Разговор с Аристодемом об отношении божества к человеку

Если некоторые, на основании письменных и устных свидетельств о Сократе, думают, что он об­ращать людей к добродетели умел отлично, но ука­зывать путь к ней не был способен, то пусть они рассмотрят не только те беседы его, в которых он ради исправления при помощи вопросов опровергал людей, воображающих, что они все знают, но также и повседневные беседы его с друзьями, и пусть тогда уже судят, был ли он способен нравственно возвышать их.

В первую очередь я изложу слышанную мною беседу его с Аристодемом,¹ по прозванию Малым, о божестве.

Заметив, что он не приносит жертв богам и не прибегает к гаданиям, а, напротив, даже смеется над теми, кто это делает, он обратился к нему с таким вопросом:

— Скажи мне, Аристодем, есть ли люди, пре­мудростью которых ты восхищаешься?

— Да, — отвечал он.

— Назови нам имена их, — сказал Сократ.

— В эпической поэзии я всего больше восхи­щаюсь Гомером, в дифирамбе² — Меланиппидом,³

_______________-

¹ Лицо, исследователями не опознанное.

² Песнь во славу Диониса (Вакха) — бога вина, весе­лья, экстатического безумия.

³ Поэт, современник Сократа.

 

 

в трагедии— Софоклом,¹ в скульптуре — Поликлетом,² в живописи — Зевксидом.³

— Кто же, по-твоему, заслуживает большего вос­хищения — тот ли, кто изготовляет изображения, лишенные разума и движения, или тот, кто создает живые существа, разумные и самодеятельные?

— Клянусь Зевсом, гораздо больше тот, кто творит живые существа, если действительно они появляются не по какой-то случайности, но благодаря разуму.

— Какие же вещи ты признаешь делом случай­ным и какие — делом разума: те ли, цель сущест­вования которых неизвестна, или те, которые су­ществуют для какой-нибудь пользы?

— Надо полагать, конечно, что предметы, полу­чающие благодаря разуму бытие для какой-нибудь

пользы.

— Так не кажется ли тебе, что тот, кто изначала творил людей, для пользы придал им органы, по­средством которых они все чувствуют, — глаза, что­бы видеть, что можно видеть, уши, чтобы слышать, что можно слышать? А от запахов какая была бы нам польза, если бы не был дан нос? А какое у нас было бы ощущение сладкого и острого и вообще всего приятного на вкус, если бы не был вложен язык, знаток этого? Кроме того, как ты думаешь,

________________

¹ Великий трагический поэт-драматург (496 — 406 го­ды)

² Знаменитый скульптор, живший в эпоху Перикла; его стиль отличает выразительность и динамичность, став­шие образцовыми.

³ Живописец IV—V века. Мастер светотени и пер­спективы, о его картине, изображавшей семь кентавров, ходили легенды. Бывал в Афинах и встречался с Сократом.

 

 

не похоже ли на дело промысла вот еще что: так как зрение слабо, то он защитил его веками, которые когда надо ими пользоваться, растворяются, как дверь a во сне запираются? А чтобы и ветры не вредили ему, он насадил ресницы в виде сита; бровями словно навесом, отделил место над глаза­ми чтобы даже пот с головы не портил их? Далее, орган слуха воспринимает всякие звуки, но никогда не наполняется? Передние зубы у всех животных приспособлены к разрезанию, а коренные - к раздроблению пищи, полученной от них? Рот, через который живые существа вводят в себя пищу, какую желают, он поместил близ глаз и носа? А так как то, что выходит из человека, неприятно, то он направил каналы этого в другую сторону, как можно дальше от органов чувств? Все это гак предусмотрительно усвоено: неужели ты затрудняешься сказать, что это - дело ли случайности или дело разума?

—Нет клянусь Зевсом, - отвечал Аристодем, — если смотреть на это с такой точки зрения, то оно очень похоже на искусное произведение какого-то божественного, любящего живые существа художника.

— А то, что он насадил стремление к деторож­дению насадил в матерях стремление к выкармли­вав а во вскормленных детях величайшую любовь к жизни и величайший страх к смерти?

— Без сомнения, и это похоже на искусную работу кого-то, поставившего себе целью бытие живых существ.

—А в самом себе ты признаешь присутствие чего-нибудь разумного?

— Спрашивай: я буду отвечать.

— А в других местах нигде нет ничего разумного? Неужели ты можешь так думать, зная, что в теле

 

 

находится лишь маленькая часть громадного суще­ства земли и ничтожная доля огромного количества влаги? Равным образом, от каждого из остальных сущих, несомненно великих, ты получил по ничтож­ной частице в состав твоего тела; только ум, стало быть, которого нигде нет, по какому-то счастливому случаю, думаешь, ты весь забрал себе, а этот мир, громадный, беспредельный в своей множественнос­ти, думаешь, пребывает в таком стройном порядке благодаря какому-то безумию?

— Да, клянусь Зевсом, думаю так: я не вижу хозяев, как знаю мастеров в здешних работах.

— Да ведь и души своей ты не видишь, а она хозяйка тела: поэтому, если рассуждать таким об­разом, ты имеешь право сказать, что ты ничего не делаешь по разуму, а все по случайности.

Тут Аристодем сказал:

— Нет, Сократ, право, я не смотрю с презрением на божество, а, напротив, считаю его слишком ве­личественным, чтобы ему нужно было еще почита­ние с моей стороны.

— Если так, — возразил Сократ, — то чем вели­чественнее божество, которое, однако, удостаивает тебя своего попечения, тем больше следует чтить его.

— Будь уверен, — отвечал Аристодем, — если бы я пришел к убеждению, что боги хоть сколько-ни­будь заботятся о людях, я не стал бы относиться к ним с пренебрежением.

— Так неужели ты думаешь, что они не забо­тятся? Во-первых, из всех живых существ одному лишь человеку они дали прямое положение, а это прямое положение дает возможность и вперед смот­реть дальше, и вверху находящиеся предметы лучше видеть, а через это уменьшается опасность повредить

 

 

зрение, слух и рот. Затем, всем животным они дали ноги, дающие им возможность только ходить, а человеку прибавили еще и руки, исполняющие боль­шую часть дел, благодаря которым мы счастливее их. Мало того, хотя все живые существа имеют язык, но только язык человека они сделали спо­собным, посредством прикосновения его к разным местам рта, произносить членораздельные звуки, так что мы можем сообщать друг другу, что хотим. Да­лее, утехи любви для животных они ограничили известным временем года, а нам они даруют их непрерывно до старости. Однако бог нашел недо­статочным позаботиться только о теле, но, что важ­нее всего, он насадил в человеке и душу самую совершенную. Так, прежде всего, у какого другого существа душа заметила, что есть боги, создавшие этот великий, прекрасный мир? Какой другой род существ, кроме человека, чтит богов? Какая душа более, чем человеческая, способна принимать меры предосторожности против голода, жажды, холодов, жара, бороться с болезнями, развивать силу упраж­нениями, работать над изучением чего-либо, по­мнить все, что услышит, увидит, изучит? Неужели тебе не ясно, что в сравнении с другими существами люди живут, как боги, уже благодаря своему при­родному строю далеко превосходя животных и те­лом, и душой? Если бы у человека было, например, тело быка, а разум человека, он не мог бы делать, что хочет; точно также животные, имеющие руки, но лишенные разума, в лучшем положении от этого не находятся. А ты, получив в удел эти драгоценные Дары, думаешь, что боги о тебе не заботятся? Что Же они должны сделать, чтобы ты признал их по­печение о тебе?

 

 

— Я признаю это, когда они будут посылать мне, как, ты говоришь, они посылают тебе, совет­ников ' для указания, что делать и чего не делать.

— А когда они, — отвечал Сократ, — дают через гадания указания афинянам, желающим узнать бу­дущее, или когда эллинам и даже всем людям, по­сылая чудесные знамения, они предвещают что-нибудь, разве, думаешь, не дают они и тебе указаний, а только тебя исключают и оставляют вне своих забот? Как ты думаешь, неужели боги насадили бы в людях убеждение в том, что они могут делать добро и зло, если бы они не имели силы для этого? Неужели люди никогда не заметили бы, что они вечно подвергаются обману? Разве ты не видишь, что самые долговечные и мудрые учреждения чело­веческие — государства и народы — наиболее почти­тельны к богам и самые разумные возрасты наиболее преданы заботе о богах? Дорогой мой, — прибавил он, — пойми, что и твой ум, пока находится в твоем теле, распоряжается им, как хочет. На этом осно­вании следует думать, что и целокугшый разум всего устраивает вселенную так, как ему угодно: не думай что твой взор может простираться на много стадий, а глаз бога слишком слаб, чтобы сразу все видеть, и что твоя душа может заботиться и о здешних делах, и об египетских, и о сицилийских, а разум бога недостаточно силен, чтобы сразу обо всем иметь попечение. Но, оказывая услуги людям, ты узнаешь, кто готов и тебе оказывать услуги; делая им при­ятное, узнаешь, кто и тебе делает приятное; советуясь

____________________

¹ По-видимому, имеются в виду те же демоны, гении в сократовском понимании.

² Стадии равен 177 метрам.

 

 

с ними, узнаешь, кто умен: подобно этому, если, служа богам, ты попробуешь узнать, захотят ли они тебе давать советы о чем-нибудь, неизвестном людям, то поймешь, что божество обладает таким могуществом и такими свойствами, что может сразу все видеть, все слышать, везде присутствовать и сразу обо всем иметь попечение.

Этими беседами, мне кажется, Сократ так воздействовал на своих друзей, что они удалялись от всяких нечестивых, несправедливых и предосуди­тельных поступков, не только когда их видели люди, но и когда они были одни, потому что были убеж­дены, что ни один их поступок не может остаться скрытым от богов.

 

 

АПОЛОГИЯ СОКРАТА

РИТОРА ЛИБАНИЯ

 

СОДЕРЖАНИЕ И ПЛАН РЕЧИ

Защитником Сократа, обвиняемого Анитом, вы­ступает друг философа. Он полагает это своим дол­гом, так как уверен в ложности выдвинутых обви­нений. Защитник тактично и убедительно напоми­нает судьям о необходимости не поддаваться влия­нию злых происков обвинителей (пп. 1—12).

Далее следует живое описание бескорыстной де­ятельности Сократа, отданной совершенствованию нра­вов соотечественников. Сократ, несмотря на враж­дебность, испытываемую со стороны некоторых со­граждан, недовольных его мужественной критикой, пользовался всеобщей любовью и имел множество восторженных приверженцев, к которым некогда принадлежал и Анит, охотно видевший в недавнем прошлом и собственного сына среди собеседников философа. В разговорах с юношей Сократ не раз упо­минал его отца, Анита, как кожевенного торговца, что показалось Аниту тяжким оскорблением и послу­жило истинным поводом его обвинения, доказательством

 

 

чему является выраженная Анитом еще до начала судебного процесса готовность отказаться от его возбуж­дения, в случае если Сократ даст обещание впредь не касаться в своих беседах профессии Анита (гш. 13—33). Возражения защиты излагаются в следующем по­рядке:

1. Поскольку Сократ на протяжении всей своей жизни не менял ни образа мыслей, ни согласного с ним поведения, обвинение против него должно было прозвучать со стороны Анита значительно раньше; в противном случае обвинитель сам достоин осуждения за преступное бездействие.

2. Защитник приводит доказательства полной не­состоятельности части обвинения, касающейся не­нависти Сократа к демократии, каковую он, по ут­верждению Анита, насаждал в молодых людях сво­ими наставлениями (пп. 54—61).

3. Опровержение обвинения, касающегося будто бы неуважительных отзывов Сократа о почитаемых повсеместно поэтах Гомере, Гесиоде, Феогаиде и Пиндаре, защитник предваряет замечанием, что сами поэты нередко подвергают друг друга критике. Далее защита настаивает на том, что никакие законы, пи­саные или неписаные, не запрещают подобного рода критику никому из граждан. В данном случае важно лишь, справедлива ли она по существу. В этом отно­шении Сократ не заслуживает ни малейшего осужде­ния, так как все его упреки знаменитым поэтам не были лишены оснований. Наиболее авторитетным доказательством справедливости Сократа служит прозвучавшее некогда Дельфийское провозвестие о его мудрости. Многое в творениях названных поэтов Сократом и одобрялось. Оба утверждения поясняют­ся примерами (пп. 62—108).

 

 

4. Обвинение в том, что наставления Сократа учили юношей лжеклятвам и подобным тяжким пре­ступлениям защита отклоняет, указывая на безупречность поведения Сократа в жизни (пп. 109—115).

5. Высказанное обвинением предположение, что Сократ втайне от общества совершал поступки, еще более преступные, нежели те, что совершались будто бы им на виду у всех, отрицается защитой как совершенно абсурдное (пп. 114—116).

6. Так же несостоятельно утверждение обвини­теля, что Сократ избирал в свои собеседники лишь людей молодого возраста. Возражая, защитник вновь возвращается к высказываниям Сократа о прослав­ленных поэтах древности (пп. 117—126).

7. Следующий пункт обвинения характеризует Сократа как проповедника праздности. Защита воз­ражает, ссылаясь на достойное всяческого восхище­ния поведение Сократа в битвах при Делии и Амфиполе, а именно на проявленные им там доблесть и мужество. Забота о совершенствовании души для этого человека важнее попечения о теле. Хотя сам Сократ не принимал активного участия в полити­ческой жизни города, тем не менее заслуживает вся­ческого уважения в глазах сограждан, так как сумел воспитать истинно деятельных и добросовестных государственных мужей (пп. 127—133).

8. Совершенно абсурдно звучит упрек Сократу в бедности, предпринятый обвинением (пп. 134—135).

9. Попытка Анита подтвердить свои аргументы ссылкой на прежнюю дружбу философа с Алкивиадом и Критием, выдает лишь совершенное незнание обвинителем истинных обстоятельств (пп. 136—152).

10. В своей обвинительной речи Анит указывает на опасность, грозящую обществу со стороны философов,

 

 

софистов и прочих мудрецов, аргументируя свою мысль известными в истории Афин фактами конфликтов последних с гражданами и суровыми приговорами, которые не раз выносили им афиняне; при этом Анит указывает, что многие из прослав­ленных государственных мужей Афин достигали за­служенно высокого положения, не будучи в юно­шеские годы учениками софистов. По мнению за­щиты, часть обвинения, касающаяся вредного влия­ния софистов на общество, вообще никак не может быть отнесена к Сократу; что же касается второй, то здесь защитник приводит примеры Мильтиада и Фемистокла, которые, действительно, никогда не быв учениками кого-либо из софистов, тем не менее, также подвергались со стороны афинян осуждению и суровой каре. Обвинитель, коль скоро он не хочет заслужить упрека в непоследовательности, должен был бы признать, что отечество претерпело от на­званных мужей один лишь вред. Далее защита при­водит пример противоположного толка, а именно Перикла, которому афинские граждане никогда не ставили в вину его дружбу с Анаксагором, несмотря на якобы стойкую неприязнь афинян ко всем без исключения представителям науки и искусства, та­ким, как Дамон, и многим другим философам древ­ности. Защита указывает, что во многих государствах гражданские войны вспыхивали, затягиваясь иногда на долгие годы, без какого-либо подстрекательского влияния со стороны софистов (Спарта) (пп. 153— 161).

11. И наконец, упрек обвинения, называющего Сократа сторонником тирании, убедительно опро­вергается разъяснением истинного отношения об­виняемого ко многим полновластным правителям,

 

 

чьи частые и настойчивые приглашения к сотруд­ничеству им неизменно отклонялись (пп. 162—166). 12. В заключение оратор еще раз обращается к судьям с проникновенным призывом помнить о дан­ной ими клятве и выражает надежду, что, принимая решение, они останутся глухи ко всяческим наго­ворам и лжи, соблюдая лишь интересы справедли­вости. В случае если клевета все же восторжествует и приговором Сократу будет смерть, то это возымеет непредсказуемые последствия, которые защитник описывает в самых мрачных красках (пп. 167—184).

1. Мужи афинские! Пусть и вдвое умножились бы обвинения против Сократа, продлевая собою спи­сок предъявленных судьям, о благе государства пе­кущимся и от порчи его охраняющим, не стану я, вопреки сердцу своему, отрицать мою к обвиняе­мому дружественность. И сочту себя человеком бес­честным, если подлый сговор клеветников разобла­чить не попытаюсь, вам о честности и правдивости Сократа рассказав, кои засвидетельствованы были не раз словом его и делом.

2. Мне, другу Сократа, быть может, на божест­венную волю в судебном сем ристалище уповать должно, ибо ведают боги истину обо всех нас и спра­ведливость хранят; но все ж и я отважусь речью своею быть оной защитою, дабы и эта малость для торжества ее послужила. Итак, вот суть дела: под­ученный Анитом, подал Мелет архонту жалобу; по­том Ликон пред судом умением своим постарался, чтобы к смерти приговорен вами был один из со­граждан; и если я смолчу в ответ, с бесчувствен­ностью каменной на то взирая, как враги Сократовы ликуют, а судьи к клятвопреступлению склоняемы,

 

 

случится непоправимое. Ибо недостойно граждани­на от помощи судьям в честном голосовании отка­заться и обману искусному клеветников не воспре­пятствовать. И потому взошел я на трибуну сию, заботясь о вашей, судьи, чести ничуть не менее, чем о благе обвиняемого.

3. Мысль о смерти, о судьи, Сократа мало трево­жит. Ибо долгие годы жизни своей размышлениям отдав, пришел он к той истине, что смерть не зло: человек, преграды плоти преодолев и страстям своим господином став, — а ведь большинство им подчи­няется, главною целью пути земного полагая, — бес­трепетно в путь из мира сего в мир иной отправляется. И не станет мудрец к средствам неблаговидным для оправдания своего прибегать, хотя не раз и злодеи закоренелые с их помощью сочувствия вашего доби­вались: нет пред вами семейства его плачущего, и мольбы Сократовой вы не услышите,¹ и сдается мне, что иных здесь это отчасти и рассердит.

4. Но не поколеблется оттого готовность моя в защиту Сократа выступить, хотя и знаю, что воз­раст преклонный ему долгих лет впереди не сулит, хотя и уверен я в его к смерти безразличии; но тем яснее долг свой понимаю вас от греха неспра­ведливости уберечь и помешать злокозненности верх взять в государстве, судей присягу нарушить, а граждан афинских горечь бесславия испробовать. Духом я тверд и готов с Анитовой клеветой побо­роться.

___________

¹ Просьбы о снисхождении всегда звучали в защити­тельной речи; слуху афинских граждан они были настоль­ко привычны, что отсутствие таковых казалось шокиру­ющим (см. также: Предисловие).

 

 

5. Но, надеюсь, поможете вы мне вниманьем благожелательным. Будь Сократ оратором ловким, то приемами искусными и сам без труда пред судом бы оправдался, клевету разоблачив, и вы, судьи, с ним согласились бы и приняли решение верное. Но говорит он здесь с вами просто, будто на площади с горожанами, и боюсь я, что речью своею лишь в одном пункте жалобы вас разуверить сумел: будто он владыка софистов; посему осмелюсь своим мас­терством вам в разборе дела способствовать; хотя и нелегко ему с Анитовым тягаться, все ж, если по­могут мне боги, в поисках истины полезным ока­жется.

6. Клевета против Сократа, как мне ведомо, пущена в ход иными из его собеседников. В ярость и гнев слова мудреца их приводили. Не огорчались они своим невежеством, а, напротив, ненавистью к тому возгорались, кто нерадивых в постижении ис­тины и науки жизни человеческой усовещивал. Су­мели заразить ею многих, и все более костер вражды вздувая, так поносили Сократа недруги: «Муж сей злодей, нечестивец и юношей развратитель».

7. И вот, вознадеясь на легковерных сограждан сочувствие, подали истцы свое обвинение. Расска­зывали мне, каков ответ их был одному горожанину, когда тот в законности жалобы усомнился: знаем мы о судей к ответчику нерасположении. Как давно жаждут обвинители ненависть свою утолить! И верит Анит со своими наперсниками, что поможете вы, судьи, его ожиданиям исполниться. Надежда на­прасная! Почему, уверен я в этом, спросите? Во-первых, из-за вашей, сограждане, к правде тяге, в коей не раз убеждался, ибо на многих лицах одоб­рение замечал, когда со лжеца и бахвала речи Сократовы

 

спесь сбивали, а иных из присутствую­щих — благодарение богам — учили добродетели.

8. Но важнее второе: пусть все до одного вы, мужи-афиняне, и все судьи на Сократа разгнева­ны, — если и подлинно это так — достойно ли не­годование свое решением судебным узаконивать? Ибо нет здесь места, о судьи, ни ненависти, ни любви, и не для того вы собрались, чтоб за прежние обиды или, напротив, благодеяния воздать; нет, одна лишь истина говорить должна устами вашими о вине иль невиновности.

9. Вспомните слова Солоновы: вот тяжба меж двумя, и кто-то из судей — друг одному из сопер­ников, а кто-то, положим, враг. Но да не вмешается в приговор, согласно клятве данной, благоволение иль неприязненность, как и всякое недолговечное чувство человеческое. И если есть средь вас, судьи, тот, кем Сократ ненавидим,¹ пусть забудет, прини­мая решение, о сердце своем и помнит об одной справедливости, божеством хранимой, ибо прене­брегший оной при голосовании недолго будет зло­радствовать и навлечет на себя, на дом свой и потомство расплату тяжкую.

10. И смерть для обвиняемого карой избирая, пусть вспомнит судья об обязанностях своих пред народом афинским и чести, а не радуется случаю докучливого нравоучителя к молчанию принудить. Смеемся мы в театре над комедией и соглашаемся с сочинителем, когда порок он обличает, но не

_______________

¹ Очевидно, многие из судей были заранее согласны с Анитовым обвинением; поэтому защитник неоднократ­но, со всяческой, разумеется, осторожностью, напоминает им о долге совести.

 

 

оттого, что добродетельны сами, а всего лишь при­роде Дионисий¹ следуя, коя в смешливости чело­веческой толк знает. Но если афинянин в Народном собрании, на сцену судебную взойдя, с обвинителем, не раздумывая, ролями обменяется, то повредит тем себе не меньше, чем недругу осужденному, ибо три­умф его мнимым окажется, обернувшись затем по­ражением. Погибнет обвиненный не в одиночестве, познают и дети его глубину позора; но судьи не­справедливого потомкам тою же участью воздается.

11. И богохульствует муж, когда осуждает неви­новного, хоть и кажется себе охранителем благо­честия, ибо боги проклинают поступившего против истины.

12. Но довольно, о судьи, рассуждать о невмест­ном вмешательстве видов личных в ход процесса, если и прав я, предположив, что кто-то из вас от обиды кипит на обвиняемого; и довольно напоми­нать вам о необходимости установлениям богов в приговоре следовать, именем которых клялись вы, в должность свою вступая. Верю и так я в ваше здра­вомыслие, а потому перейду лучше к причинам, кои превратили Анита, друга Сократова некогда, в его обвинителя.

13. Они вовсе не в преизбытке любви к вам, сограждане, коренятся и не в заботе о безопасности детей ваших, но совершенно в другом. В речи своей разберу я Анитовы обвинения, следуя их порядку. И коль скоро удастся мне убедить вас в том, что Сократ никогда не учил юношей ни мошенничеству

_________________

¹ Здесь имеются в виду Леней, праздновавшиеся в январе—феврале в самих Афинах и являвшиеся продол­ жением сельских Дионисий.

 

 

неправедному, ни безбожию, как и клятвопреступ­лению и к законам пренебрежению, а напротив, нравственности и истине, и всегда о благе государ­ства более всех прочих сограждан заботился, то пусть имя обвинителя, в силу решения вашего, позор покроет.

14. Слушайте же, о судьи! Сократ, сын афинский, вырос в законах нашего отечества, и мудростью своею стяжал городу всесветную славу, доказав, что по праву Афины символом ¹своим возвеличены. Многое он на пути жизненном отринул [из того, что приносит удовольствие], никогда не помышляя о стезе безнравственной, как здесь Анитом утверж­дается, а ради истины и добродетели, кои перво­степенной заботой и главным благом смертного по­читал; на дороге же сей долее всех продвинулся.

15. Не избирал он занятием для себя ни земле­пашество, ни мореплавание, ни то ремесло, что чрез недра земные богатство приумножает; и в искусстве риторском не совершенствовался, хотя и знал, сколь оно выгодно, так как власть дает над кошельками толстосумов праздных, но главное, над умами люд­скими, о чем не один из вас, афиняне, мечтает, даже и тот, кто состояние немалое от предков на­следует. И все ж ни одно из дел названых не считал Сократ счастье дарящим, ибо понял, что для богов

:а смертного всего важнее, и воистину тот лишь (счастье познал, кто чистоту ее сберег, стремясь к добродетели. А надежной попутчицей на стезе до­стойной считал Сократ философию. И вот, прене­брегая тела призывами, отдавал он дни свои лишь созиданию души совершенной.

_________________

¹ Вероятно, имеется в виду сова.

 

 

16. Не касался он, с людьми беседуя, природы не­бесной и солнечной, путь Луны вычислять не собирался и причин молнии и грома не искал, гак как полагал знание сих предметов бесполезным для жизни челове­ка; но время свое и все силы души посвящал размыш­лениям об истине, и о том, кто подлинно мудр и храбр, и в чем благо семьи и отечества заключается; вот о каких вопросах он с любым поговорить был рад, учи­телем себя не называя и платы за слова свои не требуя, что сделал бы непременно странствующий софист.

17. А вступил он на путь сей, не будучи ни на­следником богатым, ни просто человеком состоятель­ным, имеющим средства на досуге о подобном раз­думывать. 80 мин оставил ему отец после смерти, о судьи! Товарищу отдал он деньги свои, дабы поддер­жать его предприятие, и, не дрогнув, известие принял о крахе затеи, хотя и знал, что предстоит ему отныне жить в бедности, какую и описать не берусь.

18. И что же? С пути выбранного Сократ не свер­нул, ни в нем, ни в себе не усомнился, а ведь был уже семейством обременен. Не стал искать путей не­честных к благополучию; об утраченном не вспоми­нал и обходился малым: во всякое время года одним и тем же плащом прикрывался, воду пил будто фа-сосское вино, и пищей обходился самой простой; и то немногое, что имел, выше роскоши персидской ставил. Друзья его иной раз поддерживали, но никог­да не был Сократ им в тягость.

19. Ни в чем образу жизни, мною описанной, не изменяя, он повсюду — в палестрах, в гимнасиях, в Ликее, в Академии,¹ на площади рыночной — то есть

________________

¹ Первоначально Ликей и Академия — просто назва­ния мест в Афинах; впоследствии там возникли школы преподавания Аристотеля и Платона.

 

 

там, где обычно горожане собираются, с ними бесе­довал по-отечески, о вашей, афиняне, пользе думая и ей одной служа. И литургия его была Панафиней и Дионисий важнее, ибо радость и веселие празднеств преходящи, а Сократово воспитание к добру и истине вас устремляло и помогало пороку противоборство­вать.

20. Не позволял он совести правителей афинских уснуть, государства кормчих, напоминал им неустанно об обязанностях пред вами, сограждане, о знаниях и мудрости, которых должность их высокая требует, об интересах ваших и государства пользе. И побуждала говорить его — боги да засвидетельствуют — не бранчливость пустая, а желание в праздности прозябающих растормошить и проверке дела их подвергнуть, ибо не должно владыкам безотчетно властвовать, и руль ко­рабля государственного ленивому доверять; нет, пусть будет руке умелой и честной он послушен.

21. Речи Сократовы многим не по нутру были, и наживал он себе ими врагов. Но коль скоро пораз­мыслили б вы о сути их без пристрастия, то поняли б, что для интересов общих он от жала и ничтожного упрека вас избавить не хотел. Скажу прямее: знал Сократ, как велико ваше рвение, афиняне, в заботах о теле и имуществе и как нерадиво душа ваша тру­дится, детям пример дурной подавая. И непрестанные его речи воспитующие позволяли надежде жить, что люди разумные устыдятся и исправятся, хотя злонра­вие наихудших и не поколеблется.

22. Вспомните о спорах Сократа с софистами, по­всеместно прославленными, с Протагором, Горгием, Продиком, Фрасимахом,¹ и прочими; золота звон их

________________

¹ Протагор (ок. 480 — ок. 410) — один из известней­ших греческих софистов. О его образовании и учении сохранились лишь немногие сведения. Прежде чем посвя­тить себя исключительно философии, занимался грамма­тикой и риторикой; именно он впервые назвал себя со­фистом. Многие положения из его учения сохранены и известны нам благодаря Платону. Утверждал, что не знает, есть ли боги или нет, вследствие чего в Афинах считался атеистом и был изгнан из города, а сочинения его пуб­лично сожжены. Горгий Леонгинский, по мнению неко­торых писателей, ученик Эмпедокла, уже преклонных лет, в 427 г., приехал в Афины в качестве посла своей родины; немного спустя поселился в Греции, странствовал по греческим городам и приобрел много славы и денег сво­ими речами и преподаванием; считается одним из осно­вателей риторики, разработал систему стилистических фи­гур, получивших название «горгиевых». Продик — грече­ский софист и грамматик из Юлиды на Кеосе; был близок со знаменитейшими людьми своего времени — Сократом, Ксенофонтом, Дамоном, Еврипидом; большая часть этих людей прямо называлась его учениками (см. также: Пла­тон. «Апология Сократа», прим. к с. 50). Фрасимах из Халкедона, пришел в 430 г. в Афины и занимался сначала философией, затем риторикой и обучением ей; Платон причисляет его к софистам. Из сочинений Фрасимаха исключительно риторического содержания сохранились только отрывки; по преданию, повесился вследствие пре­сыщения жизнью.

 

 

из города в город манил, как овец весною зеленое пастбище; приводил и в Афины. Не раз вы вопросы Сократовы слышали, к ним обращенные, и ответы мужей знаменитых. И понимали вы, афиняне, сколь не заслужен их почет, и сколь несведущи они в том предмете, которому учить брались, и достаточно были здравомысленны, чтоб догадаться: не стоит юношам афинским соблазняться знанием поверхностным. Благодаря Сократу ясней-ясного становилось для вас

 

 

различие меж истиною и разглагольствованиями пус­тыми, за кои немалой платы софисты требовали, хотя лучше б, верно, сами на уроки потратились, чем в чужие кошельки залезать.

23. Оттого-то и спешили вы за Сократом, и всегда он был окружен толпою знания ищущих и тех, кто искусству спора поучиться не прочь; оттого сопровождал сии поединки словесные ваш искрен­ний смех, ибо видели вы, как с толку всезнайки сбиты, как, от самолюбия терзаясь уязвленного, воз­ражений не находят и словно рабы невежественные, в любую щель от позора забиться рады. Вот какие уроки вас, сограждане, воспитывали, и заслушива­лись вы колдовскою силой слова Сократова, и детей своих к нему посылали, ибо все больше убеждались: пусть и малость от щедрых даров мудреца им до­станется, все ж полученное любого золота дороже.

24. К почитателям Сократа относился некогда и Анит, ныне злейший враг последнего. И Анитовы сыновья с Сократом беседовали и беседам тем ра­довались, а Анит их от этого не удерживал, и не бранил, так же, как и вы, судьи, своих сыновей. Ибо знали вы, что в обществе достойного желание подражать ему рождается, и чем чаще встречи, тем оно сильнее и искренней; и наставления Сократа для юношей полезны, ибо к добродетели их при­охотить смогут и научат, как порокам не поддаться: чревоугодию, страсти к вину; воспитают честность и умеренность, с людьми влиятельными неискательность. И о крепости телесной юноши не забудут: холод и солнце палящее перенесут мужественно, жажды и голода не побоятся. Словом, воинами на поле боя к врагу беспощадны будут, а судьями к нему же справедливы.

 

 

25. Что же почтенного Анита разгневало, отчего он ныне Сократа обвиняет? Отчего смерти для мужа требует, коего прежде образцом сыновьям своим полагал и не раз говорил о том во всеуслышание? А дело вот в чем, судьи. Ремеслу обучая, мастер примерами рассуждения подкрепляет; метод сей всем знаком, и, как ни старайся, никто без него предмета урока своего объяснить не сумеет.

26. Вот и Сократ, о науке жизни добродетельной беседы с афинянами ведя, горожанам, средь которых встречались и сапожники, и кожевенники, и шерсти красильщики, и прочие люди ремесленные, о том говорил, что каждое дело внимания требует и серь­езности; кто правилу сему следует, тот и лучшим мастером становится и труд добротный от небреж­ного всех легче отличит; мысль сию поясняя и Анита, бывало, упоминал. Тот от дела доходного отказаться не намерен был, однако, сердило его, что Сократ называет его торговцем кожевенным, будто было в названии нечто обидное.

27. Но чем же позорно ремесло твое, благопо­лучие прочное семье приносящее? Так и Сократ об отце своем, Софронике-каменотесе, не раз расска­зывал и матери ремесла ничуть не стыдился.¹

28. И о всяком людском занятии говорил он с уважением, по имени его называя, если требовала того цель рассуждения, так как не любил оставлять в словах недосказанности. Всем собеседникам его это было понятно, и Аполлодора² речи его не сердили,

_________________

¹ Мать Сократа была, как известно, повитухой.

² Аполлодор — один из близких учеников Сократа, упоминаемый Ксенофонтом в «Воспоминаниях» III, 11, 17 и Платоном в «Пире» и «Федоне».

 

 

и Ксеноклид ни в чем Сократа укорять не думал. А вот Анитова ремесла коснуться опасно, будто тирана помянуть непочтительно.

29. Но повторяю, не заблуждайтесь, мужи-афи­няне, и не верьте, что Анит в заботе о вас суд сей затеял, или с целью единственной детей ваших от развратительства спасти. Ибо не будь Сократ другом истины, согласись он тщеславию Анитову польстить и лишь о богатстве мужа сего, от отца к нему перешедшем, в разговоре с людьми касаться, то не стал бы Анит обвинителем, и о Сократе-безбожнике, юношей губящем, вы б не услышали. Ибо движим Анит не тревогою за вас, а обидой за себя; не за отечества благополучие радеет, а за гордость свою уязвленную; не согласен он тем называться, кто и в самом деле есть; вот что сюда его привело, вот отчего к сикофантам¹ за помощью он отправился, и Мел ста подкупил — а уж тот за единую драхму на любую подлость согласится.

30. Есть у меня доказательство, и весьма веское, в том, что вовсе не тревога о вас Анита переполняет, а нечто иное покоя не дает. Слушайте, о судьи: уже подав жалобу, пытался обвинитель с Сократом сго­вориться: пусть бы тот впредь, с горожанами беседуя, не называл Анита кожевником, и тотчас от обви­нения он откажется. Выслушав предложенное, от­ветил Сократ, что не предаст правды ни ныне, ни впредь, до последнего своего дня, даже и в мелочах, и на любой вопрос точных ответов искать будет, и ни одна угроза его умолчать не заставит, что для истины необходимо. Услышав сию отповедь, отдал

____________

¹ Платные, даже профессиональные, доносчики.

 

 

Анит в руки ваши, о судьи, мужа, не пожелавшего и крупицы правды ради безопасности своей скрыть.

31. Выходит, не меньше Анита с Мелетом Со­крат началу процесса сего споспешествовал. Ибо ответь он Аниту согласием и навсегда ремесло того из памяти вычеркни, то бестревожно сейчас, как и прежде, в Ликее с согражданами беседовал.

32. Но природа избранника не дала Сократу уг­розам покориться и безопасность себе ценою умол­чания купить; не побоялся он суда, ибо верил, что оправдаться сумеет жизнью своею, образом ее и правилами, и истина будет невиновности его сви­детельницей и поручительницей, а не сговор по­стыдный с клеветниками.

33. Слова мои, надеюсь, послужат вам двояко: во-первых, в том убедят, что вовсе не из заботы о юношах афинских и согражданах Анит присутству­ющего здесь Мелета на обвинение подстрекнул; во-вторых, откроют вам, мужи-афиняне, что Сократ, будучи в силах процессу судебному ходу вовсе не давать, не побоялся все же дождаться приговора вашего, ибо не знает з

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: