Последние Палеологи. Падение константинополя и остальных греческих государств

С Кантакузином ушла со сцены целая эпоха византий­ской истории, когда власть не оставляла идей Михаила Па-леолога, думала о воссоединении греческих земель и когда она опиралась на сильную служилую аристократию евро­пейских областей, поставлявшую лучшие национальные полки. Теперь служилые люди или были перебиты в меж­доусобных войнах, или разорены во время народных вос­станий и турецких набегов. У империи не стало организо­ванной национальной армии, ни ресурсов для ее возоб­новления. Осталась надежда на латинян, и при последних Палеологах господствуют надежды на латинян и латин­ское засилие. Завершением господствующих идей этого последнего периода является Флорентийская уния, и Кон­стантинополь гибнет как латино-греческий город, защи­щает его не патриарх, но кардинал.

Иоанн V занимал престол еще почти сорок лет (1355—1391) и остался в народной памяти как красавец Калоянн. Несмотря на тяжелую юность, он по легкомыс­лию не годился бы в монархи даже в спокойное время, те­перь же он усугубил личными качествами и слабость госу­дарства, и бедствия народа.

Слабость правительства была настолько велика, что три года оно не могло справиться с обломками партии Кантакузина, во главе которой стоял Матвей, носивший еще знаки царского достоинства; ему мало помогали младший сын Кантакузина Мануил, правивший в Мистре, зять его Никифор в Эносе, Мануил Асеневич во фракий­ской Визе. Матвею предлагали сделку: получить в удел то Морею, то Лимнос. Он даже перешел в наступление. Греки уже не могли воевать без турецкой помощи, в которой Орхан отказал. Палеолог избавился от Матвея лишь в 1357 г., когда последнего захватил в плен сербский кесарь Воихна и выдал Палеологу, так как никто не захотел выкупить Матвея. В Константинополе обошлись мягко с претенден­том и его семьею, даже уговаривали, через отца, отказать­ся от своих притязаний, и Матвей дал требуемую клятву, сохранив некоторые знаки царского сана. Разгадку миро­любия Палеолога следует искать в тех симпатиях к дому Кантакузина, которые еще жили во Фракии; там еще дер­жался М[ануил] Асеневич (Асень). Многие фракийские ар­хонты в ближайшие годы предпочли турецкую власть правительству Палеолога, чем облегчили утверждение ту­рок во Фракии. Подобное явление имело место и в мало­азиатской Вифинии во времена Османа. Междоусобие во Фракии замерло за отсутствием претендента. В отдален­ных областях более сказалась крайняя слабость констан­тинопольского правительства. Пользуясь распадением державы Душана, умершего вскоре после отречения Кан­такузина, зять последнего Никифор, владевший Эносом, утвердился в Эпире, на который имел наследственные права, отослал дочь Кантакузина в Морею, желая пород­ниться с сербской династией, но вскоре был убит албан­цами (1358), и в Эпире было основано албано-греческое государство Карла I Топии. В Фокее царский наместник Калофет правил независимо. Его пираты схватили Халила, сына султана Орхана, и напрасно по настоянию Орха-на император требовал освободить Халила. Калофет про­сил 100 000 золотых и сан севастократора. Императору пришлось осаждать Фокею, исполнить требования Калофета и выдать за Халила свою малолетнюю дочь. Еще ме­нее успеха он имел в Морее, где утвердился младший сын Кантакузина Мануил. Посланные против него двое Асеневичей были им отражены с помощью венецианцев, и Ио­анн был вынужден признать Мануила деспотом византий­ской Морей. Богатый остров Митилену (Лесбос) Иоанн отдал вместе с рукой сестры генуэзцу Гаттелузи. В этом нужно видеть не только личную благодарность за помощь при овладении престолом, но и выговоренный наперед успех знатной генуэзской семьи, владевшей некоторое время Эносом, крупный и характерный шаг последних Палеологов по пути латинского засилья. Владетельный род Гаттелузи чеканил собственную монету по примеру латинских; государей на Леванте. По свержении Кантаку-зина империя была так слаба, что венецианец Марино Фальери советовал начать поход против неверных с завоева­ния Византии, как будто усилия и успехи Ласкарей и Пале­ологов обратились в ничто менее чем в одно столетие. Однако лишь только Матвей Кантакузин попал в плен, Ве­неция поспешила возобновить мир с Византией (1357); при новом перемирии венецианцы были лишены права владеть недвижимостями в Константинополе, и их баил получил инструкции не возбуждать турецкой подозри­тельности дружбой с греками.

Ближайшие годы принесли такой непоправимый ущерб империи, что и в Европе, и в Константинополе при­шлось подумать о немедленной борьбе с османами всею силою христианского мира. Преддверием к новому похо­ду должна была быть по-прежнему церковная уния. В 1359 г. умер султан Орхан; ранее погиб его воинственный сын Сулейман, завоеватель Галлиполи, и на престол вступил другой сын, Мурад. Старый Орхан долго дружил с греками, породнился к Кантакузином и лишь под конец царствования охладел к греческой дружбе. Сыновья его Сулейман и вступивший на престол Мурад I были готовы использовать накопившиеся силы османов и вести свой народ для поко­рения христиан, тех «рум», коих землю они знали вдоль и поперек. Мурад начал с покорения единокровных сельджукских племен, с завоевания Ангоры и горных пастбищ караманского эмира, чтобы, обеспечив тыл, двинуться на опустошенную Фракию. Против вооруженного народа ос­манов, привыкшего к военным успехам, уже не стояло во­инственное служилое сословие, испытанные всадники Ан­дроника Младшего и Кантакузина. Правительство Иоанна могло выставить лишь небольшие, по скудости казны, от­ряды западных наемников и негодные к правильному бою толпы народного ополчения. Силы же турок измерялись десятками тысяч. Овладеть Фракией было легко. В 1360 г. полководцы Мурада Лала-Шагин, Евренос-бей и другие взяли сильные крепости Чорлу и Димотику, причем по­следняя была передана греческим начальником; в 13б1 г. Лала-Шагин разбил начальника адрианопольских войск, бежавшего и покинувшего Адрианополь на произвол судь­бы. Этот важнейший город Фракии стал второю после Бруссы столицей османов.

Лала-Шагин вторгся в Болгарию и дошел до Филиппо-поля, а Евренос занял Западную Фракию. Повсюду турки устраивались прочно, привозили семьи и укрепляли горо­да; пленных продавали по установленной таксе, 125 сереб­ряных грошей (акча) за человека. Византийское прави­тельство не могло и не смело встретить турок в чистом по­ле, оно предпочло искать компенсаций в приморской Болгарии; греки захватили Анхиал и осадили Месемврию, принадлежавшие Болгарии города с греческим наведени­ем. Александр Болгарский был вынужден просить мира и уплатить издержки (1362); мир был скреплен обручением малолетних Андроника, сына Иоанна V, с дочерью Алек­сандра от второй жены, еврейки. Умирая (1365), Александр оставил большую часть страны Шишману, своему сыну от еврейки. Шишман дружил с турками и изменнически за­хватил императора Иоанна, прибывшего для переговоров о союзе против турок. Европейские дворы были возмуще­ны поступком Шишмана. Союз Болгарии с утвердившими­ся в Европе турками изолировал христианский Констан­тинополь с севера и являлся изменой христианскому делу. Для освобождения Иоанна V была снаряжена экспедиция Амедея Савойского. Отбив у турок Галлиполи (впрочем, на короткое время), Амедей явился с несколькими генуэзски­ми и венецианскими кораблями в Черное море. Амедей ов­ладел болгарским берегом до Варны, и тогда лишь Шиш­ман освободил императора, около года пробывшего в пле­ну, и обязался не нападать на Византию. Рыцарская помощь Амедея, приходившегося Иоанну V двоюродным братом по матери Анне Савойской, вовлекла Византию в орбиту западной политики, оправдала и оживила надежды на латинский Запад. Сын Анны Савойской, Иоанн Палеолог, был подвержен западному влиянию со времени вступ­ления на престол с помощью Гаттелузи и Венеции. С ут­верждением турок в Адрианополе, с распадением державы Душана у Византии не могло быть иных надежд, кроме упования на западную помощь. Перед лицом турецкой опасности, Западом немедленно оцененной и учтенной, и для Европы не было иного выхода, как помощь Константи­нополю, хотя пока православному. Передовые латинские державы на Леванте, Венецианская и Генуэзская республи­ки, подали друг другу руки, несмотря на вековечную враж­ду, и в эту грозную пору вторжения турок в Европу для окончательного утверждения венецианцы и генуэзцы дружно помогают Палеологу как при свержении Кантаку-зина, так и при экспедиции Амедея. Помощь, оказанная по­следним, была, однако, эфемерной и предпринята была с ограниченною целью и средствами. Радикальным реше­нием вопроса было бы основание в Константинополе Ла­тинской империи для борьбы с турками, как предлагал Фа-льери; но соотношение западных государств, особенно положение Франции, препятствовало осуществлению столь крупного предприятия. При таких условиях пред­стояли полумеры для Европы, агония для Византии, ожив­ляемая надеждами на западную помощь. Латинизация го­сударства Палеологов, двора, части высших церковных и светских кругов, Церкви и просвещения была обеспечена, насколько она не касалась верного православию народа и духовенства. К сожалению, история этого критического момента — последнего поворота на Запад — недостаточно освещена источниками и мало разработана.

Переговоры Иоанна V с Болгарией, Сербией, Людови­ком Венгерским о помощи против турок не привели к ре­зультату. Против турок нужны были сильные союзники. Византийское правительство надеялось на первых порах на соседей-сербов и послало патриарха Каллиста в Серее, к вдове Душана; но Каллист умер во время переговоров, ко­торые не были доведены до конца не только потому, что тот же Каллист в 1352 г. объявил анафему Сербской патриархии, основанной Душаном, но главным образом вслед­ствие распадения царства Душана на уделы. Сербы не мог­ли защитить от турок и собственную страну; турецкие от­ряды прошли Македонию, Фессалию, Фермопилы и граби­ли под Фивами. Правитель каталанского государства, сицилийский наместник Лориа, даже призвал турок на свою службу против венецианцев и своих внутренних вра­гов. Союз Лориа с турками возмутил европейские дворы; папа Урбан V призывал против Лориа духовных и светских владетелей Греции и короля кипрского Петра I Лузиньяна; последний заключил союз с французским королем Иоан­ном и с Амедеем Савойским, но на Мурада не напал. Он лишь ограбил Александрию (1365) и укрепил латинскую Смирну. Сам сицилийский король долго не мог справиться со своим наместником Лориа, и турки были изгнаны из Виотии с трудом. Папа Урбан был горячим сторонником крестового похода против османов и помощи Византии, которую «не слова, но самые дела» должны привести к спа­сительной унии. Организуя крестовый поход, папа пору­чал его вождям греческую империю, притом по просьбе самого Палеолога. Французскому королю Иоанну II смерть помешала стать во главе крестоносцев. Призывая его пре­емника, папа просил помочь грекам лишь в случае, если они будут верны унии. Еще во время экспедиции Амедея папа и письменно, и через сопровождавшего Амедея ла­тинского патриарха Павла с угрозами требовал от Палео­лога унии с католичеством. Иоанн Палеолог, оценивая по­литическое положение, готов был подчиниться требова­нию курии, но не обладал ни волею, ни авторитетом своего предка Михаила. Он созвал Собор с участием двух восточных патриархов и изложил Собору требования па­пы, но собравшиеся архиереи во главе с патриархом Филофеем нашли, что лишь правильно созванный Вселен­ский Собор может решить унию; в приглашениях же на та­ковой Собор константинопольский синод призывал поддержать догматы Восточной Церкви во всей их чисто­те. Раздраженный «лживостью» греков, папа отсоветовал Людовику Венгерскому выступить на помощь Византии, даже разрешил его от клятвы, если он таковую дал Иоанну Палеологу. Между тем Иоанн лично на занятые деньги ез­дил к Людовику Венгерскому, умоляя о помощи; но вслед­ствие советов из Рима Людовик выступил не против турок, но против их друзей болгар. Напрасно съездив в Венгрию, не имея иной надежды, император Иоанн решает ехать в Рим. Потомки Михаила Палеолога, растратив народные силы и допустив турок в Бруссу и Адрианополь, являются в роли униженных просителей перед европейскими двора­ми. Иоанн V первым из Палеологов вступил на этот горь­кий путь, впрочем услаждаемый почестями и увеселения­ми и проторенный латинскими императорами Констан­тинополя.

В 1369 г. Иоанн V явился в Рим и вручил не папе, но его кардиналам грамоту за золотою царскою печатью. Грамота содержала латинский символ веры на греческом и латинском языках. Через три дня он был принят папой на лестнице собора св. Петра и присягнул Римскому пер­восвященнику на верность ему и католической Церкви; последовал молебен. Папа более не считается с мнением константинопольского синода и требует от греческого клира последовать примеру их царя. Однако и Палеолог, и Урбан поступили легкомысленно, сочтя золотую печать за согласие православного народа и духовенства. Иоанн Палеолог отправился и ко французскому двору, но выслу­шал лишь вежливые фразы. На возвратном пути с ним слу­чилась беда: этот византийский император, привыкший жить и ездить в долг, был задержан своими венециански­ми кредиторами. Оставшийся в столице старший сын Ан­дроник задерживал уплату долгов отца, выручил, прислав деньги и корабли, второй сын Мануил. За это отец объя­вил его наследником престола, устранив старшего сына Андроника (1371). Арест императора иностранцами за долги ярко характеризует потерю империей всякого ува­жения в глазах тонких политиков и банкиров, какими бы­ли венецианцы. Они считали Византию на краю гибели со времени падения Кантакузина. Теперь же турки стали хо­зяевами Балкан.

Перенеся свою столицу из Бруссы в Адрианополь (тур. Эдирне) в 1365 г., султан Мурад двинул на Шишмана Бол­гарского три армии, которые захватили балканские пере­валы. Шишман был вынужден признать себя данником султана и отдать сестру в султанский гарем (1365). Одно­временно Людовик Венгерский взял болгарский Видан и захватил Страшимира, брата Шишмана. Однако, получив помощь турок и волошского воеводы Владислава, Шиш­ман выбил венгров из Видана. Венгры действовали не од­ни, с ними были сербы, для которых опасна была полити­ка опиравшегося на турок Шишмана. 60-тысячная армия Вукашина Сербского должна была ударить на турок в Ад­рианополе, но опоздала и сама была разбита на Марице, застигнутая турками врасплох (1371). Это была большая катастрофа для христианского населения Балкан, доста­вившая перевес турецко-болгарскому союзу. Измена бол­гар христианству отчасти объясняется честолюбием Шишмана, отчасти была вынуждена опасным соседством турок, неоднократно опустошавших Южную Болгарию и ранее утверждения их в Адрианополе. Победа была немед­ленно использована османами. Вся Восточная и Южная Македония была завоевана полками Мурада. Греческие и сербские властели Македонии стали турецкими беями, по­ставлявшими свои отряды в султанскую армию и платив­шими взносы в султанскую казну. Сербские и вообще сла­вянские полки ценились в турецкой армии и составляли корпус, расположенный возле столицы, вдвое больший, чем корпус янычар во времена Магомета Завоевателя. Сербские воеводы, принявшие ислам, заполняют султан­ский двор и достигают высшего положения. Турецкой вла­сти избежал лишь Алексей Асан, правитель Каваллы и о. Фасоса, поддавшийся Венеции. Сербские архиереи Маке­донии спешили вернуться в лоно Вселенского патриарха­та, отказавшись от национальной Церкви, созданной Ду-шаном. Утверждение османов в Македонии до Албанских гор встревожило духовных и светских владетелей латин­ской Греции. По инициативе католического епископа Но­вых Патр и Фессалии и с папского благословения в Фивах состоялся съезд латинских государей Греции с участием представителей королей Венгрии и Сицилии, республик Венеции и Генуи; греческий император был приглашен, но уклонился. Этот съезд (1373) дальше переговоров не пошел, собравшиеся были поглощены местными вопросами, в связи с усилением Ачайоли. Этот богатый и просвещенный дом из Флоренции, оказывая потомкам претендентов на Латинскую империю денежные и политические услуги, приобрел Коринф, округлил свои земли в Морее, а один из Ачайоли, Нерио, угрожал каталанскому государству в Аттике. Печальна была картина латинской Греции: мелкие государи истощались в распрях перед лицом грозного врага христианской культуры, боролись между собою, как утопающие ни накренившейся ладье. Чтобы отнять у Генуи господство на путях в Черноморье, венецианцы добивались у Палеолога уступки о. Тенедоса, лежащего у Дарданелл; император не уступал им, даже находясь у них под арестом; лишь при возобновлении договора они получили остров за денежную субсидию, обещав выставить царский флаг рядом со своим. Но генуэзцы не простили Иоанну этой уступки, слабость императора ставилась ему в вину. Еще хуже и гораздо опаснее сложились его отношения к Мураду. Греческие источники об этом вопросе отзываются глухо и с неохотой. Проситель на Западе, Иоанн стал вассалом султана, одним из тех полунезависимых соседей, которые должны были участвовать в походах султана, хлопотать и унижаться при его дворе и выслушивать советы во внешних делах. При каких условиях свершилась такая перемена, неясно; возможно, что новое положение явилось не сразу и не было оформлено. Данником султана император еще не был, но положение сделалось унизительным и опасным.

Во главе недовольных слабостью Иоанна стал его старший сын Андроник, лишенный прав на престол в пользу младшего брата Мануила. Возможно, что за ним стояли враги латинской партии, к которой принадлежали и Иоанн, и Мануил. Вместе с сыном султана, по имени Санджи, Андроник составил заговор свергнуть с престола обоих отцов — Иоанна и Мурада. По крайней мере, их в этом обвинили. Мурад ослепил Санджи и предложил Иоанну одинаково поступить с виновным сыном. Иоанн повиновался, но ослепление Андроника было неполное, из своей темницы в башне Анемы (доныне уцелевшей в развалинах Влахернского квартала) Андроник скрылся в Галату и с помощью генуэзцев, враждебных его отцу, и сербского Марка Кралевича с его дружиною даже захватил столицу после месячной осады. Отец и брат Андроника заняли его место в той же башне. Вместе с сыном Иоанном Андроник IV был коронован (1376), а отец его и брат томились в темнице три года, пока им не удалось бежать к Мураду. Султан является судьею между Палеологами, и по его требованию Андроник уступил отцу престол и скрылся в Галату к своим генуэзским друзьям (1379); через два года последовало примирение, по которому Андроник получил в удел города по северному берегу Мраморного моря и был объявлен престолонаследником, но умер раньше отца (1385). Тяжелая распря между членами царского дома разыгрывалась на фоне грандиозной борьбы Генуи с Венецией, в которую была вовлечена и Византия. При захвате Андроником престола жившие в Константинополе венецианцы были брошены в тюрьмы и остров Тенедос был отдан генуэзцам, но венецианцы на острове оказали энергичный отпор. Еще раз разгорелась ожесточенная война между обеими республиками, сначала на Леванте, затем в Италии; обе стороны шли на величайшие жертвы, пока Амедей Савойский не добился прекращения кровопролитной и разорительной войны, гибельной для латинских интересов на Востоке (1381). Тенедос был отдан Амедею. Истощенные войною республики не могли думать о борьбе с османами и поспешили заключить с Мурадом договоры; их предупредала торговая Рагуза, первой из западных государств заключившая с османами торговый договор (1365).

Последние годы царствования Иоанна V являются временем непрерывного, безнадежного упадка Византии. Сам он искал забвения в танцовщицах и чревоугодии; даже у любимого сына Мануила он отнял красавицу-невесту, дочь трапезунтского царя. Старый Иоанн фактически стал вассалом Мурада; либо он, либо его сын Мануил прожива­ли при султанском дворе; и переговоры с латинскою Евро­пой были прерваны в угоду султану. Перед бессильным Палеологом, лишенным земель и доходов, развертывалась картина потрясающих успехов азиатского народа — не­оборимой силы, разрубавшей мечом старые политические вопросы и заново строившей судьбы всех народов, стояв­ших у нее на пути. Сын Мурада Баязид, прозванный Илдиримом (Молнией), приобрел Кутайю браком, сельджукс-кий эмират Хамид — покупкою. В Македонии Тимурташ взял Битоли, или Монастырь (1381). Почти одновременно была решена и судьба Салоник. Правивший в этом послед­нем оставшемся у Византии македонском городе Мануил Палеолог был замешан в заговор архонтов Сереса против турок. Немедленно султан послал против Салоник грозно­го Хайреддин-пашу. Не дожидаясь его, Мануил по совету отца вымолил себе прощение у султана, явившись к нему лично; но Хайреддин занял Салоники впервые, без боя; но ушли (1380); затем вторично Карали-паша взял Салоники после четырехлетней осады (1383—1387), причем Мурад, считая греческого императора своим вассалом, оставил в городе греческое управление, но поместил в акрополе ту­рецкий гарнизон. Иоанн мог проживать в Салониках; в один из приездов он и умер в этом городе (1391). Но когда умер кроткий сравнительно Мурад, преемник его Баязид присоединил Салоники к своим непосредственным владе­ниям, ввел турецкое управление, объявил набор христиан­ских детей в янычары и превратил многие церкви в мече­ти (1391).

Не греки, но сербы и болгары могли бы защищать Ма­кедонию от ислама и турок. Но распадение державы Душа-на было катастрофой для христианской культуры на Бал­канах. Силы южных славян были разъединены. В Болгарии правил Шишман, прежде союзник, ныне данник султана, брат его Страшимир в Видине зависел от Венгрии. Серб­ские силы, еще крупные, были раздроблены. На севере от Моравы до Дуная правил старый Лазарь; в Приштине и на Косовом поле был удел Вука Бранковича; в Поморье княжил Балша; в Боснии — Твардко, наиболее могуществен­ный из сербских государей, перешедший в латинство. Не­смотря на разъединение, сербы решили дать отпор туркам собственными силами без помощи венгров, своих искон­ных врагов. В завоевательных намерениях Мурада они не могли уже сомневаться. Призванные албано-эпирским го­сударем Карлом Топиа, османы овладели уделом Балши, убитого ими в бою. В 1386 г. сам Мурад, опустошив по пути болгарские земли, взял Ниш и подчинил себе Лазаря, за­ставив платить дань и выставлять конный отряд. Лазарь стал душою сербского союза против турок и рассчитывал особенно на Твардка; Шишман был ненадежен. В 1387 г., когда Мурад ушел в М. Азию для войны с караманским эми­ром, Лазарь и Твардко собрали 30 000 сербов и разбили ту­рецкие гарнизоны в Македонии, меньшие по числу, из ту­рок спаслись немногие. Воодушевление сербов переда­лось и болгарам. Мурад стал собирать громадные силы, которыми располагал в Азии и в Европе. Начал он с Болга­рии, чтобы обеспечить тыл. В 1388 г. выступил из Адриано­поля визирь Али-паша с 30 000 отборного войска и взял Тырнов. Подошел и сам султан Мурад с громадными сила­ми. Шишман, храбро защищавшийся в Никополе, был вы­нужден сдаться на милость победителя; несмотря на его измену, Мурад оставил его на престоле. Через Софийский перевал и Филиппополь Мурад вторгся в Сербию и разбил лагерь на Косовом поле, удобном для действия конницы (1389). Там стояли и сербы. Во главе их были Лазарь и Вук Бранкович; Твардко прислал босняков и хорватов с их воеводами; были отряды болгар, влахов и албанцев. Подроб­ности исторической битвы известны, Мурад был убит зя­тем Лазаря Милошем. Ставший султаном Баязид после же­стокой сечи разбил сербов, причем Лазарь был убит. С торжеством вернулся Баязид в Адрианополь. Сербы же бы­ли сломлены, сын Лазаря Стефан и Бранкович стали дан­никами султана.

Впечатление от разгрома сербов было потрясающее, прежде всего при византийском дворе, беспомощно на-блюдавшем за грандиозными событиями. О непокорности новому султану нельзя было и думать. Иоанну пришлось не только подтвердить и, по-видимому, оформить вассальные отношения к султану, но перенести еще большее униже­ние — сопровождать Баязида в поход против Филадель­фии, единственного греческого города в Малой Азии, со­хранившего независимость благодаря традиционной дружбе горожан с соседями сельджуками. Православным жителям бывшей твердыни царей Ласкарей пришлось уви­деть греческого императора в турецком стане. Иоанн их уговаривал поддаться туркам и после их отказа бился вме­сте с сыном Мануилом в первых рядах султанских войск против греков, считавших себя его подданными. Город был взят приступом (1390). Отсутствием императора восполь­зовался его племянник Иоанн, сын Андроника, и захватил столицу; Мануил отнял у него город лишь после пятиме­сячной борьбы внутри городских стен. Из Константино­поля Мануил опять спешит на службу к султану с крохот­ным отрядом в сто человек. Несмотря на всю покорность Иоанна и Мануила, Баязид с ними не стеснялся. Он запре­тил вывоз хлеба на принадлежавшие императору острова, турецкий флот разграбил одинаково как императорский Хиос, так и латинскую Евбею. По настоянию окружающих Иоанн V принял некоторые меры для защиты столицы, ук­репив часть стен от Золотых ворот до моря, причем брал камень из развалин построенного Василием Македоняни­ном храма св. Диомида и других роскошных построек по­близости; но, когда Баязид узнал об этом и пригрозил ос­лепить Мануила, Иоанн срыл только что выстроенные и возобновленные укрепления. Он уже не смел укреплять свою столицу, остаток своего государства. Независимость была фактически утрачена Византией, и лишь случай мог спасти империю. Ее значение пало в глазах самих греков, и царский посол Д. Кидони считал за большую честь звание венецианского гражданина. При таких обстоятельствах умер Иоанн Палеолог (1391).

Мануил II (1391 — 1425) вступил на престол в момент наибольшего могущества Баязида, на положении султанского вассала; он тайно бежал из султанской ставки, чтобы занять престол своих предков, византийских императо­ров. Баязид не замедлил показать ему свою власть, прислав гонца с требованием допустить в Константинополь сул­танского кадия (судью) для разбора дел не только между мусульманами, жившими в Константинополе, но и между ними и христианами, так как мусульманам не подобает подлежать суду неверных гяуров.

«Если не хочешь повиноваться мне, запри ворота сво­его города и правь внутри его, а за стенами все мое».

Баязид доказал последнее на деле, прогнав греков из европейских пригородов до Родосто. В течение семи лет он блокировал Константинополь, надеясь взять город из­мором. В Константинополе «не стало ни жнущего, ни мо­лотящего», не стало съестных припасов, и для отопления разбирали дома. Мануилу остались только надежды на За­пад. Он обратился к папе, к французскому и венгерскому королям, умоляя о немедленной помощи, иначе ему при­дется сдать Константинополь врагам христианства. Одна Венеция прислала ему корабли на случай бегства. Для за­падных политиков было ясно, что помощь в скромных размерах, вроде экспедиции храброго Амедея, была бы бессильна против султана Баязида. Последний безбояз­ненно перешел в наступление против христианских со­седей на севере. Пройдя Болгарию, подчинив Валахию, он вторгся в Венгрию, но был отражен королем Сигиз-мундом. Одновременно султанский флот напал на Евбею, и старый Евренос-бей опустошил Фессалию и Морею. В Малой Азии Баязид взял в плен эмира караманскйх сельджуков и значительно округлил свои владения, флот его напал на Синоп, подбираясь к Трапезунтскому царст­ву. И в это грозное время среди латинян не было согласия. Неаполитанский король даже призывал Баязида против Венеции, захватившей Корфу, и льстил придворным сул­тана. В Греции латиняне были заняты внутренними раз­дорами. В 1387 г. Нерио Ачайоли взял афинский Акро­поль, и каталанское государство в Греции исчезло без следа после 70-летнего существования. Часть Ахейскогокняжества была захвачена дружиной наваррских авантю­ристов, которой очистили поле рыцари-иоанниты, ку­пившие часть Ахеи у королевы Иоанны; Венеция, умело пользуясь борьбою претендентов, поддерживала наварр-цев. По современному документу, на коренных землях княжества насчитывалось 2300 дворов (дымов), а на зем­лях баронов — всего 1300. Нерио Ачайоли, овладев Афи­нами, держался миролюбиво, очищал ближайшие воды от пиратов. Происходя из флорентийского богатого до­ма, Нерио привез в одичавшую Аттику большие денеж­ные средства и культурные вкусы, процветавшие на роди­не Данте. Ценя эллинизм как гуманист, он восстановил афинскую греческую митрополию, со времен Михаила Акомината существовавшую лишь по имени. Присланно­му из Константинополя митрополиту Дорофею удалось восстановить Греческую Церковь в короткий срок. Гре­ческие нотарии в Афинах вели делопроизводство на гре­ческом языке. Он никогда не исчезал в цитадели эллиниз­ма, в византийской Морее, с такими ее центрами, как Мистра и Монемвасия, где церкви XIV в. своею архитек­турной и фресковою живописью свидетельствуют о дви­жении вперед византийского искусства, где были свои школы и книжные люди. Морея, отдаленный оплот элли­низма, служила при Иоанне Палеологе убежищем рода Кантакузинов. Ею управлял Мануил Кантакузин, сын быв­шего императора, ставшего иноком Иоасафом, до своей смерти (1380). Его сменил старший брат Матвей, бывший претендент на престол, умерший почти одновременно с отцом (1383); с год держался сын Матвея Димитрий про­тив присланного деспота Ф[еодора] Палеолога, сына Ио­анна V; сопротивление Димитрия прекращено было лишь его смертью. Ф[еодор] Палеолог начал свое управ­ление, уступив прославленную Монемвасию венецианцу Гримани за его услуги царствующему дому, однако жите­ли города не впустили Гримани. Женившись на дочери Нерио, деспот Феодор столкнулся с венецианцами из-за Аргоса. Среди раздоров христиан разразилось громом вторжение полчищ Евренос-бея, дошедшего до западного края Морей (1387—1388). Папа и западные дворы об­виняли Нерио в союзе с турками, но у него не было сил помешать туркам пройти через его владения. По обвине­нию в сношениях с турками латиняне изгнали и гречес­кого митрополита Афин. Однако предателя нашли они и в своей среде в лице вождя наваррцев Сан-Суперана, ко­торый даже лично ездил к Баязиду. Впрочем, турок при­зывали и греки, именно, один из архонтов Монемвасии, принадлежавший к славному роду Мамона, отбивался от деспота Феодора с помощью турок. Евренос-бей, устро­ивший себе удел в Новых Патрах Фессалийских, по про­искам Суперана взял самую Мистру (1395), но по его ухо­де греки с албанцами восстали и схватили изменника Су­перана. Среди раздоров латинских претендентов и деспота Феодора о наследстве Нерио, умершего уже на положении султанского данника, османы вновь явились решать спор. Тимурташ захватил Афины не без содейст­вия греческого митрополита; но в Акрополе засел вене­цианский гарнизон (1395). Турецкая опасность выдвину­ла проект заграждения Коринфского перешейка сплош­ною стеною; в этом деле участвовали деспот Феодор, Венеция и даже освобожденный Сан-Суперан; знамени­тый гуманист грек Хрисолор ездил по этому делу в Вене­цию. Султан Баязид прекрасно знал слабость и малоду­шие греков и настолько с ними не считался, что одновре­менно потребовал к себе на суд и императора Мануила, и деспота Феодора. Обоих обвиняли греки же: первого — племянник Иоанн, сын претендента Андроника, второго — монемвасийский архонт Мамона. Оба Палеолога поспешно явились в султанскую ставку, и им не сносить бы головы без содействия визиря Али-паши. Обоим уда­лось бежать от султанских палачей. В греческий город Салону призвали турок сами же греки: и епископ, и владе­тельница города Елена Кантакузина, вручившая султану родную дочь для его гарема. Одна лишь вселенская пат­риархия оставалась в застывших формах своего величия. Патриарх Антоний смещал и ставил архиереев в Греции; в Коринфе появляется митрополит со званием эксарха Пелопонниса. В патриаршем синоде разбиралась жалоба Киевского митрополита Киприана на новгородскую па­ству, уклонявшуюся в латинство. Василию Московскому патриарх выражал неудовольствие за запрещение поми­нать Вселенского патриарха.

«Зачем пренебрегаешь патриархом, заместителем Христа?.. ЕслиБожиим попущением (неверные) народы ок­ружили империю, то и доселе император рукополагается Церковью, имеет прежнее положение, за него возносятся те же молитвы, он помазан великим мVром и рукоположен в цари и самодержцы ромэев, т. е. всех христиан».

Сам православный император ожидал себе помощи только с латинского Запада. Помощь затруднялась кризи­сом римской курии, на которой обычно лежал почин объ­явления крестовых походов. Теперь же было двое пап: в Ри­ме и во французском Авиньоне. Поэтому на призыв Рим­ского папы Бонифация французский король Карл ответил разрешением французам вступать в крестоносное ополче­ние, собиравшееся в Венгрии, а не в Италии.

Во главе французских крестоносцев стал знатный граф Невер, сын Бургундского герцога. С ним ушло в Вен­грию 1000 рыцарей и 7000 простых воинов. Кроме них под знамена Сигизмунда Венгерского явились доброволь­цы из Германии и волошский воевода Мильчо. Образова­лась громадная армия до 60 000 человек, считавшая себя непобедимой (1395). Запад собрался дать османам до­стойный отпор. Сам Баязид был встревожен и остался в европейских владениях, несмотря на грозные вести о приближении татар Тимура. Переправившись через Ду­най, Сигизмунд осадил Никополь, где и разыгралась зна­менитая битва (1396). Французская тяжелая конница, сме­тая все на пути, донеслась до ставки Баязида, но, опьянен­ная успехом, потеряла порядок и не вынесла удара султанских янычар. Дрогнули валахи и венгры, немцев же избили сербские отряды, служившие султану. С немноги­ми людьми Сигизмунд бежал на лодках вниз по Дунаю и морским путем через проливы спасся в Европу. Невер и 10 000 христианских воинов попали в плен и были перерезаны по приказу Баязида, за исключением самого Не­вера с 24 знатнейшими рыцарями, выкупленными впос­ледствии за большие суммы.

Катастрофа под Никополем потрясла Европу. Турец­кие отряды доходили до Штирии, опустошили Валахию. Настала очередь и Греции. Якуб-паша и Евренос-бей втор­глись в Морею, несмотря на укрепления Коринфского пе­решейка. Напрасно деспот Феодор взывал к Венеции о по­мощи. Республика св. Марка предпочла соглашение с по­бедителем. Разбитый турками деспот Феодор, равно как и Сан-Суперан, признали себя данниками султана. Деспот даже продал родосскому ордену свои владения, включая Мистру (жители которой, впрочем, прогнали палками но­вых хозяев), и отплыл на Родос. Положение Константино­поля стало невыносимым. В осажденной столице мера хлеба дошла до 20 золотых, и трупы валялись без погребе­ния. Баязид не торопился со взятием Константинополя, считая его за верную добычу. По словам современной пес­ни о Баязиде и Тимуре, султан похвалялся срыть стены Константинополя, св. Софию обратить в мечеть, а моло­дежь ниже 30 лет подвергнуть обрезанию (1). Мануил отпра­вил Нотару в Венецию и Францию, умоляя о помощи. По­сол встретил почетный прием, но помощь лишь обещали. Племянник Мануила Иоанн жил при дворе султана, и его притязания на престол, поддерживаемые Баязидом, дела­ли положение Мануила особенно трудным в изголодав­шейся столице, жаждавшей конца осады. Кратковремен­ная помощь явилась из Франции — в виде экспедиции маршала Бусико с провиантом, 2000 рыцарей и стрелков, всего на 17 кораблях (1399), но помощь эта не имела зна­чения даже экспедиции Амедея Савойского. Не видя ино­го исхода, Мануил предложил Иоанну занять царский престол, а сам уехал в Европу на кораблях Бусико, чтобы просить о спасении исторического оплота христианства (1399). Оставив семью в венецианской Мефоне, Мануил со свитою отправился в Венецию, Милан, Флоренцию и во Францию. Повсюду он был принят с большими почес­тями. В Париже его встретил Карл VI с канцлером, парламентом, духовенством и многими тысячами горожан. В Лувре, отведенном Мануилу для жительства, служились обедни греческим и латинским духовенством вместе. Им­ператору была назначена ежегодная субсидия сначала в 14 000, потом в 30 000 серебряных монет. Путешествие Мануила затянулось. Казалось, ему лучше было в Европе, чем в своей голодной столице. Он побывал в Англии, где его ожидала почет<