 |
В объятия Солнца!
|
|
|
|
Первое, что бросилось в глаза обоим звездоплавателям, когда уже знакомым путём они проникли в гранёный шар центра звездолёта, была темнота. Голубое пламя в каменной чаше – могиле последнего фаэтонца погасло.
– Очевидно, – сказал Второв, – проникновение наружного воздуха прекратило реакцию. Пламя горело, пока находилось в наглухо запертом помещении.
– Очевидно, – согласился Мельников.
Они отошли от наружного пятиугольника, и он тотчас же затянулся металлом и исчез. Но внутренняя дверь продолжала быть невидимой. Явление, происшедшее в первый их приход, не повторилось.
– Автомат перестал работать, – сказал Борис Николаевич. – Он был настроен на один раз. Теперь мы должны сами открыть дверь.
Оба хорошо помнили указания фаэтонцев, данные ими с помощью «киносеанса», и при свете своих прожекторов легко нашли кнопку.
Хотя они видели «таяние» металла уже несколько раз, всё же оба затаили дыхание, когда непонятное явление снова произошло перед ними. Открылся проход в радиальную трубу.
Но не только двери изменили своё «поведение». Люди поняли, что неизвестная им автоматика стала работать как‑ то иначе, когда прошли внутрь трубы и её стенки не стали прозрачными, как это случилось в первый раз.
– Досадно, – сказал Второв. – Мне очень хотелось увидеть ещё раз этот фокус.
Едва он произнёс последнее слово, его желание осуществилось: металлическая труба стала прозрачной.
Мельников нахмурился.
– Мне это очень не нравится, – сказал он. – Замедление говорит о том, что механизмы корабля начинают отказывать. Они сработали хорошо только один раз. Может случиться, что они совсем перестанут работать.
– Это может привести к плохим последствиям, – заметил Второв. – Если перестанут работать двери, нам будет затруднительно выйти отсюда.
|
|
|
– Я договорился с Константином Евгеньевичем. Если мы не вернёмся к назначенному часу, они придут к нам на помощь. Особой опасности нет. Не забывай о киноаппарате. Снимай буквально всё.
– Конечно, Борис Николаевич! Для того мы и пришли сюда.
Мельников решил начать осмотр корабля с тех же помещений, где они были в первый раз. Он надеялся увидеть снова удивительную кинокартину, которую Второв сможет теперь снять от начала до конца.
Подойдя к месту, где должен был находиться вход в среднее кольцо, он нашёл кнопку и нажал её. Прошло минуты две, – пятиугольный контур не появлялся. Стена оставалась в том же положении. Он протянул руку, чтобы попробовать вторично нажать кнопку, но как раз в этот момент автоматика начала действовать. Проход открылся.
– На этот раз, – сказал Мельников, – замедление было ещё более продолжительным. Похоже, что энергия, приводящая в действие механизмы, быстро истощается.
– Если учесть, сколько лет она бездействовала, в этом нет ничего удивительного, – ответил Второв. – Наши аккумуляторы давным‑ давно бы саморазрядились.
Они ступили на «стеклянный» мостик.
Вспыхнул свет.
– Здесь всё пока в порядке, – сказал Мельников.
Дверь в следующий отсек не открывалась ещё дольше. Они стояли возле неё в ожидании несколько минут.
– Всё хуже и хуже. Боюсь, что придётся ждать здесь помощи со звездолёта.
– Да, похоже, что автоматика на последнем издыхании.
Дальше в точности повторилось всё, что они видели в первый раз.
Исчезла перегородка, закрывавшая следующий отсек. На краю мостика на фоне синего мрака в перекрещивающихся лучах хрустальных нитей появилась фигура фаэтонца. Тем же движением он протянул к ним руки, сказал те же непонятные слова. Потом он исчез, и открылась дверь в помещение, где висела схема. Снова они увидели всю «картину» с начала до конца. Она прошла перед их глазами два раза, но Второв снимал на плёнку оба сеанса.
|
|
|
Желание Мельникова осуществилось.
Когда промелькнули последние кадры и на месте «экрана» снова появился лист «плексигласа», Мельников и Второв осмотрелись. В прошлый раз от пережитого волнения они не обратили внимания на обстановку отсека, которая резко отличалась от остальных помещений.
Ни одного цилиндра. Не было мостика – исследователи стояли на полу из незнакомого им материала бледно‑ розового цвета. Кроме схемы, здесь находились какие‑ то странные плоские ящики, вертикально прикреплённые к стенам. Ни рукояток, ни кнопок на них не было. Ящики сделанные из золотистого металла, казались сплошными. Догадаться, что они из себя представляют, было невозможно.
– Пойдём дальше, – предложил Мельников.
– Вперёд или назад?
– Вперёд.
Он подошёл к стене, которая, очевидно, отделяла это помещение от следующего, и попытался найти кнопку.
Её не было.
– Придётся идти назад, – сказал он.
Но механизм на этот раз сработал автоматически. Пятиугольный контур появился, «растаял» – и проход оказался открытым.
За ним находилось такое же помещение, какие они уже видели. Так же вдоль стен лежали разноцветные цилиндры, так же тянулся вперёд почти невидимый мостик.
Двери работали исключительно капризно. Одни из них открывались сами собой, другие долго не желали открываться. У одной такой двери они простояли минут восемь.
– Наше первоначальное впечатление, что автоматика корабля блестяще сохранилась, очевидно, ошибочно, – сказал Мельников. – Время сказалось на ней.
Пройдя три отсека, которые были точными копиями друг друга, они очутились снова в радиальной трубе.
– По‑ видимому, всё внутреннее кольцо занято помещениями с цилиндрами, – сказал Мельников. – Кроме одного, где мы смотрели картину. Не стоит осматривать сейчас вторую половину кольца. Лучше пройдём к наружным. Может быть, там найдём что‑ нибудь более интересное.
– В какое кольцо мы пойдём, – спросил Второв, – в самое наружное или во второе?
– Сначала в первое.
Продвигаясь всё так же медленно (задерживали капризы дверей и киносъёмка, которую Второв вёл непрерывно), они обошли половину наружного кольца и легко убедились, что в нём нет ничего нового: всё те же бесконечные цилиндры.
|
|
|
– Хотелось бы мне знать, что это такое? – сказал Второв.
– Скорее всего, двигатели или запасы горючего.
– А где же помещения экипажа?
– Во втором кольце. Больше негде.
Он не ошибся.
Второе наружное кольцо, расположенное близко от первого, не имело ничего общего с двумя уже осмотренными. Всё здесь было иным. Не было ни одного цилиндра, нигде не проходил хрупкий, «стеклянный» мостик. Разделённые на отсеки, что было естественно на космическом корабле, помещения всюду имели полы из розового материала. Обстановка ясно показывала, что именно здесь жил экипаж фаэтонцев. Мебель отсутствовала, но лежало много сеток, вроде гамаков. Они были небольшого размера, соответствовавшего маленькому росту хозяев, и, очевидно, служили не только постелями, но и стульями. Встречалось что‑ то вроде шкафов многогранной формы, без дверец. Как открывались эти «шкафы» – осталось тайной.
– Они должны были где‑ то хранить свои вещи, – сказал Мельников. – Это безусловно шкафы, но открываются не по‑ земному.
Вероятно, многочисленные предметы, попадавшиеся на корабле, тоже служили обстановкой, но все они были так не похожи на земную мебель, имели столь странную форму, что даже заподозрить их назначение было невозможно. Стало ясно, что, хотя формы тела фаэтонцев были очень похожи на формы тела людей Земли, их повседневная жизнь резко отличалась от земной. А может быть, вся эта обстановка и не имела ничего общего с обстановкой домов Фаэтона, являлась только космической, специально предназначенной для звездолёта. Кто мог это сказать?
«Оборудование «СССР‑ КС3», – подумал Мельников, – также имеет мало общего с обстановкой на Земле».
Он подошёл к стене, чтобы перейти в следующий отсек, нашёл и нажал кнопку. Второв задержался, рассматривая что‑ то.
Прошло две минуты, но дверь не открывалась. Мельников терпеливо ждал, привыкнув уже к капризам фаэтонской техники.
|
|
|
Подошёл Второв.
– Опять задержка, – сказал Мельников.
Внезапно на том месте, где должен был находиться пятиугольный вход, появилось синее кольцо, перекрещенное двумя жёлтыми полосами в форме буквы «Х». Потом оно исчезло и дверь открылась.
Мельников наклонился и заглянул в отсек.
Отсек не походил на виденные раньше. Не труба, а правильный шар. По его диаметру было ясно, что шар целиком помещается внутри трубы и потому не заметен снаружи. В центре висела в воздухе какая‑ то конструкция, окрашенная в синий, жёлтый и сиреневый цвета. Пола не было. В различных направлениях шли пересекаясь знакомые им «стеклянные» мостики. Хотя звездоплаватели и не перешагнули ещё порога, помещение уже было залито светом. С четырёх сторон перед разноцветной конструкцией хрустально сверкали четыре предмета, имевшие форму кресел без ножек. На чём они держались, не было видно. «Кресла» были как будто стеклянные.
Мельников в нерешительности посмотрел на Второва.
– Мы не знаем, что значит синий перекрещенный круг, – сказал он. – Может быть, это запрещение входа сюда?
– Если бы это было так, – ответил Второв, – дверь наверняка не открылась бы.
– Во всяком случае это сигнал предупреждающий. Но о чём он предупреждает?
– Может быть, об осторожности?
– Самое правдоподобное. Лучше не входить в это помещение.
– Мне кажется, что это пульт управления кораблём, – тихо сказал Второв. – Сигнал может означать – «Тихо! Не мешать пилоту! » Как бы там ни было, необходимо заснять всё это.
– Только очень осторожно. Не делай резких движений.
Один за другим они перешагнули порог двери и ступили на мостик. Пятиугольное отверстие за ними тотчас же закрылось.
– Вы обратили внимание, – сказал Второв, – что двери капризничают только при открывании. А закрываются они вполне исправно.
– Давно заметил, – ответил Мельников. – И это мне очень не нравится.
Он ощущал в себе какую‑ то смутную тревогу. Синий круг не выходил из головы. Что он мог означать?..
Мостики подходили к каждому креслу Осторожно проведя рукой под одним из них. Мельников понял, что кресла прикреплены к центральной конструкции, но крепления были совершенно невидимы, как тот постамент, на котором стояла чаша в центре корабля. На чём и как держалась сама конструкция – определить не удалось. Мельников боялся дотронуться до неё.
Причудливо изломанные грани этого странного предмета, неизвестно что из себя представлявшего, искрились бесчисленным количеством разноцветных точек, точно крохотными огоньками, – синими, жёлтыми, сиреневыми. Каждая грань имела свой цвет и казалась бездонно глубокой. Никаких кнопок, рукояток или приборов не было.
|
|
|
– Если это пульт управления, – сказал Мельников, – он имеет очень странный вид.
Второв не ответил. Тихое жужжание кинокамеры одно только нарушало глубокую тишину. Светящийся голубым светом воздух, искрение «пульта», висящие, как будто в воздухе, прозрачные «кресла» – всё это было так необычайно, что Мельников, не склонный к фантазированию, размечтался.
«Вот здесь, – подумал он, – в этом кресле сидел когда‑ то маленький фаэтонец и непонятным способом вёл этот необычайный корабль в пустоте Вселенной. Думал ли он тогда, что никогда не вернётся на родину, что окончит свои дни на Венере? Куда, с какой целью отправились они в космический рейс? »
Жужжание камеры смолкло.
– Пойдём дальше? – спросил Второв.
– Я думаю о том, – сказал Мельников, – что люди, возможно, поймут и изучат технику Фаэтона. Может быть, наши звездолёты станут похожи на этот и будут управляться теми же способами. Сейчас мы даже отдалённо не можем вообразить, что это за способы.
– Вероятно, они очень просты, как всё, что совершенно. Но понять действительно трудно. Что может делать человек, сидя в этом кресле? Разве что наблюдать. Может быть, это астрономическая обсерватория, а не пульт управления?
Мысль Второва показалась Мельникову резонной. Но что можно увидеть внутри этих разноцветных граней? Они выглядят глубокими, но не прозрачными.
– Возможно, что в них видно только тогда, когда сидишь в кресле, – сказал Второв.
– Это неосторожно.
– Почему, Борис Николаевич? Я ни до чего не дотронусь. Кресло, хотя и маленькое, но годится для человека. Разрешите попробовать. Вдруг я на самом деле что‑ нибудь увижу. Это во многом облегчит задачу понять назначение этого предмета.
Мельников колебался. Его безотчётная тревога всё росла. Чуждая обстановка корабля, видимо, действовала даже на его закалённые нервы.
– Хорошо, – решился он. – Сядь, но только смотри, а не двигайся.
– А кресло не сломается под моей тяжестью?
– Мостик не сломался, а оно, кажется, из того же материала. Не думаю, – ответил Мельников.
Второв осторожно опустился на полукруглое сиденье. Ничего угрожающего не произошло. Кресло выдержало.
Но тотчас же в центре находящейся перед ним грани вспыхнуло синее кольцо с жёлтыми линиями. Продержавшись не более секунды, оно исчезло.
– Не шевелись! – крикнул Мельников.
Второв замер, не спуская глаз с грани. В ней ничего не было видно, но ему вдруг показалось, что она стала темнее. Искрящиеся точки превратились в неподвижные огоньки.
Прошла минута, две. Ничего не изменялось и не происходило. Мельников постепенно успокоился.
– Ты видишь что‑ нибудь? – спросил он.
– Ничего.
– Почему точки стали неподвижны?
– Не знаю.
– И я не знаю, но это что‑ то должно означать.
– Вот только что?
Казалось, ничто им не угрожало. Скорей всего, синий круг означал запрещение дотрагиваться до пульта.
Предвидя их приход, фаэтонцы оставили свой сигнал, надеясь, что разумные существа с другой планеты поймут его значение.
– Слезай! – сказал Мельников. – Только осторожно.
– Снимите меня в этом кресле, – попросил Второв. Перед тем как сесть, он передал камеру своему товарищу.
Мельников исполнил его желание. Ничего плохого от этого произойти не могло.
– Снимок фаэтонца за пультом управления, – пошутил он.
– Я представляю себе, – сказал Второв, – что я действительно умею управлять кораблём. И вот я сделал нужное движение, звездолёт оторвался от Венеры и…
Громоподобный удар прервал его слова. Непреодолимая сила прижала Второва к сидению кресла. Он видел, как Мельников стремительно полетел вниз и упал на круглую стенку отсека. Пронзительный свист, начавшись на низкой ноте, быстро поднялся до сверлящей мозг высоты и смолк. Хорошо знакомое ощущение повышенной тяжести не оставляло никаких сомнений – звездолёт находился в ускоряющемся полёте.
Они улетели с Венеры!
Замерло сердце. Ужас железным обручем сжал голову.
Почему заработали двигатели? Они оба ни до чего не дотрагивались, не делали никаких движений…
Смерть!.. Смерть быстрая и неизбежная! Они не имели ни малейшего представления о том, как управлять кораблём.
И вот как будто для того, чтобы не оставалось никаких сомнений, что они действительно летят, стенки шара вдруг стали прозрачны. Сверху сияло ослепительное Солнце, внизу сплошным белым ковром раскинулись облачные массы Венеры. Синий цвет неба быстро темнел, превращаясь в чёрный. Уже появились звёзды. 
Они летели всё быстрее, неизвестно куда.
Лёжа на нижней стенке отсека, Мельников старался не шевелиться. Падая, он даже не ушибся. От мостика до «пола» было не больше одного метра. Сразу поняв, что произошло, он не испытал, подобно Второву, никакого страха. Четыре космических рейса, с их непрерывными опасностями, приучили его владеть своими нервами в любых случаях. Даже тревога сразу исчезла, уступив место напряжённой работе мысли.
Как долго будет продолжаться ускорение полёта? Ограничено ли оно какими‑ нибудь пределами?
Какой скорости должен достигнуть звездолёт фаэтонцев? По ощущению он догадывался, что ускорение не больше, чем на «СССР‑ КС3». Вероятно, около двадцати метров в секунду за секунду.
Почему взлетел корабль? Синий круг явно предостерегал об опасности взлёта. Но что он или Второв сделали, чем привели в действие двигатель корабля? Догадаться об этом – значило получить шансы на спасение. «Вероятно, они очень просты, как всё, что совершенно», – вспомнил он слова Второва. Да, разумеется, очень просты – всё говорило об этом, просты до того, что никак не догадаться.
Мельников до мелочей вспоминал всё их поведение в последние минуты. Второв сидел, он сам стоял. Оба не шевелились, если не считать съёмки, которую он произвёл по просьбе Второва. Но корабль взлетел, когда съёмка была уже закончена. Ни одного движения они больше не сделали.
Получалось, что звездолёт полетел после слов, сказанных Второвым. Он говорил как раз о взлёте. Странная случайность. Не могли же автоматы фаэтонского корабля реагировать на русский язык, понимать его! Это совершенно невероятно. Но что же тогда?..
Стенка, на которой лежал Мельников, была абсолютно прозрачна. Создавалось впечатление, что он висит в пустоте. Над ним, также в пустоте, висел Второв, а перед ним разноцветный пульт. Что это действительно пульт, сомневаться не приходилось.
Всё остальное исчезло. Слева виднелись освещённые Солнцем кольца корабля и его центр, справа – кусок наружной трубы.
Над головой сияло Солнце. Мельникову казалось, что они летят прямо к нему.
Он отчётливо сознавал, что неуправляемый звездолёт полетит именно к Солнцу, что если они не сумеют понять, чем и как управляется корабль, то их ждёт неминуемая гибель задолго до того, как корабль закончит свой последний рейс, чтобы бесследно исчезнуть в огненных объятиях светила.
|
|
|
