Жак Деррида: деконструкция и не-определенность

Знаменитый Жак Деррида (р.1930) – один из самых эксцентричных философов современности, ниспровергатель онтологии (учения о бытии), теологии (учения о Боге), телеологии (учения о целях), фонологии (учения о речи), фаллологии (учения о приоритете мужского над женским) и целого ряда других учений. Деррида вполне сознательно стремится быть восприемником славы Ницше, объявившего поход против всех общепризнанных ценностей, в том числе моральных, и провозгласившего смерть Бога. Главный девиз Дерриды – деконструкция.

В "Бытии и времени" Хайдеггер выдвинул требование пересмотра, деструкции (Destruktion) истории онтологии [11,с.19]. При переводе текстов Хайдеггера возникли большие трудности, связанные с тем, что французское слово "destruction" предполагает слишком негативные операции, сродни разрушению. Стремясь избежать отождествления деструкции с негативным разрушением, был избран термин "деконструкция" [12,с.53-54].

Смысл, который обычно связывается с термином "деконструкция", далеко не однозначный. Де-конструкция является жестом признания необходимости структуралистской проблематики (здесь конструкция понималась как структура); в соответствии с грамматической функцией частицы де- предполагается негативное отношение к структурализму, т.е. антиструктурализм. Этому термину приписывается не только антиструктуралистский, но и антиобщефилософский смысл (конструкция понимается как устоявшийся и в известной степени устаревший способ философствования). Де -конструкция реализуется не в качестве анализа разложения на элементы, а в форме деривации, отклонения от признанных философем. Де- кон -струкция утверждает необходимость возврата к уже было зачеркнутым философским понятиям, де- кон -струкция, кроме того, настаивает на необходимости связного процессуального философского дискурса. Итак, деконструкция – это анализ и не-анализ, критика и не-критика, метод и не-метод, целое и не-целое. Заканчивая разъяснение своему "японскому другу" смысла слова деконструкция, Деррида приходит к странному, эксцентричному выводу:

Чем деконструкция не является? – да всем!

Что такое деконструкция? – да ничто! [12,с.57].

Но что такое деконструкция в более конкретном плане? Замещение слов и предложений, всякого слова и всякого предложения цепочкой субститутов (заместителей), различение и различание в этой цепочке, нескончаемые тропы письменных следов [12, с. 57]. Все это требует даже не разъяснений (ясность противопоказана философии Дерриды), а комментария. В полном соответствии с философским проектом Дерриды комментарий не преодолеет недосказанность, но это будет не изначальная недосказанность, наивно принимающая все таким, каким оно кажется, а не-досказанность после сказанного. (Недосказанное – это противоположность сказанного, не-досказанное – это ничто, простор после сказанного.)

Согласно утверждению самого Дерриды, "в первую очередь" удар деконструкции обрушивается им на предложение типа "S есть Р" [12,с.56]. Деррида желает реконструировать не что-нибудь второстепенное, а сам фундамент философствования, онтологию и логику, представление о существовании вещей (а также понятий и мыслей), находящих свое адекватное воплощение в словесных знаках. Поставьте под сомнение "S есть Р" ("электрон есть частица..."; "человек есть существо, которое..."; "деконструкция есть искусство обращения с текстом, реализуемое..."), и вы преодолеете пределы ставшей привычной человечеству за две с половиной тысячи лет философии радикальнейшим образом.

Деконструкция предложения "S есть Р" начинается изнутри стратегии языка, понимаемого вслед за Соссюром как совокупность знаков. От Соссюра Деррида воспринимает еще два убеждения: слово-знак условно и немотивированно; цепочка знаков приобретает смысл постольку, поскольку они отличаются Друг от друга, один знак отсылает к другому. Обоим моментам Деррида придает по сравнению с Соссюром дополнительную подвижность, процессуальность. В нашей реконструкции логика (не-логика) Дерриды, рассыпанная по многочисленным его произведениям, сводится в конечном счете к следующему (для простоты рассматривается оппозиция слово/вещь).

Слово как знак соотносится с вещью: "S есть Р" (слово есть вещь или вещь есть слово). Слово-знак условно: "S не есть Р". Слово-знак связано с другими обозначающими (словами-знаками), это увлекает его от вещи нашего исходного интереса в другое место: снова, но теперь из других оснований, "S не есть Р". Данное слово, переходя в другие слова, превращается в свой собственный след. Следы – вот, что остается и от исходной вещи, и от исходного слова. Так как мы философствуем из языка, а не из толщи материальных предметов, то приоритет в исходной оппозиции слово-вещь остается за словом, но и эта оппозиция канула в манифестацию знаков, в калейдоскопические вспышки игры слов. Когда появляется игра слов, интуиция насчет "S есть Р" лишается всяких шансов. У слов нет строгого референта: S не есть раз и навсегда S, Р не есть Р, даже есть не есть есть. Деррида отнюдь не настаивает на ошибочности предложения "S есть Р", ему достаточно подозревать его в неопределенности, бессодержательности и неясности [13,с.89]. Для кого-то "S есть Р" очевидно и ясно, для Дерриды более ясной выступает формула "S есть, но еще больше не-есть Р". Не-естъ продолжает решающим образом есть.

На что похож деконструктивизм Дерриды? На диалектику Гегеля с его критикой логического закона тождества А=А и настаиванием на А=не-А. На негативную диалектику Адорно с его "развенчанием" материальных объектов и переводом философии в сферу эстетического. Но еще больше на апофатическую теологию поэта Ангелиуса Силезиуса (1624-1677). Речь идет о поэтической апофатике. Апофазис в переводе с греческого означает отказ, отрицание, негацию. Апофатическая (негативная) теология настаивает на абсолютной по-ту-сторонности Бога, поэтому все относящиеся к нему определения приходится отрицать, он не есть и не не есть, а познается мистическим озарением верующего. Апофатика, как свидетельствует об этом эссе Деррида "Кроме имени" [13,с.73-134], нравится ему, он склонен к поэтической апофатике. Отнюдь не случайно Деррида обращается к авторитету поэта и вопрошает: "... не является ли красота и возвышенность важнейшей чертой негативной теологии?" [13,с.75].

При всей приверженности Дерриды апофатическому стилю, он тем не менее преодолевает пределы и апофатики. Стиль Дерриды, на наш взгляд, еще точнее, чем понятие апофазиса, передает понятие не-определенности. Из всех формулировок наиболее точно и лаконично содержание философии Дерриды передает следующая: "ни то, ни это; и то, и это" [13,с,12]. Формула апофатики: ни, ни; формула неопределенности: ни, ни; и, и. Здесь явно напрашивается некая параллель с принципом дополнительности из квантовой механики в интерпретации Н. Бора: квантовый объект то волна, то частица. Нет необходимости считать эту параллель чем-то исключительно содержательным: философствование Дерриды не следует из квантовой механики, а физики думают иначе, чем он. Обе стороны, по-разному осваивают одно и то же проблемное поле, название которому неопределенность.

В оппозиции определенность/неопределенность Деррида в конечном счете непременно предпочитает неопределенность (точнее, не-определенность, след определенности в нарушенной вышеупомянутой оппозиции). В этой связи нам представляется весьма содержательным следующий вывод коллеги Дерриды по цеху философии постструктурализма Жиля Делёза (1925-1995): "Существуют два разных способа прочтения мира. Одно призывает нас мыслить различие с точки зрения предварительного сходства или идентичности, в то время как другое призывает мыслить подобие или даже идентичность как продукт глубокой несоизмеримости и несоответствия" [14,с.234]. Именно этот второй способ прочтения мира, столь характерный для всех представителей постструктурализма, во многом обязан усилиям Дерриды, который прочитывает мир с позиций не-определенности. Де-конструкция под знаком умножающейся не-определенности – вот, на наш взгляд, фирменный знак стиля Дерриды.

Но сколь бы тщательно не была проведена деконструкция, она всегда зовет дальше, здесь всегда есть что-то от тайны. "Есть тайна". В понимании Дерриды тайна не есть ни секрет, который может быть обнаружен (она вообще не открывается), ни ученое незнание, ни то, что подвластно мистическому вчувствованию. Тайна несводима к чему-либо, она – условие всего, она фигурирует под всеми именами, но остается чуждой даже им [13,с.46-47]. Тайна сопряжена со страстью. Не существует тайны без страсти и страсти без тайны [13.С.49]. Тайна и страсть – это, пожалуй, самые глубинные основания философствования Дерриды. Здесь он, вопреки своему предупреждению – тайна "не носит мистического характера" [13,с.46] – опасно для его философского авторитета сближается с мистикой и иррационализмом.

Итак, деконструирование Дерриды выступает прежде всего как: работа с текстуальными компонентами, словами и предложениями; запись их в цепочку возможных субститутов (заместителей); в нескончаемое их дополнение; игра различения и различания (различание есть различение в его процессуальности, подвижности); превращение слов и вещей в некие следы, несущие на себе печать неискоренимой тайны и страсти. Разумеется, приведенное определение философствования Дерриды заслуживает дальнейшего комментария. На этот раз речь пойдет о конкретных специфических приемах, придающих его философии эксцентричность и рискованную оригинальность.

Первый прием. Деррида формулирует бинарные оппозиции: обозначающее/обозначаемое, речь/письмо, ответ/молчание. Довольно часто эти оппозиции хорошо известны из истории философских идей. Поэтому обращение к ним Дерриды производит впечатление попытки разрешить действительные трудности философского знания. Так оно, по крайней мере отчасти, и есть. Вместе с тем следует отметить, что философско-литературная техника Дерриды позволяет ему обнаруживать или самому формулировать бинарные оппозиции едва ли не в любом месте текста. При этом он возводит избранные для анализа слова и предложения в ранг ключевых. Иногда такого рода прочтения представляются проявлениями исключительно его собственного философского вкуса.

Второй прием. Бинарной оппозиции придается характер апории. Апория в переводе с греческого означает невозможность преодоления (а) щели (поры), несовместимость двух (или нескольких) суждений, противоречие. Как известно, Гегель видел в логических противоречиях источник логического движения; тезис–антитезис (первое отрицание) – синтез (отрицание отрицания). Деррида вслед за Гегелем считает двойное отрицание правдой преемственности [13,с.117]. Но апоритическая техника у него другая, нежели у Гегеля. Последний как бы склеивает противоположности, в результате непреодолеваемая щель-пропасть ликвидирована, а исходное противоречие преодолено; возникший синтез, однако, не монолитен, он в свою очередь с треском раздваивается на противоположности, которые вновь склеиваются, и т.д. Деррида действует в другой манере, там, где Гегель склеивает, он дробит. Обе стороны апории испытываются на прочность, расшатываются: между раздробленными скалами нет и не может быть пропасти. Дорога проходит по апориям [13,с.129], но подлинная цель состоит в том, чтобы перейти за апорию [13.С.96]. Как это сделать?

Третий прием. Любому правилу или понятию придается возвратный характер [13,с.23–24]. "Внутреннее противоречие... каждого нормативного понятия... заключается в том, что оно предусматривает следование правилам и одновременно свободу импровизации без правил" [13,с.23]. Как выясняется, именно возвратный характер правил и понятий обеспечивает негацию, А превращается в не-А и есть не-А. Поясним это примером, представляющим собой реконструкцию размышлений Дерриды в эссе "Страсти" [13,с.16-80]. Допустим, вас о чем-либо спрашивают. Спрашиваемый дает на вопрос либо ответ, либо не-ответ. Любой нормальный логик считает ответ ответом, а неответ неответом. Деррида мыслит по-другому, нежели нормальный логик, причем делает он это, разумеется, вполне осознанно: "... не-ответ также является ответом". Но как можно превратить не-ответ в ответ? Для этого достаточно спросить: в чем состоит ответ не-ответа? Надо применить правило ответа (а состоит оно в некой реакции на вопрос) к правилу не-ответа (к отсутствию реакции). Контрправило есть тоже правило. Согласно нормальному логику, Деррида большой путаник, ложный мастер применения к правилу его контр-правила [15,с.60]. Деррида же гордится своим пристрастием к противоречиям и парадоксам, своим желанием скорее нарушать, чем предписывать правила [13,с.29, 110].

Отметим, что Деррида в бинарных оппозициях обычно отдает предпочтение той стороне, которая менее традиционна (письму, а не речи; знаку, а не вещи; игровому, а не серьезному). Такое предпочтение не следует из требования возвратности (пересекаемости) правил и является необязательным к нему дополнением.

Четвертый прием. Требование абсолютной заменяемости: "любой другой есть любой другой" [13,с.122]. Всеобщая связность превращается Дерридой во всеобщую заменяемость не только слов, но и того, что стоит за ними. Параллели, изоморфизмы, замещения и перемещения слов и их цепочек, метафоры, аллегории и цитации – все это в полной мере используется Дерридой.

Пятый прием. "Выворачивание" слов – с этой целью проводится их морфологический анализ и широко используются словарные статьи, переводы терминов из одного языка в другой.

Приемы – с третьего по пятый – это механика деконструирования и реализации парадоксального движения по дорогам апорий; строгость в понимании Дерриды требует объединения сторон дихотомических оппозиций, после их многократного раздвоения остается пустынность [13,с.90]. Апории не преодолены, они разрушены, нет слов, нет вещей, нет их времени и пространства, мосты сожжены, все переведено "по ту сторону" от себя самого по направлению к ничто, размыты знаки и их референты, от слов остались одни следы, они приобрели виртуальность (вспыхивают и исчезают). Смещение реального и воображаемого делает из слов симулякры (понятие-метафора Жана Бодрийара). Слова-симулякры не имеют референтов, они симулируют и переводят в игру масок все устойчивое – то, что обычно считают существующим, присутствующим. После деконструкции любое слово превращается в симулякр; деконструкция проведена тем строже, чем ближе подводит симулякр к ничто.

Заканчивая раздел о Дерриде, считаем необходимым рассмотреть еще четыре значимых аспекта его творчества. Это отношение философа к литературе, эстетике и этике, а также предпочтение им письма, а не речи.

Деррида увязывает свою программу намного теснее с текстуальностью (письмом), чем с вербальностью (речью) [16,с.218-224]. Основание этому он видит в конечном счете в том, что письмо органичнее всего знаменует деконструктивную игру означивающих. Речь слишком тесно соотносится с конкретной ситуацией, ее вполне можно рассматривать как плохое письмо, запись посредством звуков. В качестве игры означивающих текстами являются и речь, и ДНК, и компьютерные программы, но наиболее удачными текстами считаются философия и литература.

Отношение Дерриды к литературе довольно сложное. В американском литературоведении представители одного из влиятельных течений – литературного деконструктивизма – видят в Дерриде лидера. Это обстоятельство ставит его перед проблемой выбора: философия или литература? Правы ли философы, полагающие, что все новации Дерриды инспирированы не философией, а знаниями от литературы и литературоведения? Выбор Дерриды, мастера двусмысленностей, достаточно определенный – для себя он ставит на первое место философию: "В сущности я обхожусь без литературы и, надо признаться, довольно легко" [13,с.49]. Деррида даже противопоставляет серьезность и вдумчивость философии вымыслу и творчеству литературы [13,с.42]. Но апоритичный метод вынуждает его стереть различия между литературой и философией. И тогда литература "... является, она говорит, она всегда делает нечто другое, отличное от нее самой, ее самой, которая впрочем является не чем другим, как этим чем-то, отличным от нее самой. Например, или прежде всего – философией" [13,с.70]. Деррида привел философию в тесное соприкосновение с литературой и литературоведением, это следует поставить ему в заслугу.

Причастность его к литературе наводит на мысль, что он подобно Адорно сводит философию к эстетике. Такое мнение не выдерживает критики. В философском отношении деконструк-тивизм Дерриды шире эстетики, вместе с тем ему органично присуще эстетическое. Показательно в этом смысле отношение его к слову и методу деконструкции. Слово "деконструкция" он считает неудачным, ибо "оно, в первую очередь, некрасиво" [12,с.57]. Перед японским переводчиком Деррида ставит задачу "высказать ту же самую вещь (ту же самую и другую)", "увлечь ее в иное место, написать и переписать ее. В слове, которое оказалось бы и более красивым", создать "шанс поэмы" [12, с. 57]. Вопрошание Дерриды по поводу негативной теологии – не являются ли красота и возвышенное ее важнейшей чертой [13,с.75], в полной мере относится к его собственному философствованию. Ответ должен быть, пожалуй, таким: и да, и нет, но больше да. Скажем, так: в философствовании Дерриды привычная логика опрокидывается и изничтожается, а эстетики явно больше, чем этики.

Деррида находится в таком почтенном философском возрасте, он настолько преуспел, что пора обращаться к этике, этой негласной вершине всякой эффективной философии. Но с этикой у Дерриды большие проблемы. Философ, который призывает скорее нарушать, чем устанавливать правила, по мнению многих, не лучший советчик в этике. Деррида категорически не согласен с умами, видящими в "деконструкции" современную форму аморальности и безнравственности [13,с.32]. Он отмечает возрастание своего интереса к проблемам этики и стремится в этой связи сделать из деконструкции все необходимые выводы. Следует отдать должное последовательности Дерриды – его выводы деконструктивны.

Деррида обращается к анализу концепции ответственности, занимающей центральное место в современной этике. С помощью своего метода Деррида быстро выясняет безответственность ответственности (сплошь и рядом нескромно и невежливо возлагать именно на себя ответственность, тем самым нахально преувеличивая свою значимость) и ответственность не-ответа (безответственности) по уже указанным основаниям [13, с.32-42]. "Так что же делать? Ответить невозможно. Невозможно ответить на вопрос об ответе" [13, с.42]. Остается одно – неустанно проводить деконструкци») и принимать решения "вне правил и воли". Такова этика, настаивающая в конечном счете не на ответственности, а на тайне и страсти, которые вне правил [13, с.46-49].

Деконструктивизм Дерриды одни воспевают, другие презирают. Как бы то ни было, его деконструктивизм – яркое событие философии последней трети XX века. С ним приходится считаться.