Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Заседание Московского окружного суда с участием присяжных заседателей, 8 февраля—5 марта 1877 г. 7 глава




На суде Верещагин сознался в преступлении, показал, что он решился на преступление из нужды, не имея средств к существованию, и откровенно объяснил суду, как он заказывал печать, как Плеханов подделал подпись на векселе. Плеханов подтвердил слова Верещагина. Протопопов заложил два векселя в 2 тысячи и 4 тысячи свидетелю Гуревичу за 60 рублей.

XXV

29 июня 1875 года вице-унтер-офицер Иван Харапугин представил в контору 2 квартала, Мещанской части, дворянина Александра Николаевича Никитина, который, не рассчитавшись с нанятым им извозчиком, крестьянином Ефимом Васильевым, произвел на улице шум и собрал около себя толпу народа. В конторе квартала помощник надзирателя Чумаковский, выслушав Никитина и Васильева, предложил последнему отвезти первого на его квартиру и там с ним, согласно его обещанию, рассчитаться. На это Никитин, обращаясь к Чумаковскому и говоря ему «ты», сказал, что будет жаловаться на него обер-полицмейстеру и сорвет с него эполеты, причем назвал Чумаковского «пустой головой». О таких поступках Никитина Чумаковским составлен был акт, который Никитин подписать отказался.

XXVI

1) Летом 1874 года Протопопов проживал в Москве, весьма нуждаясь в средствах. В таком же стесненном положении находились около того же времени и познакомившиеся с Протопоповым бывший биржевой маклер Шилинг и отставной поручик Алексей Нилович Дружинин, лишившийся поддержки со стороны отца вследствие недобросовестной продажи дров по его поручению. При Протопопове постоянно со-{245}стояли, кроме того, Матвей Лазаревич Левин и Овсий Иудинович Мейерович, первый — под видом управляющего или приказчика, а последний — в качестве слуги и комиссионера. Между всеми этими лицами неоднократно происходили совещания об устройстве какого-либо дела или исполнения предприятия с целью получить деньги. Еще до знакомства Протопопова с Шиллингом последний говорил Массари в присутствии Дружинина, что можно подделать вексель от имени князя Сергея Михайловича Голицына или с его бланком, так как он, Шиллинг, может достать у мещанина Хватова подлинную подпись Голицына. Не относясь серьезно к предположениям Шиллинга, Массари передал о них Протопопову, который тотчас же через Дружинина познакомился с Шиллингом. Им и Дружининым, по удостоверению Протопопова, была подана мысль о составлении и сбыте подложного векселя от имени Протопопова на имя князя Голицына с его бланком. План этого преступления составился между Протопоповым, Шиллингом, Дружининым и Левиным и сделался известен Мейеровичу. До приведения его в исполнение Протопопов отправился в Петербург за г-жой Шпейер, которую привез в Москву, сказав ей, что у него будут деньги и средства к жизни. Совещания о совершении преступления происходили в квартире Протопопова и г-жи Шпейер, в гостинице Толмачева, на Мясницкой. Для написания векселя и приложения к нему печати нотариуса Протопопов обратился к содержавшимся в это время при Серпуховской части арестантам Верещагину и Плеханову и, заручившись их согласием на преступление, взялся доставить им все нужные материалы. С этой целью Мейерович купил по поручению Протопопова грифельную доску, иголки и циркуль. Означенные предметы, а также герб Тульской губернии, вырезанный Левиным из нарочно для этого купленного гербовника, Мейерович доставил Верещагину, который при участии Плеханова заказал содержавшемуся в той же Серпуховской части арестанту Понасевичу (ныне уже двукратно осужденному за подлоги и подделку печатей) вырезать на грифельной доске печать тульского нотариуса Белобородова, а впоследствии, кроме того, и нужную Протопопову для другого документа печать тамбовского губернского предводителя дворянства. Сделав эти печати, Понасевич передал их Протопопову через Верещагина и Плеханова. Между тем Протопопов, посещавший Верещагина в части иногда вместе с госпожой Шпейер, передал через него Плеханову вексельную бумагу с текстом векселя и своею подписью, записку о явке у нотариуса Белобородова и подлинную подпись князя Голицына. Подпись эта имелась у Хватова на документах, сохранившихся у него от времени службы его у князя Голицына. Объяснив Хватову, для чего нужны эти подписи, и обещав ему долю в сумме, которую должно было доставить предположенное преступление. Шиллинг взял у него вышеозначенные документы и при посредстве Дружинина передал их Протопопову. Из документов этих Протопопов для копирования подписи князя Голицына отдал Плеханову через Верещагина письменное поручение князя на имя Хватова о розыске по делу о подделке кредитных билетов. Плеханов же в камере своей при Серпуховской части в присутствии Верещагина и под его диктовку написал на векселе явку у тульского нотариуса Белобородова с его подписью, а затем бланк князя Голицына и засвидетельствование этого бланка у того же нотариуса. Таким образом составленный вексель Верещагин отдал Протопопову, который уже у себя на квартире с помощью Левина приложил к явкам нотариуса на векселе печать, вырезанную Понасевичем. Печать эта впоследствии Левиным уничтожена, но к делу приложена другая такая же печать, найденная при обыске у арестанта Иванисова и сделанная тем же Понасевичем. Первые хлопоты о дисконте подложного векселя принял на себя Шиллинг. Он отправился к майору Арсению Ивановичу Дамичу и жене его Вере Ивановне, которой Протопопов был должен прежде, и сообщил им, что Протопопов желает дисконтировать имеющийся у него вексель с бланком князя Голицына в 10 тысяч рублей. При этом Шиллинг объяснил супругам Дамич, что князь Голицын, с которым Протопопов (будто бы сосед его по тульскому имению) познакомился на охоте, весьма ему, Протопопову, покровительствует, поставил на его векселе свой бланк и позволил ему тот вексель дисконтировать, обещав притом по уплате денег по векселю дать Протопопову взаймы еще 30 тысяч рублей. Убежденные уверениями Шиллинга и получив от торгового дома Волкова удостоверение в действительности векселя, переданного Протопоповым для справки, супруги Дамич согласились на дисконт, и Арсений Иванович Дамич 17 сентября заехал за Протопоповым для того, чтобы вместе с ним отправиться в контору Волкова для расчета.

Находившиеся в номере Протопопова г-жа Шпейер, Шиллинг, Дружинин, Левин и Мейе-{246}рович остались ожидать его возвращения. Убежденные в действительности векселя Петр и Гавриил Волковы 17 сентября выдали за него Дамичу 9 тысяч рублей в присутствии Протопопова, который помогал Дамичу считать деньги. Дамич же написал на векселе свой безоборотный бланк. Получив за дисконт векселя свою условленную часть до 500 рублей, Дамич заплатил Шиллингу 150 рублей за комиссию. Все остальные деньги получил Протопопов и, возвратившись в свой номер, показывал их всем находившимся участникам преступления и г-же Шпейер. Распределение прибыли между обвиняемыми представляется положительно и несомненно доказанным, но самые размеры доставшейся каждому доли с точностью, по данным предварительного следствия, установлены быть не могут ввиду значительных в этом отношении противоречий между показаниями обвиняемых. Тем не менее, приблизительно и с наибольшей вероятностью выясняются следующие цифры и данные: 1) Верещагину и Плеханову Протопопов отдал около 300 рублей, причем, однако, по словам Плеханова, он не получил ничего и считает себя обманутым как со стороны Протопопова, так и со стороны Верещагина; 2) Хватов получил от Шиллинга по мелочам 50 рублей и должен был получить еще 50 рублей, чего, однако, в действительности не последовало; 3) Левину Протопопов дал 100 рублей и затем до 400 рублей для покупки товара в Нижнем Новгороде, куда Левин и уехал; 4) Дружинин получил 300 рублей, а Шиллинг — 250 рублей; сверх того Дружинин, в это время не имевший ни самостоятельных средств к жизни, ни видимых и законных источников для их добывания, осенью того же 1874 года купил вместе с другим лицом имение в Бельском уезде Смоленской губернии, всего более 2 тысяч десятин земли. Покупать это имение Дружинин отправился вскоре после дисконта с бланком князя Голицына; 5) сам Протопопов тотчас же заплатил содержателю гостиницы «Россия» купцу Смирнову 200 рублей по векселю, выкупил подложные векселя от имени почетного гражданина Каулина, заложенные у Гуревича, 1 тысячу 500 рублей внес в задаток отставному поручику Алексею Сергеевичу Мельгунову, у которого за 7 тысяч рублей сторговал конный завод в Коломенском уезде. Покупку эту устраивал Шиллинг; он же и Хватов по поручению Протопопова ездили осматривать завод Мельгунова и принимать от него лошадей, но 27 сентября, в день, назначенный для приезда Протопопова из имения Мельгунова, скрылись. Кроме того, Протопопов с целью перекупить ореховый наплыв, купленный в Нижнем Новгороде Левиным и Массари у жителя города Шуши Наджарова, послал в Нижний Новгород комиссионера Аламханьянца вместе с г-жой Шпейер, которой он вручил для расчета с Левиным до 2 тысяч рублей. С 17 сентября, т. е. дня получения денег по векселю, и до 28 сентября, т. е. дня обнаружения подлога, Протопопов находился в обществе Шиллинга, Дружинина, Мейеровича, приехавших из Нижнего Новгорода, г-жи Шпейер, Левина, Аламханьянца, а также поручика Астафьева, графа Каменского и отчасти дворянина Никитина.

28 сентября Протопопов и г-жа Шпейер при возвращении своем домой в гостиницу Толмачева узнали от вышедшего к ним навстречу Левина, что в номере их находится г. Волков с полицией, что подлог обнаружен и их разыскивают. Тогда Протопопов и г-жа Шпейер скрылись и отдельно друг от друга пребывали в разных номерах и частных квартирах, стараясь принять меры к прекращению уже возбужденного дела. С 28 сентября по 2 октября г-жа Шпейер, скрываясь от розысков полиции и следователя, получила сведения о Протопопове и виделась с ним. 2 октября она явилась к следователю, была арестована при Тверской части, а 5 октября освобождена. Протопопов между тем уехал в имение г. Тулинова, в Дмитровском уезде, и там скрывался под именем Ртищева, причем о местонахождении его было известно госпоже Шпейер, которая вместе с Дружининым и другими лицами безуспешно старались продать квитанцию на заложенный в обществе «Двигатель» ореховый наплыв, купленный у Наджарова в Нижнем Новгороде. 30 октября Протопопов по приезде своем в Москву по Московско-Ярославской железной дороге на вокзале был арестован. Обвиняемые Протопопов, Шиллинг, Плеханов и Верещагин безусловно сознались в вышеозначенных преступлениях. Екатерина Никифоровна Шпейер, не признавая себя виновною во взводимом на нее преступлении, объяснила, что, после приезда ее из Петербурга вместе с Протопоповым последний сначала сказал ей, что получает хорошее частное место с большим жалованьем, затем, что он поступает в актеры и будет дебютировать в Нижнем Новгороде, и, наконец, сознавшись в том, что все это ложь, сказал г-же Шпейер, что майор Дамич согласился дисконтировать его вексель на большую сумму. Объяснив ей таким образом происхождение полученных им 8 тысяч 500 рублей, Протопопов дал ей 2 тысячи руб-{247}лей и послал ее в Нижний Новгород вместе с Аламханьянцем для покупки товара через посредство Левина. Из этих денег она, Шпейер, 1 тысячу 800 рублей отдала Левину и получила от него три квитанции общества «Двигатель» на заложенный в нем ореховый наплыв, купленный у Наджарова. По возвращении своем в Москву из Нижнего, за несколько дней до обнаружения подлога, она, Шпейер, узнала от Протопопова о подложности векселя на имя князя Голицына и вообще об обстоятельствах преступления. Скрываясь от розысков, она сначала виделась с Протопоповым, а потом узнала о его местонахождении в Дмитровском уезде. На суде Протопопов заявил, что г-жа Шпейер не знала о том, что деньги добыты подсудимым путем подделки и сбыта фальшивого векселя от имени князя Голицына. Подпись и оборотный бланк были подделаны на бумаге за подписью князя Голицына, переданной Протопопову бывшим управляющим Голицына Хватовым, который был привлекаем к суду, но скрылся во время производства следствия. Подсудимый Понасевич отрицал свое участие в преступлении.

Протопопов составил подложный вексель от имени князя Голицына с намерением получить за него деньги для внесения за себя залога во время нахождения его под следствием.

2) 18 сентября 1874 года в Нижнем Новгороде житель города Шуши Михаил Никитич Наджаров получил через евреев-комиссионеров предложение продать Дмитрию Николаевичу Массари привезенный им, Наджаровым, в Нижний ореховый наплыв, всего около 5 тысяч пудов, на сумму около 7 тысяч рублей, заложенный в обществе «Двигатель» в сумме 3 тысячи 500 рублей. Вступив в переговоры с Наджаровым, Массари при посредстве Левина, которого выдавал за своего приказчика, стал торговать наплыв и для покупки его предложил уплатить Наджарову 500 рублей в задаток, а на остальную сумму выдать своих векселей. При этом Массари и Левин рассказывали Наджарову, что Массари богатый помещик Нижегородской губернии и, кроме того, имеет большое каменноугольное дело в Калужской губернии. На вопрос Наджарова, у кого можно будет дисконтировать векселя Массари, последний указал на контору купца Смирнова в Москве (содержателя гостиницы «Россия»), а также на Протопопова, которого вместе с Левиным назвал управляющим графа Бобринского и миллионером. Желая удостовериться в справедливости уверений Массари, Наджаров по его указаниям телеграфировал в Москву в контору Смирнова с просьбой уведомить его, будут ли приняты в дисконт векселя Массари. По получении Смирновым этой телеграммы Протопопов, заранее предупрежденный Массари и Левиным, послал Наджарову телеграмму, написанную и подписанную им, Протопоповым, за Смирнова, о том, что векселя Массари будут дисконтированы, если по ним поручится Протопопов. Вследствие этого Наджаров послал телеграмму с вопросом о векселях Массари уже прямо Протопопову и от него получил по телеграфу согласие на дисконт означенных векселей с умеренным учетом. Тогда Наджаров решился продать Массари товар и, получив от него 64 рубля деньгами в виде задатка и на 3 тысячи 220 рублей векселей, передал ему три квитанции на заложенный в «Двигатель» ореховый наплыв. Затем Массари послал с Наджаровым в Москву мнимого приказчика своего Левина, как бы для помощи ему при дисконте векселей. В последнем Смирнов Наджарову отказал, а Протопопов под разными предлогами уклонялся и, наконец, по возбуждении дела о составлении подложного векселя с бланком князя Голицына совершенно скрылся. По объяснению Массари, упомянутые квитанции Наджарова были похищены у него Левиным и переданы за 1 тысячу 500 рублей приехавшей в Нижний Новгород вместе с Аламханьянцем Екатерине Шпейер, имевшей от Протопопова деньги и поручение перекупить ореховый наплыв, в покупке которого, однако, Протопопов, по объяснению Массари, участия не принимал. Квитанции эти были доставлены г-жою Шпейер в Москву, где она для уплаты Волкову части денег за вексель с бланком князя Голицына и с целью тем способствовать прекращению дела старалась продать квитанции. Обвиняемые Массари и Протопопов, подтверждая вышеприведенные обстоятельства, сознались в обмане Наджарова, причем Массари объяснил, что, похищая обманным образом ореховый наплыв у Наджарова, он не только не хотел причинить ему имущественного ущерба, а напротив того, имел в виду, между прочим, его же, Наджарова, собственную пользу и выгоду, так как он, Массари, избавлял его от залежавшегося и не находившего покупателей товара, намеревался сделать с этим товаром выгодный оборот посредством продажи его в Париже по дорогой цене и затем хотел с избытком вознаградить Наджарова. На суде Массари показал, что отправил ореховый наплыв из Нижнего, но квитанции на отправление товара были у него украдены жившим с ним тогда евреем, {248} так что он сам остался ни при чем и не мог заплатить деньги.

XXVII

22 августа 1874 года через Нижегородскую контору Высочайше утвержденного Российского общества морского, речного, сухопутного страхования и транспортирования кладей отправлены были в Смоленск два места товара от имени Брещ на имя Ляпунова, причем на товар этот, названный готовым бельем, наложен был подтоварный платеж в 950 рублей. За неявкой получателя Ляпунова для принятия товара оба назначенные места были в Смоленске распакованы и вскрыты, причем в них оказались вместо товара в одном шесть, а в другом пять пустых запертых деревянных сундуков, вложенных один в другой и прибитых друг к другу нижними досками. 27 августа 1874 года через ту же контору были отправлены из Нижнего Новгорода в Петербург два места пушного товара от имени Братнера на имя Авдеева с подтоварным платежом от последнего в 830 рублей. По вскрытии этих двух мест в Петербурге в каждом из них вместо товара оказалось по пяти вложенных один в другой пустых сундуков, также доньями прибитых один к другому. 1 сентября 1874 года через ту же контору были отправлены из Нижнего Новгорода в Петербург два места пушного товара от имени Протопопова на имя Беляева с подтоварным платежом от него за одно место 2 тысячи рублей, а за другое 350 рублей. По вскрытии же их в Петербурге в них вместо товара оказалось в одном шесть, а в другом пять пустых запертых деревянных сундуков, также прибитых один к другому. В принятии всех вышеозначенных мест Нижегородскою конторою общества выданы были отправителям квитанции, а также подтоварные расписки на гербовой бумаге, по которым общество обязалось выдать уведомления о принятии товара адресатами груза. Такого рода расписки имеют значение векселей, обращающихся по бланковым надписям и, как видно из имеющихся в деле сведений, охотно принимаются многими лицами в залог с учетом. При отправлении всех вышепоименованных мест уплата денег, следующих за пересылку и страхование, всего за пять мест в количестве 74 рубля 63 коп., была переведена на место сдачи товара и, следовательно, обществом не получена. При производстве предварительного следствия по делу о Протопопове, Массари, Левине и др., обвиняемых в разных преступлениях, обнаружилось, что трое названных лиц, а также поневежский мещанин Исидор Маркович Брещ, каждый в разных отношениях, принимали более или менее деятельное и непосредственное участие как в отправках упомянутых пустых сундуков вместо товара, так и в извлечении из этой отправки противозаконной выгоды. Из означенных подтоварных расписок: 1-я; на сумму 950 рублей, с бланками Брещ, была заложена Протопоповым купеческому сыну Султан-Шаху за 600 рублей; 2-я, на сумму 350 рублей, с бланком Протопопова, была передана коллежским регистратором Федором Евтроповичем Смирновым коллежскому асессору Антонову в счет долга его, Протопопова, в 600 рублей; 3-я, на сумму 2 тысячи рублей, с передаточною надписью Протопопова, была им заложена купцу Александру Николаевичу Смирнову за 280 рублей и по уплате им таковых осталась у Смирнова за долг ему Мамонова, обеспеченный поручительством Протопопова; 4-я, на сумму 830 рублей, с бланком Братнера, была передана в Нижнем Новгороде Дмитрием Массари астраханскому купцу Ивану Федорову в задаток при покупке у него 200 тысяч штук сельдей по 17 рублей 50 коп. за тысячу.

Из показаний Султан-Шаха, Антонова, Федора Смирнова, Алексея Ниловича Дружинина и Александра Николаевича Смирнова оказывается: 1) при залоге расписки в 600 рублей Султан-Шаху он предварительно справился о действительности ее в Нижегородской конторе Российского общества страхования и транспортирования кладей и, получив удовлетворительные сведения, решился выдать под нее деньги; кроме того, в благонадежности этой расписки уверяли его бывшие вместе с Протопоповым в Нижнем Новгороде Левин и Массари, из которых последний даже торговал у него означенную расписку за 750 рублей; 2) Протопопов и Массари через Дружинина, а Дружинин отчасти через Федора Смирнова устраивали помещение расписок в 350 и в 2 тысячи рублей; о благонадежности этих расписок Федор Смирнов и Дружинин справлялись и получили утвердительный ответ в Московской конторе общества. О расписке же в 2 тысячи рублей Александр Смирнов перед принятием ее в залог от Протопопова узнавал как в упомянутой конторе, так и у служившего прежде в том же обществе Левина, который сказал Смирнову, что Протопоповым был действительно отправлен товар из Нижнего Новгорода. Из имеющихся в деле документов и показаний астраханского купца Ивана Кононовича Федорова и служащих у него мещан Григория Яков-{249}левича Безбородова и Авета Григорьевна Шамильянова видно, что Массари, покупая у них вместе с другим лицом сельди, заключив о покупке этой условие и дав в задаток вместо денег расписку Нижегородской конторы Общества страхования и транспортирования кладей, старался получить купленных им сельдей без уплаты денег, при одном вышеозначенном задатке, и если в этом не успел, то единственно потому, что служащие Федорова, заподозрив обман, не отпустили ему товара. Тогда Массари через своего поверенного предъявил у мирового судьи восьмого участка Нижнего Новгорода к Безбородову, на имя которого было заключено условие, иск об уплате 200 рублей назначенной по условию неустойки, а также о возвращении данной им в задаток расписки в 830 рублей.

В августе 1874 года Протопопов приехал в Нижний Новгород без всяких средств с целью получить под свои векселя какой-либо товар, который затем с выгодой перепродать. В Нижнем в это время находился и часто бывал у Протопопова Матвей Лазаревич Левин. Вскоре Протопопов получил письмо от г-жи Шпейер из Петербурга и уехал туда на деньги, данные ему Вышегородцевым. Через неделю Протопопов снова приехал в Нижний вместе с Массари, с которым и остановился в гостинице «Караван-Сарай». Здесь у них часто бывали Левин и Брещ. Протопопов и Массари чрезвычайно нуждались и ничего, кроме самого необходимого платья, не имели. При таких обстоятельствах Левин передал Протопопову переводную подтоварную расписку Нижегородской конторы Общества страхования и транспортирования кладей в 950 рублей, которую тот и заложил у Султан-Шаха. Добытые таким образом деньги были разделены между Протопоповым, Массари и Левиным. Затем Левин в номере двух первых заколачивал и приготовлял к отправке сундуки, которые он вместе с Массари и отвез в контору общества. В покупке сельдей у Безбородова и в заключении с ним условия вместе с Массари участвовал Левин, писавший и само условие. После того, как Протопопов дисконтировал вексель Каулина с бланком князя Голицына, к нему являлись евреи из Киева, между ними Слуцкий, Ганткин и Цетлин. Они только что вернулись из Нижнего с ярмарки, остановились в гостинице Смирнова «Россия» и, повидавшись с Протопоповым и Шиллингом, передали им несколько переводных подтоварных расписок Российского общества; расписки эти Протопопов и Шиллинг им возвратили. Еврей Цетлин (оставшийся неразысканным) в 1873 году отправил из Москвы в Витебск через Российское общество страхования и транспортирования кладей галантерейный товар на 274 рубля, вместо которого в коробке по ее распаковке оказались обрезки сукна, бумаги и рогожи. В июне 1875 года тот же Цетлин отправил из Петербурга в Нижний Новгород и Витебск ящики с товаром, всего на сумму 3 тысячи 775 рублей; по вскрытии этих ящиков в них оказалось: в Нижнем — 4 тысячи экземпляров брошюры «Воспоминание об императрице Екатерине II, по случаю открытия ей памятника», оцененные в 8 рублей 50 коп., а в Витебске — 765 экземпляров той же брошюры. Все приготовления к отправке пустых сундуков и их запаковка производились в номере Протопопова и Массари. При покупке последним сельдей у приказчика Федорова Безбородова деятельное участие принимал Левин, который выдавал себя за управляющего Массари. На данной Безбородову в задаток подтоварной расписке в 850 руб., полученной на имя Бразнера, бланк его сделал Протопопов по просьбе Массари и Левина, почерк которых был известен продавцам сельдей, почему никто из них и не мог поставить этого подложного бланка. Мысль об отправке пустых сундуков вообще принадлежала Ганткину и Протопопову. Другие места с товаром, вместо которого оказались потом пустые сундуки, отправлял и получал расписки Массари без всякого участия с его, Левина, стороны.

На суде подсудимые делали показания в смысле обвинения бежавшего и не разысканного Левина, на которого и слагали вину.

XXVIII

В феврале 1875 года вследствие помещенной в «Ведомостях московской городской полиции» публикации о месте конторщицы с жалованьем по 100 рублей в месяц и с залогом в 1 тысячу 500 рублей саксонская подданная Клара Ивановна Гарниш явилась по указанному в публикации адресу в контору купчихи Максимовой на Петровке, в доме Самариной. Здесь г-жа Гарниш нашла Всеволода Алексеевича Долгорукова, который, отрекомендовавшись управляющим редакцией газеты «Русский листок», предложил ей должность кассира при означенной редакции с жалованием по 75 рублей в месяц, готовым столом и квартирой и с обязанностью внести залог в 1 тысячу 500 рублей. Находя эти условия весьма выгодными, г-жа Гарниш приняла их, но просила Долгорукова вместо взноса залога наличными деньгами или билетами удовольствоваться кви-{250}танцией Волжско-Камского банка, в котором хранились принадлежащие г-же Гарниш закладные листы Тульского земельного банка на сумму 1 тысяча 500 рублей. Долгоруков согласился, но в свою очередь обязал г-жу Гарниш взять из Волжско-Камского банка свидетельство о том, что за все время своей службы при редакции она не может получить обратно из банка свои закладные листы. Для устройства такого соглашения с банком Гарниш должна была отправиться туда 3 марта вместе с Долгоруковым, причем предварительно заехать в редакцию, помещавшуюся на Арбате, в доме Грачева. Во время переговоров о залоге Долгоруков потребовал, чтобы г-жа Гарниш для удержания за собою места кассира отдала ему в виде задатка хотя бы один из принадлежащих ей закладных листов Тульского земельного банка стоимостью в 100 рублей. Боясь упустить предложенное ей выгодное место, г-жа Гарниш исполнила требование Долгорукова и в принятии им закладного листа получила от него расписку, написанную на бланке заведующего редакцией «Русского листка» и подписанную им этим званием. 3 марта г-жа Гарниш узнала от настоящего ответственного редактора «Русского листка» Федорова, что сотрудник этой газеты Долгоруков заведующим редакцией не состоит и нанимал ее, Гарниш, без ведома и согласия редактора Федорова, который при этом сообщил Гарниш, что более 40 рублей в месяц жалованья он назначить ей не может. Не получив от Долгорукова отданного ему сторублевого закладного листа, убедившись, что он и других лиц нанимал в должности точно таким же способом, г-жа Гарниш, обвиняя Долгорукова в обмане, о поступке его заявила прокурору Московского окружного суда. Впоследствии оказалось, что принадлежащий г-же Гарниш сторублевый закладной лист Тульского земельного банка был заложен Долгоруковым в конторе торгового дома Волковых 25 февраля, т. е. в самый день внесения этого листа г-жою Гарниш. Тогда Долгоруков сказал ей, что он отдаст ей билет, если она сделает небольшую скидку. Г-жа Гарниш предпочла отправиться к судебному следователю и заявить ему о случившемся. В конце концов Долгоруков сам возвратил госпоже Гарниш ее билет. Долгорукова все служащие в конторе Максимовой, где он производил наем служащих, называли не принадлежащим ему званием князя. Федоров объяснил, что, не предоставляя никому своих прав на заведование редакцией, он лично не знал о существовании у Долгорукова бланков «заведующего редакцией». Долгоруков объяснил, что госпожу Гарниш он нанимал в конторщицы при редакции газеты «Русский листок» с согласия редактора этой газеты Федорова. Он действительно заведовал литературной частью газеты, почему и счел себя вправе наименовать себя заведующим редакцией. Дело с г-жою Гарниш разошлось только вследствие того, что он, Долгоруков, не согласился заранее с Федоровым относительно жалования, на которое нанял конторщицу. Что же касается газеты «Русский листок», то в результате г. Федоров, невзирая на условие с Долгоруковым, продал свою газету «Русский листок», не предупреждая ни одного из компаньонов. Таким образом, обманутым оказался скорее г. Долгоруков, чем г-жа Гарниш и г. Федоров в особенности.

XXIX

Осенью 1873 года, после освобождения Дмитриева-Мамонова из-под стражи по делу о краже у Артемьева, он находился в Москве без пристанища и средств к существованию, а наступление холодов застало его почти без всякого платья. В таком положении ему и товарищу его Семенцову рекомендовали гостиницу «Россия» и содержателя Смирнова как человека, у которого можно найти содержание и все удобства жизни под условием исполнения по его указаниям и для его выгоды разных противозаконных дел. Вследствие этого Мамонов и Семенцов явились к Смирнову, поселились у него в гостинице «Россия» и прожили в ней до лета. Семенцов скоро уехал, а Мамонов остался вместе с другими личностями, занимавшимися темными проделками (евреем Касселем, игроком Зародецким). Смирнов, очень обрадовавшийся приходу Мамонова, когда узнал его фамилию, стал делать ему разные преступные предложения, например: предложил составить подложный вексель от имени Волкова и продать его в другом городе, обмануть купца Абрикосова, добывать деньги обыгрыванием в карты и т. д. Для того, чтобы придать Мамонову более приличный вид и поддерживать устроенную вокруг него обстановку богатого человека, помещика и заводчика, Смирнов заказал для него у Глухова платье, давал ему своих лошадей и поместил его в одном из лучших своих номеров. Постоянно угрожая Мамонову прогнать его от себя, Смирнов заставил его подчиняться всем его распоряжениям, брал с него векселя на большую сумму, кроме того, взял у него доверенность на управление всеми его делами и на самом деле не существующими имениями. При {251} этом Смирнов рассчитывал получить затраченные им на Мамонова деньги по выигрыше родственниками Мамонова начатого ими процесса с Фонвизиным и князем Голицыным. Постоянно побуждаемый Смирновым на разные преступления, Мамонов вскоре познакомился с Мейеровичем, Левиным и Гейне и принял участие в устройстве ими и Смирновым ложной конторы от его имени. Контора эта имела целью забирать товар под векселя Мамонова. Между участниками устройства конторы были заранее распределены роли и обязанности, а также доли прибыли, следовавшей каждому. В течение этого времени Мамонов переменил несколько номеров, большею частью занимал номер 4, один из самых лучших и дорогих, отдававшийся обыкновенно за 3—4 рубля в сутки. Мамонов назывался графом. К нему ходило много разных лиц, в том числе и особенно часто Левин и Мейерович; последний даже некоторое время жил вместе с Мамоновым и был, по выражению некоторых свидетелей, его компаньоном. В одной из комнат номера 4 стоял стол, покрытый зеленой салфеткой или сукном и заваленный бумагами. Мамонов хозяину Смирнову денег за номер и свое содержание не платил, но тот тем не менее и против своего обыкновения держал его в своей гостинице, причем сначала ни в чем ему не отказывал, а затем стал его стеснять. Мамонов пользовался даже лошадьми и экипажами Смирнова и, между прочим, его пледом, который заложил. Бессрочно отпускной рядовой Моисей Евсеевич Глухов показал, что в ноябре 1873 года Мейерович просил его сшить платье в кредит для приезжего, остановившегося в гостинице «Россия», г. Мамонова, за которого, по словам Мейеровича, поручится содержатель гостиницы Смирнов. Глухов согласился и сделал для Мамонова на 215 рублей разного платья; при этом Смирнов говорил ему, что Мамонов — граф, очень богат и лишь временно не имеет денег. По указанию Смирнова Мамонов выдал Глухову два векселя на 200 рублей, а Смирнов поставил на них свой поручительный бланк. По векселям этим Глухов ни с Мамонова, ни с Смирнова денег не получил. Мамонов занимал в гостинице лучший номер, и ему отпускали все, что бы он ни потребовал, так что Глухов поверил и титулу и богатству Мамонова. При допросе Смирнова он показал, что у него было всего два векселя от Мамонова: один в 1 тысячу рублей за поручительством Протопопова, а другой в 200 рублей; первый из этих векселей он, Смирнов, передал нотариусу для протеста, а последний Мамонов сам выменял у него на вексель Логинова в 200 рублей. Между тем по обыску у Смирнова найдены были два векселя на 400 рублей каждый и один в 1 тысячу 700 рублей, выданные Мамоновым на имя Смирнова, и, кроме того, в конторе нотариуса Юрьева оказался еще такой же вексель Мамонова в 2 тысячи рублей, так что обнаружилась выдача векселей Мамоновым Смирнову на сумму 6 тысяч 500 рублей.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...