 |
Типологизация уголовных процессов Англии и Уэльса, США, Германии и Франции
|
|
|
|
Уголовные процессы Англии и Уэльса, США, Германии и Франции представляют собой конкретные правовые реальности,[237] сложившиеся в результате длительной исторической эволюции. На теоретическом уровне сравнения они типизируются путем выделения общих существенных признаков и классифицируются путем распределения по родственным группам на основании типичных сходств и различий.[238]
На протяжении длительного времени типологизация (типизация и классификация) уголовных процессов названных стран проводилась, главным образом, по критерию разделения и взаимосвязи функций обвинения, защиты и правосудия (то есть по типовым признакам этого разделения и взаимосвязи).[239] В соответствии с этим критерием в CIC веке большинство ученых исходило из деления уголовного процесса на розыскной, состязательный и «смешанный».[240] К началу CIC века германский уголовный процесс (равно как и российский) характеризовался как розыскной, французский - как «смешанный», а английский (англо-американский) – как состязательный. Позднее, в связи с исчезновением розыскного процесса (по крайней мере, в рассматриваемых странах), такое деление уступило место другому: состязательный (английский) и «смешанный» (германский, французский, равно как и российский).[241] Причем классически «смешанным» считался, прежде всего, французский уголовный процесс образца Кодекса Наполеона 1808 г., который сочетал в себе розыскное досудебное производство (тайное, письменное с полным господством официального начала и игнорированием интересов обвиняемого) и состязательное судебное разбирательство (устное, гласное с сохранением следственной активности суда).[242]
В тоже время развитие уголовных процессов всех указанных стран к концу CIC века привело к тому, что ряд ученых обратили внимание на то, что в действительности нет чисто розыскного или чисто состязательного судопроизводства, а существуют лишь национальные формы, воплощающие в себе черты того и другого типа. К примеру, И.Я. Фойницкий, оценивая русский уголовный процесс как «смешанный», говорил о сочетании в нем: порядков розыскного и состязательного; самостоятельности обвинительной власти и судебного контроля над ней; устности и письменности; гласности и негласности; суда с участием и без участия народного элемента.[243]
|
|
|
Аналогичным образом некоторые авторы рассматривали, и российский уголовный процесс советского времени.[244]
Однако подобная постановка вопроса сразу же с неизбежностью приводит к выводу о том, что смешанная форма является типичной характеристикой каждой национальной формы процесса (во всяком случае, в пределах западного права, которое имеется здесь в виду). Вот почему в науке уголовного процесса утвердилось мнение, что различение национальных форм уголовного процесса должно производиться по-другому (по иным критериям и основаниям).
Можно выделить несколько основных типологий (типологизаций) уголовного процесса.
В сравнительно-историческом подходе предлагалось делить уголовный процесс по этапам его исторического развития на частно-обвинительный (активные стороны и нейтральный пассивный судья), розыскной (активный суд, обвинитель - доноситель, обвиняемый – объект исследования для суда, тайное письменное производство, допустимость пытки, формализм и мелочность правил), состязательный или смешанный (сочетание розыскных и состязательных начал).[245]
Следует заметить, что такое деление, хотя и представлено как обобщение теоретических взглядов ведущих западных и русских процессуалистов CIC - начала CC века,[246] вступает в явное противоречие с некоторыми из них.
|
|
|
Так, известный английский ученый Д. Стифен определял уголовный процесс как разрешаемый при посредничестве суда частный спор двух сторон – государства (обвинитель) и гражданина (обвиняемый), «в котором обвинитель стремится достигнуть того, чтобы обвиняемый был наказан, а обвиняемый старается избегнуть наказания…».[247] Эта трактовка, данная в CIC веке, ничуть не изменилась. Английский суд по прежнему рассматривается как рефери или посредник, не выступающий от имени или на стороне государства, которое в свою очередь является всего лишь одним из субъектов права.[248] Причем, если взгляды Д. Стифена могли быть охарактеризованы как наивно-теоретические, основанные на эмпирическом уровне обобщений,[249] то этого нельзя сказать о современных научных представлениях. Исследователи английского суда (например, цитируемый ниже Дж. Гриффитс) прекрасно понимают, что «судьи неизбежно определяют общественный интерес с позиций своего класса. А общественный интерес, определенный таким образом, естественным образом становится интересом власть имущих, будь то правительство, Сити или церковь. Он включает в себя поддержание порядка, защиту частной собственности, решение определенных экономических задач, сдерживание профсоюзного движения и сохранение правительства».[250] С этой точки зрения самостоятельность судебной власти определяется, с одной стороны, политикой назначения судей на должность, когда на должность судьи отбираются опытные и преуспевающие представители юридического сословия, а, с другой стороны, правосознанием судей, воспитанных в традиции борьбы со злоупотреблениями государственных властей и ощущающих себя независимыми от них.[251]
Аналогично обстоит дело в немецкой и французской юридической литературе.
Французская процессуальная мысль CIC века, ориентированная вначале на заимствование английского образца,[252] всегда исходила из признания интересов государства и обвиняемого в одинаковой мере значимыми для общества. Именно по этой причине возникает необходимость в их согласовании, которое должно осуществляться путем подчинения процессуальных правил производства по делу единой цели – достижению истины (с тем, чтобы действительно виновный человек не мог избежать наказания или отдалить его).[253]
|
|
|
Развитие данных положений в CC веке привело французскую теорию к выводу, что представление об уголовном процессе как о состязании сторон (дуэли, споре) не соответствует действительности, поскольку «на самом деле, судья, прокурор и адвокат пытаются сообща найти выход из сложившейся ситуации».[254]
Подобно своим французским коллегам, некоторые немецкие процессуалисты CIC века также по началу стремились к подражанию английской состязательной конструкции, рассматривая в качестве движущей силы процесса активность равноправных сторон.[255] Однако другие ученые считали, что суд не может быть зависим от произвола сторон, а состязательность есть лишь внешняя форма публично-правовой деятельности всех государственных органов, включая суд, который выполняет служебный долг и преследует общую с обвиняемым цель.[256] В последствии, уже в CC веке, немецкая теория стала полностью отрицать понятия сторон и состязательности в традиционном (англосаксонском) смысле и относить германский уголовный процесс к особому обвинительно-следственному типу, судебное разбирательство в котором возможно лишь на основе возбужденного прокуратурой публичного обвинения и осуществляется судом самостоятельно и независимо от участников производства по делу.[257]
Известной альтернативой такому делению в рамках того же сравнительно-исторического подхода было деление на исторические типы, предложенное М.А. Чельцовым-Бебутовым. Используя формационный критерий, он выделил следующие типы уголовного процесса: рабовладельческий, феодальный, буржуазный и социалистический.[258] При этом учеными, следующими этой типологии, отмечалось, что различение розыскного, состязательного и смешанного видов судопроизводства не отражает его поступательного исторического развития, так как не учитывает возможность их существования и повторения в пределах одной и той же исторической эпохи.[259]
Будучи чрезмерно идеологизированной, такая классификация была отвергнута как в отечественной, так и в зарубежной литературе.[260] Тем более, что автор классификации в своем анализе не привнес ничего нового в объяснение типологических особенностей уголовного процесса той или иной исторической эпохи (по причине жесткой связанности идеологическими и политическими требованиями) и постоянно опирался на критикуемое им прежнее деление судопроизводства.
|
|
|
Вместе с тем, нельзя не отметить, что историческая типология М.А. Чельцова-Бебутова не потеряла своего научного значения вовсе, не только потому, что представляет собой масштабную панораму исторического развития уголовного процесса многих стран мира, но и в силу указания на взаимосвязь права и форм его реализации с экономическими, политическими и иными конкретно-историческими условиями. Учет такой взаимосвязи является аксиомой современного сравнительного правоведения.[261] Более того, в современной теории права формационный подход (после избавления его от чрезмерного «идеологизаторства» при использовании) по прежнему остается востребованным и развивается, чему в не малой степени способствует расплывчатость и неопределенность критериев, применяемых в так называемом цивилизационном подходе.[262]
В данной связи обращает на себя внимание появление в современной литературе ряда типологий, так или иначе объясняющих (или указывающих на это) смену исторических типов уголовного процесса с новых (не вульгарно классовых) социально-теоретических позиций.
Одним из первых подобную типизацию провел Ю.В. Мещеряков, который выделил 4 формы уголовного процесса: обвинительную, розыскную, состязательную и смешанную.[263] С его точки зрения, это родовые формы, представленные им в признаках близких к тем, которые выделяли ученые еще в XIX веке, или к тем, которые были обобщены в исторической схеме М.А. Чельцова-Бебутова, воспроизведенной выше. Причем речь шла именно об исторической типизации, основанной на определении существенных, наиболее устоявшихся в своих проявлениях признаках уголовного процесса. Эти признаки рассматриваются во взаимосвязи с формой государства и историческим развитием, позволяя осветить историческую процессуальную форму с учетом всей культуры (в широком смысле слова) конкретного общества (включая соотношение индивида и коллектива, степень свободы или несвободы личности и т.п.),[264] а не только с точки зрения своеобразия политического режима или классовых отношений.[265]
Идеи Ю.В. Мещерякова, хотя и не получили своего завершения в характеристиках современного процесса, оказались очень побудительными и привели к появлению еще трех исторических типизаций.
|
|
|
Одна из них была предложена С.В. Шестаковой и, по сути, является творческой интерпретацией исторических форм уголовного процесса Ю.В. Мещерякова. Правда, в отличие от него, она действовала скорее «чисто» теоретически и не в историческом, а исключительно в собственно правовом (нормативном) контексте, вкладывая в уже известные науке конструкции состязательного, розыскного и смешанного процессов свое особое содержание. Для нее критерием деления на указанные формы является соотношение процессуальных статусов (совокупности прав и средств их осуществления) органов уголовного преследования и обвиняемых (подозреваемых) на досудебном и судебном этапах судопроизводства.[266] При таком подходе состязательная форма процесса характеризуется равенством статусов названных участников на всех этапах, розыскная – неравенством на всех этапах, смешанная – равенством на судебном этапе и неравенством на досудебном этапе. В теоретическом отношении (как инструмент научного познания) – вполне приемлемо, однако, как минимум, требует подтверждения исторической достоверности существования данных форм и их разновидностей, и, как максимум, – сравнения национальных видов уголовных процессов различных стран. Иначе говоря, нужны исторические и современные «детали», которые в теоретически весьма интересной работе С.Д. Шестаковой отсутствуют. Не случайно, по-видимому, те сравнительные оценки, которые все же упомянутый автор дает, порой существенно расходятся с оценками специалистов, изучавших уголовный процесс той или иной страны со сходных или близких позиций. Так, например, современный английский процесс характеризуется С.Д. Шестаковой как частно-исковая разновидность состязательной формы судопроизводства.[267] В то же время еще известный русский процессуалист И.Я. Фойницкий отмечал, что уже в XIX веке обвинение в Англии носило публичный, государственный характер.[268] Аналогичного мнения придерживаются и современные исследователи, полагая, что частное уголовное преследование существует в Англии и Уэльсе лишь теоретически. Практически же это случается очень редко (точно также, как и в других европейских странах), поскольку признаваемое в силу традиции право каждого дееспособного лица на уголовное преследование за любые преступления (даже особо опасные) находится под столь сильным государственным контролем, что сводится на нет.[269]
Другая историческая типизация представлена А.В. Смирновым.[270] Она предполагает деление уголовного процесса на два идеальных типа: состязательный и розыскной. Характеризуются они очень близко к традиционному представлению, сложившемуся в литературе. Состязательный - наличием двух спорящих противоборствующих сторон, их процессуальным равноправием и арбитральным методом правового регулирования (разрешения спора) в рамках трехстороннего юридического отношения (независимый суд - автономное обвинение - автономная защита), розыскной – отсутствием сторон, полным слиянием функций обвинения, защиты и правосудия в руках одного органа и административным методом правового регулирования в рамках субъект-объектного отношения (где обвиняемый лишь объект и нет места спору).[271]
В основании такого деления лежит степень социальной свободы, соотношение интересов личности и государства в самом широком смысле слова.[272] Причем в первом типе свобода есть (в той или иной форме ее выражения), а во втором – нет (отсутствуют достаточные гарантии защиты личных интересов).[273]
Каждый из данных типов в свою очередь делится на виды.
Состязательный - на обвинительный или аккузационный (приговор суда определяется не убедительностью доводов сторон, а соблюдением ими формальных условий состязания),[274] частно-исковой (суд пассивен, стороны формально равны; бремя доказывания равномерно распределено между сторонами; обвинитель собирает только уличающие доказательства, защитник – только оправдывающие),[275] публично-исковой (потерпевшему предоставляется официальная поддержка государства, вплоть до замены его в судебном споре; официальное уголовное преследование особо опасных преступников, если потерпевший отсутствует; предоставление дополнительных пассивных юридических гарантий стороне защиты в целях уменьшения фактического неравенства обвиняемого с государством) и постсостязательный или состязательно-дискурсивный (функциональное равноправие и активность сторон; целесообразность публичного обвинения и возможность примирения сторон путем медиации; субсидиарная активность суда на всех стадиях процесса).[276]
Розыскной – на уголовную расправу (процессуальная деятельность соединена с административной; неразвитость судебной процедуры; отсутствие формальной системы доказательств и большая роль судейского усмотрения),[277] ассизу (судьям, представляющим центральную власть, под присягой сообщают обо всех очевидных преступлениях; доказательства не обязательны; вопрос о виновности решается с помощью ордалий),[278] инквизиционный (функции обвинения и правосудия слиты воедино; суд отделен от администрации, но подотчетен ей; процессуальная деятельность достаточно урегулирована законом; судейское усмотрение минимально; формальная система доказательств, где господствует признание под пыткой; толкование сомнений против обвиняемого),[279] следственный (официальное предварительное следствие; рациональность, письменность, безличность; строгая регламентированность судебной процедуры),[280] судебный приказ (административный метод регулирования; ограниченная сфера применения – дела о преступлениях, не представляющих большой общественной опасности; упрощенный и ускоренный порядок производства за счет отсутствия сторон, устности и непосредственности; гарантирование обвиняемому альтернативной состязательной процедуры).[281]
Совершенно очевидно, что эта типология есть результат обобщения, идеализации реальных черт уголовного процесса, существовавшего у европейских народов (главным образом) в разные исторические эпохи (о чем свидетельствуют отчетливые исторические аналоги, многочисленные исторические детали и схожесть с исторической схемой развития уголовного процесса). С полным основанием она может быть названа исторической цивилизационной типологией. Будучи результатом творческого использования современной социальной теории, она заменила собой вульгарно-классовую трактовку исторических типов процесса М.А. Чельцова-Бебутова. В этом состоит несомненная научная заслуга автора.
Правда, в литературе встречаются критические замечания в адрес приведенной типологии. Суть их состоит в том, что она якобы исключает существование смешанных типов процесса, включает в себя отсутствующие в современный период виды судопроизводства и потому малопригодна для сравнительно-правовых исследований.[282]
По меньшей мере, эта критика не справедлива. Дело заключается в том, что А.В. Смирнов ставил перед собой задачу построения теоретической модели нового формирующегося, с его точки зрения, вида процесса – дискурсивно-состязательного, являющегося логическим продолжением исторически поступательного развития уголовного судопроизводства. Для ее решения ему не было необходимости классифицировать современные уголовно-процессуальные системы, хотя, разумеется, научная потребность в такой классификации существует, равно как и ее варианты. К тому же, на самом деле А.В. Смирнов вовсе не отрицает реальных смешанных форм процесса, полагая, что на легислативном уровне нет иных форм судопроизводства, кроме смешанных.[283]
Однако исторический анализ, проведенный А.В. Смирновым, в конечном счете, приводит к выводу, что в современный период уголовный процесс интересующих нас стран является по преимуществу публично-исковым состязательным и можно говорить лишь о сохранении отдельных элементов или институтов розыскного типа судопроизводства (например, судебного приказа). С одной стороны, такой вывод (в контексте авторского исследования) представляется логичным и убедительным. С другой стороны, он вступает в определенное противоречие с еще одной классификацией автора: делением уголовного процесса на английский, германский и французский исторические формы-архетипы,[284] взятые в совокупности тех черт, из которых развились все современные национальные виды процесса в мире западного права.[285] Ведь если это наиболее устойчивые, типичные черты или даже уникальные, как английский тип (перенять который «в целом не удалось никому, за исключением стран ….. с англосаксонским, по своим этническим корням, населением»),[286] то ни о каком общем публично-исковом состязательном судопроизводстве для стран с разными исходными морфологическими типами речи быть не может.
По той же причине не может быть и смешанных исторических форм-архетипов, на чем настаивает А.В. Смирнов.[287] К тому же, если легислативные формы уголовного процесса смешанны лишь в той мере, в какой отражают случайные или второстепенные признаки,[288] то получается, что морфологическая типизация как самостоятельная вообще не нужна. Ибо ее назначение сводится к классификации легислативных форм путем выделения в них того существенного, что сохранилось в исторически неизменном виде.
Кроме того, проведение различия между делением уголовного процесса на идеальные типы (состязательный и розыскной) и архетипы (английский, германский, французский) по признаку реальности последних[289] вряд ли оправданно. Те и другие типы – суть историческая реальность: прошлая и настоящая, сохранившаяся в прежнем виде или трансформированная, и т.п. Их выделение (во всяком случае, в интерпретации автора) опирается как на историческое прошлое, так и на настоящее, и является результатом идеализации реальных признаков уголовного процесса разных стран в различные исторические периоды развития.
Причем не совсем ясно, что имеет в виду автор морфологической типизации: те черты, которые возникли в определенный исторический период, а затем постоянно воспроизводились в ходе исторического развития, или то, что послужило толчком, основой для исторического развития и не сохранилось в неизменном виде.
Если неизменные черты, то различия между архетипом и национальным видом как эталоном (образцом) практически стираются, так как образец, отобранный для сравнения, должен быть типизирован, то есть, представлен в типичных признаках соответствующего национального вида уголовного процесса. Если изменяемые, то расхождения между историческим прототипом и современным национальным типом, который от него произошел, могут быть разительными.
В первом случае для сравнительно-правового исследования теряет смысл обращаться к контексту исторического прошлого, если, конечно, не требуется показать, что соответствующие черты являются типичными для всех эпох и не менялись. Но тогда это будет типизация и классификация в сравнительно-историческом аспекте.
Во втором случае изучение исторического прошлого обязательно и исследование будет исключительно сравнительно-историческим.
Скорее всего, А.В. Смирнов использовал оба указанных варианта. Не отрицая допустимости и полезности подобной идеализации, все же следует заметить, что она, в конечном счете, ведет к смешению сравнительно-исторической и сравнительно-правовой идеальных типологий.
Сравнительно-правовые типологии предельно идеализированы и используются для характеристики современных форм уголовного судопроизводства.
Данные в вариациях – обвинительный и состязательный, розыскной (инквизиционный, следственный) и состязательный («процессуальный»), - они как бы встраиваются в более широкую типологию правовых семей, когда соответствующие идеальные типы процесса рассматриваются как модели, используемые для анализа какой-либо группы родственных процессов: общего и континентального (романо-германского) права, общего, континентального и социалистического (так называемое двух и трехстороннее деление).[290]
Одни авторы разделяют романо-германский и англосаксонский уголовные процессы на основе традиционного функционального подхода (соотношения функций обвинения, защиты и правосудия), используя конструкции розыска и состязательности как «чисто» теоретические инструменты анализа реальных форм судопроизводства.[291] При этом внимание акцентируется на различиях в положении сторон и суда, распределении ролей между ними. В англосаксонском процессе подчеркивается его «процедурность», использование состязательного метода, следственная активность сторон при пассивном суде, не связанность их необходимостью установления истины, самостоятельности обвиняемого, его способности независимо ни от кого решать вопрос о своей виновности (путем признания вины исключить официальное исследование предъявленного обвинения, отказаться от услуг защитника даже по делам об особо опасных преступлениях). В романо-германском процессе отмечается его «следственность», использование научного метода исследования обстоятельств дела, активность суда при относительной пассивности сторон, возложение на него обязанности по установлению истины, зависимость обвиняемого от органов уголовной юстиции в решении вопроса о его виновности.[292]
Другие авторы типизируют уголовный процесс исходя из более или менее абстрактных признаков (базовых элементов) его системы или структуры. Так, О.Б. Семухина выделяет цель судопроизводства (удовлетворение государственного, общественного, частного интересов), вид обвинения (государственное, общественное, частное), сущность обвинения (государственная деятельность, уголовный иск) основные элементы принципа состязательности (равноправие сторон, отделение обвинения от защиты, наличие и степень познавательной и организационной активности суда), пределы диспозитивности (степень ее ограниченности или неограниченности).[293] Л. Бартон – задачи или функции, присущие любому современному процессу: открытие производства по уголовному делу (прием, сбор, фиксация первичной информации о правонарушении, регистрация и оформление правонарушения), доказывание (проверка достоверности первичной информации, получение весомых доказательств для выдвижения обвинения), организация обвинения и защиты (объявление официального обвинения правонарушителю, обеспечение его необходимыми средствами защиты), принятие судебного решения (осуществление специальной процедуры для определения того, является ли обвиняемый действительно виновным или нет), наложение уголовных санкций (установление способа наложения и применения санкций), обжалование (использование средств для пересмотра официально принятых судебных решений).[294] Таким путем указанные ученые строят свои идеальные (или аналитические) модели и проводят типологии уголовного судопроизводства, имеющие более современные аналоги и не допускающие смешения сравнительно-исторической и сравнительно-правовой классификаций. Об этом свидетельствует, в частности, отказ О.Б. Семухиной от употребления понятия «инквизиционный процесс» как чисто исторического[295] и опора на понятие «обвинительный процесс» (очень близкого к понятию обвинительно-следственного процесса, выработанного современными германскими процессуалистами[296]), а также в целом удачное «очищение» Л. Бартоном его признаков-функций от национальной специфики.[297]
Однако выводы и этих авторов по ряду моментов вступают в противоречие с действительностью.
Так, О.Б. Семухина полагает, что англо-американский состязательный тип процесса в качестве главенствующей цели имеет удовлетворение частно-правовых интересов с учетом интересов общества и государства, а романо-германский – ровным образом наоборот. При этом вид обвинения для первого типа определяется как в основном общественный при наличии государственного публичного, а для второго – как в основном государственный публичный при наличии частного.[298] Такой взгляд явно не учитывает современных реалий: уголовный процесс в целом давно уже является в США и в Англии и Уэльсе уголовно-политической реакцией государства на преступность. Государство не может отдать, за некоторыми исключениями, на «откуп» ни частным лицам, ни местным сообществам уголовное преследование и правосудие. Иначе оно рискует потерять не только контроль над преступностью, но и возможность осуществлять справедливость как общую меру согласия.[299] Что же касается так называемого общественного или народного обвинения, которое осуществляется государственным обвинителем как «адвокатом потерпевшего», то оно является не более чем теоретическим оправданием правовой традиции, восходящей к давно уже исчезнувшей форме частно-искового уголовного судопроизводства. Никакие теоретические «ухищрения» (обвинение в совершении преступлений против частных интересов не есть функция государства, а всего общества; государственный обвинитель представляет интересы общества, а не государства; и т.п.)[300] не могут скрыть того бесспорного факта, что такой «адвокат» служит интересам потерпевшего лишь в той мере, в какой это не противоречит всеобщим, государственным интересам, связанным с борьбой с преступностью. В англо-американском уголовном процессе органы уголовной юстиции, точно также как и в романо-германском, представляют интересы потерпевшего как государственные или совпадающие с государственными.[301]
Оригинальным вариантом деления на розыскной (инквизиционный) и состязательный процессы является классификация У. Бартона. В целом она также базируется на традиционных представлениях об этих типах процесса, но интересна тем, что представляет собой попытку учесть существование уголовного процесса социалистической правовой семьи. Конечно, можно говорить о выделении некоторых характерных черт уголовного процесса социалистической правовой семьи (отсутствие судебного контроля, доминирующая роль прокурора и подчинение ему следователя в досудебном производстве, например[302]). Однако на юридико-техническом уровне (без учета политических, идеологических и экономических факторов), очевидно, нельзя было отличить судопроизводство этой семьи права от других. Хотя, по всей видимости, социальные факторы подразумевались У. Бартоном, его деление сразу же было отвергнуто по причине явной теоретической несостоятельности и недостаточной «чистоты» критериев, по которым уголовные процессы советской России и Франции относились к инквизиционно-социалистическому виду, а США – к состязательно-капиталистическому. [303]
Не случайно, поэтому, в западной литературе, не отказываясь от самого двухстороннего деления, подвергают критике его основания и выдвигают новые критерии.
Так, по мнению ряда авторов, нельзя говорить о противопоставлении двух названных типов процесса, основываясь исключительно на функциональном подходе, который устарел и не соответствует действительности. Акцент нужно делать на организации осуществления процессуальных властей, которые в континентальном процессе иерархично устроены и подотчетны друг другу (полиция - прокуратуре, нижестоящий суд – вышестоящему суду), а в англосаксонском автономны, не соподчинены в исполнении своих функций и не стремятся к доминированию.[304]
Появление вышеприведенной трактовки, по всей видимости, закономерно. Дело заключается в том, что в силу ряда причин «классическая» интерпретация не способна дать объяснение современному состоянию уголовного судопроизводства.
Во-первых, она предполагает анализ сравниваемых процессуальных систем, главным образом, на нормативно-правовом уровне, вне социального (прежде всего уголовно-политического) контекста. Сравнение проводится, по сути, механистически или формально-процессуально.[305]
Во-вторых, в качестве оснований деления на рассматриваемые типы процесса берутся, в первую очередь, те, которые проявляют себя на уровне соответствующих им правовых семей, то есть на более общем уровне, абстрагирующемся в определенной мере от отраслевой конкретики. Как следствие – неизбежность «потери» каких-то существенных для того или иного типа судопроизводства признаков и ограниченная возможность обнаружения всех тенденций по его изменению.
В-третьих, во внимание принимаются доктрины, сформировавшиеся в предшествующий исторический период и сохраняющиеся в силу правовых традиций (например, о преимущественно частно-исковой природе английского процесса или отсутствии правового спора в германском и французском процессах), не используются или не достаточно используются достижения смежных юридических наук. В результате, в частности, в англосаксонском типе без внимания остается досудебное производство, существенное сокращение сферы применения состязательного метода (суда присяжных), а в романо-германском – совсем не учитывается или лишь частично учитывается реальное расширение состязательных начал.
Сказанное обуславливает необходимость в еще одном типологическом подходе, который может быть назван эталонно-правовым, когда в пределах одной правовой традиции (западной, например) отбираются образцы (эталоны), в качестве которых выступают судопроизводства отдельных стран. В западном праве речь идет об английском (англо-американском), германском и французском уголовных процессах, обладающих общепризнанной исторической значимостью и влиятельностью. По этим «эталонным» видам судопроизводства типизируются и классифицируются другие национальные процессы, изучается их сближение и расхождение, и/или сближение и расхождение уголовно-процессуальных систем стран континентального и общего права.[306]
|
|
|
