Глава 3.  Архетипические фантазии, лежащие в основе наркозависимости

В этой главе мы попытаемся исследовать истоки современной проблемы наркомании в древней потребности посредством инициации испытать ощущение обновления. Можно ли потребление наркотиков с точки зрения коллективной психологии связать с другими архетипическими потребностями? Например, не может ли это быть появлением коллективной тени — психических элементов, которые были вытеснены в бессознательное коллективной моралью, но которые нельзя устранить полностью из-за того, что они носят архетипический характер?

Отождествление потребления наркотиков с нарушением моральных норм, по-видимому, появилось совсем недавно и продиктовано структурой Западной культуры и ее типичными инфантильными представлениями о трансгрессии. Гораздо полезнее не относиться к данной проблеме только этически, а исследовать с архетипической точки зрения, как внутренние мотивы, так и различные внешние проявления наркомании. Связь между потреблением наркотиков и аморальностью станет сомнительной, если учесть этимологию слов, описывающих данное явление в европейских языках1 (Использованы некоторые толковые словари на английском, французском и итальянском. ).

Прежде всего, следует заметит! ), что при использовании сегодня слова «наркотик» мы подразумеваем не только психоактивное вещество, но и то, что приводит к столкновению с социокультурными ограничениями. Так, алкоголик тоже считается патологически зависимым, хотя сам алкоголь не относится к наркотикам. Английский язык, как и четыре основных латинских языка (итальянский, французский, испанский и португальский), используют слово «drug», наркотик, происходящее от одинаково звучащего корня. В языках германской группы есть также и другие слова («addiction» — зависимость, «craving» — страстное желание, это в английском языке и «Sucht» — страсть, мания, это в немецком языке), которые лучше чем латинские слова («dipendenza» в итальянском) выражают сильную архетипическую связь между наркотиком и человеком. Интересно отметить, что по этимологии названий этих «веществ» они не несут отрицательного значения, лишь «связь» между ними и их потребителями становится со временем все более отрицательной.

Греческое слово «oinos» и латинское «vinum» —оба из одного и того же неиндоевропейекого корня, распространились во всех языках как описательные слова без этической коннотации. В Древней Греции вино часто называли pharmakon» — целительный яд — вкладывая одновременно положительное и отрицательное значение. Термин «алкоголь» происходит из Арабского языка, где «al-kuhl» означает чудесный сухой порошок», он проник в Европу через труды алхимиков (Парацельс использует выражение «alcohol vinb, означающее «экстракт вина»). Отсутствие отрицательного значения в слове «алкоголь» еще более удивительно, так как оно происходит из мусульманской культуры, которая в отличие от нашей собственной, всегда осуждала употребление вина. Таким образом, алкоголь, один из самых неэкзотических наркотиков в нашей культуре, приобрел за века экзотическое (и эзотерическое) название. В последующих главах мы попытаемся понять, почему наркотики почти неизбежно связаны с экзотикой и эзотеризмом.

Термин «наркотик», впервые появившийся в начале торговли специями, происходит из голландского «droog» («сухие вещества»), он не несет отрицательного значения, как и названия многих специфических наркотиков, таких как опиум — от греческого слова «opos», что означает «сок растения».

Термины, обозначающие патологическое пристрастие, несут много отрицательных коннотаций, но только по прошествии времени эти слова стали связывать с самим веществом. Слово «Sucht» произошло от старонемецкого и готского и всегда означало «болезнь». Однако, сегодня оно относится к зависимости вообще. Слово же «наркоман» появляется в Англии где-то в XVI в., оно происходит от латинского «addictus», т. е. «сдавшийся в рабство». Таким образом, слово «зависимость» первоначально означало «отдавать самого себя», но постепенно его значение стали связывать с потреблением наркотиков. Подобная этимологическая эволюция происходила и с глаголом «to crave» («страстно желать»), который пришел из древнескандинавского языка со значением «настоятельно просить или требовать».

Эволюция немецкого термина «Rausch» еще более показательна2(Интересный факт про слово «Rausch»: его антоним «Nuchternheit» (воздержание) подразумевает состояние ясности и прозрачности, фактически происходит от латинского «nocturnus» и, следовательно, - означают темноту и тишину). В XVI столетии этот термин означал «пьянство», и только в последнее время появилась составная форма «Rauschgift» («Gift» значит «яд»), подразумевающая одурманивающее или притупляющее ум и чувства вещество. Термин «притупляющий» появился в латинских языках (он гораздо менее распространен в английском языке) сначала как прилагательное, а позднее —как существительное «притупление». Первоначально у этого термина не было исключительно отрицательного значения. Латинский глагол «stupeo» мог относиться к пассивному состоянию отсутствия, а мог и к чувству восхищения, удивления, чуда.

Таким образом, начинает открываться контур бессознательной коллективной парадигмы или возможной архетипической структуры. С этимологической точки зрения, зависимость» — это явление, связанное не с веществами, а с конечным моральным разложением тех, кто ожидает архетипических, магических, ритуальных и эзотерических результатов от применения этих веществ. Отдавая себя веществу, появившемуся издалека, наркоман ожидает, что оно перенесет его куда-то далеко. Неслучайно, что вещества эти из экзотических стран, сохранивших свои обряды и фольклор, и что у них экзотические названия, даже если их производят повсеместно (например, алкоголь).

В своем вступлении к работе Фрейда «Статьи о кокаине» Джеймс Хиллман ссылается на силу воображения, вызванную «экзотическими» наркотиками: 3(S. Freud. The Cocaine Papers. James Hillman, ed. Vienna: Dunquin Press, 1963. )

«Хотя эти вещества в большинстве своем новые химические соединения, надежды, которые они несут с собой — старые. Все исторические периоды и все культуры свидетельствуют о том, что токсические вещества употреблялись для изменения восприятия и эмоций. Примеры тому — алкоголь на христианском Западе и гашиш — на мусульманском Востоке. Но вещества приобретают особую значимость, когда они не производятся на родине, а доставляются из дальних экзотических стран, как специи с Восточных островов, табак из стран Нового Света, раувольфия из Индии. Кока из Перу подтверждает это наблюдение.

В традиционной символике это представление нашло свое отражение в образе «целебного эликсира» или «травы бессмертия», привезенной из дальних стран. Она имеет странное название, обрабатывается особым способом, связана с ритуалом и обладает мощным воздействием даже в небольших дозах. Она способна оказывать токсическое действие, особенно тогда, когда ее принимают люди неправедные или не готовые к ее употреблению. Положительные эффекты ее действия включают в себя ощущения исцеления, омоложения и облегчения. Эти представления, запечатленные в мифах и обрядах, столь распространены, что мы должны учитывать вероятность „архетипического феномена" » (p. vi).

Приведенный отрывок содержит наблюдения, которые подтверждают гипотезу об архетипической связи между нашими психическими потребностями и нашим бессознательным восхищением миром наркотиков. Наблюдения Хиллмана дают основу и для другой гипотезы о том, что «трава бессмертия», экзотический наркотик, непосредственно связывает нашу бессознательную архетипическую фантазию с процессами посвящения и образованием тайных обществ. Эта гипотеза подтверждается тем, что само вещество, как группа избранных или обряд посвящения, покрываются вуалью тайны, намекающей на возможность достижения бессмертия (духовного) и постижения великой древней мудрости вроде мистической мудрости Востока, откуда это вещество было привезено. В отличие от алкоголя, такого привычного, знакомого и всегда имеющегося в наличии, экзотический наркотик —это метафора мудрости и психического опыта, доступного лишь для немногих избранных.

До сих пор мы концентрировались на самом веществе, а не на процессе формирования зависимости. Чтобы рассмотреть этот процесс, для начала следует его схематизировать, чтобы отделить его психологические стороны от чисто физических. Схема делится на три основных компонента:

1) Формирование физиологической привычки у пользователя (значение этого компонента меняется в зависимости от относительной силы наркотика);

2) Развитие психологической привычки, которая имеет тенденцию трансформироваться в условие для чего-то другого, особенно когда на поведение индивидуума воздействует группа;

3) Наличие парарелигиозного элемента (этот элемент можно назвать «сакральным»), который в отличие от двух других элементов не приобретается и не обусловлен культурой, а является архетипической тенденцией. Этот элемент был бы ответственен за спонтанное возникновение ритуалов и за склонность наркомана к эзотеризму.

Различие между первым и вторым из трех элементов — относительно четкое. В отличие от прошлых времен, сегодня мы знаем, что физиологический элемент в формировании привычки сильно преувеличен, и что всегда возможно разрушить привычку, даже в случае приема «сильных» наркотиков.

Различие между вторым и третьим элементами менее очевидное из-за того, что индивидуум в целом отдает себе отчет во втором элементе (фактор обусловленности средой), но не в третьем (тяга к сакральному). Тот факт, что третий элемент менее всего осознается, объясняет, почему большинство других схем наркозависимости более ограниченные и сконцентрированы только на физических и социальных аспектах. Как видно из неэффективности большинства программ по лечению наркоманов, проблеме зависимости такой ограниченный подход не благоприятствует.

Изредка встречаются наркоманы, которым удалось освободиться от первых двух элементов (грубо говоря, от физической интоксикации и обсессивной патологии), по-видимому, найдя в себе те ценности, которые он раньше искал на стороне. Кажется, что такой человек поменял своё мировоззрение, но если изменений не достаточно, мы часто видим, как он впадает в другую зависимость, либо от нового вещества, либо в форме патологического поведения (фанатичная приверженность религиозной секте, навязчивость в отношении пищи и. т. д. ). Даже членство в обществе Анонимных алкоголиков, безусловно одной из самых эффективных программ борьбы с алкоголизмом, влияет на индивидуума, поощряя некритическое безусловное подчинение обществу типичное для тайных обрядов.

Аналитику (не последователю Юнга тоже), нельзя игнорировать третий элемент в нашей схеме, так как его работа основывается не столько на устранении патологий, сколько на понимании их в более широкой перспективе, с точки зрения бессознательного творческого назначения зависимости. Этот третий элемент — не просто инструмент интерпретаций, а вполне ощутимая реальность. Иногда наркозависимость может быть порождением исключительно третьего элемента, а доля участия первых двух малая либо вообще никакая. Примером служит фрейдовская «зависимость» от кокаина. Хиллман пишет: «Фрейд никогда не был в зависимости от кокаина как наркотика, скорее в этот период он был под влиянием архетипического фактора, констеллированного наркотиком»4(Там же, vii. ).

Впоследствии факты доказывали, что Фрейд не пытался выразить свои бессознательные аспекты через особенные ощущения, вызванные кокаином, а делал это ради науки — своих психологических изысканий — научная правда была фактически тем «сакральным» элементом, который он искал. Если нужен пример более близкий к нашему времени, достаточно поинтересоваться, сколько молодых людей за последние двадцать лет обращались к галлюциногенам ради удовольствия, а сколько искали парарелигиозных переживаний. К счастью для них, эти вещества, вызывающие скорее «метафизические», чем необычные физические ощущения, редко приводят к формированию зависимости.

Чтобы исследовать этот третий элемент в более практическом плане, мы позднее рассмотрим случай пациента, который действительно основывал свою собственную зависимость на магических религиозных ритуалах, чтобы вернуть себе ощущение воображаемого мира, однажды пережитого в детстве. Необычно в этой истории то, что он сам открыл способ применения наркотиков без какой-либо помощи или подсказок из его окружения. Он постепенно выстраивал серию ритуалов, аналогичных ритуалам примитивных культур, о которых он ничего не знал. Это приводит нас к Гипотезе, что тенденция употреблять наркотики не столь тесно связана с влиянием специфического окружения, как происходит из «области» бессознательного, откуда могут возникать автономные реальности, независимо от сознания, личной истории или культуры.