Все тайное становится явным

 

У короткого ума — длинный язык.

Аристофан

 

Доктор Месмер знал, что святой престол нуждается в силе, с помощью которой околоцерковные ордена, призванные пропагандировать веру, могли бы насильно вбивать ее в головы, разжигать экзальтацию впечатлительной паствы. Месмер предлагает кандидатам богословия читать лекции о животном магнетизме, чтобы вернуть церкви могущество. Бенедиктинцы, госпитальеры и тамплиеры, картезианцы и бернардинцы, франсисканцы и «псы Господа», монашеский орден святого Доминика — все не прочь воспользоваться услугами Месмера. Однако, будучи франкмасоном, Месмер не торопится делиться секретами своего влияния, предпочитая общение со своими братьями. Кстати, Гайдн лишь в 1785 году вступил в масонскую ложу, намного позже, чем его друг Месмер.

«Тень и молчание — любимые прибежища истины», — говаривал Луи Клод де Сент-Мартен. Из средств сохранения тайны секретность стала целью, повальной манией. Принадлежность к масонам диктовала Месмеру эзотерический способ общения. Свои идеи он излагал в записках[43], которые выходили минимальным тиражом и не продавались, а распространялись среди избранных учеников. Записки чаще всего писал Бергасс, поскольку французский Месмера оставлял желать лучшего. Некоторые подробности теории Месмером были переданы, но лишь четырем тайным «Обществам Вселенской гармонии», или кратко — Гармоническим. Одно из них, основанное Месмером в 1787 году, располагалось в Париже, другое — в столице Эльзаса — Страсбурге. Его основал ученик Месмера, маркиз Пюисегюр, открывший магнетический сомнамбулизм. Третье общество находилось в Сан-Доминго, четвертое — на о-ве Мальта. Последнее состояло из членов ордена св. Иоанна Иерусалимского. Этим обществам он был готов объяснить подробности своей теории: о «течении» входящем и исходящем, о полюсах, которые составляют их сущность. Месмер много говорил о «течениях», но так невразумительно, что трудно было постичь, что же он имеет в виду. Впоследствии Общества с разрешения Гроссмейстера трактовали теорию «животного магнетизма» и уже писали в своих сочинениях об этом «истечении» как о вещи всем известной и объяснять которую с особой тщательностью нет никакой надобности.

Каждый слушатель месмеровских курсов, даже если он был врачом, подвергался строгому экзамену. Кроме того, он должен был представить поручительство относительно своей нравственности. Ученики давали письменное обязательство держать в тайне секреты животного магнетизма и ни под каким предлогом не разглашать сообщенные им сведения. Однако некоторые слушатели слова не сдержали, и Месмеру пришлось дезавуировать их сообщения.

В 1785 году в Париже появились три статьи, авторы которых обнародовали тайную систему Месмера. Первая публикация принадлежала ученику Деслона, лейб-медику старшего брата Людовика XVI Коле де Воморолю. Это были записанные автором наставления Месмера, как он их преподавал в Обществе гармонии. Основные положения были представлены в 344 тезисах под названием «Размышления о животном магнетизме».

4 января 1785 года в письме Месмера к издателю парижского журнала, в котором появились его афоризмы, говорится, что в них вкрались погрешности. Он добавляет, что это сочинение неточно передает его мысли, более того, искажает их. И посему он не признает этот текст и, если кто-то надумает им руководствоваться, не отвечает за последствия. Далее он говорит: «Ученик меня предал и брошенные мною бумаги без дозволения обнародовал, во зло употребил. Техника применения животного магнетизма выдумана».

Один из знатоков и поклонников учения Месмера подтверждает его обвинения. Он пишет в этом же журнале, что опубликованное сочинение вздорно и противоречит всем законам физики. Он предостерегает читателей от чтения этого бессмысленного сочинения, наносящего ущерб авторитету Месмера.

Вторая статья принадлежит перу доктора медицинских наук Доллета, она называется «Теоретическое и практическое сочинение о животном магнетизме». В ней говорится, что сочинитель жил некоторое время в Париже и выведал месмеровский метод, ныне же сам магнетизирует. Во введении автор говорит, что есть такие экстремальные случаи, когда можно нарушить обещание. В его случае — это данное Месмеру слово не разглашать метод животного магнетизма.

«Месмер вверил мне свое открытие, — пишет Доллет, — при условии что я буду хранить его в тайне; я дал ему слово, теперь его нарушаю и этим горжусь. Тайна либо полезна человечеству, либо обман. В обоих случаях для блага общества необходимо быть искренним и либо вручить миру целебное средство, которое Месмер прячет, либо оградить мир от него и от тех шарлатанов, которые им пользуют больных, не имея о нем истинного представления. Месмер не в состоянии один донести столь великое средство до всех людей». Далее он сообщает, что Деслон также не желает передавать метод в руки всех врачей и своим ученикам запретил обнародование этой тайны. Оправдывая свою публикацию, Доллет резонно спрашивает: «Если человек не может заплатить 100 луидоров за лекции Месмера, то почему он должен страдать от непросвещенной медицины? Притом что метод животного магнетизма столь легкий и простой и заслуживает всяческого внимания». Итак, по приведенным основаниям он принял решение беспристрастно изложить суть животного магнетизма.

Доктор Доллет подтверждает, что на самом деле Месмер не использует ни минеральный магнит, ни искусственный, ни электричество; он не заимствовал свой лечебный метод у древних, Месмер его открыл сам. И он у него от «живого духа». «Возбудить в воображении чувствительных больных великую надежду значит многое. Врачам известно, что многие болезни не требуют иного лекарства», — утверждает Доллет. Далее он говорит, что если скрупулезно прочесть его сочинение и затем произвести описанные в нем опыты, то эффективность животного магнетизма обязательно подтвердится.

И наконец, от него мы узнаем интересные подробности. Больные платят Месмеру за курс лечения некоторую сумму помесячно, получая взамен билет. Приходя на лечение, они сдают билет, как в театре. Месмер восстает против врачей, считая их отравителями, хотя сам использует некоторые общепринятые рецепты, применяя обычные лекарства.

Третью статью написал Монжуа и также предал гласности секреты животного магнетизма. Последовавшая за работами этих авторов энциклопедия также не преминула сообщить публике тайну животного магнетизма. Примечательно, что изложенному в этих публикациях никто не поверил. Причина была банальна: все выглядело очень просто, а простое не может производить чудесное действие, каким является исцеление. Такое убеждение сложилось в общественном сознании издревле. Зная, видимо, эту психологию обыденного сознания, открыватели «чудес» делали из них тайну. К этому их призывал и преподаватель Сорбонны святой Альберт Великий (фон Больштедский). Этот доминиканец, снискавший титул «всеобъемлющего доктора» (doctor universalis), «великого в магии, еще более великого в философии и величайшего в теологии», умолял собратьев быть скрытными:

«…прошу тебя и заклинаю тебя именем Творца всего сущего утаить эту книгу от невежд.

Тебе открою тайну, но от прочих я утаю эту тайну тайн, ибо наше благородное искусство может стать предметом и источником зависти. Глупцы глядят заискивающе и вместе с тем надменно на наше „Великое деяние“, потому что им самим оно недоступно. Они поэтому полагают, что оно невозможно. Снедаемые завистью к делателям сего, они считают тружеников нашего искусства фальшивомонетчиками. Никому не открывай секретов твоей работы! Остерегайся посторонних! Дважды говорю тебе, будь осмотрительным…» (цит. по: Соколов, 1979, с. 336).

Альберт Великий, ученый епископ, старший современник Фомы Аквинского и его наставник, многому научился от арабов и евреев. Замечательны не его богословские сочинения, в которых он хотел подкрепить философией Аристотеля христианские догматы, а его занятия естественными науками, особенно химией: здесь он предтеча новой науки. О нем создавалось в Средние века много легенд, приписывающих ему способность творить чудеса силою магических знаний.

О строгом сохранении тайны говорили и другие выдающиеся мастера трансмутаций:

Арнольд из Виллановы, Никола Фламель и его духовный наставник Парацельс. В соответствии с традициями (объясненная истина перестает быть истиной) Месмер сделал тайну из своего открытия, однако не сумел ее удержать.

Прочно укоренилась в душе человека вера в силу таинственного. Большинство лекарств, употреблявшихся в глубокой древности и в Средние века, было основано на внушении. Это видно из того, что самые странные «лекарства» приносили облегчение. Среди них были и частицы мумий, и кожа ядовитых змей, и экскременты животных, и различные вещества, обладающие резким, отвратительным запахом, и даже порошок мха, выросшего на черепе повешенного. Чем более нелепыми были ингредиенты какого-нибудь лекарства, чем больший вызывали ужас и отвращение, тем сильнее влияли на воображение и пользовались большей популярностью. Эти «лекарства» действовали за счет внушения и таким образом оказывались более эффективными там, где обычные средства не приносили облегчения. Аналогичное внушение оказывали «секретные средства», вся сила которых была в неизвестности их состава. Что таинственно, то всегда сильнее действует на сознание, особенно больных людей. В этой связи не вызывает удивления, что, как только секрет приготовления таких лекарств становился всем известен, они теряли свои свойства.

Какой популярностью пользовались в народе секретные виды лечения и лекарства, показывает следующий случай. В 1910 году полиция узнала, что в одном из провинциальных городов Франции больных лечит какой-то субъект, не имеющий врачебного диплома. Окружив себя таинственной обстановкой, он применяет средства, состав которых не разглашает. Расследование этого случая дало неожиданные результаты. Таинственный субъект оказался врачом. Он объяснил, что начал практиковать как все врачи: вывесил свою табличку и выписывал обычные рецепты. Но клиентура росла так медленно, что он, не надеясь создать ее обычным путем, снял табличку, а назначение и прием лекарств сопроводил рядом странных приемов. После такой перемены пациенты стали быстро прибывать.

В Риме против жилища Галена устроился таинственный лекарь, который не имел медицинского образования. Гален признавал, что его конкурент сумел вылечить некоторых из его пациентов, с которыми колосс медицины ничего не мог сделать. Гален говорил, что когда воображение больного чем-нибудь поражено и он желает получить какое-нибудь лекарство, то ему можно дать «лекарство», не обладающее каким-нибудь действием. Невзирая на это оно может иметь весьма благоприятное действие; больной также может получить облегчение от каких-нибудь магических приемов, если уверен, что они должны его исцелить.

 

Месмеромания

 

Ничто великое не рождается без страстей.

Гегель

 

Мы проследили за тем, как, приехав в Париж, Месмер стучался в различные научные медицинские общества, стараясь пробить дорогу своему детищу — психотерапии — новому направлению в медицине. Но мы не сказали, что одновременно с этим он лечил, и, по многочисленным свидетельствам, так же успешно, как в Вене.

Перед Месмером в присутствии нескольких парижских врачей предстал полковник Саарбрюкского полка Анделау Нассау, жаловавшийся на частые припадки удушья. Месмер с расстояния полутора метров протянул железную палочку к груди больного. Полковник тут же лишился дыхания и упал бы в обморок, если бы Месмер по его просьбе не отнял свою палочку. Полковник заявил, что ошутил исходящее от Месмера истечение так явственно, что, если ему даже завяжут глаза, он точно укажет, в каком направлении движется палочка. Следующей была девица Беланкур, представлявшая собой жалкое зрелище. Половина ее тела была парализована, один глаз слеп, а другой болен. Она говорила невразумительно, жаловалась на жестокую головную боль. Глядя на ее страдания, присутствующие не могли сдержать слезы. Месмер провел палочкой от правой части головы к нижней части живота. Больная зашаталась, задрожала и пожаловалась на сильную боль. Постепенно ее лицо озарилось улыбкой, и она оживилась.

Кавалер Крюсоль, находившийся среди зрителей, часто страдал головной болью. После того как он удостоился прикосновения месмеровской палочки, кавалер почувствовал боль, сопровождаемую теплом. Он потребовал от Месмера, чтобы тот вызвал его привычную боль, о существовании которой никто не знал. Когда просьба была исполнена, кавалер, подвергшийся нестерпимой головной боли, в знак признания предложил Месмеру большие деньги, но чудотворец отказался.

Доктор Месмер был в хорошем смысле авантюристом. Недурно разбираясь, как бы мы сегодня сказали, в психологии рекламы, изучив наклонности парижан, он изрядно потрудился, чтобы известие о целебном действии магнетического флюида получило широкую огласку и метод его стал модным и престижным. Это было не особенно трудным делом, так как весь секрет популярности во Франции всегда заключался в новизне.

Не прошло и недели, как Месмер начал лечить, а перед его роскошными апартаментами на Вандомской площади уже стояли коляски и кабриолеты. Знать, как и простолюдины, с раннего утра и до позднего вечера теснилась у его парадных дверей. Вскоре его особняк в доме № 15, где в наши дни находится знаменитый отель «Ритц», уже не вмещал всех желающих, и он переехал в купленный им отель «Буильон» на Биржевой площади и там организовал клинику.

Историки подсчитали, что с 1779 по 1784 год Месмер подверг магнетическому воздействию восемь тысяч человек. Преисполненный своим величием, Месмер, не колеблясь, обращается к Людовику XVI с просьбой предоставить в его распоряжение для лечения больных ни больше ни меньше как один из королевских замков. Молчание короля он даже не заметил, так был увлечен своим возвышением.

Молва о всемогуществе Месмера распространилась по всей стране. Вольно или невольно он породил особый вид возбуждения — месмероманию. Такого во Франции еще не бывало: на протяжении пяти лет (1778–1783) пациенты всех сословий хотели испробовать на себе действие флюида. Признаком хорошего тона считалось лечение у Месмера. Некоторые лечатся исключительно для того, чтобы при случае щегольнуть этим. Мода на Месмера затмила моду на все остальное. В парижских салонах только и разговоров, что о чудотворце Месмере. Герцогиня Бурбонская, очень эксцентричная особа, сблизилась с Месмером и с жаром предалась магнетизированию.

Страсть к месмеризации не остывает, наоборот, день ото дня она нарастает. Из салонов месмеромания перекинулась на улицы. В замках и парках возникают магнетические лужайки и гроты, в городах — тайные кружки и ложи. Увлечение флюидом — повальное, все друг друга магнетизируют. Месмер в моде, и потому его метод воспринимается не как наука, а как театр. Но врачу это на руку, и он сам способствует безумству: разрабатывает соответствующий сценарий.

Вызванная Месмером психическая эпидемия выходит за рамки медицины и становится формой религиозного помешательства. Стоит Месмеру выйти на улицу, как пациенты бросаются к нему, чтобы дотронуться хотя бы до его одежды. Не только простой люд, но и княгини, герцогини просят принять их на лечение. Прилив несчастных и растерзанных душ был столь значителен, что Месмер вынужден в конце улицы Boudy намагнетизировать дерево, к которому тысячи больных привязывались веревками. Короче говоря, наступила полная месмеризация французского общества.

В какие-то моменты могло показаться, что Месмер снова возносится на привычную для него волну успеха. И действительно, наблюдая такую бешеную популярность, трудно вообразить печальный финал. Но уже вскоре выяснится, что этот успех — начало конца. Последовало падение, за которым подъемов уже не было.

Французская общественность была взбудоражена месмеровским флюидом, пристрастие к магнетизированию доходило до мании. В кругах высшего общества это занятие стало салонной игрой, в армии — обыденным препровождением времени. В книге современного французского историка Луи Фрепара указывается, что накануне революции магнетизмом были увлечены аристократия и духовенство. Магнетизм рассматривали как ключ к познанию высших тайн (Фрепар, 1958).

Справедливости ради надо сказать, что Месмеру нельзя ставить в вину дальнейший ход развития его учения: оккультные науки, доселе дремавшие, вдруг в одночасье, словно кто-то там, сидящий наверху, дал им знак, зашевелились, подняли головы, а с ними поднялась вся муть со дна. В этом отношении Месмер разделил судьбу других реформаторов, чьи идеи оставались неправильно понятыми или намеренно искажались. Нельзя также его упрекать и в том, что его метод стал активно использоваться недобросовестными людьми в качестве рекламного средства для всевозможных псевдоврачебных махинаций. Однако поздно — джинн вылез из бутылки и показал зубы!

В сущности, никогда не было эпохи более прибыльной для всякого рода шарлатанов, эксплуатировавших влечение общества к оккультизму, его жажду проникнуть в тайну, непостижимую уму. Что мог поделать едва нарождающийся материализм против этой всеобщей страсти к неведомому, под маской которого воскресал средневековый мистицизм? Никола Бергасс экспериментировал с большим количеством оккультных наук. Он посещал салон Duchesse de Bourbon, куда приходил Сен-Мартен для занятий месмеризмом. Бергасс посещал также собрание спиритуалистов в доме Джона Каспара Швейцера (J.-C. Schweizer) и его жены Магдалены, которая отстаивала и пропагандировала физиогномическую теорию Лафатера. Жак Казотг (1719–1792) распространил доктрину Калиостро в среде месмеристов. Барон d'Oberkirch основал кружки месмеристов в Париже и Страсбурге. Он описал некоторые сеансы этих групп.

В письме к невесте от 7 мая 1789 года Бергасс описал себя как приверженца Лафатера. В бумагах Бергасса, оставшихся после его смерти, были найдены копия одного из мистических сочинений Сен-Мартена и неотправленное письмо от 21 марта 1818 года. В письме говорилось, что он вовлечен в проект по перепечатыванию трудов Сен-Мартена. Также бумаги содержали набросок о Жаке Казотте, который детально описывал мистические секты в конце старого режима. Казотт — влиятельный мартинист, написавший труд по месмеризму, который был издан в Париже в 1864 году.

Постепенно на протяжении девятнадцатого столетия стараниями профанов месмеризм оказался окончательно скомпрометированным. Особенную известность в XIX веке в Париже приобрел магнетизер барон Элиафас Леви, настоящее имя которого Альфонс Луи Констан (1810–1875). В сочинении «Догмат и ритуалы высшей магии» (1856) он говорил, что может читать нераспечатанные письма и многое др. Не отставал от него маркиз Станислас де Гуайта (1860–1898). Состен де Ларошфуко (1785–1864), управляющий изящными искусствами при Карле X, при случае занимался магнетизмом.

И Александр Дюма-отец отдал дань моде, увлекаясь спиритизмом и передачей мыслей на расстоянии. Так, он сообщает в одной из газет, что, будучи в гостях у знакомого депутата по улице Анжу-Сент-Оноре, заставил силой своей воли прийти туда одну даму, которая мирно спала на улице Маре-дю-Тампль.

В его книге «Беседы об искусстве и кулинарии» есть глава «Сеанс магнетизма», в ней он пишет:

«В прошлое воскресенье Алексис попросил меня, чтобы сыграли „Флакон Калиостро“ в театре „Сен-Жермен“: он хотел, чтобы я увидел его в роли влюбленного. Я договорился с директором театра, и было условлено, что Алексис на вечернем спектакле сыграет роль Дерваля, а его жена — роль Дежазе.

Воскресенье — это именно тот день, когда я устраиваю приемы для своих друзей; и в то воскресенье у меня собралась отличная компания, среди которых Луи Буланже, Сешан, Диетерль Деплешен, Делапу, Жюльде Лессепс, Коллен, Делааж, Бернар, Монж, Мюллер и др. Пришел Алексис. Все так горячо просили его, чтобы он продемонстрировал одно из своих чудес, что он заявил о своей готовности сделать все, что захотят, если кто-нибудь из присутствующих взялся бы его усыпить. Все переглядывались, но никто не осмеливался начать этот опыт. Мсье Бернар подошел ко мне и сказал:

— Усыпите его.

— Я? Разве я умею усыплять людей, кроме как в театре и в библиотеках? Разве я умею делать ваши пассы, вводить флюиды, вызывать или передавать симпатию?

— Не нужно ничего этого делать, просто усыпите его силой своей воли.

— А что надобно делать в этом случае?

— Скажите сами себе: „Я хочу, чтобы Алексис заснул“. Я скрестил руки, собрал всю мощь своей воли, посмотрел на Алексиса и сказал про себя: „Я хочу, чтобы он спал!“ Алексис покачнулся, как будто сраженный пулей, и навзничь упал на канапе.

— Играйте партию в карты с Сешаном, — приказал я Алексису.

— Ладно!

Я подвел Алексиса к столу. Сешан сам завязал ему глаза при помощи ваты и трех носовых платков. Лица сомнамбулы абсолютно невозможно было видеть из-за этих повязок. Алексис сыграл две партии в карты, ни разу не взглянув на свои карты. Он разложил их на столе и брал их, ни разу не ошибись. Затем мы перешли к вещам более серьезным. Коллен первым подошел к нему и, снимая с пальца перстень, спросил:

— Можете ли вы рассказать историю этого перстня?

— Конечно. Этот перстень вам дали в 1844 году.

— Да, это правда.

— Вы отдали вставить камень месяц спустя.

— Тоже верно.

— Он был вам подарен женщиной тридцати пяти лет…» Все дальнейшее в таком же духе, В конце Дюма говорит:

«Я назову своих свидетелей — почти все они принадлежат к миру искусств или дипломатии. Все они готовы подтвердить, что я ни словом единым не отошел от истины».

Число подобных сообщений росло с каждым днем. Не приходится удивляться, например, что спустя сто лет мадридский архиепископ в своем пастырском послании против гипнотизма смешивает ученых, занимающихся гипнозом, с теми суеверными людьми, которые пытаются при посредстве разных мистических приемов узнать будущее[44].

Напрасно Месмер пытается отбиться от непрошеных последователей. «В легкомыслии, в неосторожности тех, кто подражает моему методу, — говорит Месмер, — заключается источник множества направленных против меня предубеждений».

Назревала Великая французская революция, и это тоже подогревало мистические настроения. Не вина Месмера, что, несмотря на его рационалистические задачи, интерес публики к проводимым им сеансам был мистического порядка, а магнетический флюид приобрел в обществе оккультное значение. По законам психологии во время революционных событий общественная мораль снижается; умственный кругозор сужается, а впечатлительность толпы, напротив, развивается до чудовищных размеров. К числу таких аффектов относится, несомненно, и мистицизм — стремление к сверхъестественному, к обожествлению и символизации отвлеченных идей. Нередко он находит свое выражение в массовых психических явлениях, когда сливаются в унисон все души адептов. Мы находим здесь полное подтверждение закона Декарта, строго отделяющего человеческий интеллект от души. «Революционный невроз вызывает в массе чрезмерно усиленную, восторженную деятельность в области чувств и понижение ее чисто рассудочных способностей» (Кабанес, Насс, 1998, с. 521).

Мы привели только фрагменты месмеромании, само полотно настолько громоздко, что не вмещается в наш формат.

 

У ненависти острые глаза

 

У некоторых пациентов Месмера, особенно у нервных женщин, наблюдались судорожные припадки, которые, как мы помним, Месмер называл кризисом, придавая им решающее значение для исцеления. В некоторых случаях это было состояние искусственно вызванного сомнамбулизма, но Месмер, не обращая на это внимание, называл его кризисом. Врачами же этот кризис признавался за истерический припадок в несколько измененной форме. При кризисах была замечена сильная наклонность окружающих к подражанию, поэтому король, справедливо опасаясь последствий для общественной нравственности, счел необходимым вмешаться.

Несомненно, Людовик XVI испугался грядущей психической эпидемии. Однако нельзя не отметить, что в его последующем решении относительно практики Месмера существенную роль играли и другие события. Вольно или невольно Месмер стал более могущественным, чем Дидро и Гельвеций. Огромная популярность Месмера возмущала не только терявших клиентуру врачей; ее страшился королевский двор, пугавшийся любых «настроений толпы». По понятным причинам такое положение не могло долго продолжаться… И когда слава Месмера достигла во Франции наивысшего предела, начали стремительно набирать обороты неблагоприятные для него события, раскручивая колесо фортуны в обратном направлении.

К решительным действиям против Месмера Людовика XVI подталкивало и общественное мнение. А происходило вот что. Неприятели Месмера не дремали. 16 ноября 1784 года итальянская королевская труппа разыграла фарс под названием «Современные доктора», в котором стихотворец Раде высмеивал магнетизм. А Клод Бертолле (Berthollet, 1748–1822) заявил в «Courier de l'Europe», что все выздоровления обусловлены воображением. Примечательно, что Бертолле, получивший в 1770 году в Турине степень доктора медицины, начав работать в аптеках, так увлекся химией, что стал основателем учения о химическом равновесии, участвовал в разработке новой химической номенклатуры, одним из первых поддержал антифлогистичное учение Лавуазье; в отличие от Ж. Пруста считал состав химических соединений переменным; разработал способ беления хлором, открыл калия хлорат, названный позднее бертоллетовой солью. Ну, так вот. Ни дня не занимаясь врачебной практикой, Бертолле посчитал месмеровское лечение игрой воображения и навязал свое мнение читателям.

Многие газеты («De Сашё») и журналы («De Medecine») были наполнены насмешками над магнетизмом. Но более всего воспламенило парижское общество сообщение, что известный ученый Курт де Гебелен, автор «Первобытного мира» и рьяный поклонник Месмера, умер, «излеченный магнетизмом». Эта острота, многократно повторяемая недобросовестными авторами, не имела под собой никаких оснований. Пять авторитетных врачей подтвердили, что ученый 20 лет страдал болезнью почек и дни его были сочтены. И умер он год спустя после лечения магнетизмом, от которого, кстати, последовало значительное, хотя и временное, улучшение. Так или иначе, но обвинение было серьезным и король не мог более отмалчиваться.

К Людовику XVI через госсекретаря, епископа Луи-Анри Ломени де Бриенна, обращается декан Парижского медицинского факультета и просит Его Величество вмешаться. «Пора, — взывает он, — погасить разгоревшиеся страсти вокруг деятельности зарвавшегося Месмера». Прошло несколько месяцев, и 12 марта 1784 года Людовиком XVI для разбирательства с месмеризмом учреждаются две комиссии. Как сказано в королевском указе, с целью «исследовать и довести до короля все сведения, касающиеся животного магнетизма».

 

Подарок к юбилею

 

Живешь, собственно, только тогда, когда пользуешься расположением других.

Гёте

 

Королевский «подарок» в виде указа совпал с пятидесятилетием Месмера, встречавшего свой юбилей не в самом радужном настроении. А случилось вот что. Тенденция Никола Бергасса доминировать на собраниях Общества гармонии привела его к конфронтации с Месмером. В июле 1784 года соперничество грозило расколоть общество на две враждующие группировки. Защита общих интересов примирила их, но лишь до ноября, когда произошел окончательный разрыв. Комитет, который возглавляли Бергасс, Корнманн и Жан Жак де Эпремеснил (Epremesnil J.-J.), будущий лидер атак на правительство в парижском парламенте, требовал пересмотра запрета на распространение сведений о сути животного магнетизма. Месмер препятствовал процессу, требовал за это деньги. В конце концов Месмер собрал Генеральную ассамблею общества в мае 1785 года. Ассамблея решила согласиться с требованием Месмера сохранять теорию и практику животного магнетизма в тайне и признала его единоличным лидером Общества гармонии. Попытка добиться компромисса между группой Бергасса и основной частью общества ни к чему не привела. Отверженные собрали альтернативную ассамблею, которая приняла путь, выбранный де Эпремеснилом. Поскольку большинство членов Общества гармонии сохранили верность своему лидеру Месмеру, то оппозиционерам ничего более не оставалось, как признать свое поражение, что они и сделали в июне. Маленькая организация, возглавляемая Бергассом, распалась. Некоторое время ее члены продолжали неформально встречаться в доме Корнманна, где, освободившись от ортодоксальных взглядов общества, развивали социально-политические аспекты теории Месмера.

Достигнув солидного возраста, Месмер не создал семьи и не занял высокого положения ни в науке, ни на государственной службе. Привычный мир рушился, надо было опереться на что-то другое. Но на что? Месмер стал думать о службе с гарантированным доходом. Он уже обращался к королю с предложением устроить лечебницу на государственном обеспечении в каком-нибудь из пустующих королевских замков, но все тщетно. Неужто придется завершить свое поприще, так и не достигнув вершины?

Важность удовлетворения для человека социальных потребностей красочно охарактеризовал Паскаль: «Чем бы человек ни обладал на земле — прекрасным здоровьем, любыми благами жизни, — он все-таки недоволен, если не пользуется почетом у людей… Имея все возможные преимущества, он не чувствует себя удовлетворенным, если не занимает выгодного места в умах… Ничто не может отвлечь его от этой цели… Даже презирающие род людской, третирующие людей, как скотов, и те хотят, чтобы люди поклонялись и верили им…» (цит. по: Симонов, 1984, с. 28).

Юбилейный для Месмера 1784 год был наполнен множеством знаменательных событий. Самый известный из учеников Месмера, маркиз де Пюисепор, командир полковой артиллерии, открыл явление искусственно вызванного сомнамбулизма, которое высветило скрытые формы взаимодействия души и тела, мимо которого прошел Месмер. Короткое сообщение об этом открытии, опубликованное маркизом в Бордо, промелькнуло незамеченным[45]. В этом году во Франции происходило слишком много событий, чтобы эта весть могла вызвать интерес. В Париже открылся госпиталь Божон, в котором президент Парижской медицинской академии (им он станет в 1933 г.) Шарль Рише в 1875 году продолжит опыты Пюисегюра над сомнамбулами.

29 февраля заключенный Донасьен Альфонс Франсуа де Сад был переведен в Бастилию. Здесь он проведет 5 лет и 4 месяца (до 14 июля 1789 г.). Примечательно, что Бастилия, построенная Карлом V Мудрым как крепость для защиты от англичан, была легкомысленно превращена Карлом VI Безумным (1368–1422) в государственную тюрьму. За безумие одного Валуа спустя четыре века Бурбонам придется расплачиваться собственной кровью… Так слагается история!

Таков в самом сжатом изложении внешний ход событий, предшествовавший решению главного для Месмера вопроса. Людовик XVI, увязший в семейных и других проблемах, забыл о Месмере, но изданный им указ, повелевающий Академии наук и Королевскому медицинскому обществу назначить комиссию для исследования месмеровского влияния, неукоснительно был выполнен в указанные сроки. Комиссию собрал барон Луи-Опост де Бретейль, министр двора и губернатор Парижа.

В состав комиссии вошли видные ученые от Академии наук: физик Б. Франклин — изобретатель громоотвода, американский посол во Франции, иностранный почетный член Парижской академии; академик Лавуазье, правовед, реформатор и основатель современной химии. Председательствовал известный академик-астроном, общественный политический деятель и литератор Ж.-С. Байи, который и должен был написать отчет. В эту же комиссию входили и четыре профессора медицинского факультета, в их числе химик д'Арсе и доктор медицины, анатом, будущий депутат Народного собрания Ж. И. Гийотен — друг Робеспьера, автор «лекарства от всех проблем» — гильотины.

Была образована и вторая комиссия, в которую входило 13 человек: пять членов Королевского медицинского общества (напомним, преобразованного позднее в Медицинскую академию), остальные профессора Парижского медицинского факультета, среди которых Соллень, Арцест, де Бори, Леруа[46]. Председателем был Антуан Лоран де Жюссье, известный ботаник, который должен был представить заключение.

Но что это? Месмер, столько лет добивавшийся справедливости, обращавшийся ко всем европейским академиям с просьбой рассмотреть его открытие, отказывается сотрудничать с комиссией, объясняя это тем, что, во-первых, он — дипломированный врач, член Венского факультета, имеющий право лечить и над своими методами лечения никакого судейства не признает и не принимает. Во-вторых, как он говорил, его лекарство действует только на непредубежденных, а члены комиссии к таким особам не относятся.

Теперь-то приходит понимание того, чем была обусловлена противоречивость поведения Месмера: просил оценить свое открытие, но не желал содействовать комиссии в установлении истины. Психотерапия, которой занимался Месмер, — процесс лечения весьма неустойчивый. Результат зависит от множества объективных и субъективных, сознательных и бессознательных факторов: от доверия пациента к способу лечения, к личности, его осуществляющей, а также от психофизических особенностей пациента, его эмоционального состояния в момент психотерапевтического воздействия, обстановки при этом лечении и многого другого, что не поддается строгому анализу. В действительности приведенные зависимости еще сложнее. «Психотерапия, как и художественное творчество, несомненно, содержит в себе нечто, ускользающее от всякого точного измерения» (Appelbaum, 1978). Но главное, как объяснил известный физик В. Е. Лошкарев: «В любом физиологическом эксперименте есть минимум необходимых условий, при которых явление происходит. Так вот, скептическое восприятие является тем условием, которое его блокирует»[47].

Вдобавок к этому был еще один важный момент, который нельзя упускать из виду. Месмер говорил, что согласится сотрудничать с комиссией только в том случае, если будет соблюдаться строго научный подход. Суть его состояла в том, чтобы использовать контрольную группу: из 24 обследуемых должно быть 12 больных, лечившихся животным магнетизмом, и такое же количество, лечившихся обычными для того времени методами. Однако Вайи, не веря в пользу животного магнетизма, подверг сомнению степень обоснованности предложения Месмера и не прислушался к этому предложению. И это можно понять. Вскружившее головы парижанам месмеровское лечение выглядело очень уж шарлатанским. Ученых насторожил шум вокруг очередной панацеи — много их знавала история медицины. А вокруг месмеризма кипело немало страстей, что снижало доверие академиков.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: