Никейское царство Ласкарей. Трапезунтское царство в XIII В. Сельджукские султаны и нашествие монголов 13 глава
Турки дрожали при одном имени каталанов; но недолго ликовали и греки. Хотя Рожер, по известию Мунтанера, поддерживал в войсках суровую дисциплину и вешал за ослушание и насилия, его рука была тяжела и для греков, из которых многие, среди анархии последних лет, поддались туркам. Константинопольское правительство Палеологов никогда не пользовалось симпатиями населения бывшего царства Ласкарей и не дало последнему ни защиты, ни хорошего управления. Рожер прощал народу, но казнил виновных архонтов и властелей, восстановив власть константинопольского правительства. Для содержания армии в походе, для создания складов и запасов он облагал тяжелыми поборами властелей и богатых, а также монастыри — элементы, уклонявшиеся от общественных тягот, и взыскивал с них, прибегая к мучениям и пыткам. Так было и на материке, и на богатых островах. В крепости Магнисии, где Рожер, по примеру никейских царей, хранил военную казну и припасы, греки с архонтом Атталиотой во главе перебили каталанский гарнизон, захватили казну и за крепкими стенами города отбились от подоспевшего Рожера. В Магнисии была жива память о Ласкарях, и горожанам являлось видение — царь Иоанн Милостивый (Ватаци), по ночам ходивший по стенам и охранявший свой любимый город. «Великий дука» Рожер и каталанские дружины сделали свое дело. Если и преувеличено известие Григоры, будто турки не переступали границ Ромэйской империи, но они всюду были биты в открытом поле; богатая долина Меандра и прибрежные области были очищены от турок и получили каталанские гарнизоны. Дальнейшее пребывание Рожера в Малой Азии показалось опасным константинопольскому правительству. Рожер мог упрочиться в стране и захватить ее для себя во славу Арагонского дома. В отношении царства Ласкарей Палеологи были крайне подозрительны и имели на то основание. Под предлогом отражения болгар Рожер был отозван на полуостров Галлиполи, и это положило конец его службе константинопольскому двору, впрочем не сразу. Рожер требует от императора 300 000 золотых, недоданных его войскам. Положение царского казначейства было отчаянное. Пришлось не только сократить жалованье гвардии и войскам, защищавшим западные провинции, не только плавить на монету драгоценные сосуды, но понизить самую ценность монеты. Еще со времен Иоанна Дуки золотая номисма содержала лишь половину золота. При Михаиле Палеологе вследствие расходов на наемников и на субсидии иностранцам на 24 части общего веса клали лишь 9, потом 10 частей чистого золота. Теперь Андроник решил убавить процент золота наполовину, так что на 24 доли общего веса оказалось лишь 5 долей золота. Произошло потрясение всей экономической жизни, и никто не хотел брать обесцененную монету, и менее других каталаны ценили эти новые «винтильоны», не принимаемые их греческими поставщиками и населением. Алмогавары сочли себя обманутыми греческим правительством, которое они спасли от турок. Лето 1304 г. прошло вместо похода в пререканиях. Осенью прибыла новая дружина рыцарей и алмогаваров Беренгария д'Эстенцы. Рожер потребовал для него титула великого дуки во внимание к его знатному роду и жалованья для его дружины. Положение обострилось. Собрав придворных и синклит, Андроник жаловался на каталанов и оправдывал себя: он приглашал на службу лишь 1500 каталанов, как видно из его хрисовулов; тем не менее его царская щедрость к каталанам не имела границ, и он давал Рожеру деньги целыми мешками, вполне доверяя последнему; но каталаны лишь проживали в Кизи-ке, и об их грабежах вопило население громким голосом; особенно непростительно нападение каталанов на греков в Магнисии, хотя он, царь, не отрицает заслуг каталанов и освобождения ими Филадельфии. Истощив казну на содержание каталанов, он больше не нуждается в их службе, о чем Рожер обязан их предупредить. Генуэзцы предложили свою помощь против ненавистных им каталанов. Тем не менее обе стороны опасались открытого разрыва. Рожер понимал, что его положение среди каталанов основано на его связях с греческим двором; Андроник узнал, что Рожер укрепляет Галлиполи, собирает провиант и готов поднять против Константинополя свое страшное оружие. Был выработан компромисс.
Рожер умерил денежные требования и подтвердил готовность идти на болгар под знаменами молодого царя Михаила. За то Эстенца получил звание великого дуки, притом из рук Рожера в присутствии царя; церемония носила характер латинской инвеституры. Еще более раздражило греков, что Эстенца долго не съезжал со своего корабля, не доверяя царскому слову, и, присягая Андронику, заявил, что сохранит верность своему Фредерику Арагонскому. Знатный Эстенца не обладал гибкостью Рожера, бросил службу, отослал обратно полученные от царя драгоценные блюда и уехал в Галлиполи. Поведение Рожера было еще подозрительнее. Он упорно не хотел отправиться в Анатолию, хотя жители Филадельфии, вновь осажденные турками, уже ели падаль и трупы. Двор предлагал ему звание кесаря и полную власть на Востоке, кроме больших городов, но Рожер выше всего ставил верность своих дружин, с которыми мог добиться всего, и продолжал требовать денег. Узнав, что к Рожеру едет Фадрик, побочный сын Фредерика Арагонского, с сицилийским флотом, Андроник уступил Рожеру во всем, выслал Рожеру и крупные суммы, и громадные хлебные запасы, и знаки звания кесаря, с которым соединялись не только почетнейшее после царя положение — он подписывался «нашей империи кесарь», а царь писал ему «твоей империи самодержец», — но и громадная власть. Кесарь мог распоряжаться казенными суммами и доходами, жаловать казенные земли, собирать подати, казнить и конфисковать. Возвышая на недосягаемую высоту Рожера лично, двор добивался сокращения реальных его сил до 3000 каталанов, с удалением прочих на родину; но Рожер, не уступая в хитрости, видел перед собою слабую империю, лишенную флота. Он занял каталанскими гарнизонами Тро-аду и Мизию, флот отослал на острова и забирал провиант, не давая отчета. В Галлиполи у Рожера составился целый двор, при котором жили его свояки, болгарские Асеневичи. У ворот в Константинополь выросла чужеземная власть, диктовавшая свою волю слабому правительству Андроника. Рожер заставил царя отдать ему всю Анатолию и острова с правом раздавать земли на феодальных началах и содержать войска на свой счет; впрочем, он брал и жалованье обесцененной монетой: теперь он мог заставить греков брать ее. В лучших областях империи создавалось каталано-греческое государство.
Одновременно разрасталось национальное греческое движение против каталанов, и его главою был молодой царь Михаил. Его войско состояло из греков, алан и тюркских выходцев туркопулов и было расположено в Адрианополе для отражения Святослава Болгарского. Почти рядом, в Галлиполи и в области Адрианополя, стояло два уже явно враждебных стана. Готовясь выступить в Азию для отражения турок и для устройства своих владений, новый кесарь Рожер желал обезопасить свой тыл и отправился к Михаилу со значительным отрядом. Он был принят с почестями, но его там ожидала смерть. На пороге шатра же- ны Михаила Рожер был зарезан вождем аланов, мстившим за убитого каталанами сына (апрель 1305 г.). Вслед за Ро-жером погиб его отряд, кроме троих. Михаил не только не наказал убийц или не мог этого сделать, но его легкая конница немедленно напала на каталанов врасплох, часть их перебила в деревнях и угнала пасшихся коней. Убийство кесаря Рожера де Флор было катастрофой для империи. Погиб человек большого ума и энергии, умевший направлять разбойничьи дружины к достижению крупных целей, державший в своих руках и двор Андроника, подготовлявший в Малой Азии создание каталано-греческого государства, которое, может быть, спасло бы страну от турок, обеспечив населению мирный труд и благосостояние, подобно Вилльгардуэнам в Морее. Вместо несостоятельных планов французского двора о возрождении на Леванте «Новой Франции» казался близким к осуществлению с помощью Сицилии «Новый Арагон», с группой деятелей знатных и рядовых, знавших Восток и искусившихся в борьбе с неверными на испанской родине. Народная греческая реакция против новой, испанской, полосы латинского нашествия оставила лицом к лицу два непримиримых лагеря: для греков каталаны были лишь насильниками и грабителями, для испанцев греки и их правительство были коварными предателями. Первыми жертвами пали те, кто являлся мостом между греками и каталанами: кесарь Рожер, греческое, но издавна привыкшее к латинянам население полуострова Галлиполи, вырезанное каталанами; в Константинополе — адмирал из каталанов д'Онес, женившийся на дочери знатного архонта Рауля, и каталанская купеческая колония, перебитая чернью и беглецами из провинций.
Ярость и отчаянная решимость бушевали в лагере каталанов. Замещавший Рожера знатный Эстенца принял титул великого дуки империи Романии и государя Анатолии и островов. С испанской гордостью он шлет в Константинополь большое посольство для объявления войны Андронику по всем правилам рыцарских обычаев. Андроник, которого греки обвиняли за отсутствие национального флота и за предпочтение иностранцев, уверял в своей непричастности к убийству Рожера; но послы все же объявили войну на собрании каталанской колонии, в ее квартале, и после того последовала резня испанцев; сами послы были перерезаны на обратном пути в Родосто. Каталаны подсчитали своих, осталось всего 3307 с матросами, Фадрик уехал на родину; тем не менее было решено напасть на Константинополь, и Эстенца сел на корабли, оставив в Галлиполи Рокафорте и Мунтанера с 1500 каталанов, которые храбро отбивались за окопами от 40-тысячной армии Михаила. Эстенца был отражен в Кизике, но взял и сжег Ираклию, возле Родосто, — богатое фракийское прибрежье было опустошено беспощадно, пятна крови долго плавали в море, по словам Мунтанера. Толпы несчастных беглецов наводнили Константинополь, наводя ужас своими рассказами. Константинополь был спасен прибытием сильного генуэзского флота. Генуя получила от Андроника подтверждение всех привилегий ее в Византии за союз и помощь (1304). Под Ригием (недалеко от С.-Стефано) генуэзцы с помощью греческих лодок разбили Эстенцу, взяли его в плен вместе с кораблями и добычей, но не выдали его императору, а отвезли в Геную (1305). Положение каталанов было, однако, не безнадежно. У них были в руках богатые по природе, хотя и разоренные, области по Геллеспонту и большие награбленные богатства, позволившие нанимать турецкие конные отряды, которые перебегали к ним от греков при каждой победе каталанов. Избрав своим вождем Рокафорте, «франкское войско в Македонии» (как себя назвали каталанские дружины) решило не отступать, но, развернув свои знамена с изображением св. Георгия и Петра, нападать на презираемых ими греков. Алмогавары даже затопили свои корабли, чтобы отрезать малодушным путь к бегству. В рукопашных боях они разбили многочисленную армию царя Михаила, причем последний был ранен, и более не встречали сопротивления в открытом поле. Рокафорте взял Родосто. Население было перебито или продано в рабство на рынке в Галлиполи; на плодородных полях Южной Фракии не осталось ни земледельца, ни плодового дерева. С прибытием новых отрядов число алмогаваров возросло до шести тысяч; прибыл из плена и Эстенца; приехал с флотом инфант Фердинанд Майоркский, посланный Фредериком Сицилийским к «его войскам в Романии». Была подчеркнута связь между каталанскими дружинами и политикой Арагонского дома. Подготовлялось, на смену планам погибшего кесаря Рожера, основание Новой Арагонии в Дарданеллах, и греческий двор был бессилен перед нависшей опасностью: армия Михаила отказывалась сражаться с каталанами. Так прошло два года (1305—1307).
Но основание испано-греческого государства было ка-таланам не по плечу за смертью кесаря Рожера, умевшего держать в руках дружины и заставившего служить своим целям греческий двор. Теперь разоренная страна не могла прокормить воинство, лишенное греческого жалованья и провианта, и между вождями начались раздоры. Рокафорте объединил вокруг себя рядовых алмогаваров, не желавших служить политическим замыслам сицилийского короля, искавших лишь добычи и подвигов. Преданная королю и инфанту партия знатного рыцарства не имела вождя, равного Рокафорте по энергии и свирепой силе. Решено было идти в Македонию сухим путем, отправив добычу на кораблях под начальством Мунтанера. В походе раздоры дошли до большого кровопролития, в котором погибли Эстенца с 500 рыцарями и столько же алмогаваров. Инфант бежал к Мунтанеру на корабли, а Кеименес перешел на греческую службу. Рокафорте с остальными дружинами вторгся на Халкидику (1307) и опустошил страну до Афонской горы. Наиболее упорное сопротивление оказал каталанам сербский Хиландарский монастырь. Многочисленные прибрежные башни (пирги) на берегах Афона остались напоминанием о каталанских грабежах. Лишь по уходе каталанов афонские монастыри оправились, впрочем быстро, получив ряд жалованных грамот на земли и доходы, между прочим Руссик (1311); с той поры настал для Афона расцвет и время большого влияния на дела Константинопольской патриархии. Каталанская опасность и бессилие византийского правительства заставили правителя Салоник Иоанна Мономаха, царского свояка, завязать изменнические переговоры с французским претендентом на Романию Карлом Валуа. Посланный последним адмирал Сепуа вначале не сошелся с ка-таланами и при помощи венецианских кораблей захватил инфанта с Мунтанером, грабивших берега Евбеи и Фессалии; Мунтанер благодаря своей дипломатической ловкости вырвался из плена раньше, чем инфант. Положение дел в Греции открывало каталанам широкие перспективы. Дипломатическая борьба между Неаполем и Византией, особенно стремление анжуйского королевства в Неаполе подчинить себе афинский двор мегас-киров де ла Рош, пустивший глубокие корни в стране и имевший самостоятельную силу, отразились, по обычаю эпохи, на брачных договорах наследниц Вилльгардуэнов, сюзеренов франкской Греции. Изабелла Вилльгардуэн предпочла для своей дочери не сына императора Андроника, но молодого Гюи II Афинского; сама же искала опору в браке с Филиппом Савойским, который недолго уживался в Греции и вернулся в Савойю, передав своему потомству титул князей ахейских. Франкская Морея не могла уже отстоять и тени прежней независимости. Сын короля неаполитанского Карла Филипп Тарентский является с флотом в Грецию (1306) и ставит своим наместником Гюи Афинского, единственного сильного французского государя в Греции. Гюи правил в Афинах и Фивах с блеском и с пользою для населения. Сам наполовину грек, по матери Ангел Комнин, Гюи распространил свою власть и на наследие знаменитого соперника Палеологов, фессалийского деспота Иоанна Ангела, в качестве опекуна его внука Иоанна II; он сумел защитить Фессалию от Анны Зпирской, заставив последнюю уплатить крупную контрибуцию; он подступил и к Салоникам, и лишь уговоры императрицы Ирины Монферратской, жены Андроника, заставили отступить войска Гюи. Между тем Анна Эпирская вошла в сношения с Константинополем; это вызвало поход Филиппа Тарентского с рыцарями Ахеи и Кефаллонии на столицу Анны Арту, но Анну поддержали против нападения Анжуйского дома Византия, Сербия и Венеция. Филипп не имел успеха под Артой, но отнял у сербов Дураццо и упрочил свою власть в Морее. Анжуйская политика становится непримиримой в отношении к грекам. Филипп с позором удалил свою жену гречанку Тамару, дочь Анны Эпирской, и, вступив в брак с наследницей Карла Валуа и Екатерины Куртенэ, выступил претендентом на всю Романию. Оба греческих государства Греции, Эпир и Фессалия, находились во вражде; первому угрожал Анжуйский дом, утвердившийся в Албании и Морее; второе, наследие Иоанна Фессалийского, находилось фактически во власти Гюи Афинского, раздававшего земли и ставившего своих наместников в Фессалии. Анжуйский дом нес с собою иные начала, нежели ахейские Вилльгардуэны или афинские де-ла-Рош. Анжуйская политика преследовала завоевание и эксплуатацию в пользу заморской метрополии, а не слияние туземного населения с пришлым в новом государстве на греческой почве. Носителем традиций основателей франко-греческих государств оставался Гюи, сам по матери грек, но он вскоре умер. Фессалия осталась в слабых руках юного Иоанна II, которому были равно враждебны и греческий Эпир, и латинская Греция в руках преемника Гюи, Вальтера Бриеня. В этот момент на северном рубеже его владений, в предгорьях Олимпа, оказались прославленные каталанские дружины. Разграбив Халкидику, каталаны напали на Салоники, но были отбиты. Они не умели брать крепостей. Положение их стало невыгодным: Святослав Болгарский уклонился от соглашения с ними и предпочел мир с Андроником, уступившим все, захваченное болгарами; впоследствии Святослав женился на внучке царя Андроника. Византийский стратиг Хандрин удачно действовал против каталанов, оградил от них цепью укреплений Южную Македонию. Каталанам пришлось покинуть опустошенную Халкидику и переправиться в горную Северную Грецию, окружавшую плодородную Фессалийскую равнину. Еще при жизни Гюи Рокафорте вошел в сношения с Афинами. Это угрожало венецианским владениям и интересам на Евбее. Усиление полугреческого государя Фив и Афин силами прославленного испанского воинства противоречило интересам Карла Валуа, французского претендента на всю Романию. Его агент, упомянутый Сепуа, и венецианцы сыпали золотом между вождями каталанов, чтобы низвергнуть Рокафорте, и им удалось вызвать мятеж против этого способнейшего наследника кесаря Рожера; свирепое самоуправство Рокафорте и неудача под Салониками послужили для интриги благодарной почвой. Рокафорте с братом были схвачены и отосланы в Неаполь, и их уморили голодом в темнице. Сепуа намеревался даже завладеть наследием Гюи в пользу Карла Валуа, опираясь на каталанов, но вскоре Карл Безземельный (Sennaterra, как его прозвали в Италии) отказался от претензий на императорскую корону Романии, и вслед за ним и Сепуа бросил каталанов и уехал во Францию. Каталаны, оставшись без вождя, жестоко расправились с зачинщиками мятежа против Рокафорте. Покшгули каталанов турецкие конные отряды Мелика и Халила: эти закаленные в боях наемники ранее служили в войсках царя Михаила. Мелик ушел в знакомую ему Сербию, где был убит, а крещеный Халил просил у византийского правительства пропуск в Азию; корыстолюбие данного Халилу греческого конвоя, польстившегося на богатую добычу турок, вызвало кровопролитие, и вся армия Михаила с крестьянским ополчением не могла справиться с Халилом, к которому подошли другие турецкие банды; потребовалась помощь сербов, чтобы загнать турок к Дарда-нелльскому проливу, где их остатки были вероломно перерезаны экипажами генуэзских судов. Между тем каталаны грабили Фессалию, наследие деспота Иоанна Ангела. Слабое правительство Иоанна II, беспомощного, несмотря на брак с побочной дочерью Андроника, удовлетворяло все требования каталанов. Не в состоянии далее прокормить хищников, фессалийские греки указывали им на более богатую добычу — цветущую Среднюю Грецию с Фивами и Афинами. Преемник Гюи, Вальтер Бриень, сам нанял каталанов, намереваясь закрепить за собою Фессалию. Греческие гарнизоны в Южной Фессалии и византийские, присланные Андроником, не могли сопротивляться каталанам и силам Бриеня. В полгода Вальтер завоевал Фессалию (1310), и Андроник признал этот факт, заключив с ним мир. Теперь Вальтер пожелал отпустить ненужных ему каталанов, но вся дружина отказалась уйти, требуя не только недоданного жалованья, но, главное, земель. Старым воинам надоела бродячая жизнь, они желали устроиться прочно, своим домом. Новые пришельцы предлагали старым потесниться, и соратники превратились в заклятых врагов. Вся франко-греческая Эллада собралась под знаменами Бриеня: памятно было изгнание французов из Сицилии ненавистными испанцами. 7 тысяч рыцарей и конных вместе с 8 тысячами пехоты выступили против каталанов, которых вместе с фессалийскими греками было вдвое менее. На реке Кефисе у Копаидского озера каталаны поджидали врагов, затопив луга перед своими позициями, и вся тяжелая французская конница погибла при атаках через вязкое болото; погиб и Бриень; из рыцарей уцелело лишь двое. Это была полная катастрофа для французской Греции (1311). Французское население Виотии и Аттики спасалось бегством в Морею и на Евбею, бросая укрепленные замки. Богатые Фивы были разграблены каталанами. Греческое крестьянство молило победителей о пощаде. Остались от французских рыцарей лишь их могилы в Даф-нийском монастыре и их знатные дамы, не успевшие бежать и ставшие добычей победителей. Каталаны разделили между собой земли и замки рыцарей; богатство и оседлость в чужих насиженных гнездах были наградой суровым воинам за многие годы походов, лишений и битв. На новых местах они были окружены врагами; Валуа и Анжу, принявшие под защиту семью Бриеня, были им открыто враждебны. Каталанская дружина поставила себя под защиту Фредерика Арагонского, короля Сицилии. Был заключен договор, по которому второй сын сицилийского короля присылался в Грецию в качестве государя завоеванных каталанами земель, в Фивах учреждался суд и административный совет, с апелляцией к королю Сицилии: французское законодательство, «Ассизы Романии», заменялось Барце-лонским феодальным кодексом; каталаны, завладевшие ба-рониями и рыцарскими ленами, признавались баронами и знатными людьми по каталанскому праву. По отношению к местным грекам завоеватели отмежевались резко. Браки между каталанами и греками были воспрещены; греки не могли ни приобретать, ни отчуждать, ни завещать недвижимого и даже отчасти движимого имущества. Французская Морея не могла дать отпора каталанам. В борьбе арагонского и французского влияний жертвами были последние наследницы Вилльгардуэнов, погиб и Фердинанд Майоркский, угвердившийся было в лучшей части Ахейского княжества. Мелкие события изобилуют в истории Греции и Архипелага; архивы Неаполя и Венеции, разработанные ученым Гопфом, доставляют много знатных имен и фактов, среди которых не видно общей нити. Очевидна лишь слабость, анархия латинского элемента. Просачиваются наверх слои туземные, греческий язык вытесняет пришлый, и сами рыцарские сказания слагаются по-гречески, как видно из сравнения с редакцией Морей-ской хроники XIV в. В политическом отношении греческое население Морей, крепостное и жившее узкими местными интересами, могло быть поднято лишь Византией и византийской Церковью; но империя при Андронике утратила свой флот, и духовенство Константинополя было поглощено иными интересами. Лишь энергичный стратиг Мистры Андроник Палеолог Асеневич (1316 — 1321) использовал междоусобие латинян и утвердился в Аркадии, оттеснив латинян к берегам; за приморской, торговой Мо-немвасией были подтверждены доходы и права, и митрополит Монемвасии стал эксархом Пелопонниса, византийского и латинского. В Средней же Греции каталаны основались прочно, и новый наместник сицилийского короля дон Фадрик (некогда ездивший к кесарю Рожеру де Флор) браком приобрел права на часть Евбеи. Это вызвало немедленно войну каталанов с Венецией, для сицилийского короля нежелательную, и ему едва удалось унять Фадри-ка. Последний завел пиратский флот, разграбивший отдаленные острова Хиос, Наксос, Милос, вновь на рынках Леванта показались толпы невольников, и опять вмешался Фредерик Сицилийский и заставил Фадрика помириться с Венецией и разоружить своих пиратов. Тогда Фадрик обратился против греческой Фессалии. Иоанн II Ангел называл себя не только души Великой Влахии и Кастории, т. е. Южной Македонии, но и государем Афин, опираясь на родство с бывшими мегаскирами афинскими из рода де ла Рош. Смерть Иоанна (1318) и прекращение прямой линии фессалийских Ангелов позволили Фадрику завоевать Фессалию с ее столицей Новыми Патрами. Впрочем, некоторые архонты, как знатные Мелиссины, известные по типику монастыря Макринитиссы, продолжали править своими богатыми землями независимо. Среди всеобщей анархии спускались с гор влахи и албанцы, и венецианец Санудо видел в них единственное спасение от каталанов. В Эпире деспот Фома Ангел, женатый на Анне Палеолог, дочери Михаила и внучке Андроника, получил византийскую помощь и не только отбивался от Филиппа Тарентско-го, захватившего Арту но и наступал; впрочем, Арту отбить не удалось, Венеция стала к Фоме враждебной, и ему пришлось искать мира с Филиппом. Вскоре Фома был убит своим родственником Николаем; последний принял титул деспота Романии, который Филипп давал своим сыновьям, посылая их в Эпир. При Николае Арта была возвращена в руки греков. Важнейший торговый город Эпира Янина поддалась императору Андронику благодаря успешным действиям стратига Сиргиана ив 1319 г. получила от царя важную зла-топечатную грамоту. Жители «изобилующего богатством и населением, находящегося под покровительством начальника небесных сил Михаила, боголепного града Янины» обязались не предавать города ни латинянам, ни иному государю (сербам?), но навеки стали подданными константинопольского императора. Изменники теряют имущество в пользу изобличивших, и самые дома их будут сровнены с землею. Дарованные Андроником привилегии свидетельствуют о существовании в Янине развитого самоуправления. Напрасно сказано во вступлении к хрисовулу, что Янина страдала вследствие отделения от империи: и Константинополь, и другие города Андроника могли лишь завидовать свободе Янины и наличности в ней общественных элементов, способных осуществить городские вольности и права. Прежде всего Андроник подтвердил имущества, доходы и права местной архиепископии и впоследствии возвел архиепископа Янины в сан «всечестного» митрополита Константинопольской патриархии. За городом Яниной царь укрепил ряд деревень и оброчных статей, которыми город владел ранее, а также те, которые Сиргиан отнял от эпирского деспота и отдал Янине. В образовавшейся большой области одни янинцы могли владеть землями и крепостными париками. Свободные граждане именуются обывателями (эпиками). Только измена может лишить их жительства в Янине, свободы и имуществ городских и загородных. Мало того, янинцы избирают из своей среды судей, разбирающих дела под председательством «головы» (κεφαλη), на которого жалоба приносится императору. Купцы янинские торгуют во всей империи и в самой столице безданно и беспошлинно. Янинцы не несут военной службы вне городской территории, не несут ни расходов по содержанию царского войска, даже проходящего через их область, ни постоя, ни издержек по ремонту крепостей, кроме самой Янины; для защиты родного города, охраняемого прежним гарнизоном, горожане призываются лишь в случае необходимости. Они освобождены от ряда «нововведенных» налогов и податей, между которыми названы подати: подворная (подымная), подушная, поземельная с ярма волов, с пастбищ, рыбных ловель, ульев, свиней. Эпики из иудеев сравнены с христианами в правах. В хрисову-ле Андроника находим начала административного, судебного и финансового иммунитета и зародыш самоуправления в лице выборных судей. На тех же в общем основаниях зиждилось процветание городов средневекового Запада, и соседство с Италией многое объясняет в вольностях Янины. Редакторы хрисовула смотрели на права янинцев как на привилегии царской милостью; и действительно, рядом с иммунитетом и начатками самоуправления мы видим право повсеместной беспошлинной торговли, даруемое иностранцам по договорам. Важнее то, что в Янине были элементы, за которыми можно было подтвердить самоуправление. Успехи Византии в Эпире встревожили ее врагов. Филипп Тарентский занял Навпакт и Корфу. Папа увещевал католических вождей Албании сохранить верность Филиппу. На Албанию претендовал и сербский король Милутин, включивший ее в свой титул. Окруженный сильными врагами, эпирский деспот Николай искал защиты у Венеции, но, не получив ее, поддался Андронику, присоединив Эпирскую Церковь к Вселенской патриархии; он овладел столицей Артой (1320). Успехам объединенных греков положила конец внутренняя междоусобица в Византии. Деспот вновь поддался Венеции «как матери» и обложил Янину. Против него произошло, по-видимому, национальное движение. Брат его Иоанн обещал Янине довольствоваться званием «головы», не претендуя на власть государя, и с помощью янинцев разбил Николая, убил его и принял титул деспота Эпира и островов (1323). Вскоре Янина отложилась от деспота при помощи византийских войск и осталась царским вольным городом. В Эпире греки отстояли свою национальную независимость, несмотря на энергию и силы Филиппа Тарентского, несмотря на слабость византийского правительства, не способного на действия в крупном масштабе. Даже при полном развале наследия Иоанна Ангела оно не сумело вернуть Фессалии, предпочитая вооружениям пастырские увещания. Причину слабости Андроника нужно искать внутри империи. После бурного времени Михаила VIII, с величайшими жертвами отстоявшего государство от латинского вторжения, Византия нуждалась в мире. Казалось бы, что трон его миролюбивого преемника должен был быть прочен и огражден греческим народом от всякого внутреннего мятежа. На самом деле этого не было. При каждом военном неуспехе правительства, постоянно слабого и не справлявшегося со своими задачами, являлись претенденты, и даже церковные расколы, как арсенитское движение, принимали династическую окраску. Устранить Палеологов было бы трудно, к ним привыкли за время Михаила. Слепой сын последнего Ласкаря более не внушал опасений и был даже обласкан Андроником. Мятеж знатного и блестящего полководца Филантропина, основанный на его успехах против турок, был подавлен почти без кровопролития (1296). Опаснее были претенденты из царствующего дома. Брат Андроника, порфирородный Константин, по-видимому, не без оснований был заподозрен в замыслах на трон. Он был весьма популярен в войсках, щедр и весьма богат; ему был обещан отцом самостоятельный удел — Македония с Салониками. По приказу Андроника он был внезапно схвачен и 17 лет, до смерти, томился в дворцовой темнице. Слишком расцвела со времени Комнинов придворно-семейная иерархия, полуцарские звания севастократоров, кесарей, деспотов, с их регалиями и правами, затмили чистоту римско-византийского самодержавия. Эти титулы стали опасными в руках царских братьев и дядей, обыкновенно полководцев войск, наполовину наемных, со штабом из служилой знати. Вероятно, влияние западных феодальных идей[23] — вопрос, столь мало разработанный, — и естественны центробежные тенденции в таких центрах, как Салоники, имевшие в XIII в. собственную историю. Издревле в Византии царствующие императоры предоставляли наследникам корону и права молодых императоров-соправителей, чтобы оградить престол при переходе из рук в руки. Так поступили и Михаил и Андроник, венчавший на царство своего сына Михаила. Молодой царь, лично храбрый, но неудачливый, постоянно терпевший поражения и от турок и от каталанов, пребывал обычно в провинции при войсках, а по уходе каталанов жил в Салониках, наблюдая за Фессалией и Эпиром. У него была своя партия, недовольная слабостью Андроника. Но политические и семейные невзгоды (в один год он потерял дочь и младшего сына, убитого людьми старшего брата из-за женщины) свели Михаила в преждевременную могилу (1320). Наследником престола остался его старший сын Андроник Младший, армянин по матери, 23-летний красавец, популярный не только среди веселящейся молодежи, но и среди столичного населения за прямоту и щедрость, и среди местных генуэзцев, охотно ссужавших ему деньги. Женат он был на немецкой принцессе, герцогине Брауншвейгской. Велик был контраст между его свитой и старым двором из богословов и боязливых сановников, окружавших подозрительного и упрямого старика, каким был старший Андроник.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ![]() ©2015 - 2025 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|