Три ключевых аспекта обновления современной социологии

Возвращение к теории действия является, однако, недостаточным, чтобы в полной мере охарактеризовать процесс обновления современных социологических теорий. Я укажу три пункта, которые, как мне кажется, маркируют это обновление, а напоминание об основополагающем жесте, учредившем науки об обществе, позволит нам увидеть в каждом из этих пунктов один из ключевых аспектов основания этих наук. Благодаря исследовательским разработкам, ведущимся в этих пунктах, проект науки о жизни в обществе снова ставится под вопрос или, по крайней мере, пересматривается и углубляется.

Блага

Первый из этих критических пунктов определяется той редукцией, к которой прибегали ученые, занимающиеся проблемами общества, с тем чтобы вынести за скобки размышления о благах, в то время как последние занимают центральное место в проекте политической и моральной философии. Если одни социологи всячески превозносят нейтральность собственной дисциплины, то другие отстаивают реформаторскую позицию - водораздел, в соответствии с которым во Франции Будона противопоставляют Турену. В этом отношении симптоматично, что внимание часто сосредоточивается на политической ангажированности ученого, в ущерб позиции самого социального актора и его отношения к оспариваемым ценностям. Социология Пьера Бурдьё и, если говорить более широко, некая не совсем определенная критическая социология в целом приучили нас к тому, что социальные теории используются в качестве инструментов разоблачения, при том что критические способности самих акторов не учитываются.

Между тем, другие социологические теории наметили возможности выхода из этого парадоксального положения. Мы, очевидным образом, обязаны Юргену Хабермасу построением такой социальной теории, где обсуждение, в ходе которого происходит столкновение различных позиций, распространяется на общественные нормы; таким образом общественные нормы перестают рассматриваться в качестве внешних моментов, детерминирующих поведение. Заинтересованный индивид уже не является наиболее интересным проявлением человеческого существа, живущего в обществе, - об этом убедительно писал Ален Кайе, демонстрируя то значимое место, которое в современном мире занимает фигура дара. Ценности, отличные от индивидуального интереса, завоевали себе место в социологических исследованиях. Таким образом были возобновлены связи с политической и моральной философией. Моделируя идею справедливости и общего блага, которая воодушевляет обыденные дискуссии, мы с Люком Болтански вновь обратились к построениям политических философов, выработанным в определенных материальных мирах, признавая за ними статус грамматик публичного разногласия.

Одна из целей социальных наук в этой области состоит в том, чтобы принять во внимание принципы управления поведением и человеческими суждениями за пределами наиболее официальных пространств, в которых осуществляется это управление. Так, Джеффри Александер[8] возвращает к жизни парсонсовское наследие, сосредоточиваясь на динамике ценностного суждения, которое он помещает в центр гражданского общества. Повышение значимости мест, в которых разворачивается процесс обсуждения и которые, за пределами традиционных политических сфер представительной демократии, объединяют самых разнородных акторов, а не только тех, чье местоположение в публичном пространстве уже предзадано, привело к выработке новых рамок анализа, которые не сводят активность, существующую в этих местах, к обсуждению, касающемуся собственно интересов индивидов. Латур предлагает крайне открытую картину репрезентаций сущностей в политике природы, намечая при этом возможности их сопоставления; Каллон, Ласкум и Барт[9] интересуются спором, ведущимся между экспертами и неэкспертами на таких "гибридных форумах", которые сегодня все чаще их объединяют.

Не ведет ли к регрессии возвращение к постановке вопроса о благах и принципах, прежде осуждаемых критикой идеологий или низведенных до относительно произвольного политеизма социальных ценностей, мнений или индивидуальных предпочтений, возвращение, в то же самое время восстанавливающее связь с исходной дисциплиной? Не ведет ли оно к тому, что науки об обществе утрачивают свою идентичность? Мы не можем этого утверждать, если признаем, что, в отличие от представителей других дисциплин, ученый, изучающий общество, занимается вопросами реализации человеческого поведения. Остается уточнить, что именно понимается под "осуществлением", чтобы снова не впасть в оппозицию между истиной социальной практики и иллюзией или риторикой идеологических рамок. Для этого необходимо обратить внимание на тот способ, посредством которого обращение к благам подвергается испытанию жизнью в обществе. Осуществление зависит не только от природы благ и задействованных принципов, но и от технического или материального окружения, которое социолог должен вписать в свое требование реализма. Таким образом заявляет о себе наш следующий критический пункт. В наиболее новаторских политических и моральных социологических подходах, в том числе тех, о которых мы уже здесь упоминали, это требование реализма понимается как нечто большее, нежели сопоставление идеалов и реальности практик. Они делают объектом рефлексии те способы, которыми человеческие политические сообщества интегрируют техническое окружение и природу, как это в особенности имеет место в теориях Ульриха Бека или Джона Лоу и Аннемари Моль[10].

Реальность

Второй критический пункт имеет отношение к реализму. В отличие от предшествующего аспекта он не должен был бы вызвать никаких проблем, поскольку наиболее простое решение следует непосредственно из того, что устанавливается соответствие между науками об обществе и науками о природе, а также из вытекающего отсюда определения научного реализма. Но история оказалась более сложной - в той мере, в какой одним из наиболее значительных направлений, в которых шла недавняя экспансия социологии, стал как раз вопрос о научной деятельности. Вооруженные уверенностью, которую они обрели благодаря открытию собственно социального предмета, социологи без тени колебания бросились штурмовать бастион науки и научных технологий. Передовые достижения в этой области позволили поместить научную деятельность в порядок социального и благодаря этому получить гораздо более реалистичные данные, нежели те, которые используют ученые, чтобы подтвердить свои выводы. Однако оружие быстро обернулось против самих охотников: что в природе социальных наук обеспечивает социологов такими средствами, которые дали им возможность деконструировать науки о природе? По мере того, как программа "социального конструирования реальности" распространилась настолько, что растворилась среди своих многочисленных вульгарных переложений, она вызвала живые споры, касающиеся ее когерентности или склонности к релятивизму.

Сегодня, когда речь идет об этом критическом пункте, точно так же, как и в предшествующем случае, передовые подходы подводят к тому, чтобы сместить фокус поставленных вопросов. Вместо того чтобы ставить под вопрос реализм ученого, в центре внимания оказывается реализм актора и его способы понимания реальности, поскольку, если говорить о науках об обществе, этот актор является неотъемлемой частью ее объекта. За пределами оппозиции, существующей между имплицитными, личными, локальными, практическими знаниями и знанием формальным, требующимся для такой научной демонстрации, - оппозиции, которую сформулировали философы, антропологи и социологи (Поланьи, Гирц, Коллинз), открываются новые области исследования, когда возникает интерес к разнообразию форматов, посредством которых актор схватывает среду, ощущая ее в качестве реальности. Зависимость человеческих акторов от среды, так, как она была представлена Эндрю Пикерингом[11] в отношении научных исследований, может быть рассмотрена в более широкой перспективе, что позволит выявить в том, как они переживают реальность, рамки трансакций, взаимодействия или координации, которыми занимаются науки об обществе. Акцентирование смысла или интерсубъективности социальными науками часто вгоняет в слишком узкие рамки осмысление реальности самими акторами, живущими в обществе.