Глава 3. Маршалл маклюэн – автор теории медиа

Глава 3. МАРШАЛЛ МАКЛЮЭН – АВТОР ТЕОРИИ МЕДИА

 

Роль М. Маклюэна в развитии теории медиа вызывает много споров и дискуссий как в академической среде, так и среди представителей самых разных профессий: социологов, философов, журналистов, IT-cпециалистов. Ряд признанных теоретиков коммуникации предпочли игнорировать работы канадского исследователя (П. Лазарфельд, Г. Д. Лассуэлл), другие (Д. Маккуэйл, Д. Цитром, Д. Мейровиц), напротив, считали его вклад в современную коммуникативистику значительным, хотя отмечали очевидные, иногда не подкрепленные фактами, противоречия в его теории.

Маклюэном написано несколько десятков трудов, в которых рассматриваются разные аспекты медиа: от истории устной и печатной культуры до роли электронных СМИ в образовательном процессе. Он исследовал зарождение средств коммуникации в первобытном обществе и выступал как футуролог, предсказывая возникновение нового электронного сетевого сообщества, которое, как он предвидел, способно объединить мир в одну «глобальную деревню», в которой будет происходить широчайший и «одномоментный» обмен информацией.

Каким бы ни было отношение исследователей к идеям канадского ученого, следует признать, что его труды сыграли значительную роль в становлении теории коммуникации как науки, продолжают вызывать научные дискуссии, а также порождают много новых творческий идей и проектов. В настоящей главе (параграфы 1–2) рассматриваются две основополагающие работы Маклюэна, которые являются его «визитной карточкой»: «Галактика Гутенберга: Сотворение человека печатной культуры» и «Понимание средств коммуникации: Продолжение человека».

В третьем параграфе автор анализирует место наследия Маклюэна в контексте современных теорий коммуникации, а в четвертом – определено понятие «маклюэнизм» и основные направления в области философии, культуры, искусства, на которые повлияли идеи Маклюэна, а также рассмотрены основные направления исследования наследия ученого и продолжения его идей в научных трудах и междисциплинарных проектах в США, Европе, франкофонской и англоязычной Канаде.

3. 1. История письменности и печатной культуры в книге

М. Маклюэна «Галактика Гутенберга: Сотворение человека

печатной культуры»

Если Карл Маркс считал «локомотивом» исторического прогресса противоречия между производительными силами и производственными отношениями, то, по мнению Г. Инниса и М. Маклюэна, движущей силой развития общества, и прежде всего человеческой культуры и мысли, являются новые технологии, которые создают новые средства коммуникации. В отличие от представителей так называемой Франкфуртской неомарксистской школы (Т. Адорно, М. Хоркхаймера, Г. Маркузе, Ю. Хабермаса и др. ), ни Маклюэн, ни Иннис не уделяли внимания классовым противоречиям и революционной борьбе[156]. Маклюэн полагал, что прогресс двигают противоречия между старыми и новыми средствами коммуникации, а не конфликты между капиталистами и пролетариями.

В своих работах Маклюэн утверждал, что западная цивилизация достигла в ХХ в. «водораздела», имеющего не меньшее значение, чем эпоха Ренессанса. Ученый выделил три этапа в развитии цивилизации. Первый этап – первобытная дописьменная культура, основанная на принципах коллективного образа жизни, восприятия и понимания окружающего мира. На этом этапе жизнь общества детерминирована устными средствами коммуникации. По мнению Маклюэна, в этом обществе господствует «слуховая культура» (ear culture), для которой характерна одновременность всего происходящего (simultaneity), круговорот (circularity) и полная погруженность участников в происходящие события (immersion), причем из процесса коммуникации не всегда можно выйти. Ухо нельзя отключить. Основным видом общения на этом этапе служит речь, устный мир представляет собой единое информационное и чувственное пространство. Все чувства: зрение, слух, обоняние, вкусовые ощущения и осязание – представляют единое целое. В этом «закрытом обществе», как полагает исследователь, люди объединены в единое целое. Дух общины силен, в то время как отдельная личность сама по себе не имеет большого значения.

На смену первобытной пришла письменно-печатная культура. С появлением алфавита и распространением письменности мир устной культуры перестал быть единым для всех. Его участники, с точки зрения Маклюэна, делятся на тех, кто умеет читать, и на тех, кто не умеет, причем разным людям доступны разные тексты[157]. Письменно-печатная культура в понимании ученого является элитной, необразованным людям в ней нет места. «Акустическое пространство» заменяется «визуальным». С появлением печатного станка, как пишет Маклюэн в книге «Галактика Гутенберга», наступила эпоха дидактизма, индивидуализма и национализма, которая породила «типографского и индустриального» человека [46].

Огромная роль на третьем, современном этапе развития цивилизации, считает Маклюэн, принадлежит электричеству. Оно мгновенно связывает людей во всем мире, устраняет границу между днем и ночью и превращает мир в одну «глобальную деревню». Если верить Маклюэну, то с помощью электронных СМИ общество возвращается в первобытное состояние, в котором у человека возрождается естественное слуховизуальное многомерное восприятие мира и коллективности. Электронные средства коммуникации: телеграф, телефон, телевидение и компьютер, считает ученый, являются продолжением нервной системы человека и преобразуют все стороны его психической и общественной жизни. В наступившей эпохе «нового племенного человека» царствует миф, а с помощью средств массовой информации, по предсказаниям Маклюэна, вскоре «можно будет держать под контролем эмоциональный климат целых культур» [39, p. 51].

По мнению Маклюэна, создание новых технических средств в жизни общества всегда носит революционный характер. От алфавита и письма к печатному станку, а затем к электронным средствам коммуникации – таков путь развития цивилизации, причем все виды связи имеют или визуальный пространственный способ организации (линейный, последовательный, перспективный), или слуховой (сферический, синхронный, имманентный). Ученый полагал, что появление печатного станка позволило зрению и слуху существовать раздельно, поскольку стало возможным чтение «про себя» и устный диалог утратил то значение, которое он имел ранее. Письменно-печатную культуру Маклюэн отнес к устной коммуникации, кино и фотографию – к визуальной. Телевидение, в его понимании, требует от зрителя активного участия, «постоянного творческого диалога с иконоскопом», поэтому его Маклюэн считает осязательным (тактильным) средством коммуникации.

Телевидение Маклюэн характеризовал как мозаичное средство общения, которое сталкивает на экране все времена и пространства одновременно. Оно может из любого малозначимого события, пустяка создать сообщение всемирного значения. Зритель, считает ученый, активно участвует в освоении телевизионной мозаики: из увиденного каждый складывает свою картинку, в зависимости от жизненного опыта, образования, настроения и даже степени внимания в конкретный момент.

В академических кругах особый протест вызывал тезис Маклюэна, сформулированный им в «Галактике Гутенберга» и «Понимании средств коммуникации», что наступает конец «книжного общества», индивидуализма, а на смену ему приходит новая эпоха электронной культуры. Это будет общество, полагал ученый, где, благодаря электричеству, возникнет новое племенное сообщество, соединенное в одну сеть (network). Таким образом, Маклюэн предсказал наступление эпохи Интернета, хотя не совсем понимал, каким будет сетевое сообщество.

«Механическая невеста: Фольклор индустриального человека» – книга, в которой Маклюэн исследовал содержание медиа (media content), была прологом к его теории медиа. Первой работой по теории коммуникации, одним из основополагающих трудов ученого, в котором рассмотрены основные противоречия между устной и письменной культурой, считается «Галактика Гутенберга». Маклюэн анализирует историю коммуникации с первобытных времен до начала телевизионной эры и конца эпохи Гутенберга. Многие положения, сформулированные ученым в «Отчете о понимании новых медиа», вошли в эту работу в 1960 г. Большое значение в ней, как и в докторской диссертации Маклюэна о Томасе Нэше, играет исторический контекст.

Книга по своему характеру представляет академическое исследование, но из-за разбивки на маленькие главы она больше похожа на серию рассказов эпохи Возрождения. Каждая из глав состоит всего из нескольких страниц и призвана выразить или проиллюстрировать одну авторскую мысль. Некоторые главы содержат большие цитаты из работ известных философов (Аристотеля, М. Элиаде, Э. Кассирера, А. Н. Уайтхеда и др. ), психологов          (Д. К. Карозерса), литераторов (А. Поупа, Э. По, Д. Джойса). Авторский текст в ряде случаев является лишь комментарием. Вместе с тем в книге нет ссылок на современников Маклюэна, исследователей медиа и коммуникации. Маклюэн не упоминает ни У. Липпмана, ни П. Лазарфельда, ни Н. Винера, хотя именно эти ученые сделали прорыв в области теории медиа в 40–60-е гг. ХХ века.

Книга начинается с анализа шекспировской драмы «Король Лир», а заканчивается критикой «Дунсиады» А. Поупа. На первый взгляд, соответствующие главы не связаны с темой исследования и вполне могут быть опущены. Как полагает Ф. Марчанд, они служат лишь доказательством того, что автор, профессор литературы, считает себя незаурядным литературным критиком [102, p. 155]. Однако задача автора, по нашему мнению, была иной. Литературные тексты всегда были для Маклюэна, наравне с историческими документами и научными работами, материалом для обоснования его теорий. Следует признать, что «Галактика Гутенберга» не является традиционной академической монографией. Она сама по себе служит примером эксперимента – научное исследование в ней соединено с не подкрепленными ничем гипотезами, художественные тексты сочетаются с выдержками из научных статей. В письме к Шейле Уотсон Маклюэн, пытаясь объяснить характер своей книги, ссылался на цитату из биографической книги У. Льюиса: «Я писал так, как будто обладал свободой человека XVIII века или жившего в Рице»[158]. Этим заимствованным у Льюиса высказыванием Маклюэн подчеркивал, что считал себя свободным мыслителем и художником. Он не видел необходимости придерживаться в своей работе формы традиционного академизма.

Несомненно, между «Галактикой Гутенберга», «Кантос» Э. Паунда, поэмами Элиота, романами Д. Джойса много общего, несмотря на то, что книга Маклюэна – научная работа, а произведения писателей-модернистов с полным основанием могут быть отнесены к художественной литературе. Тем не менее все вышеназванные труды представляют собой сложные тексты, которые невозможно понять после первого прочтения. Они насыщены именами ученых, мыслителей и представителей искусства разных времен, цитатами, неожиданными аналогиями. Сравнивая «Галактику Гутенберга» Маклюэна и «Поминки по Финнегану» Джойса, критики называли их книгами об истории письменности. Ф. Марчанд писал, что «Галактика Гутенберга» была такой же дерзкой и эксцентричной (defiant and eccentric), как работы Э. Паунда и У. Льюиса [102, p. 154]. Биограф Маклюэна проводил параллель между канадским коммуникативистом и современными литераторами, справедливо полагая, что элемент литературности есть и в трудах Маклюэна.

Ж. Марчиссо отметила, что «Галактика Гутенберга» напоминает средневековый манускрипт, который вместе с тем может быть легко адаптирован для современных электронных форматов: гипертекстов с многоуровневыми конструкциями, сетевых интегрированных систем исследования, интерактивных траекторий [104, p. 119]. Такое же мнение, как уже упоминалось во второй главе, критики высказывали о работах Э. Паунда и Д. Джойса.

Каждая коммуникативная технология в «Галактике Гутенберга» рассматривается с учетом культуры и традиций определенного периода. Из-за обилия исторических имен, ссылок, цитат для ее понимания необходимо обладать энциклопедическими знаниями. На страницах книги можно встретить упоминания многих выдающихся личностей: Аристотеля, Платона, Леонардо да Винчи, Т. Нэша, П. Сезанна, А. Эйнштейна, Л. Армстронга и др. Вместе с тем в ней есть элемент провокации, свойственный популярной литературе, попытка «зацепить» читателя. Это нашло свое выражение в эпатажных утверждениях, не всегда подкрепленных фактами, неожиданных, разрушающих стереотипы и, кажется, призванных удержать внимание читателя, а также в ярких, запоминающихся заголовках, будто предназначенных для дальнейшего цитирования, таких, например, как: «Новая электронная взаимозависимость возвращает мир к ситуации глобальной деревни», «Книгопечатание превращает язык из средства восприятия и познания в товар», «Именно книжная страница первой отразила раскол между поэзией и музыкой», «Книгопечатание вывело из употребления латынь», «В бесписьменном обществе не делают грамматических ошибок», «Печатный пресс был поначалу всеми, кроме Шекспира, ошибочно принят за машину бессмертия» [46, p. 427–429].

Один из первых критиков «Галактики Гутенберга» Альфред Альварес (Alfred Alvarez), пытаясь передать ее характер, писал об этом труде: «Живое, незаурядное и маргинальное (не соответствующее принятым нормам) умозаключение средневекового логика, который отказался от теологии в пользу социологии и знает все о технологиях современной рекламы»[159]. Однако мнение Альвареса спорно. Маклюэн никогда не отказывался от томизма. В «Галактике Гутенберга», как и во многих других работах канадского ученого, ощутимо влияние учения Фомы Аквинского (его имя и труды упоминаются Маклюэном около десяти раз). Ряд проблем в области коммуникации Маклюэн рассматривает как социолог и историк, в некоторых главах он предстает в роли литературного критика, иногда в качестве ученика Фомы Аквинского и комментатора его трудов[160].

Упреки в адрес Маклюэна во многом справедливы. Его книгу вряд ли можно считать научным исследованием в полном смысле слова, поскольку в ней не выдвинуты гипотезы, которые бы автор пытался подтвердить или опровергнуть с помощью современных методов исследования. Во всех выдвинутых автором концепциях ощущается его субъективное мнение. В книге много ссылок и цитат из самых разных источников, некоторые труды принадлежат классикам научной мысли (Аристотель, Платон), некоторые работы – перу малоизвестных исследователей, к тому же в работе много ссылок и цитат из художественной литературы – произведений разных эпох и направлений. Принцип отбора «экспертных оценок», судя по всему, основан Маклюэном на их близости взглядам автора на проблемы развития общества и средств коммуникации.

Большое внимание в своей книге Маклюэн уделил развитию риторики в Средние века и эпоху Возрождения. Многие положения из его докторской диссертации о Томасе Нэше можно встретить и в главах «Галактики Гутенберга». Книга имеет свойственную трудам Маклюэна мозаичную композицию: исторические периоды и лица, теории и идеи, – все смешалось, и кажется, что логика непоправимо нарушена. Однако после неоднократного ее прочтения становится понятен замысел автора. Как и Иннис, Маклюэн представляет историю цивилизации через эволюцию медиа, причем в каждом средстве коммуникации он видит свои преимущества и недостатки. В отличие от Инниса, для которого точкой отсчета была исключительно бесписьменная цивилизация Древней Греции, Маклюэн в понятие «первый этап в развитии истории коммуникации» включает и первобытную устную культуру, развивавшуюся на территории Африки и Канады.

Наряду с этим ученый обращается к исследованиям Миллмана Пэрри (Millman Parry) и Альфреда Лорда (Alfred Lord), посвященным устному и письменному творчеству Гомера. Продолжив идеи Пэрри, Лорд пытался понять, как в устной и письменной поэзии осуществляется преемственность форм и функций. Пэрри исследовал поэмы Гомера в контексте устного эпоса. Маклюэн считал изъяном в их исследованиях то, что ученые анализируют эпос с позиции людей печатной культуры и не могут представить себе общество без письма и книг, не понимают, какую роль с появлением письменности стала играть визуализация.

Статья психиатра Д. К. Карозерса (J. С. Carothers) «Культура, психиатрия и письменное слово» (Culture, Psychiatry, and Written Word), опубликованная в 1959 г. в журнале «Психиатрия» (Psychiatry), также сыграла большую роль в исследовании Маклюэна. Карозерс изучал африканские общины, где не существовало грамотности, и те, где была развита письменность. Он высказал несколько мыслей, которые были подхвачены Маклюэном и нашли продолжение в его теории коммуникации. Так, Карозерс утверждал, что ухо, а не глаз было главным рецептивным органом для наших мыслительных процессов, что именно сила слова управляет мышлением и поведением человека, а пространственно-временные отношения в обществе напрямую зависят от визуальной традиции и ее противоположности слуховой культуре[161]. По мнению Марчанда, автором такой статьи мог бы быть и Маклюэн, поскольку взгляды Карозерса и Маклюэна на коммуникативные процессы во многом совпадали [102, p. 153]. Карозерс также обратил внимание на то, что грамотность отделяет зрение от других чувств и одновременно развивает его. Идеи, высказанные Карозерсом, Маклюэн подробно рассмотрел в «Галактике Гутенберга», представив факты, подтверждающие их.

В соответствии с культурными традициями, с учетом чувственного восприятия и системы алфавита Маклюэн делил страны и нации на два типа: аудиотактильные (Африка, Индия, Россия, Китай) и зрительные, nations of the eye, (Северная Америка и Западная Европа). Эта классификация, судя по всему, также была заимствована Маклюэном у Карозерса, на которого ученый неоднократно ссылается[162].

Маклюэн делил культуры не только на слуховые и зрительные, но также на сакральные и профанные, племенные и индивидуалистичные. Убеждение в том, что дописьменная культура является сакральной по своему характеру, а письменная и печатная – мирской (профанной), возникло у автора «Галактики Гутенберга» под влиянием работы М. Элиаде «Священное и профанное» (The Sacred and the Profane, 1961). Маклюэн не приводит никаких доказательств правоты своей классификации, кроме цитат из М. Элиаде [46, c. 103], полагая, вероятно, что это достаточно убедительная аргументация.

К племенной (tribal) культуре ученый относил устную культуру эпохи до Гутенберга, а также электронную культуру (радио, телевидение, Интернет), т. е. те средства коммуникации, которые объединяют людей. Письменную и печатную традицию он считал индивидуальной, поскольку эта форма коммуникации не требует взаимодействия группы людей и общения между ними. Данное утверждение достаточно спорно, поскольку именно электронные СМИ часто обрекают человека на одиночество. Маклюэн не дожил до тех лет, когда телевизор на каждого члена семьи стал нормой, и человек в одиночку стал общаться с «иконоскопом». Интернет также породил новую породу людей-одиночек, которые «уходят» в виртуальный мир, сводя к минимуму контакты с внешним миром.

В «Галактике Гутенберга» Маклюэн неоднократно выделял качества, свойственные определенной традиции: или зрительной, или слуховой, каждое из которых имело свою противоположность.

Если внимательно проанализировать характеристики каждой из традиций, то можно придти к неожиданному выводу о том, что в классификации Маклюэна письменность и печать относятся к визуальной культуре, а телевидение – к слуховой. Ведь именно телевидение ученый описывал как коллективное, одномоментное (simultaneous), магическое и точечное (мозаичное) средство коммуникации.

Основной чертой акустического пространства, как утверждает Маклюэн, является слух: он осуществляет непосредственную, прямую и мгновенную связь между говорящим и слушающим, при этом этот тип коммуникации требует участия, взаимодействия. Ученый полагал, что письменность, возникшая с появлением алфавита, расщепляет сознание племенного человека аудиотактильной культуры, доводя его до шизофрении[163].

Печатная культура, уверен ученый, способствует развитию национализма и индивидуализма. Книги печатаются на разных языках, что способствует развитию национальной культуры и национального самосознания. Одновременно печатная культура способствует неравенству между людьми. Бедные и неграмотные не имеют доступа к культурным ценностям, не имеют возможности стать не только лидерами, но и успешными профессионалами во многих сферах. Печатная культура, полагает ученый, задает высокий темп механизации и индустриализации, а электронные медиа, такие как телевидение, радио, возвращают нас в акустическое пространство с его одномоментностью.

В отличие от Нила Постмена, считавшего печатную культуру и СМИ эпохой Ренессанса в сфере массмедиа [346], Маклюэн видел в ней как много достоинств, главным из которых он считал развитие грамотности, так и много недостатков. С изобретением печати, отмечал Маклюэн, исчезла устная нарративная культура, девальвировалось мастерство рассказчика, в обществе усилился индивидуализм, так как книга и газета не требовали от людей общения, популярным стало чтение «про себя». Продолжая идеи своего коллеги по университету Торонто, Г. Маклюэн подчеркивал, что печатная культура способствовала развитию национализма, «формированию и стабилизации языков» [46, c. 336]. Поскольку книги, газеты и журналы издавались на разных языках, ученый считал, что печать усиливает национальную идентичность в то время как электронные СМИ, и прежде всего телевидение, превратили мир в одну «глобальную деревню».

Национализм, свойственный типографскому обществу, по мнению Маклюэна, ведет к разобщению людей, говорящих на разных языках, порождая конфликты и войны между странами. Совершенно необоснованной, на наш взгляд, является мысль Маклюэна о том, что с появлением электронных СМИ и превращением мира в «глобальную деревню» соперничество между людьми разных национальностей и военные конфликты должны пойти на убыль. Для такого утверждения нет никаких оснований. В современном мире, где главную роль играют телевидение и Интернет, не уменьшилось количество войн и международных конфликтов. Подобные заявления канадского коммуникативиста свидетельствуют о его стремлении идеализировать электронные СМИ, преувеличить их роль в жизни современного общества и сформировать модель «прекрасного дивного мира». В данном случае Маклюэн выступал как литератор, отчасти повторяя структуру романа «Поминки по Финнегану» Д. Джойса, финалом которого является «recorso» – возвращение на круги своя. Во многих трудах Маклюэна проявляется их «литературность». «Глобальная деревня» без национальных конфликтов, несомненно, красивый финал для художественного произведения, но для научной работы данное утверждение не имеет под собой оснований: оно основано лишь на личном мнении автора, который не опирается ни на серьезные исследования, ни на расчеты, ни на экспертные оценки.

Изобретение печати, как подчеркивал Маклюэн, «укрепило и расширило новую визуальность прикладного характера, создав первый однотипный и воспроизводимый товар, первый конвейер и первую отрасль массового производства» [46, c. 187]. Эти мысли о массовом характере печати в своих трудах высказал позднее и Жан Бодрийяр.

Провозвестником скандальной «желтой» прессы, по мнению Маклюэна, был итальянский литератор и памфлетист Пьетро Аретино (Pietro Aretino, 1492–1556), который понимал, как важно завоевать общественное мнение и гордо называл себя «продавцом славы». Маклюэн считал Аретино первым журналистом и публицистом. Это мнение, как и многие высказывания канадского ученого о печатной культуре, достаточно спорно [46, c. 285-287], поскольку точно определить, кто именно положил начало современной журналистике, достаточно сложно.

Телевидение, согласно теории Маклюэна, возвращает общество в первобытное состояние. Люди собираются у телеэкрана, как когда-то у костра, и каждый имеет доступ к секретам «глобальной деревни». Маклюэн постоянно обращается к творчеству Д. Джойса. Заимствуя его понятие «recorso» из «Поминок по Финнегану», автор «Галактики Гутенберга» пишет о возникающей эпохе телевидения как о возращении (recorso) к племенной культуре.

Рассказывая об особенностях восприятия кинофильмов и фотографий в бесписьменных общинах, Маклюэн обращал внимание на то, что представители африканских общин, с которыми европейские ученые встречались в начале ХХ в., не были знакомы с алфавитом, не умели писать и читать и испытывали трудности при восприятии продуктов визуальной культуры, поскольку не имели достаточно развитого зрительного опыта, но при этом обладали достаточно развитым слухом [46, c. 54–58].

В конце «Галактики Гутенберга» Маклюэн предсказывает упадок или смерть книжной культуры, на смену которой приходят электронные СМИ. В теории Маклюэна эти процессы напрямую связаны с научными открытиями начала ХХ века. С этим суждением Маклюэна не согласна Л. М. Землянова. По мнению российской исследовательницы, абсолютизация роли электронных СМИ в жизни современного общества и провозглашение конца печатной культуры, «гутенберговой галактики», не имеет под собой основания [372, p. 20-21]. Однако Маклюэн не считал, что с появлением телевидения и в дальнейшем других электронных средств коммуникации исчезнет книжная культура. Он призывал старшее поколение, особенно представителей академических кругов, с большим вниманием отнестись к тому, что молодежь узнает вне школ и университетов. Поскольку СМИ, и прежде всего телевидение, стали одним из основных источников информации, он призывал преподавателей изучать новые средства коммуникации и использовать их возможности в своей работе. Только таким образом, по мнению ученого, можно будет ликвидировать разрыв между жизнью подростков в школе и вне классной комнаты. Эта проблема всегда волновала Маклюэна, но наиболее четко он обрисовал свою позицию в книге «Город как классная комната: Понимание языка и медиа» (1977), написанной им в соавторстве с Э. Маклюэном и Л. Хатчеон[164].

Продолжая мысли Маклюэна, П. Левинсон в книге «Цифровой Маклюэн» обращает внимание на специфику киберпространства, основой которого является алфавит. По мнению критика, интернет-среда увеличивает акустическую интерактивность. На основании этого Левинсон приходит к выводу о том, что алфавит, являющийся частью абстрактного мышления человека, никогда не исчезнет из поля коммуникации [101, p. 50–54]. Следует признать, что сам Маклюэн никогда не говорил о возможности исчезновения алфавита. Но его предположение о гибели книжной культуры с появлением электронных СМИ отчасти сбылось. Книга утратила роль основного источника информации, которую она играла ранее. Вместе с тем появление электронных библиотек свидетельствует о возрождении книжной традиции в ином формате. Конечно, Маклюэну трудно было в 1960-е гг. предсказать развитие средств коммуникации на ближайшие десятилетия. Он предугадал основные тенденции, но не мог предвидеть все детали.

Как уже было сказано выше, не все положения в теории Маклюэна научно обоснованы. Некоторые пассажи из «Галактики Гутенберга» напоминают фантазии Дж. Оруэлла. Устный тип культуры России, по мнению Маклюэна, где «внутренняя вербализация является социальным действием», связан и со шпионажем с помощью уха, и с особенностями показаний жертв сталинских репрессий, которые якобы признавались не столько в том, что совершили, сколько в том, что подумали [13, p. 31]. Эти высказывания Маклюэна основаны на его субъективном мнении об СССР, где он никогда, в отличие от Инниса, не был. В них есть элемент беллетристики, свойственный всем трудам канадского коммуникативиста. Любопытное мнение ученый высказал и об экономике СССР, утверждая, что в стране со слуховой культурой невозможен капитализм, поскольку слуховая традиция советского общества нуждается в ином экономическом укладе, чем зрительная [13, c. 396–397]. Возможно, отчасти Маклюэн и прав: современная история свидетельствует о том, что в том виде, в каком капитализм существует на Западе, он не приживается в России.

Во многих странах текст имеет более высокий статус, чем речь. До начала ХХ в. лингвисты отдавали приоритет письменному, а не устному выражению мыслей. Повседневная речь не была предметом их научных интересов. В 1955 г. М. Маклюэн в статье «Радио и телевидение против АБВГД-мыслящих: радио и ТВ в “Поминках по Финнегану”» назвал АБВГД-мыслие (словосочетание, придуманное Д. Джойсом) психологическим эффектом, определенным бессознательным сдвигом в сознании человека, происшедшим в результате внедрения письменности [8, p. 12–18]. Ученый считал, что письменная, и особенно печатная культура, произвели «раскол между сердцем и разумом» [46, c. 251], одновременно способствуя визуальной организации знания [46, c. 181].

Современные коммуникации Маклюэн не считал эталоном или нормой. Он полагал, что в племенном бесписьменном обществе существовала определенная гармония, которая исчезла вместе с возникновением алфавита[165]. В этой связи Маклюэн обращается к работам биолога Д. З. Янга        (J. Z. Young) и антрополога Э. Холла, чтобы понять, как письменность и печать изменили природу человека. Он взял на вооружение утверждение Холла о том, что технологии являются продолжением человеческих чувств, и развил эту мысль в «Галактике Гутенберга» и «Понимании средств коммуникации». Он утверждал, что именно устное слово и искусство риторики являются основой человеческого мышления, а письменная культура способствовала тренировке других коммуникативных возможностей человека, в том числе лучшего восприятия визуального.

В «Галактике Гутенберга» автор обращает внимание на то, что книга как таковая появилась в рукописном варианте в V в. до нашей эры, а печатный станок был изобретен только в XV в., т. е. история печати относительно короткая. Рукописи, по мнению Маклюэна, оставались частью устной культуры и писались в соответствии с законами риторики. До появления типографской книги было распространено как чтение вслух, так и чтение про себя, что, как полагает ученый, способствовало развитию памяти и логики. Рукописная книга стоила дорого, поэтому те, кто имел доступ к ней на небольшой период времени, могли или переписать, или выучить ее наизусть. Таким образом заучивали Священное Писание и другие религиозные тексты. Поэтому манускрипт Маклюэн относит к сакральной культуре, а печатную книгу, продукт массового производства – к профанной.

Интересны наблюдения Маклюэна, касающиеся проблемы авторства. Ученый обращал внимание на то, что первые рукописи были в основном анонимны. Они переписывались по нескольку раз, в результате имя автора, как правило, оставалось неизвестным. Вместе с печатью возникли авторские права, интерес к личности пишущего, проблема популярности и славы создателей текстов.

Чтение манускрипта вызывало у Маклюэна ассоциации с белым стихом (verse libre), который использовали Г. Стайн, Э. Паунд и Т. Элиот. На основании этого он, «сгущая краски», утверждал, что внедрение печати способствовало понижению уровня устной культуры: ораторского искусства, коллективной дискуссии и общения.

Обвинения Маклюэна в адрес печатного станка напоминают современные жалобы противников новых коммуникационных технологий на роль Интернета и мобильной связи в снижении всеобщей грамотности и культуры общения. Ученого беспокоило то, что книгопечатание «изменило не только орфографию и грамматику, но также ударения и окончания слов». Оно, как ему казалось, «сделало возможной плохую грамматику» [46, c. 239]. Однако в книге нет никаких серьезных доказательств того, что грамотность пострадала с внедрением типографского станка, и утверждения Маклюэна кажутся очевидным преувеличением.

Тем не менее Маклюэн последовательно доказывает преимущества бесписьменной традиции над письменной, а рукописной – над типографской. Некоторые утверждения в «Галактике Гутенберга» основаны лишь на эмоциях, точном подборе эпитетов, которые создают у читателя определенное отношение к вопросу или явлению, но не к фактам. Маклюэн утверждает, что широкое распространение алфавита и письменности переместило человека из «магического мира звука в нейтральный визуальный мир» [46, c. 27–28]. В данном случае слово «магический» сознательно выбрано автором для характеристики устной слуховой бесписьменной культуры, а определение «нейтральный» противостоит слову «магический» и создает образ скучного и безликого существования человечества в эпоху письменности.

Совершенно необоснованным является заявление ученого, что следствием развития письменности стала шизофрения. Эффектные высказывания Маклюэна вызывали как восторги, особенно у молодежной аудитории, так и протесты в академической среде. Печать, массовое производство текстов, настаивает ученый, лишает культуру своей сакральности и исключительности.

В концепции Маклюэна, как уже было сказано выше, можно найти множество противоречий. Ученый утверждает, что типографская культура породила индивидуализм, и она же, по его мнению, с помощью школьной системы покушается на мир «неуживчивого индивидуалиста», пытаясь привести его «к общему знаменателю» [46, c. 316]. Из этих высказываний не совсем понятно, как ощущала себя личность до эпохи Гутенберга и какое мироощущение породила эта эпоха.

Ж. Марчиссо уверена, что идеи Маклюэна основаны на средневековом представлении о чувственном восприятии, в том числе на томистской теории, согласно которой все чувства, объединенные в единую систему восприятия, чувственный образ (gestalt) через осязание, играют определенную роль в нашем опыте [104, p. 125]. Эта теория, принадлежащая Фоме Аквинскому, во многом заимствовала идеи Аристотеля.

Американский теоретик медиа Э. Л. Эйзенштейн (E. L. Eisenshtein) отмечала, что нетрадиционные подходы Маклюэна к исследованию печатной культуры, с одной стороны, стимулировали интерес к ней, с другой – не вызывали доверия в академических кругах и, более того, скомпрометировали саму тему, отвергая которую некоторые ученые для характеристики ее ненаучности использовали термин «маклюэнистская» [315, p. XVII].

Концепция «глобальной деревни» – одна из ключевых в теории Маклюэна. Понятие «глобальная деревня»[166] встречается и в его письме к        Э. С. Моргану (E. S. Morgan), и в «Докладе о понимании новых медиа». В 1959 г. Маклюэн пишет Моргану: «При электронных СМИ земной шар становится очень небольшим, напоминающим деревню миром, в котором то, что происходит с одним человеком, происходит со всеми людьми»[167]. Подобная мысль высказана и в докладе, представленном Маклюэном в 1960 г. НООТР. В «Галактике Гутенберга» ученый подробно раскрыл свое понимание «глобальной деревни». Он утверждал, что открытия в области электромагнетики создали заново «поле» во всех сферах человеческой деятельности и человечество теперь существует в условиях «глобальной деревни» [46, c. 47]. Одна из глав «Галактики Гутенберга» так и называется «Новая электронная взаимозависимость возвращает мир к ситуации глобальной деревни» [46, c. 47]. Характерными чертами нового коммуникативного пространства являются одномоментность происходящего («simultaneous happening»), открытость и широкий доступ к информации. Маклюэн не раз подчеркивал, что не считает «глобализацию» в сфере коммуникации идеальной формой организации массмедиа. В интервью с  Г. Стерном он объяснял свою позицию следующим образом: «Я не одобряю глобальную деревню… Я просто живу в ней»[168].

«Глобальная деревня», в понимании ученого, это несомненный исторический шаг вперед, причем новые технологии являются основой этого коммуникативного пространства. Тема «глобальной деревни» у Маклюэна непосредственно связана с проблемами пространства и времени, которые наиболее полно раскрыты в его следующей книге – «Понимание средств коммуникации».

Ч. А. Болдуин обращает внимание на сходство маклюэновской «глобальной деревни» и концепции Ю. Хабермаса об общественной сфере как идеальном пространстве для коммуникации [74, p. 359–360]. Подобные концепции можно найти и в работах других ученых.

П. Левинсон отметил, что словосочетание «глобальная деревня» ст

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: