Утро на завалинке, рассказы о НЛО. Мыс Анютка. Мыс Шартла. Первый прижим, перейдённый вброд. Выкрутасы нерпы. Мыс Покойники, лай козла. Жилой дом, чёрный пёс, дверь без замка

Утром, как почти всегда на Байкале, яркое солнце и упоительно свежий воздух. После вчерашнего спирта сухо во рту, но кружка крепкого чая, лепешки – и все позади. Пока готовился завтрак, сидели на завалинке у зимовья, фотографировались и слушали рассказы о мысе Рытом, как я уже говорил, наверное самом святом месте на Байкале. Пастухи рассказали, что на этот мыс бабам вообще нельзя ходить. Дух сердится. Когда-то секретарь райкома партии (атеистка) пришла на мыс и через пару месяцев померла от рака. В ущелье, из которого река выносит камни на мыс (поэтому он и «Рытый», что весь в валунах и перерыт руслом реки, ежегодно меняющемся), люди не выживают. Многие пытались прочесать то место, но никто не вернулся. То ли медведей там много («медвежье место», так называется ущелье), то ли радиация большая (может магма расположена близко от поверхности) – никто не знает. Геологи с вертолета замеряли фон – прибор зашкаливает. Короче, туда лучше не ходить.

– А Летающие тарелки здесь есть? – не удержался я от вопроса.

– Да, сколько хочешь. Похожи на облака, только круглые, как шар и серебристые. Вроде просвечивает, а вроде – нет. Ночью светятся. Зависнет, постоит и уходит за гору. Иной раз огни видны днём. Энергией пополняются. Там энергия – будь здоров!

– А Бурхан, как на это смотрит? – я не унимался.

– Бурхан? Бурхан там живет. Самый хитрый из всех Байкальских духов. Говорят, он в древности собрал всех на мыс, да тут и порешил всех, стал главным. У бурятов как – кто хитрее, тот и главный. Наш Бурхан самый хитрый.

– Да это мы уже слышали. В Усть-Анге один здоровяк рассказывал. Я вот чего еще хотел спросить: Марина с кордона на мысе была, а бабам вроде нельзя, как так?

– Да-а. Марина неугомонная. Приходила. Это её территория. У них заповедник, у нас пастбище всегда здесь было. Ей положено приходить, раз егерь. Ну посмотрим что будет. Да ещё, мужики, там пойдете, на том краю мыса источник бьет прямо из стены – воду не пейте. Активная. Глоток-другой может и можно, но не более – заплохеет.

– Радон, что ли?

– Да, хрен его знает.

– Ну, спасибо, что сказал. Вообще-то мы из Байкала пьем.

Сделав несколько снимков на память, записав адреса, куда выслать фотографии, мы стали собираться в путь. Солнце пекло нещадно.

Деревья на мысе Рытом необычной формы. Как в африканской саване. Издалека очень похожи. Лошади табуном пасутся – тоже, как в Африке. Прямиком пересекать мыс трудно, из-за навала камней и ям. Пошли по кромке Моря вдоль берега – длиннее путь, но легче. Больше времени и сил потеряешь, сокращая расстояние сквозь мыс. Все время оглядывались на ущелье – может удастся увидеть серебряный шар над горами. Не удалось. И радоновый родник как-то мимо проскочили. И поперли вдоль Озера по скалистым тропам. Там тоже дохлые коровы – Миша трудится во всю. Вонь правда и опарыши кишат, а для него, как шоколадка.

На мысе Анютка устроили себе привал. Старинное зимовье, испещренное студенческими надписями аж с 1957 года. Поторчало здесь народу. Можно представить вечерний костер, перебор гитары, у девочек закатанное в колечки на щиколотках трико, ребята в штормовках, комсомольские шутки и туристские песни. «Виноградную косточку в тёплую землю зарою...» Да, было время!

Мыс Шартла довольно обжитое место в заповеднике. Два крепких зимовья. Тропы набиты. Мы уже подходили, когда от берега отчалила и с треском унеслась на Север моторная лодка. Нас просто не заметили, так бы не уехали: здесь, пока всё не расспросят, не уезжают. Видимо нерповщики или охотники в этих зимовьях живут, так как внутри всего полно: и одежа, и постели, и продукты. Местным наплевать на заповедник – это исконно их земля, и они влёгкую продолжают охотиться, не смотря ни на что. Решили варить обед. Умотались в дороге. Вброд преодолевали прижимы. Вода – лед. Раньше я думал, что для того, чтобы согреться нужно больше двигаться. В Армии зимой прыгаешь, хлопаешь себя руками – отогреваешься. Но это проходит на воздухе, а в ледяной воде, чем больше шевелишься, тем теплообмен больше – быстрее замерзаешь. В холодной воде стоящий продержится дольше прыгающего. Благо Вова такой умный врач, всё объяснил. Проверено на собственной шкуре – медленнее передвигаешься – больше проходишь по броду. Только заспешил – ноги отмерзают напрочь. Потом, как Пашке Карчагину, друг другу пальцы растираем руками.

Острые мелкие камни – осколки скалистой тропы порядком потрепали наши кроссовки. Я все боялся порвать их – впереди триста километров – в сапогах ножки мои посинеют. Мишины следы и трофеи доконали окончательно. Невозможно спокойно идти – всё ждешь, что сейчас он выскочит из-за камня. На нервы это действует основательно. Короче, умотались.

Погода портится. Обед варится. Мы сидим на склоне холма, наблюдаем как плещется в воде нерпа. В бинокль она очень красивая. Всегда приятно в лесу, на дикой природе понаблюдать за неопасным животным или из безопасного места за зверем. Само то, что надо для успокоения души, так это её безумные выгибоны в прозрачной воде. Шкура сверкает на солнце, как лезвие вороненого ножа – серебро на чёрном. Вынырнет, крутит башкой и бултых – ушла под воду. И снова. Кстати, надо сало доесть – испортится.

Прикинув по карте и по времени, что должны успеть до темноты дойти до мыса Покойники (а там возможно кто-то будет из знакомых Толи Павляка), мы решили двинуть дальше. Тропа нормальная, не заблудимся, лишь бы Миша не вынырнул. Так с семи вечера до десяти и прыгали по россыпям, любуясь грозовыми тучами (ими тоже можно любоваться, особенно если они висят над Байкалом, а под ними кипит и пенится черное Море) и радугой после грозы.

Успели дотемна до мыса с приятным названием Покойники. Уже зимовье видно, нужно лишь губу обогнуть и мы на месте. И тут вдруг в лесу кто-то как гавкнет. А потом еще. И гавкает-то, сволочь, между нами и зимовьем, в тонких прибрежных кустах. Ясное дело – медведь. Ускорив шаг, почти бегом, забыв про усталость и ношу, долетаем до зимовья. Вернее это жилой дом, почти усадьба – со сторожевым трехлапым черным псом, сломанным мотоциклом и дверью без замка. Пес радостно лает, но никто не появляется. И мы решили хозяйничать. Разожгли керосиновую лампу (уже стемнело), поставили готовить ужин, накормили добродушного калеку пса. А в кустах всё кто-то лает. Мы уже давно поняли, что это козёл, но, стыдясь своего глупого бегства, делали вид, что это медведь бродит. На том, по умолчанию, и порешили: пусть будет медведь. Наевшись, разложили спальники и тут же уснули – много отмахали, устали.

31.05.92