 |
Стереотип антигосударственности
|
|
|
|
Первым условием успешной революции (любого толка) является отщепление
активной части общества от государства. Каждого человека тайно грызет червь
антигосударственного чувства, ибо любая власть давит. Да и объективные
основания для недовольства всегда имеются. Но в норме разум и другие чувства
держат этого червя под контролем. Внушением, художественными образами,
песней можно антигосударственное чувство растравить.
Это удалось за полвека подготовки революции 1905-1917 гг. в России.
Тогда всей интеллигенцией овладела одна мысль - "последним пинком раздавить
гадину", Российское государство. В.Розанов пишет в дневнике в 1912 г.:
"Прочел в "Русск. Вед." просто захлебывающуюся от радости статью по поводу
натолкнувшейся на камни возле Гельсингфорса миноноски... Да что там
миноноска: разве не ликовало все общество и печать, когда нас били при
Цусиме, Шахэ, Мукдене?".
То же самое мы видели в перестройке, когда стояла задача разрушить
советское государство как основу советского строя. Поднимите сегодня
подписку "Огонька", "Столицы", "Московского комсомольца" тех лет - та же
захлебывающаяся радость по поводу любой аварии, любого инцидента. На этом
этапе был важен пример Запада, повлиявший прежде всего на "сословие
специалистов". В книге-отчете по опросам 1989-1990 гг. "Есть мнение" есть
общий вывод: "Носителями радикально-перестроечных идей, ведущих к
установлению рыночных отношений, являются по преимуществу представители
молодой технической и инженерно-экономической интеллигенции, студенчество,
молодые работники аппарата и работники науки и культуры".
Отщепенство от государства и лежащая в его основе ненависть к
|
|
|
авторитету и власти на Западе стали результатом того превращения народа в
скопище "свободных индивидов", которое составило сущность разрушения
традиционного общества и возникновения гражданского. Как пишет
Ортега-и-Гассет, "суверенитет любого индивида, человека как такового, вышел
из стадии отвлеченной правовой идеи или идеала и укоренился в сознании
заурядных людей". Напротив, государство было низведено с положения
исполненного благодати "отца" до уровня "ночного сторожа". Вместо
университетской культуры стала господствовать мозаичная - масс-культура.
Человек массы - потребитель стереотипов: "К массе духовно принадлежит
тот, кто в каждом вопросе довольствуется готовой мыслью, уже сидящей в его
голове", - писал Ортега-и-Гассет в книге "Восстание масс". Этот труд очень
важен для нашей темы, он посвящен человеку, сформированному массовой
культурой. Этот человек манипулируем, мыслит стереотипами и обладает таким
самомнением, что диалог с ним и обращение к разуму очень затруднены.
У Ортеги-и-Гассета речь идет не о "трудящихся массах", а о среднем
классе, типичным выразителем которого является как раз "специалист".
Ортега-и-Гассет пишет: "Специалист" служит нам как яркий, конкретный пример
"нового человека" и позволяет нам разглядеть весь радикализм его новизны...
Его нельзя назвать образованным, так как он полный невежда во всем, что не
входит в его специальность; он и не невежда, так как он все таки "человек
науки" и знает в совершенстве свой крохотный уголок вселенной. Мы должны
были бы назвать его "ученым невеждой", и это очень серьезно, это значит, что
во всех вопросах, ему неизвестных, он поведет себя не как человек,
незнакомый с делом, но с авторитетом и амбицией, присущими знатоку и
|
|
|
специалисту... Достаточно взглянуть, как неумно ведут себя сегодня во всех
жизненных вопросах - в политике, в искусстве, в религии - наши "люди науки",
а за ними врачи, инженеры, экономисты, учителя... Как убого и нелепо они
мыслят, судят, действуют! Непризнание авторитетов, отказ подчиняться кому бы
то ни было - типичные черты человека массы - достигают апогея именно у этих
довольно квалифицированных людей. Как раз эти люди символизируют и в
значительной степени осуществляют современное господство масс, а их
варварство - непосредственная причина деморализации Европы".
В годы перестройки, когда червь антигосударственного чувства был
раскормлен до невероятных размеров, под огнем оказались все части
государства - от хозяйственных органов, ВПК, армии и милиции до системы
школьного образования и детских домов. Л.Баткин, призывая в книге-манифесте
"Иного не дано" к "максимальному разгосударствлению советской жизни", задает
риторические вопросы: "Зачем министр крестьянину - колхознику, кооператору,
артельщику, единоличнику?.. Зачем министр заводу?.. Зачем ученым в Академии
наук - сама эта Академия, ставшая натуральным министерством?". В лозунге "Не
нужен министр заводу!" - формула колоссального по масштабам разжижения
общества, превращения России в безгосударственное, бесструктурное
образование, которое долго существовать не может.
Интеллигенцию соблазнили на отщепенство от государства лозунгами
демократии и свободы. Академия наук стала чуть не главным объектом атаки
ученых-демократов! Даже в 1992 г., когда Академия была уже почти удушена,
доктор наук Вяч.Иванов пишет в "Независимой газете": "У нас осталась тяжелая
и нерешаемая проблема - Академия наук. Вот что мне, депутату от академии,
абсолютно не удалось сделать - так это изменить ситуацию, которая здесь
сложилась. Академия по-прежнему остается одним из наиболее реакционных
заведений". Этот филолог и депутат считает себя вправе уничтожать ядро всей
русской науки, оправдываясь пустым идеологическим стереотипом
("реакционность").
Для разжигания антигосударственного чувства были призваны (скажем
прямо, наняты - в широком смысле слова) самые любимые таланты России, против
|
|
|
слова которых беззащитна душа простого человека. После 1991 г. в их
откровениях была сделана небольшая коррекция - упор делался уже на
"советском" государстве, но это ничего не меняет. Они, люди аполитичные и к
тому же баловни советского государства, ничего серьезного против советского
строя сказать не могли. Важен был сам факт: человек, которому мы
поклоняемся, ненавидел свое государство. И даже сегодня, когда можно было бы
уже забыть свои обиды, он ничего предосудительного в своей ненависти не
видит, он говорит о ней как о благородном движении своей души.
Вот Николай Петров, преуспевающий музыкант, делает такое признание:
"Когда-то, лет тридцать назад, в начале артистической карьеры, мне очень
нравилось ощущать себя эдаким гражданином мира, для которого качество рояля
и реакция зрителей на твою игру, в какой бы точке планеты это ни
происходило, были куда важней пресловутых березок и осточертевшей трескотни
о "советском" патриотизме. Во время чемпионатов мира по хоккею я с каким-то
мазохистским удовольствием болел за шведов и канадцев, лишь бы внутренне
остаться в стороне от всей этой квасной и лживой истерии, превращавшей все,
будь то спорт или искусство, в гигантское пропагандистское шоу". Болел за
шведов и канадцев! Не потому, что они ему нравились, а потому, что какая-то
мелочь в государственной пропаганде резала ему слух.
А вот, в июле 1999 г. в передаче "Тихий дом" (с С.Шолоховым)
откровенничает моя любимая певица, замечательный наш голос - Елена Образцова
(Лауреат Ленинской и Государственной премий, Герой Социалистического Труда).
Она ударилась в философию и стала рассуждать о роли счастья и страдания в
творчестве: "Один момент в жизни сделал меня счастливой - это ненависть".
Ведущий состроил удивленное лицо: мол, как так? И певица поведала ужасную
историю. Она договорилась с Абадо участвовать в записи "Реквиема" Моцарта.
Приехала в Милан и узнает, что эту партию дали другой певице. Почему? Абадо
|
|
|
ей объясняет, что какой-то чиновник забыл прислать какую-то телеграмму,
необходимую для заключения контракта. Образцова "была потрясена, возмущена,
почувствовала себя абсолютной рабыней" и хотела остаться за границей - она
"возненавидела СССР".
А как же счастье? Оно пришло попозже, вечером, когда она в концерте
пела с Абадо в сцене судилища, где посылала проклятья жрецам - "я проклинала
Советскую власть". Не забывчивого чиновника, не друга Абадо, который
поленился позвонить ей, чтобы ликвидировать недоразумение (если только дело
и вправду было в телеграмме, а не в обычных артистических интригах). Нет,
она проклинала ни много ни мало советскую власть и ненавидела страну.
Можно бы понять - натура художественная, впечатлительная, был момент
аффекта. Но говорить это через много лет как о важном и дорогом для нее
моменте жизни ("счастье"), по центральному телевидению всему народу - это
какая-то невероятная бесчувственность. Неспособность положить на одни весы
свою обиду и свое проклятье. Ведь проклятья сбываются! В 1999 г. даже певица
должна была бы уже что-то услышать о бедствии народа, потерявшего советское
жизнеустройство. Может быть, даже узнать, что большой русский поэт на закате
дней написал стихи-молитву: "Боже, спаси нас в тяжелые дни! Боже, Советскую
власть нам верни!".
Конечно, жаль, что нашли змеи-соблазнители подход и к Елене Образцовой,
а иезуитски смышленый С.Шолохов квалифицированно вывернул ее наизнанку перед
телекамерой. Думаю, придет к ней момент не счастья от ненависти, а просто
упорядоченности мысли и чувства - и уйдет она из этого хора. Но здесь для
нас важна ее инструментальная роль - активизировать и оправдывать у своих
почитателей антигосударственный (и антисоветский) стереотип.
3. Ролевые стереотипы: "государство-эксплуататор"
Антигосударственное чувство сцеплено с "ролевыми стереотипами", которые
были эффективно использованы в манипуляции сознанием. Некоторые из таких
стереотипов активизировались и достраивались уже в ходе перестройки
(например, стереотип "репрессированного народа"), другие всегда были в
дремлющем состоянии, но актуализировались постепенно, начиная с 60-х годов.
Одним из таких стереотипов был образ рабочего, который является объектом
эксплуатации.
О том, каким образом советское государство реально оттолкнуло и даже
озлобило значительную часть рабочих. Но этот "объективный фактор" не смог бы
стать решающим в перестройке, если бы не был раздут, преувеличен в мозгу
|
|
|
людей с помощью какой-то "бесспорной" идеи. Корни отщепенства рабочих от
советского строя - идеологические.
Главным троянским конем для ввода антисоветских идей в среду рабочих
был марксизм. Упрощенный, понятный, соблазнительный, с Марксом мало общего
имеющий. Этот "марксизм" создавался очень разношерстной публикой, которую
объединяла лишь ненависть к советской "империи" - меньшевиками, троцкистами,
югославскими "обновленцами", нашими демократами сахаровского призыва.
Ключевыми понятиями этого "учения" были эксплуатация и прибавочная
стоимость. Объектом эксплуатации были названы советские рабочие,
эксплуататором - советское государство. Если требовалась совсем уж
"марксистская", классовая трактовка, то пожалуйста, и класс был наготове -
номенклатура.
Подход к рабочим от "их интересов" и даже от марксизма сразу облегчал
захват аудитории и ее присоединение к манипулятору. Тем более что поначалу
рабочим даже не приходилось вступать в противоречие с их советскими
установками - начиная с Троцкого и кончая Горбачевым критика "искажений"
советского строя номенклатурой опиралась на цитаты Ленина.
Обращение к ролевому стереотипу рабочих в борьбе против советской
власти стало применяться сразу, как только новое государство начало
налаживать производство и нормальные условия жизни. А значит, налаживать
контроль, дисциплину, требовать от рабочих технологического подчинения
"буржуазным специалистам". В апреле 1918 г. о солидарности с левыми
коммунистами заявили в газете "Вперед" меньшевики: "Чуждая с самого начала
истинно пролетарского характера политика Советской власти в последнее время
все более открыто вступает на путь соглашения с буржуазией и принимает явно
антирабочий характер... Эта политика грозит лишить пролетариат его основных
завоеваний в экономической области и сделать его жертвой безграничной
эксплуатации со стороны буржуазии".
Начиная с 60-х годов в нашей "теневой" общественной мысли идея о том,
что государство эксплуатирует рабочих, изымая их прибавочный продукт,
укрепилась как нечто очевидное. Эту идею не осмеливается поставить под
сомнение даже нынешняя коммунистическая оппозиция. В статье "Контужены
парадигмой", с которой в "Советской России" выступил, в полемике со мной,
"Неизвестный читатель", походя сказано: "Ленинская парадигма была
перевернута. В плановом секторе вышли вперед капиталистические цели
управления и эксплуатации".
Отсюда вывод: сохранять советский строй - не в интересах рабочих. Этот
строй - хуже "цивилизованного" капитализма. Вот труды марксиста, философа и
профессора МГУ А.Бутенко. В 1996 г. он пишет об СССР: "Ни один уважающий
себя социолог или политолог никогда не назовет социализмом строй, в котором
и средства производства, и политическая власть отчуждены от трудящихся.
Никакого социализма: ни гуманного, ни демократического, ни с человеческим
лицом, ни без него, ни зрелого, ни недозрелого у нас никогда не было".
Почему? Потому что "по самой своей природе бюрократия не может предоставить
трудящимся свободу от угнетения и связанных с ним новых форм эксплуатации,
процветающих при казарменном псевдосоциализме с его огосударствлением
средств производства".
Здесь антисоветизм доведен до степени тоталитаризма: бюрократия, т.е.
государство, по самой своей природе - эксплуататор! Антисоветизм
подкрепляется стереотипом антигосударственности. Ведь никакое государство не
может выполнять своих задач, не изымая у граждан части продукта их труда.
Для манипуляции здесь используется подмена понятий - изъятие
подменяется понятием эксплуатации. Существует два способа изъятия
прибавочного продукта - через рынок и через повинность. Под повинностью
понимается любое отчуждение части продукта, которое не возмещается через
рыночный обмен (барщина, алименты, отобрание получки женой и т.д.).
В марксистском понимании эксплуатация как изъятие прибавочной стоимости
возникает, когда есть акт купли-продажи: я тебе рабочую силу, ты мне - ее
рыночную цену. И суть эксплуатации в том, что рабочая сила производит
прибавочную стоимость, которую присваивает покупатель рабочей силы -
владелец капитала ("капитал - это насос, который выкачивает из массы рабочих
прибавочную стоимость").
Советское общество относилось к тому типу обществ, где прибавочный
продукт перераспределяется через повинности. У советского государства с
рабочими были во многом внеэкономические отношения. "От каждого - по
способности!" - это принцип повинности, а не рынка. Все было "прозрачно":
государство изымало прибавочный продукт, а то и часть необходимого -
возвращая это на уравнительной основе через общественные фонды (образование,
врач, жилье, низкие цены и др.).
Была ли здесь эксплуатация? Только в вульгарном смысле слова, как
ругательство. Не более, чем в семье (потому и государство было
патерналистским, от слова патер - отец). Ведь сами же идеологи перестройки
ругали рабочих "иждивенцами" - но кто же эксплуатирует иждивенца! Его кормят
за свой счет.
Но рабочие легко приняли лже-марксистскую формулу их эксплуатации
государством потому, что все слова были знакомыми и точно укладывались в
стереотип: "рабочих эксплуатирует работодатель". Достаточно было только
путем длительного повторения перенести понятие "работодатель" с капиталиста
на советское государство и создать таким образом ложный стереотип и
произвести канализирование настроений.
Этот ложный стереотип опирался на важное чувство - "ревность
обделенного". Слова об эксплуатации грели душу - приятно, когда тебя жалеют.
А кроме того, сама советская пропаганда внушила, что мы вот-вот будем
потреблять сосисок и магнитофонов больше, чем в США. А раз не больше,
значит, нас эксплуатируют. Кто? Государство. Это - важный источник хрупкости
идеократического государства. Оно берет на себя слишком много - роль отца.
Если в семье плохо - отец виноват. Либеральное государство изначально
снимает с себя ответственность, оно лишь следит за порядком на рынке.
Источником личных невзгод здесь являются стихийные законы рынка - так это
воспринимается массовым сознанием. Государство в таком случае не только не
несет вины, но оно всегда выглядит благом, поскольку хоть чуть-чуть смягчает
жестокие законы рынка (дает субсидию безработному и т.д.).
Наверное, советское государство могло оставлять людям больше сосисок и
магнитофонов. Но оно находилось в состоянии войны, пусть холодной. Это
важное условие было вытеснено из общественного сознания, и все как будто его
забыли (скоро вспомнят, как вспомнили сербы, уже начинает припекать).
Поэтому главнейшей своей обязанностью государство считало защиту граждан.
Хоть вне, хоть внутри страны. И на это тратило значительную долю изъятого
"прибавочного продукта". В СССР было бы дикостью даже помыслить, чтобы
какой-то "серый волк" из Иордании свободно ходил по Кавказу и стрелял в
русских людей.
Поразительно, что еще и сегодня множество людей не усомнились в
стереотипах, с помощью которых рабочих лишили здравого смысла. Более того,
опять на заводах появились кружки политграмоты, и опять они читают
худосочное изложение Маркса. И в накаленной атмосфере лепят вульгарные
формулы совсем уж невпопад - кто-то, видно, подсказывает. Уже в мастере и
начальнике цеха, а то и более квалифицированном товарище видят "классового
врага"! Пишет один читатель, инженер с завода: "Мне, получающему 380 руб.,
люди, чей заработок выше даже при простоях производства, бросают в лицо:
"все инженеры живут за счет нашего прибавочного продукта, пусть нам отдадут
эти деньги!". И цитируют при этом... Маркса! Мне толкуют о классовой
борьбе... со мной!".
Сила стереотипа "эксплуатируемый рабочий" такова, что организованная
оппозиция не решается приступить к его разрушению и, вследствие этого, не
может предложить никакой положительной программы, ибо любая "антирыночная"
программа наталкивается на этот стереотип: "Мы это уже проходили".
Чтобы вырваться из этого порочного круга, следовало бы резко сменить
весь понятийный аппарат и выйти за рамки всего набора связанных стереотипов.
Прежде всего, отказаться от понятия эксплуатации как легко поддающегося
фальсификации. Эта его уязвимость связана с тем, что это - понятие "высокого
уровня", сильно идеологизированное и связанное с абсолютными, осязаемыми
величинами сложной последовательностью взаимозависимостей. Конечно, выход из
круга сложных стереотипов и использование абсолютных, "земных" понятий
переводит рассуждения на более примитивный уровень и снижает познавательную
силу умозаключений. На эту жертву надо идти для создания первого ряда защиты
от манипуляции.
Вне стереотипа "эксплуатации" можно было бы построить такую цепочку
утверждений:
- Советское государство было одновременно работодателем; при "рынке"
роли работодателя и государства разделяются.
- Советское государство отнимало у рабочего часть заработанного "за
двоих" - за государство и за работодателя; при рынке государство отнимает за
себя (налоги, пошлины, акцизы и т.д.), хозяин - за себя (прибыль).
- Для рабочего не важно, кто и сколько у него отнимает; важно - сколько
он получает от обоих в сумме - как деньгами, так и натурой (в виде
безопасности, жилья, врача и прочих благ). Разумно желать и поддерживать
только такие изменения, при которых получаемая рабочим сумма благ деньгами и
натурой увеличивается, а не уменьшается.
- Что получилось, когда рабочие позволили ликвидировать советский
строй, чтобы отдавать государству меньше, чем раньше? Блага, получаемые
натурой, резко сократились - это всем видно.
Например, жилья теперь рабочий не получает, точнее, предоставление
бесплатного жилья сократилось в 8 раз. Рынок жилья для него недоступен. В
1993 г. стандартная квартира из 2 комнат в среднем стоила на рынке в России
15,2 средних годовых зарплат. В 1994 г. 26,1 годовых зарплат. Быстро
сокращаются и жилищно-коммунальные услуги натурой - в 1989 г. на 1 рубль
взимаемой с жильцов платы было 6 рублей государственных дотаций. В планах
правительства - полная ликвидация дотаций ("жилищная реформа").
Какие блага рабочий может купить на те деньги, которые он получал от
советского работодателя и получает сегодня как зарплату от нового,
несоветского работодателя?
Сравним самый типичный советский год (1975) и нынешний, 1999 год. За 8
лет (начиная с 1992) любая реформа выходит на устойчивый уровень, так что
особых изменений при нынешнем строе ожидать не приходится. Самый грубый, но
вполне верный вывод дает сравнение по "корзине" из двух главных благ - пищи
и энергии. Хлеб и бензин. Можно чуть расширить: черный хлеб, молоко, бензин
(АИ-93) и транспорт (метро). Все остальное - детали, уточнения. Сравним в
таблице среднюю месячную зарплату рабочих и служащих и количество блага,
которое можно купить на эту зарплату:
Зарплата руб
хлеб кг
молоко л
бензин л
метро число поездок
145,8
После августа 1998 г. цены на продукты и бензин повысились в 3-4 раза,
а зарплата чуть-чуть.
Можно подойти к делу и с другой стороны. Рабочие (шире, трудящиеся)
получают потребительские блага в зависимости только от двух факторов - от
уровня производства и от типа распределения произведенного богатства.
Поддерживать ликвидацию советского строя имело смысл лишь в том случае, если
объем благ, получаемых рабочими, в результате совокупного действия обоих
факторов увеличился. Что произошло с производством, всем известно - его
объем упал более чем в два раза. Это еще можно было бы поправить за счет
перераспределения дохода. Например, если бы доля зарплаты рабочих в доходах
всего населения в советское время была бы менее половины, то, увеличив эту
долю в два раза, рабочие хотя бы остались при своих. Но в действительности
этого случиться не могло уже по той причине, что в советское время
совокупная зарплата трудящихся составляла в сумме доходов 80% (а социальные
выплаты - пенсии, стипендии и т.д. - 12-14%). Так что проигрыш был неминуем
уже из-за спада производства. Ну а что случилось с распределением доходов?
В результате приватизации возникли т.н. собственники. И они теперь
получают доход на свою собственность, на свою "предпринимательскую
деятельность" и еще туманно названные "прочие" доходы. Сколько же они
получают? В 1998 г. зарплата (по-старому, трудовые доходы) в России
составила 37% от всех доходов населения. Не 80, как в советское время, а 37!
Таким образом, оба фактора - и развал производства, и изменение типа
распределения дохода - ударили прежде всего по рабочим. Рабочие, если
говорить прямо, остались в дураках. Пока что там и остаются, ибо верят, что
еще смогут стать миллионерами - слава богу, советский строй ликвидирован.
Кстати, при ликвидации советского строя рабочие вовсе не попали в
капитализм (и не попадут). При капитализме на 1 доллар зарплаты трудящихся
собственники получают около 0,2-0,3 доллара нетрудовых доходов (и уже это
много на душу собственника). В США в 1985 г. нетрудовые доходы составляли
16,5% всех личных доходов граждан. А в России в 1998 г. на 1 рубль зарплаты
приходилось 1,22 рубля нетрудовых доходов. Строго говоря, государство,
которое позволяет меньшинству так обдирать большинство, не может считаться
легитимным. Но это уже зависит от сознания большинства.
Вывод: поверив, что советское государство отбирает у рабочих слишком
большую часть заработанного и поэтому выгоднее жить при "рыночной
экономике", рабочие попались на удочку махинаторов и поддержали невыгодное
для них изменение общественного строя. Возможно, обвинение советского строя
в "эксплуатации" рабочих скрывает какую-то иную, более глубокую причину
недовольства. Тогда следует ложную причину отбросить и забыть, чтобы она не
скрывала истину.
Понятно, что выходить с такими рассуждениями к рабочим - значит,
совершать всегда болезненный удар по их стереотипам. Но хотя бы в среде уже
организованной оппозиции следовать ложным стереотипам уже непростительно.
4. Стереотип "льготы и коррупция номенклатуры"
Борьба против привилегий руководства, как мы все помним, была
идеей-фикс радикальной интеллигенции (Ельцин ездил на "Москвиче", и это
придало ему ореол народного трибуна). Не будем здесь обсуждать этот
предельно примитивный стереотип по сути, он важен как искусственно созданная
структурная единица сознания. При опросе в 1988-89 гг. читатели
"Литературной газеты" (в основном, интеллигенция) резко выделились из
усредненной выборки населения. На вопрос "Что убедит людей в том, что
намечаются реальные положительные сдвиги?" 64,4% читателей ЛГ ответили:
"Лишение начальства его привилегий" (так ответили только 25,5% участников
всесоюзного опроса).
В этой антиноменклатурной кампании была проведена блестящая подмена
стереотипа с канализированием настроений. Блестящая потому, что разыграна
была она самой номенклатурой, которая создала образ врага в виде
"виртуальной" номенклатуры и натравила на него массовое сознание. Так
самолет выпускает ложную пылающую цель, на которую отвлекается ракета с
самонаводящейся на тепловое излучение головкой. Так же каракатица при виде
хищника выпускает чернильное облачко, а в него вбрасывает часть своих
внутренностей. Они шевелятся и отвлекают хищника, а каракатица уползает и
отращивает новые внутренности, лучше прежних.
Исходным, внедренным в массовое сознание стереотипом был уравнительный
идеал. Разжигая в массах ненависть к немыслимым льготам номенклатуры,
идеологи сумели канализировать эту ненависть не на личности и не на
социальную группу, а именно на статус члена номенклатуры, порожденный
советским строем. Мы видим, что это удалось - люди ненавидели секретаря
райкома за то, что он ездил на "Волге", но та же личность, вынырнувшая в
облике банкира, не вызывает у тех же людей никакой антипатии.
Этот антиноменклатурный стереотип был использован как средство
манипуляции очень широкого охвата. Во время свержения коммунистических
режимов в странах Восточной Европы много говорилось о том, что народы этих
стран возмущены коррупцией высших эшелонов власти, той роскошью, которую
позволяли себе члены руководства. Очень скупо, впрочем, давались конкретные
данные об этой роскоши. В западной прессе промелькнул лишь факт, что
какой-то болгарский министр охотился в Африке, а на даче у Хонеккера был
бассейн (потом выяснилось, что бассейн длиной 12 метров - как у среднего
лавочника на Западе). Никому и в голову не пришло сопоставить размер
средств, идущих на потребление представителей высших статусов
капиталистических стран и "коррумпированных коммунистических режимов".
Сказать телезрителям, что речь идет о роскоши, оцениваемой по совершенно
иным, чем на Западе, меркам, смехотворным с точки зрения боссов рыночной
экономики. Да и боссов государственной верхушки.
Закрепление стереотипов в сознании приводит к неспособности поместить
ситуацию в реальные пространственно-временные координаты. Иногда она бывает
просто гротескной. Вот, с целью заклеймить в очередной раз режим Кубы
испанское телевидение организует дебаты, звездой которых выступает
попросившая убежища сотрудница кубинского балета, очень миловидная девушка.
Сначала поговорила об "ужасных репрессиях" - двух арестованных (и уже
выпущенных) правозащитниках. Это энтузиазма не вызвало, факты слишком уж
вялые, о репрессиях на Кубе лучше говорить абстрактно.
Тогда "выбравшая свободу" перешла к теме социального неравенства: в
центральном госпитале в Гаване члены партийной элиты лежат в отдельном зале,
"куда не кладут простых рабочих". На это не нашлись что ответить защитники
Кастро, от имени которых в дебатах участвовал известный испанский левый
писатель Хесус Васкес Монтальбан. Все были потрясены такой социальной
несправедливостью, забыв на время свои собственные проклятья в адрес
"гнусной уравниловки", свойственной социализму. Хотя все прекрасно знают, в
каких условиях лечатся "аналоги" кубинской партийной верхушки западных
стран. Здесь никого не удивляет, что какой-то член Совета директоров одного
из множества банков на личном самолете летит из Испании на прием к врачу в
США (это передало то же телевидение в тот же день). А простые испанские
рабочие не летают к врачу в США, а по месяцу ждут в очереди на прием к врачу
в поликлинике страховой медицины. А в богатых США 35 миллионов человек не
имеют доступа ни к какой медицинской помощи.
Удивительно, что сторонники социалистической Кубы, занявшие в
теледебатах слабую глухую оборону, не заметили очевидного факта: эта
девушка-"антикоммунистка" сама есть продукт новой социальной системы
(которую она, видимо, искренне хочет уничтожить). Ее действительно
возмущает, что номенклатура имеет привилегии по сравнению с обычным
гражданином. Ее подсознание уже очаровано идеалом равенства и
справедливости. И она, как ребенок, надеется, что стоит свергнуть Кастро и
разогнать коммунистов - и рабочие разместятся в палате, где раньше лежали
больные номенклатурщики. Иных вариантов ее головка уже не вмещает. Но она -
из балета, а в России и доктора наук так же думали.
Замечательно, что нормальный интеллигент, часто научный работник,
укрепив стереотипы, оказывается неспособен делать структурный анализ
ситуации - он сразу воспринимает ее идеологическую трактовку. Ведь очевидно,
что любое общество вынуждено создавать людям, занимающим высшие статусы в
социальной иерархии, те или иные привилегии. И механизм, через который они
предоставляются, принципиальной роли не играет - он определяется всем
социокультурным контекстом. Были ли привилегии, предоставляемые верхушке
режима, скажем, на Кубе, вопиюще большими, выходящими за всякие разумные
рамки? Нет, никто этого не утверждает. Может быть, это была паразитическая
верхушка, не выполнявшая своей роли в социальной структуре? Этот вопрос в
дебатах и не возникает, следовательно, существенной роли не играет. Значит,
телезритель просто дергается на идеологической веревочке манипуляторов.
Уже в 1993 г. новая демократическая номенклатура из России откупала на
южном берегу Испании целые отели с комнатами по 400 долларов в сутки. Ели
они так, как не позволяли себе никогда отдыхающие там же кувейтские шейхи
(метрдотели давали газетам интервью с фантастическими описаниями меню,
которые заказывали русские - по 600 долларов на брата за обед). На виллу,
где, как пишут газеты, проводила каникулы дочка Лужкова и где собирается
демократический российский полусвет, приезжал играть в качестве тапера
Спиваков с "виртуозами Москвы" (как сообщали те же газеты, русские нувориши,
в отличие от арабских нефтяных королей - очень культурные люди).
Но наш честный инженер или м.н.с., который еще недавно был готов всю
страну разгромить оттого, что Хрущев охотился в Крыму, поместить эти
сведения в контекст своих проклятий в адрес советской номенклатуры
неспособен. В его сознание уже встроены два непересекающиеся стереотипа:
привилегии советской верхушки были велики и нестерпимы для граждан;
привилегии верхушки "ельцинской" России для граждан безразличны, величина их
несущественна. Даже в среде научных работников бытовало мнение о дикой
несправедливости высокого жалованья академиков (800 рублей - при зарплате
старшего научного сотрудника 400 руб.), не говоря уж о министрах СССР (1200
руб.). Но эти же интеллигенты с полным равнодушием восприняли в 1998 г.
сообщение о том, что оклад среднего государственного чиновника, директора
РАО ЕЭС, составляет 22 тыс. долларов в месяц - примерно в 400 раз больше,
чем у старшего научного сотрудника РАН. При этом директором РАО ЕЭС был не
выдающийся инженер член-корреспондент АН СССР П.С.Непорожний (многолетний
Министр энергетики СССР), а некто Бревнов, молоденький выдвиженец "молодого
реформатора" Немцова, не имевший ни образования, ни опыта работы в
энергетике.
Стереотип "льготы номенклатуры" очень активно использовался для
отвлечения общественного сознания от важных политических шагов. Например, в
тот момент, когда втихомолку протаскивали закон о приватизации (май 1991
г.), ТВ с большой страстью освещало слушания Комиссии по привилегиям
Верховного Совета СССР о распродаже со скидкой списанного имущества с
госдач, арендуемых высшим комсоставом армии. Документы, опубликованные в
"Известиях", гласили, что речь шла о 18 дачах, в которых в 1981 г. было
установлено имущества на 133 тыс. руб. (по 7 тыс. руб. на дачу). Через
десять лет эта старая мебель продавалась с уценкой 70-80%. Надо было видеть,
с какой страстью клеймили депутаты, а потом журналисты, престарелого
маршала, который изловчился купить списанный холодильник "ЗИЛ" за 28 рублей
(новый стоил 300 руб. - сообщаю тем, кто об этом уже забыл)!
Манипулирующий характер той акции усиливался и другими приемами:
принижением проблемы и созданием острой некогерентности. Разоблачение
купившего холодильник маршала шло параллельно с выступлениями А.Н.Яковлева
против "порожденной нашей системой антиценности - примитивнейшей идеи
уравнительства". Казалось бы, на фоне идеологической кампании против
уравниловки всех должен был бы возмутить как раз тот факт, что общество не
нашло способа устроить старость двух десятков маршалов так, чтобы им и в
голову не пришло выгадывать на покупке старого холодильника. Но острая
некогерентность не позволяет сделать разумного вывода. Она подкрепляется
следующими кадрами: сразу после телерепортажа об алчных маршалах на
телеэкране появляется молоденький миллионер (некто Стерлигов), который
излагает свои заповеди. Студент-недоучка, сколотивший за го<
|
|
|
