Каузальность vs феноменализм

Понятие причинности ведет свое происхождение от повсе­дневного наблюдения над человеческой (прежде всего орудий­ной) деятельностью, в ходе которой воздействие на один предмет приводит к изменению вдругом. В дальнейшем это представление распространяется на область неживой природы. Причинность как фрагмент более общей проблемы детерминизма становится цен­тральной философской проблемой как в метафизике и филосо­фии языка, так в философии науки и теории деятельности. Одна­ко многочисленные дискуссии не приводят к формированию еди­ного подхода к пониманию терминов «причина» и «следствие», но лишь порождают множество интерпретаций.

Возникновение проблематики причинности обязано челове­ческой способности задавать вопрос «почему?» в определенных ситуациях. Под причиной изначально понималосьто, что способ­но породить нечто иное как следствие, а указание на причину да­вало объяснение следствию. Издавна представления о причинно­сти связывались с понятиями силы, власти, принуждения, необ­ходимости, понимаемыми то в обыденно-профанном, то в возвышенно-сакральном смысле. Магия выступила исторически первой проблематизацией причинности; для первобытного чело­века вопрос о причинах событий возникает лишь в экстраорди­нарной ситуации, отклонение которой от обычного течения собы­тий должно найти оправдание. Дж. Фрэзер объясняет магию пере­носом психологической ассоциации на причинную связь реальных драматических событий. Этот «кошмар причинности» (Борхес) находит разрешение в магической космологии, указы­вающей на тайные силы как источник аномальной ситуации. В мифологии и эпосе вопрос о причинах событий возникает пре­имущественно в трагических ситуациях (Эдип, Иов), и ответом служит указание на ее сакральную обусловленность (роком, судь­бой, Божественной волей). Для Платона область причин совпада­ет в сущности со сферой идей, порождающих чувственные вещи. Аристотелевская теория четырех причин (материальной, фор­мальной, действующей и целевой) задавала в целом античную и средневековую парадигмы, нововременная механистическая кар­тина мира оставила из этого набора лишь материальную и дейст­вующую причины.

Глава 13. Дэвид Юм. Парадоксы познания

Новый этап проблематизации причинности связан с концеп­цией Юма. Она и сегодня, по убеждению представителей анали­тической философии, является основой для обсуждения этой проблемы. До этого причинность долгое время считалась предме­том исключительно метафизики. Даже Кант называл ее метафи­зической. По утверждению Г.Г. Шпета, «началом новой разработ­ки проблемы надо считать вопрос о ценности понятия причины как связующего отношения и закона или аксиомы причинно­сти»¹.

Юм пытался показать, что каузальность как необходимое от­ношение объективного порождения причиной следствия не обна­руживается в опыте, в котором не наблюдаются такие феномены, как «сила», «принуждение» или «необходимость». Человеческому представлению о причинности соответствует в природе лишь ре­гулярная последовательность сходных событий. Восходящая к Юму аналитическая «теория регулярности»² утверждает, что одно событие Яявляется причиной события Стогда и только тогда, ес­ли а) события Я и С имеют место; б) событие Я имеет место рань­ше события С; в) всегда, когда имеет место Я-подобное событие, за ним следует С-подобное событие. Впрочем, эта теория не реша­ет проблемы, с которыми столкнулся сам Юм, поскольку основы­вает понятие причинности на понятиях времени и тождества, не менее сомнительных с точки зрения последовательного эмпириз­ма. Согласно же Юму, наше представление о причинности осно­вано на опыте, но выходит за его пределы. Так происходит потому, что всякое суждение об отдельной ситуации причинности имеет общий характер (относится ко всем аналогичным ситуациям), но при этом основано лишь на индукции, не являющейся формой необходимо-истинного вывода. Хотя понятие причинности не может быть окончательно обосновано онтологически и логиче­ски, оно допускает психологическое оправдание того, почему оп­ределенные каузальные суждения рассматриваются как истин­ные: ожидание привычных последовательностей событий есть свойство человеческого ума, переносимое на природу. По Юму,

¹ ШпетГ.Г.(Шпетг). Проблема причинности у Юма и Канта. Киев, 1907. С. 13.

² См.: Harre R., Madden E.H. Causal Powers. Oxford, 1975. P. VIII, 1 91; Flew A. Natural Necessities and Causal Powers: A Discussion. Rom Harre and E.H. Madden. Causal Powers // Hume Studies. 1976. Vol. II, № 2. P. 86-94; Dicker G. Hume's Epistemology and Metaphysics. An Introduction. L; N.Y., 1998.

Раздел, II. История познания: принципы и примеры

общие принципы описания причинных событий не могут быть обоснованы именно в силу несовершенства индукции. Таковы принципы универсальности (всякое явление имеет свою причи­ну) и единообразия (одинаковые причины постоянно продуциру­ют одинаковые следствия) причинности. До сих пор нет единого мнения о приемлемости этих принципов (в марксистской фило­софии они рассматривались как основополагающие)¹.

Вот как Юм ставит проблему, породившую 300-летние дискус­сии: «Из трех отношений, не зависящих от самих идей, единствен­ное отношение, которое может выводить нас за пределы наших чувств и которое знакомит нас с предметами (existences) и объек­тами, нами не видимыми и не осязаемыми, есть причинность»². Уже в этой формулировке видна удивительная непоследователь­ность Юма, который, как известно, отказывался от возможности чисто эмпирического познания отношений. Что это за отноше­ния, которые не зависят от идей? Это смежность и сходство (про­странство), а иногда и порядок (время), и причинность. Юм пола­гает, что пространство и время — не идеи, т.е. комбинации впечат­лений, но свойство, присущее впечатлениям самим по себе (отсюда прямой ход к объявлению их априорными формами со­зерцания, что и сделал Кант). Причинность же, которую Кант по­местил в разряд кате гори и, дает и Юму возможность выйти за пре­делы чувственного сознания. Есть основание полагать, что при­чинность так сильно занимает Юма потому, что под ней на деле скрывается чуть ли не вся совокупность близких категорий (сущ­ность, субстанция, основание).

Юм считает, что необходимо внимательно рассмотреть объек­ты и их качества, чтобы понять, что именно производит в нас впе­чатление, соответствующее идее причинности. Однако нигде не обнаруживается особое качество или перцепция причинности, т.е. нет ни одного качества, которое принадлежало бы всем существам

¹ Типичное для современной аналитической философии обсуждение эта про­блема получает, например, в онлайновой заметке: Sandis С., Mulhall L. Pouring New Wine into Old Skin: Hume and the Early Wittgenstein on Induction and Causation (http://www.yasni.ca/ext.php7urNhttp%3A%2F%2Fsifa. unige.it%2Fgenoa04%2 Ftalks %2 Fsandis. pdf&name= Luke+Mulhall&cat=document&showads=l), в которой сопо­ставляются взгляды таких мировых величин, как G. E. M. Anscombe, P.M.S. Hacker, С. Diamond, J. Conant, В. Stroud, R. Woolhouse, E. Craig, G. Strawson, J. Wright.

² ЮмД. Трактат о человеческой природе. Кн. I. О познании. М., 2009. С. 142 (в дальнейшем Трактат).

Глава 13. Дэвид Юм. Парадоксы познания

вообще и давало бы нам право на подобное наименование, полагает Юм. Может быть, эта перцепция находится в отношениях между объектами? Но ведь сами отношения объектов не воспринимаются непосредственно, являясь лишь идеями. Осознание этого обстоя­тельства находит выражение в его пересмотре идей «Трактата». В «Исследовании о человеческом познании» он фактически отка­зывается от рассмотрения причинности в онтологическом плане и переходит к анализу причинных высказываний. Вероятно, «Иссле­дования» вообще могут быть охарактеризованы как некий поворот: от реальности к языку, от происхождения к структуре идеи, от он­тологии и психологии к эпистемологии.

Вот как Шпет поясняет и развивает точку зрения Юма: «По существу все классификации причин можно свести к представлению причин как созидающих сил и простой последова­тельности во времени. То или иное понимание причинности есть дело той науки, которая устанавливает причинную связь. Словом, в объяснение причинности мы не входим. Наша задача исключи­тельно гносеологическая. Для нас важен закон причинности как то необходимое средство, без которого немыслима никакая наука. Нам важно выяснить, общеобязателен закон причинности или нет, необходимо ли, чтобы всякое явление было подчинено зако­ну причинности... вопрос о содержании есть иной вопрос, чем во­прос о ценности того суждения, предикатом которого является по­нятие причины» (курсив мой. - И.К.)¹.

Примечательно, насколько юмовская постановка вопроса, ре­конструированная Шпетом, оказывается в русле дискуссий в не­классической физике начала XX в., в частности знаменитого спо­ра между Н. Бором и А. Эйнштейном. Что есть причинность - ат­рибут объективного порядка вещей или категория, позволяющая мыслить мир как упорядоченное целое? Есть ли основания для приписывания причинности внешнему миру, если под ней пони­мается нечто большее, чем простые феноменалистские смеж­ность, сходство и последовательность во времени? Впрочем, мож­но ли построить последовательно феноменалистскую интерпре­тацию причинности? Ведь она все равно должна опираться на такие категории и представления, как пространство, время и по­добие, которые не сводятся к непосредственно воспринимаемым

¹ Шпет Г.Г. Указ. соч. С. 12-13.

Раздел II. История познания: принципы и примеры

феноменам? Невозможность бескомпромиссно-наивного реа­лизма и столь же последовательного феноменализма и есть тот вы­вод, к которому приближается Юм и который приходится делать современным физикам и философам.

Сам же Шпет стремится сделать Юма более последовательным, чем он был в действительности, и ликвидировать то, что мы назвали «амбивалентностью». Поэтому он (вполне в русле известной крити­ки психологизма) упрекает Юма в том, что тот не ограничивается гносеологическими вопросами и даже кладет психологию в основа­ние теории познания. Это, кстати, дает основание В. Васильеву включить Юма в историю философской психологии и даже психо­логии вообще. Как мне представляется, именно проблема причин­ности позволяет Юму показать тщету интроспективной психологии и вообще всякого подхода, который строится чисто натуралистиче­ски и игнорирует связь сознания с деятельностью и коммуникацией. Антиметафика, антионтологизм Юма есть форма поиска иной онто­логии сознания. Перефразируя классика, можно сказать, что поня­тие причинности позволило Юму вплотную приблизиться к пони­манию социальной природы сознания и остановиться перед ним.

Поэтому и проблема причинности обладает интегральным значением для философии и науки. Ведь у Юма основание новой эмпирической науки — теория познания, сама основанная на опыте. При этом главным источником знания оказывается неко­торая причинная связь; вопрос об источнике знания и есть вопрос о причине наших представлений. Поэтому и теория познания на­столько состоятельна, насколько она способна решать эту пробле­му. Юм не находит источника знания внутри узко понятой челове­ческой природы именно потому, что его там нет. И в этом он зна­чительно умнее некоторых современных когнитивистов, ищущих сознание в мозгу. Источник и знания, и сознания находится за пределами человеческого тела, он в деятельностном взаимодейст­вии с миром и другими людьми.