные значения слов, а как то, что можно было бы назвать значением значений. В этом смысле они могут быть названы родами значений слов. Здесь они обозначают не предмет и соответствующее ему представление а предметную форму простого обозначения. Иными словами, всякое слово, независимо от его конкретного значения, обозначает либо сущность, либо качество и т. п.

     Следовательно, категории есть выражение предметной формы простых представлений, которым соответствуют онтологически простые определённости, как предметная форма сущего. Так что даже такие слова, как причина, необходимость, или печаль, радость имеют предметную форму своего выражения (причина и необходимость – это характеристики второй сущности, которая не существует помимо первой сущности - единичной вещи; печаль и радость – состояния такой сущности, как человек).

Категории Аристотеля как «значения значений слов» с современной точки зрения совпадают с грамматическими частями речи, то есть, элементарными грамматическими формами выражения любого содержания. Будучи соотнесены с сущим самим по себе и содержаниями мышления, соответствующего сущему, части речи становятся источником категорий. В силу этого категории являются элементарными формами обнаружения сущего самого по себе в высказывающем мышлении, поэтому категории у Аристотеля – это не формы языка, а формы мышления.

     «Бытие же само по себе приписывается всему тому, что обозначается через формы категориального сказывания, ибо сколькими способами делаются эти сказывания, в стольких же смыслах обозначается бытие»^[22], – говорит Аристотель в «Метафизике».

Таким образом, категории у Аристотеля – это формы обнаружения сущего самого по себе в высказывающем мышлении, которым в объективной действительности соответствуют простые значения сущего, как предметная форма существования определяющих начал, а в высказывающем мышлении «категориальные схемы» содержательного отношения мысли к предмету. Они закреплены в обобщённых структурах языка не как значения слова, а как схема деятельности по упорядочиванию информационного материала.

     Категории не являются понятиями и функционируют в мышлении не как знание, а как принцип содержательного построения знания.

Обнаружение категорий у Аристотеля связано с анализом языка. Однако этот анализ не объясняет происхождения аристотелевых категорий. Необходимость осознания такой реальности как категория связана с особым пониманием у Аристотеля соотношения общего и единичного, сущего и не-сущего, результатом которого является фактически теоретико-познавательная постановка основного вопроса философии. Это оказалось возможным потому, что, во-первых, Аристотель попытался соединить общее с единичным в мире становления, движения, множественности, в «мире мнения» (как его определил Парменид); а во-вторых, попытался сделать этот «мир мнения» предметом доказательства. Именно «текучесть» мира чувственных вещей была истокам релятивизма софистов, но именно софистами была поставлена проблема условий доказательного мышления. У софистов она решалась в превращённой форме риторики и эристики.

     В русле сократо-платоновской традиции преодолевается релятивизм софистов на основе объективного априоризма, реставрации парменидовского разделения истинно-сущего и неистинно-сущего. Здесь ставится задача объективных оснований доказательного мышления, обосновывается возможность определения. Однако, как отмечает А. С. Ахманов, «…учение Платона об идеях строится как онтологическое истолкование логических форм понятия и суждения и соответствующих логических отношений и связей отрешённо от действительного мира единичных вещей»^[23]. Гносеологическая проблема логических форм здесь снята. Познание превращается в мистическое припоминание идей.

     Аристотель, соединив мир чувственных вещей с миром истинно-сущим, общее с единичным, вынужден решать проблему условий объективного доказательного мышления. Здесь уже соотносится не мышление (субъективная деятельность) с мышлением (онтологически существующие логические связи), а мышление с бытием.

     Познание у Аристотеля не мистический процесс припоминания бессмертной души человека некогда (до вселения в тело) обитавшей в мире чистых сущностей (идей), а индуктивный путь выхода к неизменной форме в чувственном мире. Поэтому встаёт проблема форм обнаружения бытия самого по себе, которая и порождает возможность и необходимость вывода категорий из жёстких языковых структур в их отношении к логическим формам выхода к предметно существующему сущему. Таким образом, лишь в философии Аристотеля необходимо возникает осознание такой реальности как категория. Отметим также, что первоначальный метафизический и логический смысл понятия категорий связан с онтологическими определенностями и их логико-гносеологическим смыслом.

     Однако ограниченная постановка основного вопроса философии, связанная с конкретно-историческим соотношением мышления и бытия, человека к окружающей его действительности, обуславливает и ограниченное понимание категорий у Аристотеля, который объективность научного мышления понимает как его предметность.

Непосредственные преемники Аристотелева категориального учения – стоики так же рассматривают категории не как понятия, а как точки зрения, с которых может быть рассмотрено сущее. К сущему же, в подлинном смысле, они относят только телесное.

Если у Аристотеля первоматерия мыслится как чистая возможность, не имеющая определений (ибо, получив определение, она становится действительностью как определённая сущность), то в стоической философии материя определяется как «первовещество», бескачественная сущность единой субстанции мира – телесности. Мир сплошь заполнен телами. Строго говоря, тела есть единственный род сущего, в то время как форма и сила – начала не телесные, а умопостигаемые. Но эти умопостигаемые начала существуют лишь как телесные проявления. Во всём сущем стоики признают два начала: деятельное и страдательное.

     «Страдательное начало есть бескачественная сущность, то есть вещество; а деятельное – разум, в ней содержащийся, то есть бог. Он вечен, и он - творец всего, что в ней имеется»^[24]. Однако бог, ум, судьба выступают лишь как телесные силы, хотя в мысли мы их и отделяем от телесности как формы и силы.

Тем самым сущим стоики называют лишь то, что телесно. Всё остальное существует лишь по отношению к телесности. Тела – единственный род сущего. В человеческой речи и мысли телесно-сущий мир обнаруживается как «нечто».

     «Нечто» есть то, что обнаруживается под вопросом (что) и является высшим родом всего, что обозначается высказыванием и мыслью. В этом смысле реальным эквивалентом «нечто» является телесный мир, проникнутый божественным умом. Этот мир един, но в человеческой мысли и речи он выступает в разных значениях.

     «Нечто», таким образом, распадается на два разряда умопостигаемых предметов: телесные предметы, или собственно сущее, обозначаемое категориями, и бестелесные предметы, к которым относятся пустота, пространство, время, а также (λ ε κ τ α ) – родовые понятия, или смысловая предметность слов. Эти два разряда предметностей высказывающей мысли с необходимостью согласуются между собой. Категориальные предметности как обнаружения собственно сущего обозначают максимально реальное, то есть телесность. Напротив, бестелесные предметы, а также чистые предметы мысли (λ ε κ τ α ) имеют бытие лишь по отношению к телесному («как бы бытие»).

     Категории у стоиков так же, как и Аристотеля, не являются самостоятельно существующими сущностями. Но если для Аристотеля категории есть формы предметного существования самобытных сущностей, то у стоиков они выступают как формы существования единой субстанции мира – телесности в высказывающей мысли.

Категориальные определённости не имеют «материи», субстрата, к которому можно было бы отнести ту или иную категорию. В едином объекте мысли и речи «нечто» категории обозначают сущее в собственном смысле, то есть телесность, являясь как бы точками зрения, с которых рассматривается тело. «Мысль, характеризующая тело, обладающее известным свойством, даёт категорию качественно квалифицированного. В таком представлении тело и свойство тела соединяются в единство. Таково, например, понятие «мудрец». Мысль, в которой уже квалифицированное тело представляется как находящееся в движении или в покое и объединённое с этими представлениями, образует категорию предметов, определенных по качеству или по состоянию. Так, представление о «смертельном яде» есть представление о качественном отношении, а представление «мой сосед» – представление об отношении по состоянию»^[25].

Отсюда видно, что учение стоиков о категориях есть классификация тел по формам представлений, в которых эти тела мыслятся.

Таким образом, для каждого высказывания и мысли имеется субстрат, делающий эту мысль не беспредметной фантазией и бредом, а обладающей предметным, реальным смыслом. Этим доказывается, что высказывающее мышление не выходит за пределы телесно-существующего мира, что нет такой особой предметности в виде отдельных от тел сущностей и, тем более, эйдосов.

     Подводя итоги анализа категорий Аристотелем и стоиками, нужно отметить единое поле исследований, в котором обнаруживается необходимость выделения особой предметности, получившей у древних имя категорий.

     По меткому замечанию Ф. Ибервега^[26], категории обозначают формы существования. В приложении к античной философии категории обозначают формы существования наличного, то есть определённого, предметно существующего бытия. В этом смысле и выделяются категории у Аристотеля и у стоиков. Категории – не понятия, не умопостигаемые сущности, а способы, которыми выражается в высказывающей мысли предметно (Аристотель) или телесно (стоики) сущее.

     Но, в отличие от Аристотеля, у стоиков ещё более ограниченна постановка основного вопроса философии. У Аристотеля основная проблема сущего – проблема существования общего как закона, замысла и цели существования той или иной определённости и мирового целого.

     У стоиков эта проблема сводится к соотношению души и тела в космическом плане. Таким образом, если у Аристотеля критерий доказательного мышления находится всё же за пределами собственно человеческой мысли (что и порождает необходимость введения категорий как посредствующих звеньев), то у стоиков критерий доказательного мышления целиком находится в человеческом представлении. Вопрос стоит лишь о том, как связать постигающее представление, обладающее безусловной реальностью, с размышлением, высказыванием (бестелесной деятельностью).

     В силу этого проблема категорий, по существу, сводится к соотношению чувственных и умственных характеристик высказывающей мысли.

     Проблема доказательного мышления у стоиков решена в космическом порядке. Подвергая строго рациональному анализу постигающее представление, выявляя в высказывающей речи законы необходимого следования одних мыслей из других, сообразуясь с формальными условиями логической доказательности, человеческий разум, тем самым, воспроизводит мысли вселенского разума.

     Акт познания аналогичен актам космического порождения умом мирового целого из бескачественной материи. Категории в этом смысле, взятые сами по себе, могут мыслиться как логические сущности, в соответствии с которыми мысль конструирует образ бытия. Достаточно одного шага в сторону преодоления гиллозоистического пантеизма стоиков на платонической основе – и они превращаются в логосы, эйдосы, в соответствии с которыми строится сущее уже не только в представлении, но и в космическом смысле.

     Этот шаг и был сделан неоплатонической философией, чему в немалой степени способствовала наметившаяся уже в среднем стоицизме и особенно в позднем платонизация стоических идей.

Критика Плотином аристотелевского и стоического учений о категориях за эмпиризм и преодоление его на основе модернизированного платонизма явилась предтечей смешения проблемы категорий и проблемы родов. Все множество современных значений термина «категория»: рубрика, класс, универсалии, фундаментальные понятия наук, философские понятия, предельно общие понятия и т. п. имеют своим основанием неоплатоническое учение о категориях.

Основной упрёк, который бросает Плотин и стоикам, и Аристотелю: из категорий нельзя вывести качественное бытие. То есть, для него необходимо выведение качественного бытия из мира идей (новее по сравнению с Платоном), в то время как для Аристотеля и стоиков оно максимально реально и лишь обнаруживается в высказывающем мышлении, придавая ему предметный смысл. Поэтому проблема у Плотина формулируется так: есть ли сущее единое, может ли сущее быть подведено под единое как свой род и каково отношение между родами и началами? Сущее Плотин отделяет от единого. Отмечая тот факт, что сущее (здесь не имеющее генезиса, а вечно сущее) и едино и множественно, он объясняет это так: «... существует много координированных родов, из которых каждый охватывает ряд субординированных видов и индивидуумов, все эти роды принадлежат к единой природе, и из них всех образуется для умственного мира соединение, называемое сущим»^[27].

     Из этого делается вывод, что роды являются и «началами», поскольку их совокупность образует сущее как целое. Но, прежде всего, ставится вопрос: сколько родов существующего и каков метод их исследования?

Образ тела создаётся, когда мы различаем в нём субъект, количество и качество, и, причисляя сюда движение, из этих четырёх частей создаём тело, как нечто единое. Такова же процедура и для умственного мира, но абстрагированная от генезиса, протяжённости и чувственного восприятия. Таким образом, категории у Плотина выступают как способы, какими в уме создаются вещи, но это в космическом, а не в теоретико-познавательном порядке.

Плотин выделяет пять несводимых родов вечно-сущего: сущность, движение и неподвижность, тождественность и различность, Им противопоставляются пять категорий чувственного мира:

1) сущность (материя, вид, тело), 2) отношение, 3) качественное, 4) количественное, 5) движение (время и место фактически содержатся во всех этих категориях).

Отсюда видно, что в категориях умственного мира в предельно-абстрактном виде создаётся прообраз телесно-сущего мира, образом которого являются чувственные категории. Хотя вся эта иерархия рассматривается в космическом плане (так что категории оказываются порождающими началами), это построение выступает как бы моделью теоретического познания, являющегося логическим образом предметно-существующей действительности.

Неоплатоническая, трактовка рода как порождающего начала приобретает у Порфирия логическую форму отношения рода к видам.

Рассматривая отношение между родами и видами, он, в качестве примера, рассматривает категорию субстанции. «То, о чем идет речь, можно пояснить на одной категории. Субстанция и сама это – род, а под нею находится тело, под телом – одушевлённое тело, под этим последним – живое существо, под живым существом – разумное существо, под ним – человек, а под человеком – Сократ, Платон и вообще отдельные люди»^[28].

Ещё более определённо Порфирий заявляет в другом месте, комментируя Аристотеля: «Таким образом, самых общих родов десять, а для последних видов имеется некоторое – однако же не безграничное – число; что же касается индивидуальных вещей – сюда относится то, что идет вслед за последними видами, – то их число безгранично»^[29].

О категориях пишут почти все известные философы, т. к. категории являются универсальным языком философии. Тем не менее, вопрос о природе категорий большинством философов не затрагивается вовсе. В этом смысле к заслуживающим внимания категориальным учениям можно отнести учения Аристотеля, Канта, Гегеля и создателей диалектического материализма – Маркса, Энгельса, Ленина.

С известными оговорками к таким оригинальным учениям можно отнести неоплатонизм, в силу того, что его интерпретация категорий, как универсальных понятий, оказала колоссальное (зачастую спорное) влияние на последующие философские учения.

Прежде чем перейти к анализу категориального учения И. Канта, необходимо еще раз обратиться к Аристотелю. Аристотель создает логику для построения умозрительного, научно-теоретического знания. Это наука о формах правильного, т. е. определенного, не противоречивого, доказательного мышления. Чтобы выявить законы правильного мышления, необходимо было отвлечься от содержания мышления, от вопросов происхождения знания, от вопросов соответствия мысли о предмете предмету мысли. Но создание такой науки логики не было для Аристотеля самоцелью. В его понимании логика должна была стать «органоном» (более поздний термин), т. е. руководством научного ума для постижения «сущего в собственном смысле», в отличие от «сущего в смысле истинного».

В последующем, схоластическая логика утратила научно-практическую ориентацию, перестала быть руководством ума по поиску истины, а не формальной правильности мышления. Напротив, у Аристотеля, в связи с созданием его логики, встает вопрос поиска соответствия «бытия в смысле истинного» (формально правильного мышления), и «бытия в собственном смысле» (предметного содержания мышления). Это соответствие как раз и устанавливается через «формы категориального сказывания», категории, которые через формы языка и мышления связывают между собой мысль о предмете и предмет мысли. Поэтому, без категориального учения не мыслимы ни метафизика, ни логика, как руководство научного (в понимании Аристотеля) ума.

Следовательно, уже у Аристотеля учение о категориях, как формах предметного мышления, становится неотъемлемой частью науки логики, изучающей объективные формы мышления, т. е. способы движения мысли по овладению предметным (сегодня мы бы сказали объективным) содержанием.

Критика Кантом ограниченности формальной логики Аристотеля справедлива лишь отчасти, т. к. он имел дело со схоластической интерпретацией логики Стагирита. Категориальное учение Аристотеля вне связи с логикой также известно Канту только в неоплатонической интерпретации. Отсюда упрек якобы Аристотелевской логике, которая не может дать описание процесса познания в его реальной форме, отвлекается от вопросов происхождения знаний, а, значит, не может быть органоном – руководством научного ума. Но нужно заметить, что Кант имеет дело с анализом науки не в античном, а в современном ему смысле слова, т. е. с наукой не умозрительной, а опытной, опирающейся на практику, эксперимент.

Трансцендентальный метод анализа требует выделения в формах самого мысленного действия условий их научной продуктивности. Поэтому в сферу такого анализа попадают способы обнаружения объективных отношений, как они зафиксированы в формах суждений. Классификация всех возможных суждений по типу их единства дает возможность обнаружить полноту функций рассудка в суждениях. Таким образом, классификация суждений даёт полноту функций рассудка, т. е. различных типов синтеза представлений в едином акте познания.

Поэтому чистых рассудочных понятий столько, сколько насчитывается логических функций рассудка во всех возможных суждениях.

Представим это в следующей таблице:

Таблица 4

Классификация суждений по типу их единства	Классификация категорий
Количество суждений Общие Частные Единичные	Количества: Единство Множественность Целокупность
Качество Утвердительные Отрицательные Бесконечные	Качества: Реальность Отрицание Ограничение
Отношения Категорические Гипотетические Разделительные	Отношения: Присущность и самостоятельное существование Причинность и зависимость (причина и следствие) Общение (взаимодействие между действующим и подвергающимся действию)
Модальность Проблематические Ассерторические Аподиктические	Модальности: Возможность-невозможность Существование-несуществование Необходимость - случайность

         

Эти чистые рассудочные понятия Кант называет «по примеру Аристотеля» категориями. По Канту, человеческое сознание устроено так, что на чувственном уровне воспринимает мир в пространственно-временном изменении, а на уровне рассудочной деятельности – через категориальные формы организации и упорядочивания опыта. Поскольку все люди устроены одинаково, категории есть основные общечеловеческие формы языка мышления и понимания в рамках освоения мира. Например, категории качества «ответственны» за определенность, упорядоченность, совокупность свойств конкретных явлений; модальность в онтологическом смысле определяет способ существования исследуемого явления, а в гносеологическом смысле – уточняет способ его понимания.

Однако категории не только задают единство, определенность, целостность рассудочного образа предмета, но и «диктуют» природе свои законы, не открывают, а предписывают их природе, что объясняет, по Канту, безусловную всеобщность и необходимость научного знания. Если на вас надеты зеленые очки, то куда-бы вы не посмотрели, все будет окрашено в зеленый цвет.

Трансцендентальный анализ не позволяет, правда, понять действительные истоки и действительное значение выделенных им форм для познания объективного, независимого от сознания мира, но он определяет условия, при которых вообще «нечто» может мыслиться как объект, т. е. вообще мыслиться.

Отсюда И. Кант приходит к идее, что мыслить категориями и мыслить вообще – суть одно и то же.

Однако, выделение категорий из формального, т. е. оторванного от живого познавательного действия, состава мышления, не позволяет И. Канту выйти за пределы субъективно-идеалистического понимания объективности. Объективность сводится к всеобщности и необходимости, а точнее, к общезначимости действий формально-тождественного самому себе рассудка.

Тем не менее, Кант создает новую, не-формальную логику (он называет ее трансцендентальной), задачей которой как раз и является обоснование происхождения знаний и выявление условий всеобщности и необходимости научного знания. По сути, это новая, философская логика, которая достаточно точно описывает предшествующие всякому конкретному опыту формы и условия познавательной деятельности (категории). Таким образом, категории включаются в состав логики, тогда как ранее они рассматривались лишь как универсальные понятия онтологии. Категории выступают как априорные (доопытные) формы рассудка. Они не выводятся из опыта, но применимы к опыту.

В своем понимании науки логики Гегель за точку отсчета берет Кантовскую критику Аристотелевской логики, которая, на его взгляд, не может быть органоном современного научного знания. Но Гегель считает, что Кант лишь по видимости преодолел формализм (отрыв от объективного содержания мышления) Аристотелевской логики. Сведение объективности к общезначимости закрывает путь к достижению истины, а без этого логика превращается в «игрушку для упражнения ума». Поэтому острие своей критики Гегель направляет на Кантовскую «вещь в себе». По Канту, хотя рассудок и диктует законы природе, у него есть объективный, от него не зависящий источник – трансцендентная (потусторонняя) «вещь в себе», без которой, по его мнению, наука превращается в мистику, «духовидение». Но ведь «вещь в себе» определена мышлением, замечает Гегель, а, значит, она есть сторона самого мышления, а не нечто потустороннее.

Гегель восторгается гениальной догадкой Парменида, который еще в V в. до н. э. отметил, что одно и то же есть предмет и мысль о нем. Иными словами, в своем мышлении человек оперирует не вещами, предметами, а мыслями, понятиями о них. Следовательно, в категориях, как формах мышления, обнаруживается предметное содержание. Этот верный гносеологический тезис, с которым не станет спорить умный материалист, онтологизируется Гегелем: мышление и бытие тождественны, их различие несущественно; у них одна и та же природа – мышление. Но если это так, тогда логика в качестве науки о формах мышления одновременно является наукой о бытии, о предметах, их свойствах и отношениях, точнее, наукой о содержании мышления. Следовательно, в состав логики должны войти все онтологические категории. Учение о категориях становится логикой с большой буквы, в которой онтология, логика и теория познания тождественны. Формальная логика должна оставить свои претензии на логику науки и стать важным, но лишь моментом, развертывания философской логики науки. Предметом логики, по Гегелю, должно быть объективное мышление, а не его субъективные формы. «Это объективное мышление и есть содержание чистой науки»[30].

Поскольку категории у Гегеля рассматриваются как внутренняя мыслительная структура действительности, как моменты отчуждения духа, постольку в мышлении они выступают, во-первых, в виде логических сущностей, объективным образом организующих деятельность мышления и её прогресс, и во-вторых, в виде логических форм дискурсивного мышления, как рефлексия логики на объективное содержание мышления.

В живом процессе познания категории существуют не в форме понятий, а вместе с понятиями. Они, согласно Гегелю, моменты становления понятия. Но так как в своей субъективной деятельности человек осуществляет самосознание абсолюта, то категории и рассматриваются Гегелем как логические сущности или, что то же самое, понятия в себе и для себя разворачивающиеся в познавательной деятельности человека.

Лишь в этом случае Гегель называет их понятиями. Понятие категории («для себя бытие» категории) и понятие «категория» («в себе бытие» категории) совпадают лишь в сознающем себя мышлении, или мышлении, достигшем сознания того, что его реальность – есть реальность абсолютного мышления, или чистая категория.

У Аристотеля учение о категориях есть своего рода пропедевтика (введение) к метафизике и логике, без которого невозможно связать бытие «в собственном смысле» с бытием «в смысле истинного». При этом в состав созданной им логики данное учение не включается. Напротив, логика, в понимании Гегеля, есть учение о формах объективного мышления, и потому совпадает с категориальным учением. В этом Г. Гегель солидарен с И. Кантом. Однако, в отличие от Аристотеля и Канта, Гегель делает колоссальное по своему философскому значению открытие: он выводит категории не из форм языка и не из статично представленной рассудочной способности, а из познавательной самодеятельности человеческого мышления. В результате, категориальные определения предмета мысли раскрываются через последовательный ряд определений самой мысли в процессе становления, перехода от незнания к знанию, от знания абстрактного к знанию конкретному, от чувственных восприятий и представлений к понятиям. Логика как отражение этого процесса выступает как саморазвивающаяся категориальная система, в которой категории строго субординированы, занимают определенное место в системе, вытекают друг из друга, являясь своего рода ступеньками становления понятия о предмете.

Источником самодвижения как бытия в целом, так и его познания человеком, является его внутренняя, объективная, а не субъективная (формальная) противоречивость. Первым обнаружил объективный смысл противоречий мышления Кант. При применении рассудочных категорий за пределами опыта к вещам в себе возникают антиномии (неразрешимые противоречия), которые есть следствие естественной и неустранимой потребности разума довести ограниченный опыт до целостности. По Канту эти объективные противоречия – свидетельство слабости разума, его границ в познании вещей в себе (Бога, природы как целостности, человека и т. д. ). Таким образом, противоречие, даже объективное, у Канта, как и у Аристотеля, – свидетельство логической ошибки разума. В отличие от них, Гегель объявляет объективное противоречие основой логики как науки, в связи с чем вводит понимание диалектики как учения о раздвоении единого на противоположности, единство и борьба которых являются источником становления, развития и бытия, и их мышления в их тождестве.

Гегель делит категории на категории «бытия», «сущности» и «понятия». При этом, сами «бытие», «сущность» и «понятие» являются категориями, которые, как уже говорилось, вытекают друг из друга в соответствии с принципами и законами диалектики. Диалектическая логика – наука об объективных и содержательных формах мышления, т. е. категориях, в которых она находит всеобщее определение вещей. Она отличает категории друг от друга: качество, субстанция, форма и др. Затем выявляет диалектику выделенных категорий, т. е. их противоположность друг другу и переход друг в друга: качества и количества, формы и содержания, сущности и явления и т. п. Третьим шагом диалектическая логика находит разрешение противоположностей парных категорий в третьей категории и прослеживает их связь с последующими категориями.

Основными принципами построения логики явл

⇐ Предыдущая14151617181920212223Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: