Глава 5.  Смерть и возрождение, и смерть при возрождении

Ассасины

Чтобы лучше понять связь между психикой и этими двумя факторами (наркотики и посвящение), а также их отношения между собой, важно иметь натренированное архетипическое воображение. К сожалению, коллективные ценности и рациональные сознательные категории нашей культуры вряд ли могут помочь в этом. Это гораздо сложнее, чем просто избавиться от предрассудков.

Архетипическая фантазия производит столь глубокое впечатление, что категории и предрассудки нашего мышления не способны его подавить, и мы начинаем применять те же категории для описания переживаний, вызванных архетипом. Всякий раз, пытаясь выразить себя, мы вынуждены соотносить себя с культурой, в которой мы живем. Мы предаемся удовольствию лениво блуждать мыслями, пока какое-нибудь событие, мифическое или настоящее, случившееся с туземцами, не впечатлит нас до такой степени, что в глубине нас откликнется аналогичная архетипическая фантазия. Это как, закрыв глаза, слушаешь этническую музыку и уносишься куда-то за ее звуками, что помогает понять церемонию, во время которой играла эта музыка. Понятно, что подача исторической и этнологической информации, не относящейся прямо к контексту обсуждаемого, подобно лишнему блюду будет выглядеть поступком дурным и раздражающим. Нас, аналитиков, часто обвиняют в том, что мы " копаемся» в жизни примитивных народов в поиске полезных для нас элементов вместо того, чтобы углублять свои непосредственные профессиональные знания. Но если нашей целью является прослушать музыкальный отрывок или песню, с закрытыми глазами, чтобы понять, есть ли в нас ощущение охотника, и зажигается ли в нас желание танцевать, то наш подход не столь уж бесполезен. Поскольку мы, например, не антропологи, стремящиеся глубоко понимать древнее сообщество охотников на бизонов, а психологи, исследующие, есть ли в нас самих элементы, общие с теми, что вдохновляли различные народы на охоту. Слушая тот музыкальный отрывок или ту песню, мы надеемся почувствовать в себе древнего первобытного охотника.

В психологии, к сожалению, невозможно строго придерживаться критериев научной объективности, так как психический индивидуум является и объектом наблюдений и наблюдающим субъектом. Самый разумный способ справиться с таким противоречием — это просто принять его. Вот почему самой главной частью обучения аналитика является его собственный личный анализ. Так что, продолжая исследование, мы приносим извинения за любые возможные искажения. допущенные в описании неевропейских культур. Нам бы хотелось предложить для изучения еще одну легенду, которая помимо основной темы употребления наркотиков, рассказывает об образовании эзотерической секты. Допуск в эту секту, тайное общество «Аламут», был исключительно сложным, связанным с самыми удивительными ритуалами посвящения.

Невозможно определить из имеющейся информации, до какой степени история здесь искажена по вине азиатских источников, и насколько по вине европейских. Из доступных работ о секте «Аламут» самая значительная принадлежит Марко Поло. История, которую мы перескажем своими словами, выглядит так:

«У одного сильного человека, известного как „старец с горы", были самые красивые сады, которые только можно было представить. Там текли молочные, медовые и винные ручьи, а на лугах танцевали и пели красивые молодые девушки. Время от времени старец давал таинственный напиток какому-нибудь молодому парню. Тот лишался чувств, и его относили в сад. Пробуждаясь, юноша убеждался, что попал в рай. Затем старец давал выпить эту жидкость снова, и на этот раз забирал юношу во дворец. Проснувшемуся молодому человеку приказывали кого-нибудь убить. Убийцу уверяли, что если он выполнит приказ, его вернут в райский сад старца. Если же он будет убит, его ожидает более или менее та же судьба согласно Корану. Не стоит даже говорить, как умело выполнялись убийства, и долгое время каждый в той местности подчинялся старцу и платил ему дань. »

Членов этой секты называли «гашашин», что означало в арабском языке «люди гашиша» и стало позже произноситься как «ассасин» (убийца). Их террор прекратился, когда их уничтожили татары в середине XIII в.

Эти истории всегда оказывали мощное воздействие на воображение европейцев, а в начале XIX в. они стали объектом серьезного изучения. Французский востоковед Де Саси отождествлял «людей гашиша» с экстремистской шиитской измаилитской сектой, которая после 1000 г. н. э. сражалась как против ортодоксального мусульманства Халифата, так и против крестоносцев, проливая кровь в Персии и Сирии. Секта состояла из небольшого числа членов. Следовательно, она никогда не участвовала в крупных сражениях, но совершенствовала систему политических убийств, которая постепенно сделала ее непобедимой. Слово «убийца-фанатик» (assassin) происходит от «ассасин», арабский корень которого указывает на ритуал употребления гашиша, проводимый чтобы не бояться смерти и не расстраиваться из-за смерти других.

Следует отметить, что различные истории, включая те, что были восстановлены экспертами-востоковедами, достаточно неопределенно называют использованный наркотик — что-то между гашишем и опиумом. Рассказчики этих историй, по-видимому, не особенно интересовались наркотиками, они хотели сохранить неясность изложения, чтобы подчеркнуть эзотерические и мистические моменты, которые наше архетипическое воображение ассоциирует с наркотическими инициациями.

Не доказано, что ассасины ритуально использовали га-шиш перед убийствами, хотя приверженцы данной теории считают это традицией исламской культуры. Некоторые даже полагают, что такую практику возобновили во время войны арабов против французов в Алжире.

Самые последние исследования пролили некоторый свет

на тайны этой секты. Ассасины были тщательно отобранной элитной группой преданных своему делу людей. Группа была исключительно мужской (как и многие тайные общества), с интенсивными мистическими практиками и фанатичной убежденностью в своей правде. Кажется неслучайным, что коллективное европейское воображение определило секту " Аламут", игнорируя всю сложную историческую правду, как прототип криминальной организации, что недвусмысленно отражено на нашем языке. За исключением немецкого языка, основные европейские языки используют слово «ассасин» для обозначения человека, совершающего преднамеренное убийство, хотя в этих языках уже есть другие слова для убийц.

Негативная проекция является самым простым способом обращения с чем-то удручающим и одновременно шокирующим и непознаваемым. Поскольку существует необходимость в осуждении зла, то создается система, позволяющая удержать интерес к таинственному элементу посредством упрощенных суждений, преодолевающих сложность и амбивалентность, с которыми сопряжено все таинственное. Мы всегда так поступаем — стоит только подумать, с какой легкостью мы выражаем свои отрицательные суждения в адрес богатых, сильных, знаменитых людей, хотя не знаем их вовсе. Легко согласиться, что существует потенциальная опасность впасть в предрассудки, выражая свое мнение о наркоманах или террористах. Обе эти группы тесно связаны со смертью, гораздо сильнее, чем средний человек. Часто они — именно те, кто несут смерть (первые — себе, вторые — другим людям). Они действуют так, как будто наделены властью преодолевать табу, что провоцирует скандалы и вызывает тайную зависть.

Слишком мало внимания уделяется тому, что бессознательная зависть, отрицанию которой служат наши примитивные негативные проекции, является не только завистью к возможности употреблять наркотики или стрелять в кого-нибудь, но и завистью к посвященным, к тем, кто в контакте с другим измерением бытия, кому открылась истина или даровано блаженство, недоступное простому среднему человеку. Эта гипотеза помогает нам лучше понять, почему история про «Аламут» с западной точки зрения была пропитана терроризмом и наркотиками. («Аламут», между прочим, означает «гнездо орла», что важно, так как метафоры о полете и высоте часто связаны с посвящением и наркотиками). Благодаря крайне суровому эзотеризму группы, с одной стороны, и ее полному уничтожению татарами, с другой, люди, которые говорили об этой секте в течение нескольких веков были, к сожалению, не ее сторонниками, а только противниками. Враги секты говорили только о ее негативных аспектах, поэтому трудно отличить реальность от моралистических фантазий или теневых проекций говорящего. Из последних исследований и раскопок стало известно, что структура такой секты состояла из самого строгого среди известных религиозного посвящения, а наркотики и терроризм носили лишь вспомогательный характер. Популярные легенды должны быть на доступном для своего времени языке, а поскольку посвящение исчезло на Западе, воображение европейцев застряло на «верхушке айсберга», на самых очевидные явлениях, способных зажечь сильное любопытство — наркотиках и терроризме. Такая ситуация сохраняется и сегодня. Мы немедленно интересуемся материальной активностью тех групп, о которых нам известно слишком мало, но мы не осознаем, что на самом деле именно атмосфера посвящения вызвала наше любопытство к этой группе.

Есть много элементов в Аламутской легенде, которые поражают нас тем, что несут сказочные характеристики вне зависимости от той особой культурной ситуации, в которой

появилась легенда. Короче говоря, они, несомненно, архетипичны. Этими элементами являются старец, оказавшийся мастером злодеяний; суровое неестественное отделение по-свящаемого от внешнего мира; отсутствие независимой воли у посвящаемых в отношении сознательности и морали; недостаток конкретной информации по ритуалам секты — очищения, отречения от мира и других. Кажется, что первая фаза посвящения Аламута, фаза отделения и смерти, была сокращена и спроецирована на тех, кто не являлся членом секты. Таким образом, испытание смертью сохраняется для врага.

Нас поражает аламутское отношение к наркотикам — высокопарное или упрощенное или же абсолютизированное, вытекающее из упрощенной или абсолютизированной идеологии. Убийство внешнего врага могло быть аллегорической бессознательной репрезентацией постепенного растворения начальной идентичности посвящаемого (секта боролась против более ортодоксального исламского мира) вместе с той частью его личности, которая еще не была вовлечена в круг наркопользователей. «Кто-то другой» погибает, но не собственное эго посвящаемого. Процесс аламутского посвящения с повиновением злодейскому мастеру, с явной тенденцией к ограничению, а не обогащению внутреннего опыта, можно отнести к «отрицательному посвящению» (по классификации, приведенной во второй главе).

Однако, в целом у легенды есть смысл предупреждения об опасности, особенно в части процветания секты горделивого старца, сменившегося ее внезапным и полным крахом, как если бы эта история была притчей о смирении гордыни, о безрассудном и несущим зло употреблении наркотиков. Эту историю можно было бы интерпретировать, как предостережение против посвящения, происходящего без смирения сердца и разума, или как предупреждение о наступающем вырождении секты, когда она начинает слишком гордиться своей эзотерической властью. Поскольку в большинстве историй об этой секте делается акцент на ее таинственности, а не на употреблении наркотиков, по-видимому, реальная опасность заключается именно в первом.

Преобладание отрицательных элементов в историях об Аламуте заставляет нас насторожиться, особенно, если считать, что эти рассказы соответствуют исторической реальности. Помимо неясных рассказов о секте, циркулирующих в Средневековой Европе, ученым приходилось до недавнего времени полагаться на записи, сделанные ее противниками, которые после разрушения самой секты также уничтожили все ее документы. Остается вероятность того, что посвящение в секту давало доступ в мир веры и важной эзотерической мудрости. Повод для этих подозрений вырастает из-за того, что по Европе и Среднему Востоку распространялась только отрицательная информация о секте, а ее название стали использовать для обозначения самых худших преступников. У нас нет доказательств (хотя эта тотальная антипатия уже может считаться некоторым доказательством), но судьба Аламутской секты соответствует коллективной тенденции в отношении посвящения к усилению центральных властных структур и к устранению побочных. Чего достигла эта тенденция, так это некритического принятия обществом позиции осуждения инициатических групп, обладающих значительной автономией. Достаточно вспомнить о гонениях на тамплиеров и альбигойцев, проводимых под руководством Церкви.

Естественно, такой морализм наиболее жестоко преследовал группы, уже достигшие более или менее абсолютной автономии с помощью выработки независимого «видения» и идеологии, отделения от окружающего мира, как функционального, так и эзотерического, а также, возможно, посредством создания особой мистической атмосферы через практику измененных состояний сознания (бичевание, наркотики и. т. д. ). Схематическая природа такого моралистического осуждения показывает, что доминирующая культура в Средние века уже была нацелена на устранение эзотеризма и подлинных инициатических движений. Это продолжается до на-ших дней (возможно даже сильнее, учитывая преобладающий коллективный императив рационализма). Поэтому для выражения этих двух явлений остается только негативный путь.

Глава 5.  Смерть и возрождение, и смерть при возрождении