 |
Это наш долг!
|
|
|
|
Бежали минуты…
Всё быстрей и быстрей мчался кольцевой корабль фаэтонцев к Венере, чтобы там, в верхних слоях атмосферы, бесследно исчезнуть облаком раскалённых газов.
Два человека молчали. Один, зная, что их ждёт, другой, ещё не подозревая истины.
Постепенно Второв успокоился.
– Извините меня, Борис Николаевич, – сказал он. – Я постараюсь, чтобы этого больше не повторялось.
– Так надо, Геннадий. Нервное напряжение требует разрядки. Я тебя понимаю и не осуждаю.
– Я немного отдохну и попытаюсь ещё раз. В конце концов должно выйти. Сумел же я овладеть дверями и стенами… – Он посмотрел вниз. – Мы очень близки к Венере! Сколько времени в нашем распоряжении?
– Вполне достаточно, – спокойно ответил Мельников. – Видимость расстояний обманчива. Отдохни часа два. Перейдём в соседний отсек, – прибавил он. – Сделай так, чтобы стенки потеряли прозрачность. Я устал от вида пространства.
«Пусть он не видит, что до Венеры совсем близко. Внезапная смерть не страшна. Хоть один из нас будет избавлен от ожидания».
Пятиугольное отверстие «затянулось» металлом за их спиной.
Позади остался разноцветный пульт фаэтонцев, единственное, что могло бы ещё спасти их.
Мельников не пытался заставить Второва попробовать в последний раз. Это было бесполезно. Когда‑ нибудь из него мог бы выйти настоящий звездоплаватель, но сейчас… сейчас он ещё не был им…
Жёлто‑ серые стены отрезали их от внешнего мира. Не видно Солнца, не видно Венеры! В памяти Мельникова остался только безграничный облачный океан, к которому они стремительно приближались…
Он лёг в гамак и закрыл глаза.
Вот сейчас… через минуту… Скорей же, скорей! Каждый нерв, каждая клеточка его тела напряжённо ждали…
|
|
|
И то, что произошло, он в первое мгновение воспринял как начало конца. До самой смерти, естественной смерти на Земле, этот закалённый человек не мог без жуткого чувства вспомнить это ужасное мгновение…
Натянувшийся под его тяжестью гамак фаэтонцев внезапно лопнул. Мельников полетел на пол. Он видел, как Второв упал и покатился к стене, а через секунду сам оказался рядом с ним.
Удар об атмосферу Венеры?.. Или…
Только одно мгновение… и глубокий вздох облегчения, вздох живого существа, вернувшегося к жизни из холодных объятий смерти, вырвался из его груди. Он понял…
Жизнь! Снова жизнь, просторная и широкая, раскрылась перед ними.
– Спасены, Геннадий! Звездолёт поворачивает. Автоматы фаэтонцев сработали сами. Ты слышишь меня Геннадий?..
Второв молчал.
Звездолёт круто сворачивал с прежнего пути. Сила тяжести была увеличена больше чем в два раза. Почему же это произошло?
Ответ напрашивался сам собой, а слова Мельникова подтверждали догадку. «Спасены! »… Но это значит…
Второв повернул голову и посмотрел в глаза своего товарища. Да, это так…
– Спасибо, Борис Николаевич! Я не забуду до конца своих дней вашего безмерного великодушия. Вы хотели, чтобы я не знал…
– Предположим, – ответил Мельников. – Что за радость мучиться вдвоём. Твоё спокойное лицо поддерживало меня. Я сделал это для себя самого.
– Вы говорите неправду.
– Предположим и это. Не всё ли равно. Когда‑ нибудь ты поступишь так же, и мы будем в расчёте. Сделай‑ ка стены прозрачными.
Пережитое волнение помешало Второву сосредоточиться, и прошло несколько минут, пока ему удалось исполнить просьбу.
Венера по‑ прежнему была внизу, но не прямо под ними, а несколько сбоку. Корабль ещё не выровнялся. Но люди видели, что он удаляется от планеты, а это было главное.
– Когда никого нет у пульта, – сказал Мельников, – звездолётом управляет автопилот. Почуяв опасную близость Венеры, он самостоятельно повернул корабль в сторону. Очень умно сконструирован этот аппарат.
|
|
|
– Запасы энергии здесь, по‑ видимому, не ограничены, – заметил Второв. – Для такого огромного корабля подобный манёвр – это колоссальное количество затраченной энергии.
– Несомненно.
– Что же это за энергия?
– Узнаем впоследствии.
Они замолчали. Говорить было тяжело. Давящая тяжесть не уменьшалась.
Но минут через десять тяжесть стала заметно ослабевать. Корабль принял нормальное положение, и Мельников со Второвым лежали уже не на стене, а на полу. Ещё немного – и они получили возможность подняться на ноги.
А через час с небольшим тяжесть совсем исчезла, и кольцевой звездолёт полетел прямо, удаляясь от Венеры.
– Снова к Солнцу, – сказал Мельников.
– Пойдёмте на пульт.
– Ещё рано. Приди в себя окончательно. Хорошо бы подкрепить силы, да нечем.
Он сказал это машинально, но сразу сообразил, что голода по‑ прежнему не чувствует. Было такое ощущение, что он только что поел, правда, не сытно, но достаточно, чтобы не мучил голод.
В чём дело? В чём причина этого странного обмана чувств?.. После утреннего завтрака на «СССР‑ КС3» прошли почти полные сутки.
– Как ты думаешь, Геннадий, в чём тут секрет? – спросил Мельников.
– Ума не приложу, Борис Николаевич.
– И воздух, ты заметил, по‑ прежнему чист и свеж. А ведь мы находимся в сравнительно небольшом замкнутом помещении. Соседние отрезаны от нас непроницаемыми стенами.
– Значит, воздух возобновляется и очищается какими‑ то аппаратами, находящимися здесь, – сказал Второв. – И вполне может оказаться, что в него систематически добавляются питательные вещества в газообразном состоянии. Невозможного в этом нет ничего. Как‑ то раз Степан Аркадьевич говорил, что в космическом рейсе наш способ питания несовершенен. Полный желудок вреден при невесомости. Вероятно, фаэтонцы в полёте питались как‑ то иначе.
– Другого объяснения не видно.
– Чудесная наука! И она достанется нам в наследство, людям Земли.
– Для этого мы должны спасти корабль. Спасти во что бы то ни стало. Это наш долг. Твой долг, – улыбнувшись прибавил Мельников.
|
|
|
– Так вы окончательно считаете, что только я…
– Похоже, что так.
– Я сделаю всё, что могу. Уверен, что не поддамся больше никакой панике.
– Никакой паники и не было…
Едва он произнёс последнее слово, как резкий, огромной силы удар, словно пушечный выстрел на близком расстоянии, прервал фразу. Прямо перед ними на невидимой глазом прозрачной стенке вспыхнуло яркое пламя. Погасло, – и, словно вися в воздухе, появилось тёмное пятно, как след от ожога.
– Метеорит!
– Но он не пробил стенку!
– Ударился об неё и взорвался. Этот металл крепче стали в десятки раз.
– Металл ли это?
– Да, правильно, – ответил Мельников. – Называть это металлом неверно. Но как же тогда? Сплав, что ли? Во всяком случае эта стенка надёжно защищает нас от метеоритов. Вблизи от Солнца метеориты имеют большую скорость, но, как мы только что убедились, пробить стену не могут.
– Я думал недавно, – сказал Второв, – почему деревья Венеры не задержали корабль при взлёте. Вернее, почему они не смяли его корпуса. Сросшиеся друг с другом стволы, по два, три метра в обхвате, – чудовищное препятствие.
– Меня удивляет другое, – возразил Мельников. – Двигатели космического корабля сильнее деревьев, – это понятно. Но почему мы не захватили с собой ни одного дерева? Вот что удивительно.
– Вероятно потому, что их корни очень крепко вросли в «землю».
– Да, и это очень важно для понимания строения этих деревьев. Разорвать сросшиеся стволы оказалось легче, чем вырвать дерево из «земли».
– Я хочу спать, – неожиданно сказал Второв.
– Очень хорошо, – ответил Мельников. – Это самое лучшее.
«Как странно, – подумал он. – Геннадий сказал это в тот самый момент, когда я сам почувствовал желание заснуть. Неужели и тут проявляется наука фаэтонцев? »
Всё было возможно на этом корабле, построенном существами, разум которых далеко превзошёл своим развитием разум людей. Они находились среди будущей техники, будущей науки, будущих способов применения этой науки для нужд человека. Они находились в мире Фаэтона, а не Земли. Гадать было бесполезно, приходилось повиноваться законам жизни фаэтонцев.
|
|
|
«Становится понятным, как мы смогли заснуть сразу после катастрофы. В обычных условиях это вряд ли могло удастся».
Второв «затемнил» стены. Сон надвигался на них непреодолимо. Глаза сами собой закрывались. Едва коснувшись сетки гамаков, они заснули мгновенно.
Кольцевой звездолёт летел в пространстве от Венеры к Солнцу. «Разумные» механизмы зорко стерегли его безопасность. Они вели корабль более точно, более надёжно, чем мог бы это сделать человек. Двое людей могли спать спокойно, им ничто не угрожало. Если встретится препятствие, крупный метеорит, звездолёт уклонится от встречи. Он сманеврирует точно, безошибочно и осторожно, чтобы не пострадали те, кто находился в нём.
Человек подвержен усталости, по тем или иным причинам может потерять ясность мысли, может допустить ошибку. Машина не устаёт, не ошибается. Она всегда «внимательна», всегда точна, никогда не теряет «ясности мысли». И она «соображает» неизмеримо быстрей человека. Электронно‑ счётная машина производит сложнейшие вычисления со скоростью, которая никогда не будет доступна человеку. Силой своего разума создав такие машины, человек превзошёл самого себя.
Совершенная машина – вернейший и надёжнейший друг и помощник, который никогда не изменит и никогда не подведёт своего создателя. На неё всегда можно положиться.
Они спали, как и в первый раз, ровно восемь часов и проснулись одновременно.
– Теперь за работу, – сказал Мельников.
Оба были полны сил. Казалось, что неистощимая энергия бьёт через край, наполняет всё тело. Никогда они не чувствовали себя так бодро. И по‑ прежнему не было никаких признаков голода. Больше того: они давно не пили, но жажда их не мучила.
Чем и как фаэтонцы кормили и поили своих невольных гостей? Немыслимо было догадаться об этом.
– За работу! – сказал и Второв.
И потянулись часы, незаметно слагавшиеся в сутки. Два человека, два обычных представителя человеческого рода, такие же, как миллионы и миллионы их собратьев, жили фантастической жизнью на фантастическом корабле. Они спали в определённые часы, спали, помимо своей воли и желания. Они ничего не ели и ничего не пили, но не испытывали ни голода, ни жажды. Их силы не только не убывали, а возрастали.
Звездолёт метался между Венерой и Солнцем. Постепенно Второв всё более уверенно маневрировал непонятными ему рулями корабля, заставляя его менять скорость и направление. Всё реже и реже звездолёт отказывался повиноваться его мысленным приказам. Человек Земли становился господином фаэтонской техники.
|
|
|
Оба друга неотлучно находились возле пульта или в помещении рядом с ним. Выйти в другие отсеки, осмотреть корабль Мельников не разрешал. Он не хотел рисковать. Здесь они как‑ то уже освоились. Что могло случиться с ними в других помещениях, никто не знал. «Фаэтонец» был вполне способен поднести им неожиданный сюрприз.
– Пора принимать решение, – сказал Мельников, когда в непрерывных «учебных манёврах» прошло несколько суток. – Куда мы направимся?
– Вы хотели вернуться на Венеру.
– Хотел, но сейчас, мне кажется, это неразумно. Тогда мы думали, что нам угрожает голод. Лететь на Землю казалось невозможным. Теперь мы знаем, что голод не угрожает. Не лучше ли направиться к Земле?
Говоря это, он с некоторой тревогой думал о том, как рассчитать маршрут, не имея в распоряжении ни счётных машин, ни каких‑ либо приборов. Не было и телескопа для визуальных наблюдений. Оптические приборы или что‑ нибудь заменяющее их несомненно были на звездолёте, но как их найти? Он знал одно – во что бы то ни стало он обязан довести корабль до Земли.
– Но наши товарищи на Венере… – нерешительно начал Второв.
– Они нас давно похоронили, – перебил Мельников. – Мы должны сейчас думать только о безопасности звездолёта. Он ценнее чувств. Одно дело совершать манёвры в пустом пространстве и совсем другое – совершить спуск на планету. Это очень сложный и очень опасный манёвр. Если корабль будет повреждён или даже разобьётся на Земле – это одно, а если он разобьётся на Венере – другое.
– В таком случае, летим на Землю.
– Ты думаешь, это так просто? А как её найти? Как выдержать правильное направление? Без приборов, без наблюдений? Я потому и колеблюсь, что не уверен в себе. Вот если бы на моём месте был Константин Евгеньевич…
– Так что же делать?
– Только одно – лететь на Землю, – сказал Мельников, совершенно непоследовательно, но вполне логично по отношению к тому внутреннему процессу, который происходил в нём. «Трудно. Да, очень трудно, но необходимо. Значит, надо совершить невозможное, но спасти для науки звездолёт фаэтонцев. Надо, во что бы то ни стало».
– Лететь на Землю, – повторил он. – Только на Землю.
– Ведь мы её видим, – сказал Второв. – Можно направить корабль в нужную сторону.
– Это только на море, Геннадий, совсем просто направить корабль к берегу. Берег никуда не убежит, а Земля бежит, и бежит быстро. Между нею и нами почти пятьдесят миллионов километров. Это что… Девяносто шансов из ста, что мы проскочим мимо с любой из сторон и на неизвестном расстоянии. Конечно, – продолжал он, словно убеждая самого себя, – мы можем изменить направление полёта и снова проскочить мимо. И так до бесконечности. А где гарантия, что двигатели способны работать без конца? Где гарантия, что мы и дальше будем сыты воздухом? Но выбора нет. Летим!
В эту минуту Мельников нисколько не думал о их собственной судьбе. Он не верил, что Второв сумеет посадить тяжёлый корабль на поверхность планеты. Нет, конечно, они разобьются о Землю. Именно поэтому он не допускал мысли о посадке на Венеру, до которой было сравнительно близко. Обломки звездолёта на Венере совершенно бесполезны. Те же обломки на Земле могут принести пользу. «Это наш долг, – подумал он. – Или мы достигнем каким‑ нибудь чудом Земли, или навеки затеряемся в пространстве. Другого ничего нет».
– На Землю!
– Летим на Землю, – покорно согласился Второв. Он не испытывал никаких сомнений. Его вера в Мельникова была непоколебима: Борис Николаевич всё может. – Когда мы приблизимся к ней, нас заметят…
Что! Что сказал Второв?! Мельникову показалось, что его ударило электрическим током «Заметят…» Ну конечно заметят! Уже заметили, заметили давно. Мощные телескопы земных обсерваторий не могли не открыть астрономам, что возле Венеры появилось неизвестное тело. А если Белопольский поднял «СССР‑ КС3» и сообщил на Землю о случившемся, там уже знают, что представляет собой это неизвестное тело. Как он мог забыть об этом?.. Это совершенно меняет всю обстановку…
– Недаром говорят, что один ум хорошо, а два лучше, – сказал Мельников. – Я грубо ошибся, говоря, что у нас мало шансов. О нет, их много, Геннадий! Ты рассеял мои последние сомнения. На Землю! Навстречу нашим друзьям! А я просто осёл и больше ничего…
– Объяснитесь! – попросил Второв, ещё ничего не понимая.
– Всё очень просто. Мы не одни. Сотни глаз следят за нами. Сергей Александрович Камов всё знает. Дело спасения звездолёта в его руках. Ты сказал, что нас заметят. Нет, Геннадий, нас уже заметили. И я не сомневаюсь, что приняты нужные меры. Летим к Земле. Нам навстречу вышлют помощь.
Второв понял.
– Но, если это так, – сказал он, – почему же до сих пор «СССР‑ КСЗ» не догнал нас?
– Потому что, поднявшись с Венеры вдогонку за нами, он сообщил о нашей гибели и вернулся на Венеру. Связь прервалась. А получив сообщение, земные обсерватории начали поиски и обнаружили нас. Манёвры, которые ты производил, должны были навести на мысль, что мы оба живы. Образ действий напрашивается сам собой. К нам направят, если уже не направили, звездолёт с Земли. Летим же к нему навстречу.
И кольцевой корабль повернул в сторону Земли.
Они даже не подозревали, в какое отчаяние привели своих друзей на «СССР‑ КС3» этим очередным поворотом. Они не знали, как близка была помощь. Сохрани они прежнее направление полёта ещё на несколько часов, и их одинокая эпопея подошла бы к концу, – оба корабля встретились бы. Но они с лёгким сердцем повернули, уходя от тех, с кем так страстно желали встретиться.
А в это время в рубке «СССР‑ КС3» Белопольский слушал приказ Камова. Земля считала дальнейшую погоню нецелесообразной. Экипаж звездолёта вынес слишком тяжёлую нагрузку, семь раз совершая опасные повороты. Земля предлагала немедленно лететь «домой».
– Я понимаю, – заканчивал Камов свою передачу, – как вам тяжело выполнить это распоряжение. Поверьте, что и нам не легче. Но это необходимо. Нельзя рисковать всем экипажем. «Фаэтонец» как будто повернул к Земле. Но он делал это уже несколько раз. Правительственная комиссия склоняется к тому, что кораблём никто не управляет. Он мечется под действием автоматов, которые за тысячи лет испортились и потеряли чёткость в работе. Если бы Мельников и Второв были живы, они должны были догадаться, что замечены с Земли, и ожидать помощи, а не метаться, затрудняя задачу. Я лично придерживаюсь другого мнения, но большинство решило так. Поворачивайте к Земле, Константин Евгеньевич. Перехожу на приём.
– Ваш приказ выполняется, – коротко ответил Белопольский.
И измученный экипаж «СССР‑ КС3», с болью и отчаянием в душе, получил, наконец, возможность отдыха.
А Мельников радостно и спокойно заканчивал весьма приблизительно (он не знал основных данных) расчёт их пути.
С какой скоростью летел их корабль? Он этого не знал. Все ориентиры так далеки, что даже на глаз нельзя было этого определить. Им казалось, что звездолёт неподвижно висит в пространстве. Далёкой точкой блестела Земля. Но они были теперь уверены, что от этой точки летит к ним другой корабль, командир которого знает всё.
– Нам нужно лететь прямо, – говорил Мельников. – По направлению к Земле. Если взятое направление даже и неверно, это не беда. Звездолёт с Земли всегда может сманеврировать так, чтобы встретиться с нами. Прямое наше направление облегчит им задачу.
– А скорость? – спрашивал Второв.
– Будем надеяться, что наша скорость не чрезмерна и доступна кораблям Земли.
– Через сколько времени мы сможем встретиться с ними?
– Это трудно сказать. Во всяком случае, не раньше чем через восемь, девять суток.
– Такой срок мы сможем выдержать, даже если бы фаэтонцы нас не кормили, – сказал Второв.
Он пристально всматривался сквозь прозрачную стенку отсека, словно надеясь увидеть за десятки миллионов километров желанный корабль, несущий им спасение. Он смотрел в сторону Земли.
Но если бы он повернул голову и посмотрел направо, то всё равно не смог бы увидеть другой корабль – «СССР‑ КС3», который, выполняя приказ Земли, закончил свой последний поворот и находился сейчас сравнительно недалеко от них.
Если бы на Земле могли знать, что «фаэтонец» не будет больше менять направление полёта!..
|
|
|
