Без объявл. 2 страница

Подлинным основателем кинической школы был Анти-сфен Афинский (ок. 445—360 гг. до н. э. ). Система создан­ной им философии настолько органично воплотилась в его личности, поведении и поступках, что Антисфен и кинизм

не мыслятся оторванными друг от друга. Эту особенность древних мудрецов, основателей новых философских на­правлений, имел в виду Маркс, говоря, что «личности, не­отделимые от их системы, были историческими лицами... Таковы были Аристипп, Антисфен, софисты и другие»⁴.

О жизни Антисфена сохранились крайне скудные сведе­ния. Сын свободного афинянина и фракийской рабыни (-Диог. Лаэрт., VI, 1; II, 31), Антисфен еще по солоновским законам считался неполноправным, незаконнорожденным (нофом). Большую часть жизни провел в крайней нужде, участвовал в Пелопоннесской войне. Отсутствие граждан­ских прав нисколько не удручало философа, и он смеялся над афинянами, кичившимися своей автохтонностью. «Они по своему происхождению ничуть не благороднее саранчи и улиток», — говорил он. Антисфен зло издевался над мнимым демократизмом и разумностью афинского народного собра­ния, предлагая принять там постановление (псефисму), по которому осел должен впредь именоваться конем (Диог. Ла­эрт., VI, 8; Афиней, V, 220с). Он не видел разницы между рабами и свободными, выступал с критикой деятелей афин­ской демократии, переживавшей в то время глубокий кризис.

Антисфен был старше своих современников Платона, Ксенофонта, Исократа. Платон иронизировал над тем, что Антисфен на старости лет занялся науками и называл его «позднеучкой» (opsimathü s) (Софист, 251В). Сначала Анти­сфен учился у Горгия, оказавшего влияние на стиль его первых сочинений, и познакомился со многими видными софистами — Продиком, Гиппием, Каллием, внесшими свой вклад в формирование его философских взглядов. Сле­ды влияния риторики и софистов обнаруживаются, в част­ности, в двух ранних декламациях — «Аякс» и «Одиссей». Антисфен был весьма образованным и плодовитым писате­лем, оставившим десять томов (Диог. Лаэрт., VI, 15—18) сочинений философских и риторических⁵.

К Сократу Антисфен пришел, покоренный его внешней простотой, бедностью и прославленной мудростью, казалось бы все подвергавшей сомнению. Сблизившись с Сократом в последние годы его жизни, Антисфен показал себя верным

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 40, с. 135; ср.: Белин­ский В. Г. Поли. собр. соч., т. 6, с. 383.

Мрачный насмешник, скептик Тимон из Флиунта (III — II вв. до н. э. ), потешавшийся над любыми убеждениями, в своих «Силлах» назы­вает Антисфена «говорящим на любую тему болтуном» (Тимон, фргм. 37; ср.: Диог. Лаэрт., VI, 18)

 

другом старого учителя и присутствовал при его последних минутах (Платон. Федон, 59В).

До своего знакомства с Сократом Антисфен уже был из­вестен как оратор и учитель философии. После казни Сокра­та он вновь выступает самостоятельно и проповедует свою собственную философию в открытой им школе в Киносарге. Идеи кинизма вскоре распространились по всей Греции, при­влекая к себе всех «униженных и оскорбленных». Антисфен окончательно порывает со своими былыми наставниками и товарищами — сократиками. Он нападает на софиста Горгия (Афиней, 220), на теорию идей Платона (Диог. Лаэрт., III, 35 и др. ), критикует знаменитого оратора и реакционного политика Исократа. Нет ничего удивительного в том, что и Антисфен стал объектом самой жесткой критики со стороны признанных «властителей дум».

Среди 74 произведений Антисфена мы найдем трактаты и диалоги риторические, натурфилософские, логические, эк­зегетические и другие, в которых излагались разные стороны нового учения и критиковались его противники. Так, в «Ге­ракле» рисуется образ идеального киника и аллегорически объясняются его подвиги во имя человечества. Аллегориче­ски толкует Антисфен и другие мифы (Киклоп, Кирка). В диалогах основателя кинизма участвуют не аристократы и интеллектуальная элита, как в диалогах Платона, а простые ремесленники и бедняки. Плохая сохранность сочинений Ан­тисфена, вероятно, во многом объясняется их экстремист­ским содержанием. Произведения, «подрывающие основы», попросту уничтожались, и многие из них уже в древности были неизвестны. Трудно в ином случае объяснить, каким образом Цицерон мог сказать об Антисфене: «Человек скорее остроумный, чем образованный». Но такой строгий и при­страстный судья, как Гегель, не мог не признать, что Анти­сфен «в высшей степени образованный и серьезный человек» (Гегель Г. В. Соч., т. 10, с. 141). Труды Антисфена обнару­живают знакомство не только с софистами и с учением Со­крата, но и с учениями Гераклита и элеатов.

По словам Диокла (Диог. Лаэрт., VI, 13, 22—23), Ан­тисфен первым сделал внешними признаками своей школы будничный облик (schema) человека физического труда, раба и бедняка, — короткий рабочий плащ, надеваемый на голое тело (tribö n), нищенская котомка (рёга) и посох странника, изгоя и бродяги (bactrü n). Эти детали стали приметами, атрибутами, эмблемой кинического философа. Чтобы быть ближе к природе, киники не стриглись, не

брились, ходили босиком. Однако не внешность, не «образ жизни» отличает кинизм Антисфена. В его лице новая шко­ла нашла своего схоларха, архегета и главного теоретика. Теории и знания, оторванные от жизни, чисто спекулятив­ную философию он не признавал. Нужно «доказывать не словами, а делом» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе, IV, 4). Добродетель нуждается не в многословии, а в делах и «сократовской силе» (Диог. Лаэрт., VI, 11).

Учеником и продолжателем Антисфена источники назы­вают Диогена Синопского. Кроме того, Аристотель упоми­нает каких-то «антисфеновцев» (antistheneioi). Буржуазные ученые, отрывающие Антисфена от кинизма и Диогена от Антисфена (Дадли, Сейер), говорят о существовании ка­кой-то особой, некинической секты, основанной Антисфе-ном. Но науке не известно ни одно конкретное имя «антисфеновца», кроме прославившихся своей необычно­стью киников. Кто же в таком случае эти загадочные «ан-тисфеновцы»? Мне кажется правдоподобным лишь одно объяснение: антисфеновцами Аристотель называл тех кини­ков, которые восприняли только теоретические положения Антисфена, но отвергли внешний («собачий») образ жизни кинических проповедников.

Имя Диогена Синопского (ок. 412—323 гг. до н. э. ) получило несравненно большую известность, чем имя его учителя. Популярность Диогена основана на его свободо­мыслии и непреклонном правдолюбии, несгибаемой воле, грубом и едком остроумии, аскетической жизни, вокруг которых в народе слагались мудрые легенды и анекдоты.

Еще в древности Диоген почти превратился в фигуру из мифологии, «небесную собаку». Многовековая традиция, накапливая вокруг его имени хрии, апофтегмы, меткие слова, побасенки, превратила его в народного героя, фоль­клорного мудреца, правдоискателя и пророка, который, не­смотря на свою бедность и бесправность, бесстрашно броса­ет в лицо сильных мира слова протеста и осуждения. На протяжении столетий образ Диогена настолько стал леген­дарным, что из груды апокрифов трудно извлечь достовер­ное. Источники порой полны неразрешимых противоречий. Так, например, мы находим в них пять (! ) версий обстоя­тельств смерти мудреца.

Диоген — излюбленный герой кинических и ряда стои­ческих писателей, для которых он «патрон» и «святой», наподобие Геракла. Эти философы нередко приписывали ему слова и поступки, которые были им желательны, но

 

вряд ли были произнесены или совершены в действитель­ности. Таким образом, облик Диогена менялся со време­нем, отражая в себе исторические и классовые сдвиги, обрастая различными домыслами. В обширном «жизнеопи­сании Диогена» у Диогена Лаэртского неразборчиво смеша­но легендарное и историческое, апологетическое и враждебное. Дион Хрисостом в серии так называемых «дио-геновских речей» (VI, VIII, IX, X) представляет образ иде­ального киника. Максим Тирский, Эпиктет и Юлиан дают свои варианты кинизма и образа Диогена.

Диоген родился в богатом портовом городе на южном берегу Черного моря, в Синопе, старой милетской колонии, известной своим флотом, ремеслом и торговлей. Его отец был человеком состоятельным, выполнявшим какие-то фи­нансовые функции. Предание говорит, что он вместе с от­цом участвовал в фабрикации фальшивых монет и поэтому был вынужден уйти в изгнание (Диог. Лаэрт., VI, 20; 56). Уход Диогена из родного города, по каким бы причинам он ни произошел, не может запятнать его как философа, ибо это случилось до того, как он надел плащ киника. Изгна­ние для Диогена, как свидетельствуют источники, не было злом: благодаря ему он стал философом (Диог. Лаэрт., VI, 49; Стобей. Антолог., II, 40, 9 и др. ). Апологетическая киникостоическая традиция связывает рассказы о занятиях Диогена «перечеканкой монет» с якобы полученным им от дельфийского оракула наставлением: «paracharaxon to nomisma», которое он понял сначала буквально, а затем в переносном смысле⁶ (Диог. Лаэрт., VI, 71; Максим Тирск., 35, 5; 6; Юлиан, VI, 188). Таким образом, полу­чается, что история о фабрикации фальшивых монет могла быть сочинена в порядке осмысления оракула.

Изгнанный из Синопы Диоген прибыл в Афины вместе со своим рабом по имени Манес, которого он вскоре отпу­стил. Дату приезда точно установить невозможно. Может быть, это произошло в 390—385 гг. до н. э. В Афинах Диоген познакомился с Антисфеном и стал его учеником. Принципы кинизма Диоген претворял в жизнь с неукосни­тельной последовательностью, в чем даже превзошел своего учителя, которого называл «трубой, не слышащей собствен­ного звука» (Дион Хрис., VIII, 275), ибо считал, что тот отступает иногда от собственных правил. Своим крайним

б

Буквальное значение оракула: «Перечеканивай монету», — но сло­во nomisma имело также значение «закон», «обычай», «установления».

аскетизмом и эксцентричными выходками Диоген превзо­шел всех известных мудрецов и получил прозвище «безум­ствующего Сократа» (Диог. Лаэрт., VI, 54). Он пользовался огромной популярностью в Греции, и его звали просто субп (собака).

Жизнь сталкивала Диогена со многими прославленными людьми его времени — Платоном, Аристиппом, Демосфе­ном, Филиппом, Александром, Евклидом и др. Не все под­робности этих встреч достоверны, иной раз они обязаны легенде, творимой о Диогене киниками и стоиками. Во всех этих встречах Диоген демонстрирует свое духовное превос­ходство и мужество. Беднякам и бесправным, конечно, им­понировали рассказы, где нищий мудрец остроумно и зло высмеивал власть и богатство. Диоген, как и Антисфен, критиковал Платона и его учение. У Платона он ценил только «золотой язык» его диалогов.

После долгого пребывания в Афинах Диоген странство­вал по Элладе как бродячий проповедник. В одном из пла­ваний он попал в руки пиратов и был продан в рабство богатому коринфянину Ксениаду, который сделал его на­ставником своих детей (Диог. Лаэрт., VI, 30—31). В Ко­ринфе произошла знаменитая встреча Диогена и Алексан­дра Македонского. Изложенный период биографии Диогена также нельзя считать безоговорочно достоверным. Предпо­лагают, что весь эпизод продажи в рабство сочинен в III в. до н. э. киником Мениппом для того, чтобы продемонстри­ровать величие духа и внутреннюю свободу Диогена в экс­тремальных ситуациях. Этот эпизод составил содержание сочинения Мениппа «Продажа Диогена» («Diogenous prä sis»). Однако у нас нет достаточных основании доверить­ся гиперкритике и исключить из жизни Диогена такие со­бытия, как его продажа в рабство, пребывание в Коринфе, воспитание сыновей Ксениада, встреча с Александром Ма­кедонским, несмотря на всю анекдотичность и противоре­чивость этих рассказов.

Умер Диоген в глубокой старости. О месте и обстоятель­ствах его смерти трудно сказать что-либо определенное. Слишком большое разнообразие деталей смерти философа, передаваемых традицией, внушает мысль, что он умер про­сто от старости, забытый всеми. Диоген Лаэртский расска­зывает, что умер он девяностолетним стариком в Коринфе и был похоронен у Истмийских ворот, где жители постави­ли ему памятник из паросского мрамора, представляющий колонну, на вершине которой стояла фигура соба-

 

г

ки (VI, 76). Этот памятник «Собака» видел еще Павсаний во II в. н. э. (Описание Эллады, II, 2, 4).

Предание создало из Диогена образ идеального киника. В характере его немало противоречивого. Он изображается то терпеливым воспитателем и общительным человеком, то одиноким и неуживчивым, от которого сбежал раб. Большая часть биографии Диогена Синопского у Диогена Лаэртского посвящена описанию аскетических причуд философа, вроде обнимания статуй зимой и зарывания в горячий песок ле­том (VI, 23—34), его крепким остротам и метким словам. Тем не менее в линии поведения Диогена можно обнаружить настойчивую и продуманную тенденцию — осознанное стремление эпатировать афинское мещанство, показать на своем примере, как нужно презирать все общепризнанные ценности. Бунт Диогена, его свободомыслие и презрение к условностям не только создавали почву для возникновения анекдотов и легенд, но и рождали друзей и врагов. Не зря Дион Хрисостом писал о Диогене: «Некоторые восхищались им, как мудрейшим человеком на свете, другие называли его безумцем» (IX, 8). Наиболее распространенными жанрами «апокрифической» литературы о Диогене были так называе­мые хрии и апофтегмы, коротко рассказывающие об уди-вительцых поступках и примечательных высказываниях мудреца. Киник Метрокл подготовил целый сборник хрий о Диогене (Диог. Лаэрт., VI, 41). К числу наиболее популяр­ных рассказов о Диогене принадлежат истории, как он жил в огромном глиняном пифосе, встречался с Александром, ис­кал днем с фонарем «честного человека», обходился без по­суды и др. Все эти эпизоды наглядно демонстрировали и пропагандировали лозунги кинической философии.

Киники прекрасно понимали силу слова и потому не могли пройти мимо такого могучего средства воспитания, как литература. Отсюда их частое обращение к Гомеру и трагикам. Не только Антисфен, но и Диоген занимался литературным трудом. Называют 21 сочинение Диогена, среди которых 14 диалогов и 7 «трагедий для чтения» (Диог. Лаэрт., VI, 80). «Государство» Диогена уже в древ­ности ставили в один ряд с одноименными трудами Плато­на и Зенона (Плутарх. Ликург, 31). Содержание диалогов и трагедий Диогена касалось различных этических проблем в духе кинической «перечеканки ценностей», в них содер­жались нападки на все институты рабовладельческой де­мократии, на ее культуру, на формы брака и семьи. В речах, полных народной мудрости и остроумия, афоризмов

и притч, украшенных множеством метафор и сравнений, изобилующих аналогиями из области быта варварских на­родов и жизни животных, аллегорическими толкованиями мифов, Диоген утверждал кинические идеалы.

Диоген усилил элементы радикализма и аскетизма, имевшиеся в доктрине Антисфена. В области политики он ввел понятие космополитизма, проповедовал общность жен и детей, отрицал необходимость семьи и брака (Диог. Лаэрт., VI, 63; 54). Сведя свои потребности к минимуму, Диоген воплощал в жизнь требования кинической автар­кии, «самодовления», независимости. Прямолинейно при­меняя аптитезу «природа—закон», презирая условности, порой доходил до крайностей в своем намеренном, эпати­рующем бесстыдстве (Диог. Лаэрт., VI, 49; 69 и др. ).

Все, что нам известно о Диогене, о его теоретических взглядах и линии поведения, в котором подчас были эле­менты действительно «циничного», позволяет сделать вы­вод, что наряду с элементами идеологии рабов он представлял в кинизме и люмпен-пролетарское направле­ние, связанное с массовым разорением свободных тружени­ков. Этому способствовало его положение изгнанника, часто вынужденного жить на подаяния, тем более что пла­ты за обучение он не брал. Диоген жил, как он сам гово­рил, «без родины и дома, изгнанный из города своих отцов, бродяга-нищий, живущий лишь настоящим днем» (Диог. Лаэрт., VI, 38; Гномолог. Ватик., 201).

В последующие века передовые мыслители воспринима­ли Диогена как идеального мудреца, безгранично свободно­го и независимого, разящего смехом социальную несправедливость (Рабле, Дидро). Диоген имел много уче­ников; некоторые из них были рабами и бедняками, при­шедшими к нему из дальних краев. Особую известность получили Кратет Фиванский, Онесикрит из Астипалеи, Филиск с Эгины, Моним Сиракузский, Гегесий из Синопы, Метрокл, Гиппархия и др.

Акме Кратета из Фив падает на 328—325 гг. до н. э., когда Диоген был уже глубоким стариком. Кратет сначала учился у ахейца Брисона, потом — у мегарца Стильпона, а затем увлекся кинизмом, обретя окончательно свое фило­софское лицо, «частью учась у Диогена, частью благодаря своим собственным размышлениям» (Апулей. Флори­ды, 14). При жизни Кратета агония полисной системы до­стигла своего апогея. Притязания Филиппа и Александра Македонских на гегемонию в Греции и на мировое господ-

 

ство, кровопролитные войны, уничтожение родного горо­да (335 г. ) — все это пришлось пережить Кратету. После разрушения Фив ландскнехтами Александра Македонского Кратет переселился в Афины.

Кратет был родом из богатой аристократической семьи, но под влиянием кинического учения порвал со своей сре­дой, раздал свое немалое состояние и променял жизнь бо­гача на посох и нищенскую суму киника. Рассказывают, что он много бродил по свету, на ночь забираясь в храмы или в бани. Кратет постоянно «упражнялся» в добродетели, считая господствующие взгляды «дымом, чадом» (thyphos), он был непримирим к своим идейным противникам и вы­ступал против идеализма мегариков.

Кинизм под влиянием мягкого и доброго характера Кра-тета приобрел более гуманный, компромиссный, «гедони­стический» характер. В нем громко зазвучала «любовь к человеку» (philanthropia). Кратет пользовался всеобщей любовью. В любом доме, даже незваный, он был желанным и дорогим гостем. В народе его называли «открывателем всех дверей», «добрым демоном». Греки писали на дверях своих домов: «Здесь вход для доброго гения Кратета». Кра­тет вел жизнь бедняка и воспринимал бедность как благо. «Я гражданин темноты и бедности, они неприступны для судьбы», — говорил он о себе (Диог. Лаэрт., VI, 93).

Смягченный кратетовский вариант кинизма вносит но­вую черту в эту философию, отражая изменившиеся исто­рические условия и представляя в ней определенный соци­альный слой. Если Антисфен выражал главным образом идеологию рабов и неполноправных, а Диоген — мировосп­риятие рабов и разоренных войной масс, люмпен-пролетар­ского «дна», то Кратет представлял идеологию обедневшего трудящегося населения, пауперизованного в результате дли­тельных войн диадохов, но еще сохранившего небольшую частную собственность, мелких производителей — бедных аттических и беотийских крестьян и свободных ремесленни­ков. Идеал этого сословия — средний достаток, нравствен­ная жизнь на основе свободного труда. Отсюда — кратетов-ская модель кинизма.

Кратет сыграл большую роль в становлении кинической литературы, он был поэтом большого и своеобразного даро­вания. Он писал стихи морально-сатирического содержания (paignia), пародийные эпические поэмы и трагедии, элегии, ямбы. Поэзия Кратета, как бы ни были скудны ее остатки, многогранна, и в какие бы виды и жанры она ни претворя-

лась, ее кинические идейно-эстетические принципы остава­лись незыблемыми. Уже в самой многогранности и разно­образии родов и жанров претворяются эти принципы. Лирический герой всех фрагментов — киник, проповедую­щий преимущества бедности и непритязательности, воспе­вающий нищенскую котомку и плащ философа, зовущий к нравственному совершенству и проклинающий уродство бо­гачей, прославляющий утопический «кинический рай», не­приступный для порока и житейских горестей. Отражает ли эта поэзия настроения бедноты, зовет ли к бунту? Ответ не может быть однозначным. Конечно, киник кратетовского типа, внушая людям идею превосходства бедности, звал к бедности, а не к богатству, но звал всех, что практически было равнозначно призыву к богатым раздать свое имуще­ство, как это сделал в свое время сам Кратет, и жить одной жизнью с народом, иными словами, то было замаскирован­ное политически актуальное и популярное требование пе­редела имущества. Все это означало осуждение имущих, переоценку общепринятых ценностей, а не банальный кон­формизм, свойственный официальной идеологии. Нена­висть к праздности и богатству, жажда свободы и справедливости составляют пафос поэзии Кратета.

У Кратета было много друзей и учеников. Среди них — Метрокл из Маронеи, благодаря которому Кратет позна­комился с его сестрой Гиппархией, ставшей впоследствии женой философа. Гиппархия происходила из богатой и знат­ной семьи, но из любви к Кратету и его идеалам она вопре­ки воле родителей бросила все и избрала нелегкую долю жены бродячего проповедника и аскета⁷. Связав судьбу с Кратетом, она вступила в конфликт не только со своими родителями, но и с вековыми «домостроевскими» устоями.

Киники стояли также за эмансипацию женщин, за их равенство с мужчинами. Брак Кратета и Гиппархии — рав­ноправный, добровольный брак по любви, брак единомыш­ленников — был по форме и содержанию протестом против семейных устоев рабовладельческого общества. Понятно, что враги стали распространять сенсационно-грязные анек­доты и сплетни о их мнимом бесстыдстве, о «собачьей свадьбе» в Пестром портике и т. п. К сожалению, без по­шляков не обходилась даже античность.

Трогательной любви Кратета и Гиппархии посвятил эпистолярный роман один из крупнейших немецких писателей XVIII в. Христоф Мартин

Виланд.

 

Брат Гиппархии Метрокл и сын Онесикрита, известного офицера флота Александра Македонского, Филиск были восторженными почитателями Диогена и создавали попу­лярную киническую литературу — сочиняли хрии, диало­ги, трагедии в духе Диогена. Филиску приписывались трагедии, созданные его учителем, и в частности преслову­тые «Фиест» и «Эдип», пародировавшие творчество знаме­нитых трагиков.

Моним из Сиракуз, раб одного коринфского банкира, стал верным последователем Диогена и Кратета. Рассказы­вают, что его прогнал хозяин, когда тот, наслушавшись кинической пропаганды, выбрасывал из окна господские деньги (Диог. Лаэрт., VI, 82). Подобно Кратету, этот фи­лософ писал шутливые и сатирические стихи (пэгнии), в которых нашел воплощение ставший впоследствии ведущим принцип «серьезно-смешного» (spoudogeloion).

Киническая философия в эллинистический период (III— I вв. до н. э. ) представлена людьми, которые уже не были непосредственными учениками основателей древнего, ради­кального кинизма Антисфена и Диогена. Новое поколение киников узнавало об идеях основоположников главным об­разом из их уцелевших произведений. Однако никакая цен­зура не могла воспрепятствовать распространению идей этой самой демократической философии древности. К III в. до н. э. кинизм стал одним из популярных учений, а киники — обычным явлением в греческих городах и поселениях. Кини­ческая критика существующего строя, презрение к благам перезревшей цивилизации, мысли о превосходстве бедняков над богачами захватили своим демократизмом многих про­грессивных людей этого времени. Заметные уже у Кратета элементы компромисса под влиянием новых условий разрос­лись, смягчив первоначальный ригоризм, отталкивавший многих своими максималистскими требованиями к человеку. В компромиссном характере эллинистического кинизма от­разились крайняя усталость народных масс от непрерывных войн, переворотов, междоусобиц, бесплодных восстаний и желание вкусить наконец плоды прочного и длительного ми­ра. Апатия и деморализация распространились в народе.

В эпоху эллинизма определяющими формами киниче­ской агитации стали новые литературные жанры, культиви­руемые писателями кинической школы. Среди них наиболее колоритным был Бион Борисфенит (III в. до н. э. ), созда­тель основного кинического жанра — диатрибы, которому была суждена долгая жизнь. Сын мелкого торговца рыбой и

гетеры, Бион был продан в рабство некоему ритору, оста­вившему способному юноше большое наследство. Это дало ему возможность отправиться в Афины и получить там фи­лософское образование. Он изучал теорию академиков, пе­рипатетиков, киренаиков, но сблизился с киниками и начал вести жизнь бродячего проповедника и часто со своими ди­атрибами обращался к низам — морякам, гетерам, рабам, ремесленникам.

Если в области философии Бион мало оригинален и вы­ступает в роли смягчителя древнего кинического морального ригоризма и политического радикализма, советуя «ставить паруса по ветру», то в литературной сфере он выступает как самобытный творец, противопоставляющий себя всем при­знанным эстетическим нормам. Излюбленный прием био-новской сатиры — пародия, в которой широко использова­лись гомеровские поэтизмы, шутливые неологизмы и даже бранные выражения и просторечия, типичные метаформы, фольклорные мотивы и приемы. Эратосфен сказал о Бионе, что он одел философию в пестрое платье гетеры (Диог. Лаэрт., IV, 52; Страбон, I, 2, 2). Об искусстве Биона, «смеясь, говорить правду» (ridenter dicere verum) упоминает Гораций (Послания, II, 2, 60), испытавший на себе влияние бионовской сатиры. Диатриба — нечто среднее между до­кладом и диалогом, популярная проповедь на моральную тему, преподносившая кинические идеи в доступной и увле­кательной форме. Темы бионовской диатрибы — богатство, бедность, изгнание, жизнь и смерть, добродетель, государст­во, религия и т. п. Кратет и Бион окончательно сформули­ровали отличительные черты кинической литературы — ан-тиконвенционалистская морализация, персональная сатира, беспощадная и откровенная полемика с противниками, па­родия, смелое словотворчество, игра слов, народная (неред­ко грубая) речь, перелицовка традиционных приемов и форм, нарушение канонов, жанровое разнообразие и т. п.

Линию Биона продолжал Телет из Мегар (акме ок. 240 г. до н. э. ), чьи сохранившиеся фрагменты диатриб дают возможность составить довольно отчетливое представ­ление о творчестве Биона, так как в них часто широко цитируются Диоген, Бион и другие киники. В них можно встретить также строчки из Гомера, Софокла, Еврипида, Феогнида, Филемона и других поэтов, которых он хорошо знал (известно, что Телет был школьным учителем). Поли­тический компромисс получил в философии Телега даль­нейшее развитие. Он учил не пытаться изменять ход

 

событий, мужественно переносить удары судьбы, не желать того, чего нет, и не отчаиваться. Эти наставления сближа­ли кинизм со стоицизмом.

Из круга Кратета вышел один из наиболее самобытных сатириков эпохи эллинизма — Менипп из Годар (сер. III в. до н. э. ), творец «кинической» или «менипповой сатиры», в которой он органически соединил прозаическую диатрибу и поэзию киников. К сожалению, судить о твор­честве Мениппа можно почти только на основании антич­ных свидетельств и подражаний (Варрон, Лукиан).

Раб по рождению, Менипп хорошо знал, чем живет на­род. В Фивах, куда его забрасывает судьба, он знакомится с Метроклом и, возможно, с Кратетом, приобщившими его к кинизму. Менипп становится одним из самых известных его пропагандистов. Лукиан ставит его рядом с Антисфе-ном, Диогеном и Кратетом (Беглые рабы, 11). Часть своей жизни Менипп провел в Афинах. Есть основания предпола­гать, что он покончил с собой.

Плодовитая писательская деятельность Мениппа остави­ла заметный след в истории и вызвала многочисленные подражания. В своих произведениях он охотно прибегал к формам «путешествия в подземное царство», симпосия, фиктивных писем от имени богов, к фантастическим сюже­там, когда действие свободно перемещается в пространстве и во времени, к полемике с идейными противниками. На­родная сатира Мениппа отличалась драматизмом построе­ния, демократичностью языка, юмором, серьезным философским содержанием, облеченным в шуточную фор­му, использованием фольклорных мотивов, соединением прозы и стихов, в котором стихи служат естественным про­должением прозаического текста, а не являются иллюстра­тивными цитатами. В традиционно «серьезные» формы — диалог и письмо — он внес элементы смеха, острословия, пересыпал их стихами. За редкое умение говорить о серь­езном легко и смешно Менипп получил эпитет «серьезно-смешной» (spoudogeloios) (Страбон, XVI, 2, 29).

Герои произведений Мениппа — раб, бедняк, киниче-ский мудрец. Писатель глумится над ходячей моралью, по­казывает никчемность земных благ, призывает ни к чему не привязываться. Знаменитый римский стоик, «философ на троне» Марк Аврелий называл Мениппа среди тех, кто высмеивал «скоропреходящую и эфемерную жизнь людей» (Наедине с собой, VI, 47, 4). Точную и меткую характери­стику Мениппа дает Лукиан в «Дважды обвиненном».

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: