Фальсификация исторических событий

Искажения, вносимые историка­ми, бывают двух типов: замалчива­ние и фальсификация. В третьей главе мы уже отмечали, что «ложь по умолчанию» считается более «мяг­ким» способом обмана, однако по­правки такого рода также могут до неузнаваемости исказить реальные события. Пример такой ретуши ис-торических событии я нашел в книге Д. Волкогонова «Триумф и траге­дия». Рассказывая о роли, которую сыграл Н. С. Хрущев в разоблачении сталинских преступлений, Волкого-нов отмечает, что сам Никита Серге-, евич был отнюдь не безгрешен и, об­виняя вождя, косвенно наносил удар по себе — человеку из его ближай­шего окружения. Естественно, что Хрущев постарался, насколько это было возможно, обелить себя. Для этого ему пришлось изъять ряд ком­прометирующих его документов. Волкогонов пишет:

«Поскольку на этих бумагах часто стояли визы и других руководите­лей, немало документов после XX съезда партии просто исчезло. Как рассказывал мне А. Н. Шелепин в ап­реле 1988 года, списки с визой Хру­щева, в частности, были по указа­нию первого секретаря изъяты измногих архивов Серовым, бывшим в то время заместителем министра гос­безопасности. Их передали Хруще­ву, решившемуся на смелый шаг в разоблачении злодеяний Сталина:

Никите Сергеевичу очень уж не хо­телось выглядеть соучастником ста­линских преступлений, но это было именно так. К слову сказать, я сам убедился, что ряд центральных архи­вов после XX съезда «почищен»; мно­гие документы, касающиеся Сталина и его непосредственного окружения, изъяты. Все ли они целы? Очень со­мневаюсь. Молотов, Каганович, Во­рошилов, Маленков, Хрущев, другие руководители виновны в беззакони­ях или как соучастники, или как послушные исполнители, или как бездумные «полдакиватели». Но, ко­нечно, Сталин несет перед историей главную ответственность за эти зло-1 деяния».                   IДругим, более ярким примером замалчивания важных исторических событий является история расстрела царской семьи большевиками в 1918 году. Ведь вначале декларировался расстрел только одного царя, а унич­тожение его детей отрицалось; и толь­ко после разоблачения этого факта, под давлением неопровержимых улик коммунистам пришлось в этом со­знаться. Тем не менее в школьных учебниках этот факт отсутствовал.

Вот как развертывалась хроноло­гия данной фальсификации. В июле в газете «Уральский рабочий» было опубликовано сообщение о казни царя: «В ночь с 16 на 17 июля по по­становлению Областного Совета Ра­бочих, Крестьянских и Красноар­мейских Депутатов Урала расстрелян бывший царь Николай Романов. Он слишком долго жил, пользуясь милостью революции, этот короно­ванный убийца». На третьей страни­це того же номера газеты «Ураль­ский рабочий» от 23.07.1918 г., в 'рубрике «Телеграммы», можно про­честь: «Москва, 19 июля. Председа­тель Свердлов сообщает полученное по прямому проводу сообщение от Областного Уральского Совета о расстреле бывшего царя Николая Розанова... Жена и сын Николая Романова отправлены в надежное меср». 20 июля в Москве «Известия» сопроводили сообщение о смерти Николая II следующими коммента­риями: «Этим актом революционной кары Советская Россия торжествен­но йредупреждает всех своих врагов, которые мечтают вернуть царский режим и даже смеют угрожать с ору­жием в руках».

Тем не менее большевистские ру­ководители неоднократно отрицали убийство всей царской семьи — вна-чале Георгий Чичерин, затем Мак­сим Литвинов, работавший в том же министерстве и впоследствии став­ший преемником Чичерина, — в спе­циальном заявлении от 17.12.1918 г., о чем сообщила газета «Сан-Фран­циско санди кроникл». Однако. самое подробное заявление содер­жалось в интервью Чичерина газете «Чикаго трибюн» на конференции в Генуе и было воспроизведено в газе­те «Тайме» от 25.04.1922 г.:

«Вопрос. Приказало ли Советское правительство убить дочерей царя или дало на это разрешение, а если нет, то были ли наказаны виновные?

Ответ. Судьба царских дочерей мне в настоящее время неизвестна. Я читал в печати, что они находятся s Америке. Царь был казнен мест­ным Советом. Центральное прави­тельство об этом ничего предвари­тельно не зналоУЭто произошло перед тем, как данный район был за­хвачен чехословаками. Был раскрыт заговор, направленный на освобож­дение царя и его семьи для отправки чехословакам. Позже, когда Цент­ральный Комитет получил инфор­мацию по существу фактов этого дела, он одобрил казнь царя. Ника­ких указаний о дочерях не было. Так как из-за оккупации этой зоны чехо­словаками связь с Москвой была пре­рвана, обстоятельства данного дела не были выяснены».

Но вот другое свидетельство. Лев Троцкий писал в своем «Дневнике»:

«Я прибыл в Москву с фронта после падения Екатеринбурга. Разго­варивая со Свердловым, я спросил:

— Где теперь царь?

— С ним все кончено.

— А где семья?

— Семью постигло то же.

— Всех их? — спросил я удивленно.

— Всех, — ответил Свердлов.

— Кто принял решение?

— Мы решили это здесь....Ильич считал, что нам нельзя оставлять им живого знамени, особенно в наших трудных условиях» («Огонек», № 22, 1990).

Известный французский историк Марк Ферро написал весьма инте­ресную книгу «Как рассказывают историю детям в разных странах мира», в которой убедительно пока­зал, до какой степени может менять­ся трактовка исторических событий в зависимости от взглядов и полити­ческих интересов руководства той или иной страны.

Сравнивая учебники истории длякитайских ребят, живущих в Пекине (КНР) и Тайбэе (Тайвань), Марк Ферро показывает, как ощутимо раз­нится китайская история при раз­ных толкованиях. Если тайбэйские школьники прекрасно разбираются в хитросплетениях династий китай­ских царей, почитают Конфуция и осуждают Чингисхана, то пекинские школьники знают все о крестьян­ских восстаниях и классовой борьбе, считая Чингисхана не жестоким за­хватчиком, а объединителем монго­лов и Китая, который нес Западу до­стижения китайской культуры.

И такой избирательный подход характерен не только для китайцев. Турецкие историки, например, со-вершенно «забыли» о беспрецедент­ном геноциде против армянского народа 1915 года, когда в одночасье было истреблено более миллиона армян, проживающих на территории Турции. Эта бесчеловечная акция сознательно утаивается от народа в течение десятилетий, представляя собой типичный образец «лжи по умолчанию».

ГМарк ферро приводит в своей книге многочисленные свидетельст­ва манипулирования историей, кото­рые имеют место в системе школь­ного образования многих стран, а затем, превращаясь в устойчивые сте­реотипы мышления, попадают в на­циональное сознание и закрепляют­ся там.

Например, он пишет, как меня­лись учебники истории в польских школах. Ферро отмечает, что после присоединения Польши к социалис­тическому лагерю из школьных учебников стали постепенно исче­зать описания многолетних кон­фликтов поляков и русских, которые во многом определяли реальную ис­торию двух стран. Врагами Польши изображались немцы и шведы, и практически ничего не было напи­сано про разделы Польши и много­численные антирусские восстания. По мере развития «социалистической интеграции» соответственно коррек­тировались и школьные учебники. В учебнике 1968 года еще было упоми­нание о кровавом штурме пригорода Варшавы — Праги — войсками Су­ворова; в учебнике 1976 года слова «устроил резню ее жителей» заме­нили на «Суворов провел заключи­тельный штурм», а в учебнике 1979 года это событие вообще испари­лось. Вместо этого там писали, как генерал Пилсудский «расправился срабочими Праги». С одной стороны, непонятно: Суворов брал штурмом Прагу в 1795 году, а Пилсудский — в 1926-м. Это явно неадекватная заме­на. Но на самом деле авторы учебни­ков (вернее, их заказчики) ставили вполне определенные цели: в памя­ти людей события в Праге должны были связываться не с Суворовым, а с Пилсудским. Русские оказывались как бы в стороне.

В настоящее время ситуация кар­динально изменилась. Русские снова стали врагами, а маятник школьной истории вновь сделал резкую от­машку вправо, проскочив «момент истины». Если в 70-х годах политика России всячески обелялась и подчи­щалась, то в 90-е годы она заведомо очерняется. А польские дети вынуж­дены вновь поглощать ложь, только другого рода, но от этого не становя­щуюся более близкой к истине.

Как тут не вспомнить сатирическое четверостишие В. Денисова-Мель­никова «Голая правда»:

Как ее насиловали в школах, Продолжают в вузах издеваться. Правда потому и ходит голая, Что не успевает одеваться...

В публицистической статье «Вспо­миная войну в Испании», Джордж Оруэлл, автор знаменитого романа-антиутопии «1984», писал: «...я уви­дел, как историю пишут исходя не из того, что происходило, а из того, что должно было происходить со­гласно различным партийным «док­тринам».

Знаю, распространен взгляд, что всякая принятая история непремен­но лжет. Готов согласиться, что ис­тория большей частью неточна и не­объективна, но особая мета нашей эпохи — отказ от самой идеи, что возможна история, которая правди-ва. В прошлом врали намеренно или подсознательно, пропускали собы­тия через призму своих пристрастий или стремились установить истину, хорошо понимая, что при этом не обойтись без многочисленных оши­бок, но, во всяком случае, верили, что есть «факты», которые более или менее возможно отыскать. И дейст­вительно, всегда накапливалось до­статочно фактов, не оспариваемых почти никем. Откройте Британскую энциклопедию и прочтите в ней о последней войне — вы увидите, что немало материалов позаимствовано из немецких источников. Историк-немец основательно разойдется с английским историком по многим пунктам, и все же останется массив, так сказать, нейтральных фактов, насчет которых никто и не будет по­лемизировать всерьез. Тоталитаризм уничтожает эту возможность согла­сия, основывающегося на том, что все люди принадлежат к одному и тому же биологическому виду. На­цистская доктрина особенно упорно отрицает существование этого вида единства. Скажем, нет просто науки. Есть «немецкая наука», «еврейская наука» и так далее. Все такие рас­суждения конечной целью имеют оправдание кошмарного порядка, при котором Вождь или правящая клика определяют не только буду­щее, но и прошлое. Если Вождь за­являет, что «такого-то события ни­когда не было», значит, его не было. Если он думает, что дважды два пять, значит, так и есть. Реальность этой перспективы страшит меня больше, чем бомбы, а ведь перспектива не выдумана, коли вспомнить, что нам довелось наблюдать в последние не­сколько лет».

Надо честно признаться, что рас-сятся и к советской, исторической науке. Только там во главу угла был поставлен не расовый, а классовый подход, что, впрочем, оказалось не­существенным — и в том, и другом случае в учебниках оставались толь­ко те факты, которые благополучно вписывались в господствующие док­трины. Как говорится, «если факты не укладываются в теорию, то тем хуже для них». Примером такого вольного толкования исторических событий является роль Троцкого в истории Советской России. Он, как летучий голландец, то появлялся в учебниках, то исчезал из них. Его роль как одного из главных вождей Октябрьской революции и организа­тора Красной Армии тщательно за­малчивалась, более того, в конце концов он просто «выпало из исто­рии страны, оставшись там только как один из многих организаторов оппозиционного движения' В пери­од с 30-х до 50-х годов надо всеми участниками исторических событий, как гигант над пигмеями, царил Иосиф Сталин. Спустя двадцать лет после его смерти вдруг оказалось, что подъем целины, восстановление народного хозяйства и оборона Кав­каза — дело рук полковника-полит­рука с пышными бровями. Генсеки, правившие страной после Леонида Брежнева, жили слишком мало, чтобы серьезно подкорректировать историю СССР по своему желанию. Правда, сразу же после воцарения Андропова в народе появился анек­дот, что «Политиздат» срочно гото­вит к выпуску книгу «Белая земля» по аналогии с «Малой землей», в ко­торой должен быть отражен гигантскип вклад бывшего шефа КГБ в раз­гром фашистов в северной Карелии.

Сейчас мы наблюдаем похожую картину. Только роль Троцкого те­перь играет Михаил Горбачев — о нем тоже стараются не упоминать без особой причины. «Отец пере­стройки» оказался не нужен нынеш­ним правителям России, и они стре­мятся поскорее забыть о том, кто дал им возможность взять власть в свои руки. Между тем длительное и орга­низованное замалчивание или иска­жение роли любой личности в исто­рии приводит к тому, что в массовом сознании возникают и пускают корни новые фальсифицированные представления, в то время как исти­на, лишенная фактов, постепенно хиреет и умирает.

Отмечая особенность марксистско­го взгляда на историю, Марк Ферро писал:

• «Русские марксисты избрали «луч­ший» способ действия: они не писа­ли историю, а творили ее, осущест­вляя Революции. Так они приобрели престиж и репутацию людей, спо­собных осмысливать и верно судить о процессах исторического разви­тия. Получив после Октября всю полноту ни с кем не делимой власти, большевики и вовсе возомнили себя пророками: их видение было един­ственно верным, они во всем были правы.

Претендовавшая на то, что она воплощает в себе рабочий класс и сам исторический прогресс, партия большевиков получила право на власть лишь постольку, поскольку ее оценки были верны. Ее власть осно­вывалась на знании, которое обяза­тельно должно быть непогрешимым. В действительности приходилось со­образовываться с поставленным пар-тией диагнозом. Всякая не соответ­ствующая ему история должна быть пересмотрена, так как любое сомне­ние, касающееся путей историчес­кого прогресса, подрывало «линию» партии, да и само ее право на руко­водящую роль. Конечно же, за исто­рией и за историками следовало те­перь все время приглядывать». И далее Марк ферро пишет, что под постоянным идеологическим давле­нием властей «...советские историки приобрели исключительную сноровку и профессиональные навыки. Они умеют писать таким двойственным стилем, что в тексте иной раз выра­жается мысль и ее прямая противо­положность. На случай, если пона­добится». \/

Я знал одного историка, профессо­ра Н., который жил со мной в одном подъезде, только этажом выше. Ему патологически не везло со своей докторской диссертацией. Первый вариант ее он закончил к 1956 году, и, как водилось в те годы, она была пронизана восхвалением роли Ста­лина во всех значительных событи­ях. Пока она проходила аттестацию в ВАКе, грянул XX съезд с критикой культа личности и диссертацию, ес­тественно, вернули на доработку. Фактически ее пришлось переделы­вать заново, снова лезть в архивы и оценивать события уже исходя из реальной роли «вождя всех народов». На первое место вышел Никита Сер­геевич Хрущев, покоритель космоса и целины, вдохновитель строитель­ства коммунизма. Шесть лет исто­рик Н. переделывал свою диссерта­цию, пока наконец в декабре 1963 года она не прошла защиту и не от­правилась на утверждение в Москву. В ноябре 1994 года он должен был стать доктором наук, но грянул ок-тябрьский пленум ЦК КПСС — и Хрущев полетел со всех постов... Целый год историк был в полной прострации, пока не взял себя в руки и не начал писать третий вари­ант диссертации, где уже все лавры доставались Л. И. Брежневу. На его счастье, Леонид Ильич правил до­статочно долго, так что Н. стал-таки доктором наук и профессором. Но чего это ему стоило!..

От обмана и фальсификации ис­торических событий следует отли­чать так называемую альтернативную историю. Исторический процесс не­равномерен и изобилует критичес­кими пунктами и узловыми точка­ми. Что бы ни говорили марксисты о закономерности и объективности исторических событий, в них не­малое место отводится и Его Вели­честву Случаю. Поэтому в какие-то моменты история может пойти так или этак. Цезарь мог подвернуть ногу и не перейти Рубикон; Наполе­он мог не раз погибнуть от шальной пули в Италии, когда он лично под­нимал бойцов в атаку; немцы во время второй мировой войны так и не применили нервно-паралитичес­кие газы типа зарина, который мог переломить ситуацию; кроме Горба­чева, в Политбюро в 1985 году был еще Романов, и приди он к власти — мы и поныне жили бы в СССР, и так далее... Изучение возможных, но не­состоявшихся событий — не такое уж бессмысленное дело. Оно дает возможность историкам анализиро­вать различные варианты развития исторического процесса, отсеивая слу­чайности от закономерностей. Глав­ное — сохранять объективность и не• выдавать желаемое за действитель­ное.

Интересно, что в настоящее время возникло и бурно развивается новое направление в фантастической лите- • ратуре — так называемый турбореа-лизм. Суть его — в конструировании альтернативной истории и анализе возможных, хотя и не случившихся вариантов исторического развития. Примером может служить роман Андрея Лазарчука «Иное небо».

События в нем происходят в наше время, только вот исторический фон их, мягко говоря, странный — Гер­мания победила во второй мировой войне, свободная от коммунистов Россия существует только за Ура­лом, а весь мир поделен между че­тырьмя сверхдержавами. А почему бы нет? Любой художник слова, а тем более писатель-фантаст, вправе создавать какие угодно мыслимые миры, если они дают ему дополни­тельную возможность изучения че­ловеческих душ. Опасность появля­ется только тогда, когда с обложек книг незаметно исчезает термин «фантастика», а реальность подме­няется откровенным вымыслом.

На грани между наукой и выдум­кой, например, находится книга В. С. Поликарпова «Если бы... Исто­рические версии», где автор разби­рает варианты альтернативной исто­рии. В своей книге он разбирает последствия различных неосущест­вившихся исторических сценариев, например, смерти Сталина не в 1953-м, а в 1960 году или смерти Ле­нина в 1939 году. Он, подобно В. Су­ворову, разбираег вариант нападения России на Германию и другие не­сбывшиеся варианты истории. Чего больше в его книге — научного ана­лиза или беспочвенных фантазий, мне, не историку, судить трудно, но такая постановка вопроса превраща­ет реальный и уже необратимый ис­торический процесс в зыбкое поле околонаучных спекуляций. То, что нормально проходит под заголовком «научная фантастика», смотрится до­вольно странно с позиций класси­ческой науки.

Рассказывая об обмане в истории, нельзя не коснуться такого явления, как лжецари и самозванцы. Истори­ки могут привести множество при­меров внезапного появления власти­телей — призраков, подлинность которых вызывала сомнения у их со­временников, а в более поздние вре­мена служила источником головной боли и горячих споров историков. Наверное, самым первым из извест­ных науке лжецарей был маг Гаума-та, обманом занявший престол пер­сидского царя Камбиса. Он выдавал себя за сына Кира и брата персид­ского правителя. Как пишет Геродот, этот авантюрист за какую-то про­винность в молодости лишился ушей, и поэтому, став царем Персии, избе­гал появляться на людях. Его тайну раскрыла одна из его наложниц, ко­торая ночью по совету своего отца ощупала голову спящего властелина. Отец девушки возглавил заговор, в результате которого самозванец был убит.

История Рима, в свою очередь, по­казывает нам достаточное количест­во императоров, самовольно при­своивших себе это почетное звание, наиболее знаменитыми из которых являются несколько лженеронов. В русской истории также обнаружива­ется огромное количество лжецарей:

Лжедмитрии, Лжепетры, Лжеконс-тантины, лжедочери Елизаветы и т. д. А. С. Пушкин в свое время писал о пяти самозванцах, принимавших имя Лжепетра, а на сегодняшний день известно около сорока Лжепет­ров III. Почти все они выступали против Екатерины II, отобравшей в 1762 году престол у своего супруга Петра III. Самым известным из них, конечно же, был Емельян Пугачев. Интересно, что российские лжецари имеют по меньшей мере два отличи­тельных признака. Во-первых, их больше, чем в других странах, а во-вторых, основной тип российского самозванца — это человек из народа, выступающий в интересах низов. Именно таким был бунт Пугачева, который выдавал себя за супруга царствующей императрицы.

В 1991 году, будучи делегатом Ев­ропейского конгресса любителей фантастики, проходившего в Крако­ве, я с большим интересом знако­мился с достопримечательностями этого старинного города. На цент­ральной площади Кракова, напротив древней башни городской ратуши, я обнаружил красивый четырехэтаж­ный дом, увенчанный замыслова­тым парапетом в стиле Ренессанса. Именно в этом доме в 1605 году про­живала дочь сандомирского воеводы Марина Мнишек вместе со своим супругом — русским царем, вошед­шим в историю под именем Лже­дмитрий. В отличие от других, менее удачливых претендентов на русский престол, этому самозванцу удалось какое-то время править нашей стра­ной.

Происхождение и настоящее имя Лжедмитрия до сих пор окутано по­кровом тайны. Версия Годунова о том, что под этим именем скрывался беглый монах Гришка Отрепьев, была создана только для того, чтобы опорочить претендента на царский престол, и впоследствии была опро­вергнута большинством историков. Беглый монах Гришка Отрепьев и царь Лжедмитрии — два разных лица. С другой стороны, мало кто верил, что самозванец действитель­но был Дмитрием — спасшимся в Угличе от ножа наемного убийцы сыном Ивана Грозного. Вокруг лич­ности данного человека возникло множество легенд и предположений, ни одна из которых не давала четко­го ответа на все вопросы. После по­сещения дома Марины Мнишек в Кракове я заинтересовался этой ис­торией, весьма скупо освещенной в наших учебниках, и решил узнать побольше о человеке, обманом за­хватившем русский трон и ввергнув­шем мою страну в Смутное время. Кое-какие сведения о Лжедмитрии мне удалось обнаружить в Краков­ском музее, но самый интересный материал я нашел в статьях историка В. Русакова, опубликованных в жур-нале «Живописная Россия» за 1902 год.

Оказывается, существует весьма правдоподобная версия, что Лже­дмитрий был незаконнорожденным сыном польского короля Стефана Батория. В. Русаков приводит ряд доводов в пользу данной гипотезы. В частности, он ссылается на С. М. Со­ловьева, «который полагал, что Само­званец, не будучи настоящим Дмит­рием, все же не был и сознательным обманщиком, но обманут был сам и верил в свое царственное происхож­дение, в котором уверили его другие:

бояре и враги Годуновых. Свое мне­ние Соловьев подкрепил указанием на то, что если бы Самозванец знал о своем обмане, то не действовал бы с такой уверенностью в своих пра­вах. Подобное же мнение высказы­вает и Костомаров. К их мнению присоединяется и профессор Плато­нов, принимая за наиболее верное то, что Лжедмитрий верил в свое царственное происхождение и что он свое восшествие на престол счи-тал делом вполне справедливым и честным. По мнению же профессора Голубовского, вся жизнь Лжедмит­рия, все его действия, и как госуда­ря, и как человека, свидетельству­ют о его искреннем убеждении в своем царственном происхождении;

он верил, что он царский потомок». Польский историк Александр Гирш-берг также считает, что самоуверен­ность Дмитрия могла быть результа­том только глубокого убеждения в его высоком происхождении.

В. Русаков приводит следующую возможную версию событий тех лет. Лжедмитрий, будучи непризнанным и тайным сыном короля Батория, воспитывался матерью — дочерью управляющего замком, в которую в свое время без памяти влюбился ко­роль. Мать не чаяла в нем души и, хотя тщательно скрывала перед ним его происхождение, часто напоми­нала ему, что он не простой человек и что в жилах его течет царская кровь. После смерти короля, а впос­ледствии и матери мальчик-сирота отправился странствовать по поль­ской земле, а потом и по России. Во время своих странствований юноша узнал историю об убийстве в Угличе царевича Дмитрия и о его якобы чу­десном спасении. Ибо в те времена в народе упорно циркулировали слухи, что не царевич пал от ножа убийц, а вместо него убит другой. Вся эта ин­формация наложилась на воспоми­нания детства и туманные намеки матери о более высоком его предна­значении. Возникла мысль: «Не я ли царевич Дмитрий?»

А потом на его беду оказалось, что очень многие люди (от польских панов до недовольных Годуновым русских бояр) увидели для себя не­плохую возможность погреть рукина этой авантюре и стали разжигать в Самозванце несбыточные планы возвращения русского престола. Не последнюю роль в этом сыграл и монах Григорий Отрепьев, имя ко­торого хотели навесить на Лже­дмитрия. Эту версию подтверждает и современник тех событий немец Конрад Буссов, автор «Летописи мос­ковской о важнейших событиях рус­ской истории с 1584 по 1612 годы». Таким образом, психологическая картина обмана видится несколько по-другому, чем это трактуют учебни­ки истории: это был не обман одним человеком (Самозванцем) многих, а комбинация спровоцированного рассказами матери самообмана Лже­дмитрия и обмана, сознательно распространяемого сподвижниками Самозванца, использовавшими его в своих корыстных целях.

ПОЛИТИКА

Упоминаю об этом с един­ственной целью — предупре­дить: не верьте ничему или почти ничему из того, что пишется про внутренние дела в правительственном лагере. Из каких бы источников ни исходили подобные сведения, они остаются пропагандой, подчиненной целям той или иной партии, — иначе ска­зать, ложью.

Дж. Оруэлл

_В обыденном сознании люден давно уже сформировалось мнение, что политика — достаточно грязное дело, ибо для достижения своих целей люди, ею занимающиеся, не брезгуют никакими средствами, среди которых ложь и обман — еще не самые отвратительные. Если в от­ношениях между двумя людьми еще действует английская пословица «Честность — лучшая политика», то, управляя миллионами, о ней забы­вают. На это давно обратили внима­ние мудрецы и философы. Так, Пла­тон в своем трактате о Совершенном Государстве писал, что правители его могут «прибегать ко лжи и обману ради пользы тех, кто им подвластен. Ведь мы уже говорили, что подоб­ные вещи полезны в виде лечебного средства». \

Позже эту мысль еще четче сфор­мулировал Никколо Макиавелли, от которого пошло понятие «макиавел­лизм». Оно употребляется для харак­теристики образа действий челове­ка, принципом поведения которого является использование любых, в том числе и аморальных, средств (лжи, клеветы, жестокости и т. п.) для до­стижения преследуемых им целей. В своем знаменитом трактате «Госу-дарь» Макиавелли обосновал допус­тимость игнорирования в политике законов нравственности во имя ве­ликих целей. В арсенал возможных с его точки зрения средств могут вхо­дить «хорошо применяемые жесто­кости», способность политика «быть великим притворщиком и лицеме­ром», побеждать врагов «силой и об­маном», умение правителя внушать подданным «любовь и страх», заста­вить силой народ верить в то, что не отвечает его убеждениям, и так далее. Он писал: «Родину надо защищать средствами славными или позорны­ми, лишь бы защищать ее хорошо».

В XX веке этой концепции при­держивался Уинстон Черчилль. Он говорил: «Политика — не игра. Это серьезное занятие», подтверждая этим, что там не место сантиментам.

То, что политика построена на лжи и обмане, русские поняли в на­чале XVIII века, когда Петр I впе­рвые попытался стать полноправным участником тогдашней европейской политики. Привыкшие к «честному слову» и верности взятым на себя обязательствам, петровские дипло­маты были поражены двуличностью и увертливостью европейских госу­дарственных деятелей, поднаторев­ших за многие века в искусстве поли­тической интриги. Вот как описывает А. Толстой в романе «Петр I» зна­комство русского посольства с обы­чаями королевских дворов того вре­мени:

«Таких увертливых людей и лгу­нов, как при цезарском дворе в Вене, русские не видали отроду... Петра приняли с почетом, но как частного человека. Леопольд любезно назы­вал его братом, но с глазу на глаз, и на свидания приходил инкогнито, по вечерам, в полумаске. Канцлер в разговорах насчет мира с Турцией во всем соглашался, ничего не отрицал, все обещал, но когда дело доходило до решения, увертывался, как намы­ленный».

Вышеприведенная цитата отно­сится к так называемой внешней по­литике, однако существует еще по­литика внутренняя, определяющая взаимоотношения правительства исвоего народа. Здесь дела обстоят еще более сурово. Со своими граж­данами, как правило, руководство страны поступает более бесцеремон­но, чем с соседними государствами, объясняя это весьма расплывчатым термином «государственные инте­ресы».

Как говорил Артур Шопенгауэр, «государство — не что иное, как на­мордник для усмирения плотоядно­го животного, называющегося чело­веком, для придания ему отчасти травоядного характера».

Правда, при различных формах по­литического управления жесткость, с Которой манипулируют людьми, может меняться в значительных пре­делах. То, что допустимо в демокра­тических государствах, не разреша­ется в тоталитарных.

В 70-е годы в Советском Союзе ходил анекдот:

— В чем сходство и различие кон­ституций СССР и США?

— Они обе гарантируют свободуслова. Но конституция США гаран­тирует свободу и после произнесе­ния этого слова.

Каким же образом вождям тота­литарного режима удается держать людей в повиновении, заставляя их слепо верить в любые, даже бредо­вые идеи? Для этого имеется ряд от­работанных приемов.

Во-первых, руководство страной с тоталитарным режимом, обманывая людей, не перестает убеждать их, что говорит только правду. Откройте, к примеру, статьи и речи Ленина:

«Наша сила в заявлении правды!» «Народу надо говорить правду. Только тогда у него раскроются глаза, и он научится бороться против не­правды».

Звучит прекрасно, не правда ли? Но первое, что сделали большевики после прихода к власти, — это за­крыли практически все оппозици­онные газеты и установили жесткий контроль за печатью. Цензура, более жесткая, чем при царе, мгновенно душила любые попытки высказать критическую информацию о правя­щем режиме. В газетах печаталось только то, что отвечало интересам Советской власти. И со временем людей приучили мыслить однооб­разно.

Знаменитый американский писа­тель-фантаст Роберт Хайнлайн, по­сетивший в начале 60-х годов СССР, писал:

«Вот как это делается: начиная с колыбели никому не дают слушать ничего, кроме официальной версии. Так «pravda» становится для совет­ских детей «правдой». Тем не менее полностью подавить у людей стремление к правде влас­тям никогда не удавалось. Люди ис­кали и находили любую возможность узнать истинное положение вещей. В ход шло все: устная информация в виде сплетен и слухов, передачи за­падных радиостанций (которых не­имоверно «глушили» при помощи радиопомех) и самиздатовские книги и журналы.

Постоянное давление цензуры вы­работало у советских людей привы­чку читать «между строк», по крупи­цам собирая просочившуюся сквозь идеологические запреты информа­цию и делая из нее соответствующие выводы.

По этому поводу существовал анекдот:

Один человек поздно вечером зво­нит своему приятелю и взволнован­но шепчет в трубку:

— Алло, слушай, ты читал сегод­няшнюю «Правду»? Там такое напи­сано...

— А что именно?

— Ну, знаешь, это не телефонный разговор...

Во-вторых, чтобы обмануть народ, правители предварительно внушают ему чувство величия, подобно тому, как рабочего осла или цирковую ло­шадь украшают звонкими бубенчи­ками и красивой сбруей. Лошадь гор­дится своей блестящей уздечкой, не понимая, что с помощью этой узды человек может лучше и надежнее ею управлять. Также и людям постоян­но внушалось, что они соль земли и цвет человечества, чтобы они забы­ли про свое бедственное положение.

Немцам в нацистской Германииговорили, что они высшая раса, пред­назначенная для управления други­ми народами, а советским людям внушали, что они «передовой отряд человечества», зовущий остальные народы к светлому будущему. Вспом­ните лозунги недавних лет:

*Да здравствует советский народ — строитель коммунизма!»

«Слава пролетариату — гегемону человечества!»

Ну и песни были соответствующие:

Человек проходит как хозяин Необъятной Родины своей!

И люди действительно порой ве­рили, что это им принадлежат заво­ды, фабрики, поля и леса их страны. А ими тем временем бесконтрольно распоряжалась номенклатурная бю­рократическая верхушка.

Исследования психологов показа­ли, что порой свобода тяготит чело­века. Всегда гораздо труднее подчи­няться внутреннему голосу совести и долга, нежели мощному давле­нию свыше. Поэтому для некоторых людей более приемлемыми кажутся «несвобода» и тоталитаризм, когда кто-то Высший — вождь, жрец или Бог — решает за них, как надо по­ступать, снимая тем самым с души маленького человека тяжелое бремя выбора. Возможно, об этом писал в одном из своих произведений ленин­градский писатель Вячеслав Рыба­ков:

И лживы десять заповедей ветхих, И насквозь лживы кодексы морали — Куда честнее просто прутья клетки, Прожеетор с вышки, пальцы на гашетке. Но Слов дурман всегда был нужен Стали.

Этими стихами поэт подчеркива­ет, что даже всесильным диктаторам было выгоднее обманывать своих подданных, нежели принуждать ихтолько силой. А Слово — оно не самоценно, а всего лишь инструмент в руках человека — доброго и прав­дивого или алого и лживого, для слов это не имеет значения. Ибо, как писал другой поэт, «словом можно убить, словом можно спасти...»

В политике же слово поворачива­ется так, как это выгодно властям, причем это происходит как в тотали­тарных режимах, так и в так называ­емых демократических. Вспомним 40-е годы, пакт Риббентропа—Мо-лотова, когда Германия преврати­лась из врага в друга, а потом наобо­рот.

Примером из истории «демократи­ческого» государства может служить признание доктора Р. А. Вильсона в предисловии к книге С. Хеллера и Т. Л. Стила «Монстры и волшебные палочки»:

«Когда я поступил в среднюю школу, самыми плохими парнями в мире были немцы и японцы, а рус­ские были нашими храбрыми союз­никами в борьбе с фашизмом. Когда я заканчивал среднюю школу, пло­хими стали русские, а немцы и япон­цы стали нашими храбрыми союз­никами в борьбе с коммунизмом. Называйте это обусловленностью или гипнозом, но это подействовало на большую часть нашего поколения. Один способ мышления был унич­тожен, а новый был впечатан на его место».

Недаром еще Н. А. Бердяев с го­речью отмечал, что «в действитель­ности мир организуется не столько на Истине, сколько на лжи, признан­ной социально полезной». -' ' Особую остроту и беззастенчи­вость ложь приобретает, когда в ка­честве своего оправдания она при-водит необходимсть учета «интере­сов партии». В книге французского ученого К. Мелитана «Психология лжи», изданной еще в 1903 году, го­ворится:

«Сложная и могущественная страсть, называемая партийностью, является неистощимым источником всякого рода лжи; мы, французы, слишком хорошо знаем, в какой ужасной лжи может оказаться винов­ною та или иная политическая пар­тия, ставящая свои собственные ин­тересы выше справедливости».

Прошло два десятилетия — и кро­вавые события в России показали всему миру, насколько ужасными могут быть последствия возвышения партийных интересов над правами и потребностями отдельной личности.

В 1928 году в берлинском эми­грантском журнале «Русский коло­кол» философ И. А. Ильин опубли­ковал статью «Яд партийности», в которой показал, как принцип пар­тийности постепенно подменяет по­нятия нравственности, истины, гу­манности.

Как подчеркивал И. А. Ильин, дух политической партийности всегда ядовит и разлагающ, он создает свое­го рода массовый психоз. Человек, одержимый этим психозом, начина­ет верить в то, что только его партия владеет истиной, и притом всею ис­тиною и по всем вопросам. Воззре­ния делаются плоскими, скудными, трафаретными; люди живут в пар­тийных шорах и видят только то, что предусмотрено в партийных брошю­рах.

Партийные деятели делают ложь своим основным инструментом: за­ведомо обманывают избирателей и клевещут на конкурентов и против-ников. Дух партийности, по словам И. А. Ильина, ра

1234	Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: