 |
Глава 40. Маленькая часть большого мира. 11 глава
|
|
|
|
Изредка появлялся Северус, который был молчалив и собран. Говорил мало, на вопросы о своей работе на Лорда отвечал неохотно. Нарцисса чувствовала, что он что-то недоговаривает, после его ухода всегда оставалось больше вопросов, нежели ответов. Поддерживал ли он ее? Безусловно. Порой они могли промолчать весь вечер, глядя каждый в свою чашку с чаем, потому что говорить было не о чем. В настоящем темы, способной поднять настроение, не было, а в прошлом, что ни воспоминание – то синеглазое наказание. Северус при упоминании гриффиндорца поджимал губы, стараясь сохранять хорошие манеры, а Нарцисса отчетливо осознавала, что жизнь не удалась. Просто не сложилась… и все. Становилось грустно и горестно, поэтому даже друг, близкий, понимающий и поддерживающий, позволял почувствовать себя нужной и живой, но лишь ненадолго.
Периодически наведывались пожилые волшебники. Что-то смотрели, о чем-то шептались.
Как Нарцисса ненавидела их всех! Но поделать ничего не могла.
Оставалось уповать на собственные силы. Она, как одержимая, переворачивала страницу за страницей книг по темной магии, пытаясь отыскать противодействие заклятию. И все тщетно.
Ее попытки побороть обстоятельства не приводили ни к чему. Одна слабая несчастная женщина против огромного и жестокого мира. Не нужно было быть провидцем, чтобы предсказать итог.
* * *
Внезапно начавшаяся суматоха заставила оторваться от грустных мыслей. В этом неживом доме мог быть только один источник шума, но появлялся он крайне редко. Нарцисса встала навстречу Марисе Малфой. Ветер развевал темные волосы, а солнце отражалось во взгляде этого неунывающего создания.
– Привет, моя хорошая, – Мариса быстро обняла Нарциссу и поцеловала в щеку. Нарцисса улыбнулась. Как же хорошо с ней! Легкий запах каких-то весенних цветов, не сходящая с губ улыбка.
|
|
|
– Ты почему здесь сидишь? Где Драко?
Нарцисса не стала рассказывать девушке в письме о заклинании. Что толку волновать, если все равно ничего не изменишь.
– Он в южной части сада… – она постаралась придать голосу беззаботные нотки.
Мариса подозрительно сощурилась, закусив губу. Была у нее такая детская привычка.
Несколько секунд прошли в молчании. Наконец Нарцисса не выдержала. Ей всегда было сложно лгать. А в особенности близким людям, которых оставалось все меньше и меньше на этой земле. Она глубоко вздохнула и рассказала обо всем. Кратко и буднично. Лишь сухие факты. Никаких эмоциональных окрасок, переживаний. Но именно спокойствие ее тона больше всего повлияло на Марису. Девушка во время всего рассказа несколько раз прижимал ладонь к губам, пару раз пыталаcь о чем-то спросить, но так и не спросила.
– К тому же его охраняет Смит. Я не могу к нему даже приблизиться, – тихим голосом закончила Нарцисса.
Мариса вошла в беседку, остановилась у каменного парапета спиной к Нарциссе и несколько минут просто молчала, водя пальцем по нагретому камню. Потом резко обернулась и спросила:
– Где Люциус?
– Понятия не имею. Он в последнее время здесь совсем не появляется. Я даже не могу с ним поговорить, как-то решить этот вопрос.
Мариса внимательно посмотрела на подругу. В прошлый свой приезд она не видела Нарциссу. Та была в каком-то загадочном отъезде. Как позже выяснилось из писем, Нарцисса навещала могилу родителей. Драко Марисе тоже не показали. Она вообще видела племянника один раз на крестинах. Ее эта ситуация в корне не устраивала. Девушка вздохнула. Захотелось встряхнуть Нарциссу, наорать на нее. Лишь бы увидеть что-то кроме этой вежливой улыбки и заторможенных движений. Но она сдержала порыв. Мариса очень любила Нарциссу и всегда пыталась ее понять. Хотя последнее было особенно сложно. Нарцисса мало говорила о себе. Все больше о самой Марисе. Девушка как-то попыталась выяснить причину, на что подруга с легкой улыбкой заметила, что в ее жизни нет ничего интересного, и говорить здесь не о чем. Хотя это было ложью. Мариса прекрасно понимала, что в жизни Нарциссы была… любовь. А это всегда многогранно, поразительно и неповторимо. Но Сириус Блэк был запретной темой уже не первый год. Нарцисса словно вычеркнула его из своей жизни. Вот только не из своего сердца. Мариса не раз видела, какие взгляды устремлялись в спину гриффиндорца еще в их школьную бытность. Да и потом Нарцисса с жадностью ловила любые слухи, старательно делая вид, что ее это совсем не интересует. Вот Мариса и подкидывала «неинтересную» информацию. То забывала газету с колдографией новобранцев Аврорского корпуса, то заметку о спецоперации с изображением места преступления, на котором чудом оказались сфотографированы два аврора. Один довольно четко выделялся на черно-белой колдографии, всматриваясь в какой-то обрывок бумаги, второй же был в пол-оборота, неясный и расплывчатый. Но он же был! И Мариса готова была поклясться, что Нарцисса ни за что не выбросит потертую газету.
|
|
|
Потом появилась новая тема для разговора: Драко. Да вот только не чувствовала Мариса радостного возбуждения, не видела за строками писем материнского счастья. Ее это всегда настораживало. А сегодня она убедилась в своей правоте. Глядя на подругу, рассеянно теребящую кончик шали, Мариса впервые осознала, насколько же устала Нарцисса. Устала от этой бесконечной борьбы, обреченной на поражение. Противники гораздо сильней. Они – мощь, сметающая все на своем пути. Куда с ними тягаться этой хрупкой девушке?
Черт! Приставить к ребенку эту гориллу Смита?
Мариса вдруг поняла, что в состоянии разнести все имение.
– Пошли! – скомандовала она.
Нарцисса подняла голову и непонимающе уставилась на подругу, удивленная ее тоном.
– Куда?
– Пошли! – повторила Мариса, хватая ее за руку.
Нарцисса попыталась воспротивиться, но не тут-то было. Если Мариса Малфой что-то для себя решала, то не было силы, способной ей помешать. Во всяком случае, так казалось.
Они быстро пересекли лужайку и направились в южную часть сада, обходя старинные статуи и путаясь мантиями в высокой траве, потому как Мариса игнорировала каменные дорожки. Но чем ближе они подходили, тем сильнее становилось действие сложного заклятия.
|
|
|
В какой-то момент Нарцисса споткнулась. Мариса обернулась и взволнованно посмотрела на подругу.
– Все в порядке, – попыталась улыбнуться та, – только зря ты это все затеяла. Я пыталась миллион раз – ничего не выходит. Я не смогу подойти к нему из-за этого чертового заклинания, а тебя Смит ни за что не подпустит. Понимаешь? Все напрасно.
Нарцисса судорожно вздохнула, пытаясь сдержать эмоции. Мариса закусила губу и, сердито притопнув, что-то беззвучно прошептала.
– Слушай! Я могу сейчас устроить вам встречу.
– Ты не сможешь… Смит…
– К черту Смита!
– Я же говорю, что я не смогу приблизиться. Я пыталась…
– Ты пыталась одна! – отрезала Мариса. – Вместе все получится! Только… тебе будет плохо. Но… несколько минут, – в серых глазах появилась мольба. – Вы же нужны друг другу.
Нарцисса прижала ладонь к губам и зажмурилась, пережидая очередной приступ дурноты. А потом прошептала:
– Может, ты и права…
Мариса радостно улыбнулась, раскрасив этой улыбкой само утро. А потом так же быстро нахмурилась.
– Нарцисса, я, правда, не уверена, что это закончится хорошо. Я имею в виду тебя.
– Я согласна, лишь бы с Драко ничего не случилось, – отмахнулась та.
– Не случится! – уверенно сказала Мариса. – Они ни за что не стали бы им рисковать. Я уверена, что заклятие одностороннее.
– Идем, – голос Нарциссы окреп.
Мариса вновь потянула ее за руку, молясь Мерлину, чтобы сил Нарциссы хватило хотя бы на несколько драгоценных минут.
За большим розовым кустом показалась аккуратно подстриженная полянка.
Мариса остановилась от неожиданности. Захотелось выхватить палочку и наложить на собственного братца самые жуткие заклинания, которые она только знала. Как? Как он мог?
Посреди поляны на большом пледе, украшенном фамильным гербом (треклятым фамильным гербом!) сидел маленький мальчик, перекладывая игрушку с одного места на другое. Рядом стояли несколько эльфов, напряженно следивших за этим занятием. А чуть в стороне располагался этот самый пресловутый Смит. Эдакий утес, готовый превратить в горстку пепла любого, кто приблизится к ребенку ближе, чем на десять метров.
Марисе захотелось разреветься от жалости.
|
|
|
Да, Драко охраняли. Никто не мог причинить ему вред. Да, рядом была куча эльфов, готовых выполнить любой каприз и оберегающих от всех напастей. Но разве это нужно ребенку? Разве может он почувствовать себя нужным, желанным? Нет! Он сможет ощутить себя хозяином, рожденным повелевать, не знающим отказа. Но будет ли он человеком?
Мариса вспомнила свое детство. У нее была хотя бы няня. Старая, ворчливая, но обожавшая непослушное чадо до потери сознания.
Судорожный вздох Нарциссы вернул к действительности. Мариса бросила быстрый взгляд на подругу и тут же отвернулась. Не могла она видеть слезы, просто терялась в такие моменты.
– Присядь здесь, – прошептала она, указывая на каменную скамью у куста.
Нарцисса безропотно опустилась на указанное место, неотрывно глядя на малыша. Мариса понимала, что если бы у той были силы, она бы бросилась к ребенку, наплевав и на охранника, и на эльфов. Что-то подсказывало, что подобное было не раз. Да вот только сил уже не осталось. Они все были растрачены в неравной борьбе с роком.
Мариса решительно направилась к центру полянки. Неподвижный до этого Смит быстро шагнул ей на встречу и оказался как раз на пути.
Мариса с жизнерадостной улыбкой сделала два шага влево. Смит тоже переместился. Вправо шагать она не стала. Потеря времени. И так понятно, что на дурочку здесь не проедешь. Да и магия не поможет. Уж Нарцисса-то с кровью вейлы наверняка пыталась.
Что ж, будем действовать по-другому. Взгляд Марисы остановился на ближайшем домовом эльфе, испуганно наблюдающем за этой сценой.
– Как тебя зовут?
– Рик, – пробормотал эльф, кланяясь до земли.
Значит, узнал.
– Рики, – голос Марисы стал слаще сиропа, – этот человек угрожает мне, твоей хозяйке.
Именно в этот момент Смит дернулся, но магия… эльфийская магия была древнее человеческой, сильнее и мудрее.
Эльф, казалось, и с места не сдвинулся, но Смит замер.
– Умница! – похвалила Мариса, от чего эльф расплылся в чем-то похожем на улыбку.
Хвалили его, видимо, редко. Девушка не сомневалась, что он имел приказ Люциуса во всем слушаться Смита или что-то вроде того.
Но ведь Смит не успел ничего сказать. К тому же по негласному кодексу домовых эльфов, последний приказ имел большую силу. А Мариса все-таки – Малфой.
|
|
|
Долго радоваться маленькой победе она не стала. Быстро обернулась помочь Нарциссе, но та уже упала на колени рядом с сыном, схватив в охапку маленькое тельце. Ребенок испуганно замычал и начал вырываться. Мариса опустилась на колени рядышком, стараясь не смущать эту идиллию и в то же время не пропустить момент, когда сил у подруги не станет.
Она думала, что почувствует удовлетворение от содеянного. Но осознала, что к горлу подступил ком, а в глазах защипало. Мариса Малфой ненавидела слезы. Слезы – это слабость. А в жизни нельзя демонстрировать свои слабости. Но сдержаться не смогла. Слезы потекли по щекам, падая на проклятый фамильный герб, на котором она как раз сидела. Мать и дитя должны вызывать умиротворение, осознание жизни как радостного и счастливейшего из проявлений. Но эта картина заставляла лишь сильнее сжимать кулаки и мечтать прикончить тех, кто безжалостно разорвал связь сердец, вечную и неделимую. Мать не должна глотать слезы, прижимая к себе собственное дитя, а ребенок не должен так яростно вырываться из материнских объятий, отодвигаться, отгораживаться.
Мариса гладила то светлые прядки на отчаянно вертящейся головке, то ледяную дрожащую руку Нарциссы. Сколько это длилось, она не знала. Наконец Нарцисса усадила ребенка на плед и закрыла лицо руками. Все силы разом ее оставили. Если раньше она питалась мыслью о встрече, о миге близости со своим малышом, то теперь горькое разочарование и душевная боль вытянули все силы. Ее сын, ее родной крошечный мальчик не хочет быть рядом с ней. Это не его вина, нет. Он просто привык быть один. Привык к тому, что рядом молчаливые и безропотные эльфы. Ему оказалась не нужна ласка, не нужно тепло. Неужели их отняли навсегда?
А потом был вечер на террасе, когда две девушки просто сидели в полной тишине и утирали слезы. Оказалось, что и в слезах можно найти единство. Сказать было нечего. Реальность, жестокая и неотвратимая, предстала перед ними очень ясно. И не осталось ничего: ни радости, ни надежды, ни ожидания чуда. Даже простых слов утешения не осталось. Лгать бессмысленно, а бороться бесполезно.
Осталось лишь смириться и сжиться c этой болью и чувством одиночества в кругу близких по крови людей.
* * *
Джеймс Поттер зажмурился, весь без остатка растворяясь в тепле, исходящем от ласковых пальчиков. Он лежал на диване в собственном доме. Доме, который он должен был уберечь любой мыслимой и немыслимой ценой, потому что здесь сосредоточился весь его мир. Вся жизнь. Лили, которая ласково гладила его лицо, уложив его голову на свои колени, и Гарри – маленький теплый комочек. Новая жизнь. Джеймс должен был защитить их любой ценой. Именно для этого он менял защиту на своем доме несколько раз за неделю. А теперь вдруг понял, что остался один единственный выход – наложить сложную родовую защиту и сделать хранителем тайны одного единственного человека. Лишь этот человек сможет найти небольшой уютный домик в Годриковой Лощине, больше никто. В момент активизирования этого сложного и древнего заклятия все люди, когда-либо бывавшие в защищаемом месте, навсегда забывают о его местонахождении. Они могут помнить убранство дома, незначительные детали, но ничего из того, что поможет его найти.
– Слушай, кроме ребят, кто у нас был? – вдруг спросил Джеймс.
Пальчики Лили на секунду замерли, а потом он услышал ее задумчивый голос:
– Эмили, Дамблдор и все. А что?
– Это хорошо.
– Ты снова о защите?
Он кивнул, не открывая глаз.
– Ты думаешь, все настолько серьезно?
– Да, думаю. И чем скорее мы поставим защиту, тем лучше.
– Но кто будет хранителем? Дамблдор?
Джеймс открыл глаза и увидел ее задумчивое лицо, обрамленное рыжими локонами. Наверное, так выглядят ангелы. Джеймс сел, потер ноющий висок и проговорил:
– Понимаешь, Дамблдор не может нести ответственность за каждого выпускника Хогвартса.
– Да, я понимаю. Тогда кто-то из ребят?
Джеймс устало потер лицо. Сколько же он не спал? Кажется, пошли вторые сутки. Сначала дежурство, потом выходка Сириуса. Хотя… До этого еще были похороны одного из его ребят. Джеймс откинулся на спинку дивана, почувствовал на своей руке теплую руку и с силой сжал, не открывая глаз. Он не хотел показывать Лили свою слабость и растерянность. Ей и так доставалось. Тревога, постоянное ожидание дурной вести, страх, что он однажды не вернется с очередного дежурства. Вот из чего состояла жизнь Лили Поттер. Джеймс вздохнул. Если бы он попытался измерить свою любовь к Лили и меру благодарности к ней, не хватило бы и целого океана. Как бы тяжело ни складывался его день, сколько бы крови он ни увидел на очередном вызове к месту трагедии, он твердо знал, что дома его ждет эта светлая улыбка, нежные руки и молчаливая поддержка. Ни расспросов, ни упреков в долгом отсутствии. Лишь хорошие новости о том, как вел себя маленький Гарри и что нового в области культуры или квиддича, хотя она и не слишком разбиралась в последнем. Частенько трогательно путала термины и не могла запомнить фамилии игроков. Но ведь старалась, ради его усталой улыбки. Она день за днем создавала его мир, как искусная мастерица, сплетая нити света, радости и добра, не оставляя ни одного шанса тревогам, несчастьям, горестям проникнуть за стены их небольшого дома. И не потому, что она была сильной волшебницей. Нет. Она творила женскую магию, ту, что сильнее заклятий и недобрых слов – магию любви, магию света.
Джеймс встал с дивана и подошел к колыбельке. Их малыш сладко спал, чему-то улыбаясь во сне. Как прекрасен мир детства. Сколько света и радости таит он в себе! Джеймс сделает все, чтобы улыбка его сына никогда не померкла. В тот день он еще не знал, что маленькому Гарри Поттеру остается всего лишь несколько дней безмятежности. А потом… Странное слово «сирота». Сухое, протокольное. За ним не видно детских слез, не видно бескрылой мечты и робкой надежды.
Джеймс повернулся к Лили.
– Спасибо тебе. За все, за все.
Она молча приблизилась и обняла его, крепко-крепко, укрывая от всех невзгод и несчастий. Рядом с ней страхи таяли. Оставалась Надежда.
Джеймс в очередной раз подумал: как же тяжело, должно быть, его друзьям приходить в пустые одинокие дома, где их никто не ждет, не встречает.
Мысли вернулись к кандидату на роль хранителя.
– Может, Ремус? – внезапно предложил он.
– Ремус… – Лили задумалась. – Во-первых, послезавтра полнолуние, поэтому какое-то время он будет не в форме. А ты хочешь сделать все как можно быстрее.
– Точно. Я забыл, – Джеймс задрал голову к потолку. – Сириус или Питер.
Сложность выбора заключалась в том, что человек должен быть готов пожертвовать собой, если это понадобится. Тайну нельзя выпытать, но кому это докажешь?
Следовательно, существовала вероятность нападения, применения запрещенных заклятий типа круцио. Человек не должен сломаться. Вообще, быть хранителем означало верную смерть в случае, если за охраняемым домом кто-нибудь охотился. А дома авроров в последнее время исчезали с карт, как по мановению волшебной палочки. Кто из его друзей готов пойти на риск? Конечно, любой. На то она дружба и есть. Но почему-то сознание упорно подсовывало образ Сириуса. Хотя… подобный ход мыслей мог быть не только у него. Значит, лучше выбрать на эту роль Питера. С виду слабый и безвольный. Мало кому в голову придет подумать, что он – хранитель тайны. Да к тому же у Сириуса, работавшего в боевом отряде авроров, то есть частенько попадающего в переделки, было гораздо больше шансов погибнуть, нежели у Питера, занимающегося бумажной работой в министерстве. Значит, и с этой точки зрения Питер – логичный выбор. Но что-то останавливало Джеймса Поттера. Объективных причин для недоверия не было. Да, они с Питом в последнее время реже видятся. Ну и что с того? Он и с остальными ребятами пересекался лишь при смене с дежурств, встречаясь только по выходным, да еще получал от Лили информацию о делах того или иного. Это и есть взрослая жизнь. Да еще эта проклятая война… Значит, дело было не в недоверии. В чем же тогда?
Джеймс не мог ответить на этот вопрос. Он будет сомневаться до последнего, а потом обратится с просьбой к Сириусу. Почему? Вопреки всем мыслимым законам логики. Наверное, интуитивно. А потом, в свой последний день, за несколько секунд до того, как воздух разрежет зеленая вспышка смертельного заклятия, он вспомнит удивленный взгляд синих глаз и негромкий вопрос:
– Почему я?
И свой ответ:
– Я доверяю тебе.
В последний миг своей жизни Джеймс Поттер попытается понять, как он мог так ошибиться, поддавшись на уговоры Сириуса?!
Но все это будет потом, а пока же он с улыбкой тянет зубочистку из рук Лили, решившей довериться Случаю. И надо же такому случится, что выбор пал на Сириуса.
– Судьба, видимо, у Сириуса участвовать в нашей жизни. Сначала стал крестным, теперь еще это.
– Сначала стал шафером. Там тоже был жребий, – улыбается Джеймс.
Уже в душе он в очередной раз задается вопросом: «Почему Сириус? Почему мятежный бесшабашный Сириус Блэк, а не благоразумный Ремус Люпин или спокойный Питер Петтигрю?».
Почему Судьба всегда выбирает Сириуса? Джеймс вздохнул, вспомнив сегодняшний день…
Все началось с дежурства. Хотя… нет. Все началось с похорон. Похорон Дэвида Лансена. Дейв был одним из его отряда. Их было шестеро, а два дня назад осталось пятеро. Это была первая потеря в отряде, которым командовал Джеймс Поттер. Веселый неунывающий Дейв умер мгновенно. Зеленая вспышка и… все. Это было страшно? Нет! Страшно было потом, на похоронах, когда пришло осознание. А в первый момент было непонятно. Да, их готовили к тому, что они могут погибнуть. Грюм твердил об этом по десять раз на дню. Но одно дело слова, а совсем другое – перепачканное в грязи мальчишеское лицо и удивленный взгляд в небеса. Им часто приходилось видеть тела, которые оставляли на своем пути Пожиратели Смерти. Их учили реагировать профессионально: не впадать в истерику, не падать в обморок. В любой ситуации оставаться профессионалами. Принимать эту далекую безвестную смерть как часть работы. Это потом, дома, наедине с собой, приходило осознание и страх. Но у Джеймса была Лили, которая умела стирать страхи тяжелого дня, растворять их в своей улыбке. Поэтому часто безвестные истерзанные тела – оставались безликой частью работы. А тот день показал, что смерть может быть без крови, без леденящей душу черной Метки. Она предстала обыденной и оттого более ужасной. А потом были похороны. Вмиг постаревшая мать Дейва, огромные глазищи на белом, как мел, лице младшей сестренки... Следующую ночь Джеймс пролежал без сна. На дежурство в это утро их заступило пятеро. Как быть в такой ситуации, когда роли расписаны до мелочей? Команда – шесть человек. У каждого свое место, свои обязанности, свои знания. Они не были универсалами, им не хватило для этого времени на обучение. Война заставила пройти ускоренный курс. А ведь когда-то Джеймс Поттер видел свою карьеру яркой, героической, в ореоле громкой славы. В детстве он представлял себе авроров эдакими серьезными, скупыми на проявление эмоций, преображающимися лишь в минуту опасности. Герой в развевающейся черной мантии, окруженный восторженной толпой. Иллюзия разбилась быстро. Сначала выяснилось, что в форменную одежду боевого аврора не входит мантия. С шестнадцатого века ее заменила короткая прочная куртка, что было не так романтично, зато удобно. А потом развеялся миф о серьезности и степенности авроров. Они оказались обычными людьми: они так же смеялись, так же грустили. Они просто сталкивались со смертью гораздо чаще других, поэтому, может, переживали чуть острее. А потом Джеймс сам стал аврором, и детская мечта стала выглядеть наивной и нелепой. Серьезные люди, скупые на проявление эмоций… Разве подходили под это определение звонкий смех Бродяги или беззвучные ругательства Лунатика? И сам Джеймс разве стал кем-то другим, получив диплом аврора? Нет. Он остался тем же до своего первого задания. Да и после него тоже. Только взгляд на жизнь изменился, пожалуй. Но здесь, возможно, огромную роль сыграла не работа, а семья.
В первое дежурство после смерти Дейва Джеймс впал в уныние, когда ему представили нового специалиста по блокирующим заклятиям, восемнадцатилетнего мальчика с лихорадочным блеском в глазах. Мальчика, который, наверное, никогда в своей жизни не произносил боевого заклинания. Но делать нечего. Джеймс про себя молился Мерлину, чтобы дежурство прошло без приключений. Мерлин, видимо, был занят чем-то другим в тот день, и не услышал молитв молодого аврора.
Через час после начала дежурства поступил сигнал тревоги. Нападение на частный дом в северной части Лондона. Черная Метка, не менее десяти Пожирателей Смерти.
Пока усталый диспетчер, собирающий информацию, зачитывал данные, вмиг посерьезневший отряд Джеймса быстро натягивал экипировку. Слушали молча, каждый для себя что-то решая и запоминая. Быстрая перекличка и одинаково унылые взгляды на новенького мальчика. Нельзя начинать с боевого задания. Нужно понять, на что мальчик способен, да и вообще, нельзя так из огня да в полымя. Но выбора не было. До той минуты, пока дверь оперативной части не распахнулась, и на пороге не возник Сириус Блэк. Его дежурство закончилось полчаса назад, но он зачем-то явился на вызов.
– Что случилось? – требовательно спросил он у диспетчера.
Тот послушно начал повторять информацию, а Сириус вдруг стал переодеваться, приспосабливать оружие к форме.
– Ты что делаешь? – опешил Джеймс.
Сириус на миг вскинул голову.
– Ну, у вас же человека не хватает.
Сириус был в числе молчаливых сослуживцев на похоронах Дейва. Они не общались на службе, но это стало страшной традицией: раз в несколько недель встречаться для того, чтобы проводить в последний путь знакомого или малознакомого аврора. Одного из них.
– Уже хватает, – упрямо отозвался Джеймс.
Сириус, бросив взгляд на побледневшего от информации диспетчера мальчика, ничего не сказал, только застегнул молнию под горло. Джеймс оторопел от такой бесцеремонности. Он всегда знал, что Сириус не слишком слушает то, что ему говорят, но не до такой же степени.
– Ты никуда не идешь! – отрезал Джеймс.
– Давай поспорим на эту тему по пути, – негромко откликнулся Сириус.
Дверь отворилась, и на пороге возник Грозный Глаз Грюм. Этого невысокого человека боялся весь Аврорат, в особенности молодые ребята. Все в нем, начиная от внешнего вида и заканчивая манерой запугивать, внушало трепет.
– Поттер! Прошло четыре минуты, а ты до сих пор здесь, – рявкнул он. – В чем проблема?
Джеймс весь подобрался, но все же бесцеремонно кивнул на проблему.
Сириус попытался что-то сказать, но Грюм окинул взглядом сначала его, потом нового мальчика.
– У тебя было дежурство с двумя выездами, – уже спокойнее проговорил он в сторону Блэка.
– Один ложный, – откликнулся тот.
– Уверен, что не подведешь?
Сириус просто кивнул.
– Поттер! – вновь рявкнул Грюм. – Уже шесть минут. У тебя еще какие-то проблемы?
– Никаких! – отрапортовал Джеймс и, бросив взгляд на Сириуса, шагнул к портключу, который должен был перенести их в указанный район.
Почему он был против участия Сириуса, он и сам не знал. Так случилось, что из них четверых трое стали боевыми аврорами. Только Питер занимался бумажной работой. Он не подошел по здоровью. Что-то со зрением, кажется. Джеймс вдруг понял, что так и не выяснил причину. Наверное, нужно больше времени уделять друзьям. Все трое попали в разные отряды. Почему? Джеймс как-то пытался выяснить у Грюма, на что получил очень жизнеутверждающий ответ: «Когда останетесь в живых лишь вы – объединитесь».
Тогда Джеймс про себя покрутил пальцем у виска и больше эту тему не затрагивал. И вот сейчас, глядя на сосредоточенное лицо друга, он никак не мог понять, что же его беспокоит. Он доверял Сириусу. Полностью. Он мог доверить ему свою жизнь, жизнь любого из своих ребят. Но что-то все равно беспокоило.
Может, слухи о том, что Блэк – самый молодой аврор с таким количеством наград и взысканий. Его успели два раза повысить в звании и столько же раз понизить. Джеймс пытался выяснить у Сириуса за что, но тот беззаботно пожимал плечами и ссылался на «субъективность командного состава». Джеймс догадывался, что если бы не такая острая нехватка кадров, Сириуса давно бы отстранили от работы. «У него паршивая дисциплина», – как-то сказал Грюм. Джеймс знал Сириуса не один год, поэтому сомневаться в словах опытного аврора не приходилось.
Давно ли сам Джеймс стал дисциплинированным и правильным? С тех пор, как понял, что на нем ответственность за жизни пятерых человек, а главное, с тех пор, как дома его стали ждать маленький беззащитный комочек и любимая женщина, подводить которых он не имел никакого права.
Джеймс вздохнул.
Его маленький отряд молча приближался к указанному дому по небольшой улице. Обычная улица, тихая, пустынная. Она словно спала, несмотря на то, что наступило утро. Ни одного человека, ни одной птицы. Со стороны все казалось… мертвым. Венчал картину знак, оставленный забавлявшимися Пожирателями Смерти. Над небольшим уютным домиком парила Метка. Джеймс видел ее не в первый раз, но всегда в его душу закрадывался леденящий страх. Почему? Всего лишь метка. Словно дым из каминной трубы вдруг завис над крышей, на миг составив причудливый узор. Дунет ветерок, и все исчезнет. Дым рассеется, стирая с неба уродливые очертания черепа со змеей, выползающей изо рта. Да вот только ветер все никак не дул, и Метка оставалась на месте. Словно ветер вдруг застыл. Словно сама жизнь застыла.
– Это дом Тэда, – услышал он негромкий голос одного из своих ребят.
Заклинание, накладываемое на группу, позволяло им переговариваться и не быть услышанными.
– Какого Тэда? – уточнил другой голос.
– Эдиссона, – ответил третий.
Раздались судорожные выдохи. Тэд Эдиссон был одним из их выпуска. Когда-то учился в Когтевране. Улыбчивый, веселый паренек, который не так давно женился и, подобно Джеймсу, стал отцом.
– Хватит болтать, – призвал Джеймс своих ребят к порядку.
Только паники сейчас не хватало. Они бесшумно приблизились к крыльцу. Сириус споткнулся о клумбу. Джеймс про себя выругался. Не стоило его брать. Второе дежурство подряд... А когда Бродяга отдыхал до этого – вообще загадка. Джеймсу и так не понравился вид друга: бледный, взъерошенный, с двух или трехдневной щетиной. Нет! Сириусу явно следовало отправиться отдыхать.
|
|
|
