Историческое значение и культурный смысл позднего палеолита

Поздним палеолитом называется заключительный этап древнего каменного века. В общепринятой классификации первобытная эпоха человечества — каменный век — включает палеолит (от гр. palaios — древний и litos — камень), мезолит (средний каменный век) и неолит (новый каменный век). Палеолит разделяется на ранний (нижний) и поздний (верхний). Иногда последний период раннего палеолита — мустьерскую культуру — выделяют в средний палеолит.

Указанное разделение в археологии появилось в XIX в. и отражало отчасти идею о роли технологии в развитии человека, отчасти специфику археологического материала дописьменной эпохи. Неуничтожимый, изобильный камень (в ряде случаев — единственное, что можно было извлечь из древнейших местонахождений) служил источником датировок, классификаций, гипотез о древнейшем прошлом. Лишенное индивидуальных свидетельств, биографий, образов, безмолвное прошлое представляется идеальным примером бессобытийной, «долгой» (Ф. Бродель), «спящей» (Э. Леруа-Ладюри) истории, предназначенной для отработки естественнонаучной логики, количественных методов или, с добавлением социально-экономических понятий, доктрин первичной («первобытнообщинной») общественной формации.

В ракурсе подобных объяснений поздний палеолит занимает ключевое положение в каменном веке.

Во-первых, на рубеже среднего и верхнего палеолита заканчивается эволюция ископаемых гоминид и появляется «настоящий» человек — Homo sapiens.

Во-вторых, скачкообразно увеличивается разнообразие каменных и других орудий, появляются составные: вкладыши, наконечники, сшитая одеждп

Наконец, главной социальной инновацией нижнего палеолита была экзогамия — исключение из брачных отношений ближайших родственников. Запрет инцеста (кровосмешения) требовал общественной регуляции брака, появились род и семья.

Замена эволюционного типа развития на исторический принесла столь радикальные изменения в довольно сжатые по сравнению с темпами антропогенеза сроки, что может быть определена как палеолитическая революция. Продуктом этой революции стало фундаментальное антропологическое, психофизиологическое, психосоциальное, духовное единство человечества, которое сохранится в истории вопреки расхождениям в экономическом, политическом, социальном, языковом, бытовом развитии человеческих сообществ.

Из сказанного ясно, что верхний палеолит — та эпоха, когда человечество, вдобавок к биологически-видовому единообразию, приобретает тот уровень интегрирующих связей, который называется культурой. Культура рождается в конце древнего каменного века как сложившаяся система, тогда как в исходной точке антропогенеза можно говорить только об отдельных зонах культурного поведения. Специфика палеолитической культурологии состоит в том, что ее типологии опираются на весьма локальный и ограниченный материал, а общечеловеческие закономерности, вышедшие из позднего каменного века, относятся к самым глубоким, аморфным, темным константам культурного бытия. Архаический базис цивилизации воспринимается как коллективное бессознательное, сложившееся из ряда открытий «прометеевской эпохи».

Потребности гуманитарного изучения доистории требуют дополнения естественнонаучной логики понимающей интерпретацией. Сознание, речь, религия, искусство возникли примерно одновременно в итоге мощного переворота, закончившего трехмиллионнолетнюю эволюцию гоминид. Эпохи человека разумного живут последствиями этого события. Поэтому все люди познаваемы друг для друга, а все человеческие сообщества в пределах 30—40 тысяч лет — современники. Гуманитарный поиск направлен на установление родства цивилизаций, имеющего нижний предел в палеолитической революции. Вопрос, откуда начинать культуру, от австралопитеков или кроманьонцев, три мил-

лиона или тридцать тысяч лет тому назад, решается сам собой, когда от умозрений переходят к интерпретации. Культура начинается там, куда простирается символическая традиция, где есть уже материал для человеческого понимания

Не побоимся тавтологии: культура там, где есть свидетельства культуры. Но что же отнести к ним и как быть с доказательством иного рода: костными останками, геологическими отложениями, галечными расколами? Естественнонаучный подход не ищет человеческого лика в прошлом, он изучает антропогенную информацию. Объемы черепа и каменные сколы не могут еще сказать, есть ли человек. Очередная антропологическая или археологическая сенсация служит лишь преддверием к дискуссии, которая превращается в испытание кандидата на вхожесть в человеческое общежитие. Гуманитарная интерпретация проводит общечеловеческую экспертизу экспонатов доисторического музея, намечая новые границы коллективного «мы».

Узнавание находки свидетельствует о сходстве психических конституций интерпретатора и его визави. Прошлое меняет нас, но и мы меняем его. Круг контактов, в периметре которого налаживаются средства общения, называется культурой в гуманитарном значении слова. На периферии он размыт и кое-где намечен пунктиром. Здесь происходит самое интересное: расширение человечества, просвечивание психологической архаики.

Любивший сравнивать психоанализ с археологией З.Фрейд находил на каждом слое «раскопа» свой язык. Главным достижением «переводческой деятельности» психоаналитика он считал открытие «языка желания», собранного из сновидений, обмолвок, описок, галлюцинаторных ассоциаций и прочих лингвистических отбросов. Здесь, на пределе читабельности, совершается первое опосредование пока смутной реальности смутным языком. Подспудные связи психики с коллективным бессознательным включены в работу языка по структурированию размытой зоны между речью и доречью, индивидуальным и коллективным, современным и мифическим. Мысль исследователя, отталкиваясь от плоскости читабельного в сферы неосвещенного, неизбежно находит эквиваленты своим полуоформленным состояниям где-то на краю истории. Гуманитарию удается включить в коммуникацию с доисторией пласты своего, едва прощупанного подсознания. Эманация гуманитарного разума на низлежащую темноту имеет характер смыслового очеловечивания физических и физиологических фактов, поставляемых естествознанием. Вычитывание «человеческого, слишком человеческого» в грудах материала, казалось

(169) бы лишенного признака одушевления, означает расширение человеческого в человеке и гуманитарного в науке.

Итак, палеолит. Вначале — расколотые гальки и грубые отщепы, кости, питекантропы и синантропы. Абсолютная тьма. Царство физической антропологии, кое-как опирающейся на трудовую теорию и аналогии с приматами. Интерпретировать нечего, образ не складывается, общаться не с кем. Значит, культуры нет. Естественнонаучное объяснение может заводить человека вглубь сколь угодно глубоко, так как не нуждается в образе. Оно воссоздает предметно-логический костяк всякого объекта, в том числе человеческого. Гуманитарию этого мало, ему нужен образ, иначе интерпретация будет негуманитарной.

Средний палеолит. Несколько углублений в камне, кусочки охры, медвежьи черепа на каменном пьедестале, странные могильники. От среднего палеолита идет пещерная тератология, тень низколобого существа, которое обезглавливало медведей и что-то делало со своими покойниками десятки тысяч лет тому назад. Эпоха бессловесная, предкультурная. Неандертальский миф позволяет понять многое в искусстве нового времени, в символизме, декадансе, которые параллельно, а временами и совместно с психоанализом, этнологией, археологией разрабатывали культурные смыслы доисторической пещеры. Их влечение к смерти усиливалось «теориями дегенерации» и находками древних «вырожденцев».

Сродство с верхним палеолитом иное. Хотя, разумеется, нелегко установить «пути, по которым в гениальное творчество Пикассо проникли отголоски искусства ледникового периода». Надо полагать, что это сродство человека с человеком, творчества с творчеством и жизни с жизнью. Более того, — единственного в своем роде творческого акта и единого впечатления. Но, прежде чем делать выводы, нужно рассмотреть эмпирические свидетельства археологии.