Приключения в мире техники

Повествования о приключениях всегда привлекали тех, кто был далек от них. Так, романтические истории о рискованных пу­тешествиях, пиратах, ковбоях, золотоискателях, военных и сего­дня являются популярным чтивом, составляя сюжеты триллеров и боевиков. Любовные романы, иллюстрированные и эротические журналы, реклама косметики, одежды, украшений - другой тип путешествий, в ходе которых читатель как бы знакомится с краси­выми людьми и предметами и переживает волнующие моменты их жизни. Подобная виртуалистика все в большей мере распростра­няется на технику. Люди читают и перечитывают технические описания кухонных приборов и автомобилей, фенов и телевизо­ров, кондиционеров и обогревателей, компьютеров и смартфо­нов. Они путешествуют по магазинам, сравнивая цены и возмож­ности приборов, их размеры и цвета, покупают и возвращают, ремонтируют по гарантии, по знакомству и самостоятельно, пере­продают, выбрасывают на свалку и со свалки тащат домой.

Общение с техникой явно выходит на первый план по сравне­нию с общением между людьми или с природой, в особенности ес­ли учесть, что два последних типа общения также почти невоз­можны вне технических средств. Мы только и делаем, что перехо­дим от компьютера к телефону или телевизору, а выходя на улицу, не в состоянии обойтись без автобуса, трамвая, метро, автомоби­ля, мобильного телефона, велосипеда, роликов, детской коля­ски... При этом роль технического средства порой отходит на вто­рой план: телевизор, телефон, машина, компьютер становятся ценностью сами по себе, независимо от того, насколько они по­могают общению людей между собой или с природой. По телеви­зору мы смотрим передачи о самих тележурналистах; телефон иг-

Раздел I. Категориальные сдвиги

рает нам встроенную в него электронную музыку; мойка, заправка и ремонт машины, разговоры на эту тему отнимают значительно больше времени, чем машина его экономит. А компьютер, воз­можности которого опережают потребности рядового пользовате­ля на годы, а то и десятилетия вперед?

«Цивилизация юзеров»

Вершиной информационной революции нашего времени се­годня объявляется Интернет, который многими рассматривается как едва ли не главное открытие XX в., принципиально расши­ряющее человеческие возможности. О каких же возможностях идет речь? В первую очередь это возможности общения. Привыч­ные средства связи - телефон, почта, телеграф - медленнее и до­роже интернетовских почты и телефона. Но попробуем пойти дальше и задать вопрос о качестве этого общения и его субъектах. Для человека, лишенного семьи и живого общения с друзьями, обремененного физическим недугом, Интернет - несомненная находка, предоставляющая ему выход в мир. Он также помогает поддерживать общение с близкими, если они есть в наличии. Все остальное, что предлагает Интернет желающему общаться челове­ку, не выходит за пределы известной нам из практики «реп friends» - дружбы по переписке, которой увлекалась наша моло­дежь с начала 1960-х гг. в отсутствие возможности ездить по миру. Для техже, кто могсвободно передвигаться, практика «pen friends» была в основном способом организации дешевого туризма. Из этого редко вырастало что-то большее; и сегодня Интернет тоже позволяет быстро завязывать и столь же быстро прекращать ано­нимные знакомства, которые ни к чему не обязывают и едва ли способны перерасти во что-то большее, оставаясь в рамках Ин­тернета.

Любой нормальный молодой человек, не говоря уж о старших поколениях, может спросить себя: стало ли у меня больше настоя­щих друзей (а не виртуальных френдов) благодаря Интернету? От­вет, как правило, будет отрицательным, и слава богу! Виртуаль­ный друг редко становится другом реальным. Общение, как пра­вило, неотделимо от деятельности, и потому заинтересованные и устойчивые связи приобретаются во дворе, в школе, в университе-

Глава 9. Повседневное сознание в техногенном обществе

те, на работе - в сфере живого, т.е. погруженного в некую само­стоятельную деятельность общения.

Однако аргументы в пользу «интернет-революции» как раз подчеркивают живой (онлайновый, интерактивный) характер виртуального общения, отличающий его от пассивного воспри­ятия теле- и радиоинформации. Здесь вспоминается наше недав­нее прошлое - 1960-е гг., повальное увлечение радиоделом. Едва ли не каждый мальчишка в те годы одержимо собирал приемники то ли дома, то ли в школе или в радиотехническом кружке, обме­нивался с друзьями транзисторами, сопротивлениями и схемами. Многие стали радиолюбителями со своими частотами и позывны­ми, другие конструировали передатчики нелегально. Я помню, как еще пятиклассником стоял «на стреме» у окна, выслеживая радиопеленгатор, обычно появлявшийся из-за одного и того же угла, когда мой более искушенный в радиоделе приятель на не­сколько минут выходил в эфир.

К сожалению, творческого начала в тогдашнем юном радио­любителе было значительно больше, чем в современном молодом пользователе Интернета. Тот открывал для себя труднодоступную новизну, этот в основном утилитарен. Он смотрит новости, поку­пает новый велосипед, продает старый мобильник, изредка захо­дит в тот или иной чат, когда ничего не хочется делать. Однако он немедленно выключит компьютер, если приятели позовут его иг­рать в футбол или девушка предложит пойти в кино. И пусть так; хуже, если он так погружен в виртуальность, что реальность вы­ступает лишь ее бледной копией.

В чем корень, сердцевина аргументов в пользу Интернета? Хо­рошо или плохо, но это в основном просто реклама нового типа коммерции, выступающая под видом бесплатного развлечения и общения. Интернет в большей степени порабощает человека, об­легчая его пленение покупкой товаров и услуг, чем освобождает его. Нет случайности в том, что торговля рассчитанными на моло­дежь товарами видео-, аудио-и автопромышленности, туристе кие и секс-услуги занимают в Интернете центральное место. Задача Интернета в том, чтобы разбудить в человеке страсть к приобрете­нию предметов наслаждения, привлечь его к использованию благ современной цивилизации, сделать из него профессионального юзера.

Раздел I. Категориальные сдвиги

Впрочем, термин «юзер» (от англ, use — использовать) возник несколько в другом контексте, как обозначение человека, противо­положного программисту; юзер в состоянии пользоваться компь­ютером, но теряется при возникновении проблемы. Не вызывает сомнения, что постоянно усложняющийся в конструктивном и программном отношении компьютер усугубляет у подавляющего большинства людей комплекс юзера, даже если они сами этого не замечают. На любом из интернетовских сайтов по электронному рекрутингу (трудоустройству) в описаниях требований к специа­листам можно увидеть такие определения: «квалифицированный пользователь ПК», «уверенный пользователь», «продвинутый пользователь» и проч. В этом слышится стон работодателей в по­исках работников, умеющих не только отличать клавишу «Enter» от клавиши «Delete». Это лишь один пример того, что современ­ный человек, являющийся в среднем более покупателем, чем про­изводителем, весьма слабо осведомлен о том, каков механизм ра­боты тех технических средств, которые он использует ежедневно.

Коллективный процесс производства товаров фактически сделал чуть ли не каждого отдельного работника бессознательным и легко заменяемым элементом промышленной цепи. Повседнев­ное общение с техникой постоянно флуктуирует между стремле­нием разобраться в ней по существу (с помощью инструкций, со­ветов знакомых, консультаций специалистов) и отчаянием по по­воду невозможности это сделать. Однако даже вне сложной техники современный человек неизбежно и необратимо превра­щается в довольно беспомощного юзера, способного лишь более или менее успешно пользоваться окружающими предметами, не понимая их свойств и принципов работы. Мы не только не строим сами дома, в которых живем, но даже не можем качественно на­клеить обои; не только не выпекаем хлеб, но и вообще предпочи­таем пользоваться полуфабрикатами для микроволновки; не толь­ко не стрижем овец, но даже не способны сделать ровную строчку с помощью швейной машины. И все это происходит, как ни странно, на фоне растущего объема свободного времени, которое порой вообще нечем заполнить, или же это заполнение слишком дорого стоит.

«Цивилизация юзеров» не является порождением повседнев­ности самой по себе, это результат целого комплекса социокуль­турных процессов, которые повседневность с той или иной сте-

Глава 9. Повседневное сознание в техногенном обществе

пенью успешности пытается переварить, перевести в наименее болезненную форму. Параллельно «бегству от повседневности» (путешествия, знакомства, развлечения) выстраивается набор ув­лечений, как бы возвращающий человеку полноту его способно­стей. Поэтому наряду с такими русскими словами, как «спутник» или «самовар», в немецкий лексикон попадает «дача» как место, где человек общается с природой, мастерит, культивирует расте­ния и т.п.

В нашу в высшей степени социально стратифицированную эпоху узкой специализации и разделения труда возникает тенден­ция целенаправленного культивирования дилетантизма как способа справиться с тотальной властью техники, СМИ и политических структур. Социально-политическим аналогом того, что англичане любовно называют «gardening», выступает участие в работе обще­ственных организаций, построение гражданского общества. В российском обществе, где власть техники слабее политической власти, а экономические проблемы заслоняют потребность само­реализации, дилетант предпочитает трудиться на приусадебном участке, а не заниматься благотворительностью в пользу голодаю­щих африканцев. Однако даже эта ограниченная форма освоения права собственности благотворна, ибо включает человека в ло­кальный социум людей со сходными интересами, создает опреде­ленное гармоническое сочетание труда, общения и творчества.

Увлечения дилетантов, как известно из истории науки, искус­ства, спорта, породили массу культурных феноменов сегодняш­него дня: эмпирическое естествознание, теннис, кинематограф и проч. Вообще изобретая нечто принципиально новое, человек ставит себя в позициюдилетанта, ибо нет ни одного профессиона­ла, умеющего обращаться с несуществующим феноменом. В этом смысле в повседневном дилетантизме обнаруживается мощный креативный потенциал. Именно дилетант, т.е. человек, практи­кующий некую деятельность в некоммерческих целях, без стрем­ления к социальному признанию, только в силу внутренней моти­вации, оказывается потенциальным первооткрывателем. Тем са­мым цивилизация юзеров оборачивается своей другой стороной. Это грандиозный плавильный тигель современной научно-техни­ческой культуры, позволяющий частично преодолевать отрыв по­следней от повседневности, переваривать в повседневных формах новейшие достижения науки, техники и промышленности, кор-

Раздел 1. Категориальные сдвиги

ректировать их, приспосабливая к потребностям и возможностям человека.

Символичным событием явилось появление телевизионной программы «Впрок», скопированной с соответствующих запад­ных программ информирования и защиты потребителя (сейчас она исчезла с экрана в угоду монополизму). Потребитель, юзер предстает для рекламодателя и продавца дилетантом по определе­нию, поскольку его ориентируют на отношение только с «частич­ным товаром», т.е. с той стороной товара, которая спроектирована производителем для продажи на рынке. Однако если потребитель стремится к выгодной покупке и эффективному использованию товара, то он вынужден рассмотреть товар с разных сторон. Товар­ный обмен представляет собой по сути легализированный обман: недостаток информации и узость ассортимента вынуждают при­обретать товар с наименьшей выгодой для покупателя и наиболь­шей для продавца. Задача рекламы состоит в том, чтобы скрыть данное положение дел от потребителя. Наделе известное соотно­шение цена-качество само по себе не является критерием выгод­ности покупки, поскольку понятие «качество» с большим трудом поддается определению.

Так, рекламируя новую модель машины, производитель дела­ет акцент на тех конструктивных нововведениях, которые обяза­ны техническому прогрессу и увеличивают ее мощность, ком­форт, безопасность, надежность. При этом остается в тени то обстоятельство, что хотя цена данной модели возрастает незначи­тельно, новое оборудование делает ее ремонт значительно более дорогим по сравнению с предыдущими. Поэтому адекватное по­нятие качества, соотносимое с ценой, должно включить в себя по существу всю будущую историю использования всякого товара дол­говременного спроса вплоть до его утилизации, а решение о покупке будет обдуманным лишь тогда, когда будет соотнесено с конкрет­ным периодом данной истории.

Принципиальный конфликт интересов покупателя и продав­ца состоит помимо прочего в том, что с точки зрения данных сооб­ражений покупка новых, модернизированных товаров выступает как слишком рискованное решение, что в свою очередь тормозит технический прогресс и уменьшает для производителя эффект от использования одного из важных источников прибыли. И если бы покупатели руководствовались в своих решениях по преимущест-

Глава 9. Повседневное сознание в техногенном обществе

ву логикой, это привело бы к многочисленным банкротствам. Од­нако рынок для покупателя — не столько семинар по логике, сколько процесс коллективного гипноза. Товар действует прежде всего на повседневную чувственность, и окраска автомобиля час­то оказывается важнее, чем количество клапанов на цилиндр или ремонтопригодность передних рычагов подвески.

Человек, включая приобретенный товар в свой повседневный мир, делая его как бы членом своей семьи, бессознательно наде­ляя его качеством одушевленности, побуждает себя к тому, чтобы отнестись к нему не чисто инструментально, а как к «целостному индивиду». Собаки и кошки, автомобиль и компьютер, дом и сад требуют внимания и заботы, знаний и затрат. Привыкая к предме­там, человек вникает в их собственную жизнь, проникается их по­требностями и уже не может расстаться с ними безболезненно. Каждый из них превращается в нечто вроде японского электрон­ного зверька в брелоке (томагочи): его надо кормить, выгуливать, убирать за ним и проч.

Ориентация покупателя как форма социализации

С понятием жизненного мира, или мира повседневности, свя­зывается представление об абстрактном, одностороннем характе­ре социального ориентирования, когда потребности выступают как его структурные элементы. Понятый в этом ограниченном ас­пекте жизненный мир дает ориентацию для живой деятельности и одновременно строится из элементов повседневного опыта. Од­нако он далеко не исчерпывается данным аспектом. Фундамен­тальными системными признаками этого мира являются понятия «сложность» и «контингентность», уточняемые Н. Луманом.

«Понятие "сложность" обозначает то, что всегда существует больше возможностей переживания и деятельности, чем может быть актуализировано. В этом смысле Гегель был прав, говоря, что всякое действительное уже возможно: возможность богаче дейст­вительности. Понятие "контингентность" предполагает, что воз­можности, обозначенные в горизонте актуального переживания,

174 Раздел I. Категориальные сдвиги

суть только возможности дальнейшего переживания и деятельно­сти, а потому могут обернуться совсем иным, чем ожидается»¹.

Повседневность не в состоянии учесть свою ограниченность: это определяет, в частности, типично повседневную экономиче­скую ориентацию, определенный срез которой мы выделяем ниже. С разрушением традиционных социальных связей жизнь утра­чивает прежний смысл. И чуть ли не единственный смысл обнару­живается в том рассогласовании между наличным и возможным, которое с готовностью предоставляет шопинг², - широкий (но не абсолютный) выбор при фиксированных денежных возможно­стях консумента (покупателя). Реклама дает образ иного мира, мира возможного (как материального, так и духовного — норм, ценностей, стилей жизни), и шопинг превращается в смысловую систему - компенсацию за отчуждение в сфере трудовой деятель­ности, за дистанцирование от духовного производства. Процесс покупки облегчает — в силу своей технической легкости и высокой общественной оценки — идентификацию с миром. Решение о по­купке вызывает ощущение успеха, повышает самооценку, облег­чает как социальную идентификацию, так и дифференциацию³.

Покупка обеспечивает символическое повышение статуса без принятия на себя вытекающих из этого статуса прав и обязанно­стей. Престижный шопинг конституирует иной мир, оторванный от повседневного опыта, и приводит к поляризации стремления к полноценному участию в обществе, с одной стороны, и желания индивидуальной реализации, личного счастья — с другой. Жизнен­ный мир, отрываясь от мира повседневности, усиливает утилита-

' Luhmann N. Sinn als Grundbegriff der Soziologie // J. Habermas, N. Luhmann. Theorie der Gesellschaft oder Sozialtechnologie. Was leistet die Systemforschung? Frankfurt a/M, 1971. S. 32. Термин «контингентный» (contingent, т.е. пропорцио­нальный, возможный, случайный) является типичным примером недоразумений, возникающих в результате калькирования иностранных терминов или просто их плохого перевода. Этоттермин — ключевой для концепции социально-культурной обусловленности сознания и познания, потому в данном случае должно использо­ваться далеко не первое, но весьма существенное его значение — «зависящий от об­стоятельств», «условный». Типичная ошибка в трактовке этого термина как «слу­чайный» допущена, к примеру, в харьковском переводе книги: Йоргенсен М., Фи-липсЛ. Дискурс-анализ. Теория и метод. Харьков, 2008. С. 316.

² См.: Commandeur С. Markentnahme als Alltagserfahrung. Zur lebensweltichen Bedeutung des Konsums. Dissertation. Essen, 1979. 151 S.

³ См.: Ibid. S. 16.

Глава 9. Повседневное сознание в техногенном обществе

ристские ориентации личности (положительные переживания свя­зываются в первую очередь с приобретенными предметами).

Современная неопределенность потребностей, ненеобходи­мость большинства из них требуют социального подкрепления: социальные инстанции сигнализируют (хотя бы потенциально) об удовлетворенности той или иной потребности. При этом ком­пенсаторный консум (покупка как компенсация дефицита повсе­дневных переживаний) сводит реальное многообразие деятельно­сти к иллюзорному ощущению свободы от решений и обязанно­стей. Консум как приватный миф обеспечивает смысловые связи на фоне социального вакуума¹. В шопинге покупатель теряет связь с иными системами, которые создают его реальность. Все его отношения превращаются в отношения потребителя и произ­водителя, покупателя и продавца.

Социологи и экономисты различают потребность и спрос. В экономической теории спрос выступает как количественное вы­ражение потребности, но не сводится к этому. Переход от потреб­ности к спросу — процесс конкретизации потребности и оценки ее реального проявления в собственном мире покупателя. Владение благами выступает как эквивалент социальной реальности. В гно­сеологическом смысле потребности оказываются формой знания об определенном дефиците этой реальности, о самом процессе вос­полнения (невосполнения) дефицита. Идентификация потребно­стей происходит только в процессе их реализации, в процессе осоз­нания того, что нарушено некоторое равновесие между индивидом и обществом. Его нарушение, однако, характеризует нормальное состояние современного сложного общества, и при этом товары оказываются теми удобными решениями проблем, которые по сути легко взаимозаменяемы: не важно, что покупать, главное — поку­пать/Это символизирует собой приобщение к социальному миру, коль скоро реклама делает своим предметом только товары (мир — это то, что продается). И чем сильнее социальная нестабильность, тем выше готовность безоговорочно обменивать потребность в со­циальном признании и защищенности на товары².

«Общество потребления» в отличие от других стадий общест­венного развития не транслирует какие-то определенные ценно-

¹ См.: Commandeur С. Op. cit. S. 22.

² См.: Ibid. S. 34.

Раздел I Категориальные сдвиги

сти, но отмечено как раз произвольностью поведения и ориента­ции индивидов. Будучи порождено перепроизводством товаров, оно ограничивает роль индивида ролью покупателя, перед кото­рым разворачивается неограниченное (потенциально) многооб­разие, доступное (актуально) лишь в очень ограниченной мере. Поэтому «домашняя экономика» даже вполне обеспеченного ин­дивида неизбежно оказывается «экономикой дефицита». В то вре­мя как традиционное сословное общество требовало от каждого индивида только того, что свойственно его сословию (глупость -желать чужого, как в сказке о рыбаке и рыбке старуха хочет быть царицей), в современном обществе любой нищий мечтает быть миллионером. Тем самым всякому, даже обеспеченному человеку втемяшивается в голову, что он - нищий, если он не будет изо всех сил приобщаться к миру миллионеров¹.

Покупка, посещение магазина занимает особое место в мире экономической повседневности. Феномен магазина может быть понят как своего рода «магический кабинет» (используя этот тер­мин, Х.Л. Борхес ссылается на Р. Эмерсона), в котором вещи из­меняют свое назначение и ценность. Попадая в магазин, предмет возрастает в цене без того, чтобы изменить свою потребительную стоимость. Этот рост цены - прямое следствие накладывания на товар матрицы общественных отношений: будущая социализа­ция, осуществляемая покупателем благодаря покупке, стоит осо­бых денег. И одновременно сама покупка, перемещая товар за пределы магазина, немедленно обесценивает его, он становится «десоциализированным», индивидуализированным, «подержан­ным», отчуждая свои социальные свойства в пользу покупателя. Поэтому одну из важнейших проблем современного рынка обра­зует технология возврата товаров в магазин, их обмена на деньги, технология, которая сама включается в цену товара (купленные уцененные товары обратно не принимаются, поскольку из их це­ны эта технология уже полностью вычтена).

Процесс покупки является во многом производным от одного специфического социального требования к индивиду, которое от­личает именно современно развитое общество и которое входит в плоть и кровь повседневности. Данное требование — мобильность

Глава 9. Повседневное сознание в техногенном обществе

На эту специфическую современную форму пауперизма указывает Хабермас: Habermas J. Die Dialektik der Rationalisierung. Vom Pauperismus im Produktion und Konsum//Dergl., Arbeit, Freizeit, Konsum. Friihe Aufsatze, s'Gravenhage, 1973. S. 4.

во всех областях бытия начиная с образования, трудовой деятель­ности и политических пристрастий и кончая гражданством, кон­фессией и полом. Мобильность, предписываемая современному обществу, имплицирует не просто возможность смены позиции или места. Это социальное требование, которое получает удовле­творение в первую очередь благодаря повышению покупательной готовности. Как эрзац карьерного продвижения выступает покуп­ка тура на острова Индийского океана. Экстенсиональное расши­рение пространства эквивалентно здесь его интенсиональному сужению, неспособности найти смысл в своей повседневности «по месту жительства и работы». Компенсацией сексуальной не­удовлетворенности оказывается изменение фигуры, смена сексу­альной ориентации или даже пола («покупка» тела или пола, свя­занная с большими затратами на операции, лечебные процедуры или спортивные тренинги).

Время также измеряется способностью купить и копить. Не­обходимость накоплений для удовлетворения отложенного спро­са, характеризуя почти все слои общества, дает вместе с тем крите­рий социальной успешности. Количество отложенных потенци­альных покупок пропорционально удаленности от высших слоев общества. И напротив, еще одним эрзацем социального призна­ния выступает табуированность оглашения величины дохода при демонстративно высокой покупательной способности. В этом смысле «другая», или «альтернативная», повседневность в малых группах часто оказывается альтернативой «обществу потребле­ния», поскольку требует личности человека самого по себе - ум­ного, знающего, умелого, доброго, коммуникабельного и проч. Эта личность обладает «хозяйственным разумом»¹ как элементом здравого смысла - рациональным средством для целесообразной деятельности, ориентированной на достижение определенного жизненного стандарта, критический выбор товаров и антиконсу-меристскую стратегию (ограничение, отказ от покупки).

Подведем некоторые итоги нашего рассмотрения. Социально-гуманитарные науки дают богатый материал для философского анализа основных социальных функций повседневности как ре-

Commandeur С. Op. cit. S. 102-103.

Раздел I. Категориальные сдвиги

альности и сознания. Каковы же они? Так, повседневность как ре­альность основана на относительной неизменности социальных условий оседлого существования. Повседневность, рассмотренная как тип сознания, состоит в относительной власти коллективных социально-психологических структур (архетипов). Повседнев­ность как познавательный феномен выражается в процессе когни­тивной социализации, адаптации к условиям и вживания в архети­пы. Однако повседневности во всех ее ипостасях, как правило, не может быть приписана некоторая автономная сфера; не существует субстанции повседневности. Все ее формы не самодостаточны, не существуют вне иных проявлений человеческого бытия и созна­ния. Эта субстанциальная фрагментарность повседневности объ­ясняется ее функциональным характером; повседневность — дис-позиционный предикат, феномен, актуализирующийся в опреде­ленных условиях и неразличимый в других. Повседневность скрепляет собой разные типы сознания, деятельности и общения, существуя лишь в промежутках между ними. Поэтому повседнев­ность и жизненный мир, будучи синонимами для Шюца, в сущно­сти различны. Первая — узкая, фрагментарная, функциональная область; второй — предельно широкий горизонт бытия, интеграль­ная структура мира.

Повседневность — это форма бытия, направленная на самосо­хранение, а не саморазвитие, не на выработку новых способов деятельности, а на использование и модификацию образцов. Это форма сознания, занятого изобретением способов «снятия про­блем», «экономии мышления», переведения последнего с уровня рефлексии на уровень автоматизма. Поэтому, с одной стороны, традиционное повседневное сознание - необходимый фон для классической идеологии, предлагающей простые и готовые спо­собы решения насущных проблем. С другой стороны, повседнев­ное сознание есть вообще необходимый фон для всякого развития сознания, творческого мышления и познания. В этом смысле она является главным когнитивным ресурсом, материалом для твор­ческого преобразования. Одновременно повседневность высту­пает как область испытания методов путем решения стандартных задач («разгадывания головоломок», и не только в науке). В повсе­дневности также обнаруживается основной способ жизненно-практического усвоения и фиксации творческих достижений. На­конец, она оказывается свободным пространством разгрузки соз-

Глава 9. Повседневное сознание в техногенном обществе

нания и переключения на иные виды деятельности, т.е. необходи­мым условием творчества. Это сфера постоянно возобновляемых ресурсов и рекреации, протоптанная тропа, с которой можно сой­ти в поисках иных путей, но которая открыта для возвращения по­терявшего дорогу. Как подслеповатая и туговатая на ухо старуш­ка-мать, она всегда принимает заблудшего сына. Рутина, которая сохраняет себя в качестве единственно незыблемой ценности, за­дает и культивирует сферу монистической реальности и целостно­сти сознания, своего рода современный миф, сакральность кото­рого для нас незаметна.

В современной социальной эпистемологии повседневность анализируется как комплексный феномен. При этом показывает­ся¹, что повседневность образует с понятием миграции концепту­альную пару, в которой стороны постоянно обмениваются смыс­лами. Для характеристики повседневности важно выделение двух типов социальных ситуаций - повседневных и внеповседневных, равно типичных для человеческого сознания и бытия. В первых повседневность образует фокус бытия, но находится на перифе­рии сознания, во вторых - наоборот. Поэтому подлинный смысл и значение повседневности видны со стороны, обретаются в усло­виях ее утраты, а ее избыток, напротив, вынуждает человека стре­миться за ее пределы.

Отсутствие надежной (пусть и не однозначно позитивной) сферы повседневной реальности - признак общественного кризи­са, социальной поляризации, условие нестабильности общест­венного сознания, правового нигилизма, деградации нравов. И одновременно замкнутость в сфере повседневного сознания -признак интеллектуальной ограниченности, культурной неразви­тости, которые также чреваты другой стороной кризиса — соци­альным застоем. Постоянная миграция между этими двумя полю­сами образует важнейшее измерение динамики культуры.

В рассказе «Синие тигры» Борхес повествует о мечте, о загад­ке, о явлении, нарушающем известные законы и повседневное те­чение жизни. Образ синих тигров, держащих в страхе население затерянной в джунглях деревни, - это символ мистической мощи природы как того единственного, что противостоит убогому и мо-

¹ См., в частности: Касавин И.Т., Щавелёв С.П. Анализ повседневности. М, 2004. С. 275-282.

Раздел I. Категориальные сдвиги

нотонному деревенскому быту. Синие тигры — племенной миф, пьянящий и будоражащий кровь, внушающий мысль об избран­ности хранителей мифа, высоком смысле их бытия. Поэтому как пожизненный приговор звучит напутствие герою рассказа, стре­мящемуся избавиться от синих тигров - горстки голубоватых ка­мешков, не подчиняющихся, подобно бесконечной книге, зако­нам арифметики: «Твоей милостыни я незнаю, но моя будет ужас­на. Ты останешься с днями и ночами, со здравым смыслом, с обычаями и привычками, с окружающим миром»¹.

Лишиться своей повседневности или остаться наедине с ней -полюсы существования и знания, равно невыносимые для человека.

¹ Борхес Х.Л. Соч. В 3 т. Рига, 1994. Т. 2. С. 449.

II

РАЗДЕЛ

ИСТОРИЯ

⇐ Предыдущая19202122232425262728Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: