Кто на свете всех страшнее?

Белый, как сама смерть, Большой Брат — Искусство Военное, постоянно совершенствует и обогащает свой смертоносный арсенал, хищнически используя для этого науку и технику. Меньшие же искусства не имеют такой возможности постоянно обновляемого и разнообразного паразитирования. Они вынуждены постоянно глодать три кости так называемых "вечных тем": "красота", "доброзло" и "любовь".

Пропасть, лежащая между картиной, даваемой искусством, и реальной жизнью, можно увидеть хотя бы по позиции, занимаемой им по отношению к красоте, в сравнении с религиозной её трактовкой. Красота (врода, uroda) — контрастная разновидность уродства — это откровенно хищная (суггесторная) выдумка. Каноны её меняются в унисон с циклотимической пресыщаемостью хищных законодателей мод, обусловленной их непотребством, и это их противоестественное восприятие постоянно навязывается обществу. Иллюзорность химеры красоты с очевидностью доказывается фактом некрасивости большинства людей по её законам. Региональные и расовые представления о красоте демонстрируют не просто относительность, но скорее — её фиктивность.

Религия пыталась и пытается снять или обойти это заблуждение с помощью демонстративного неотвращения уродов, калек, юродивых. Некогда такие несчастные "блаженные" даже возводились в ранг "божьих" людей. Всё это — шаг в направлении выработки общего знаменателя для человечества в его отношении к понятиям "красота", "любовь", "добро". Но шаг этот ничтожно мал и во многом формален, даже лицемерен. Это никак не приближает к раскрепощению человеческого сознания от хищных пут. То, что необходимо сейчас — это понимание человека, как биологического вместилища Разума, кому-то нужного, но с непонятными нам целями, имеющими к земной жизни весьма ограниченное отношение.

Скорее всего, именно поэтому на Земле об этих целях ничего и не известно. С таким буквально зверски затуманенным сознанием невозможно понять эти цели, быть может, даже лежащие на виду, но — недоступные нынешним людям-зверям. Так не открываются нашим кошкам и собакам знания, заключённые в книгах домашних библиотек. Не могут понимать и не замечают большей части этих знаний и олигофрены. Точно так же, вероятно, не замечается людьми во Вселенной что-то очень для них важное.

Можно также с определённой долей вероятности предполагать, что если кто-то из людей и заметит что-то этакое-разэтакое, то он немедленно будет убран из жизни, но, можно надеяться, — не из Мира. Естественно, что такая выдающаяся находка совершенно недоступна хищным гоминидам. Изъятие же индивида, увидевшего продолжение ветви земной Жизни или даже некую тень её, необходимо для того, чтобы избежать "утечки информации" в среду хищных гоминид. Вымирающий, самоустраняющийся контингент — уже ненужная опалубка Разума, но ещё способная нанести непоправимый вред всему "зданию" человечества. Если не убрать вовремя послеоперационные швы, то начнётся загноение — можно и так оценивать диалектически двойственную роль хищных гоминид в становлении человечества.

Происхождение понятия "красоты", помимо биологического фактора (естественного отбора), имеет также и хищное (с человеческой спецификой) наложение. Эта добавка проявляется в стремлении хищных гоминид к противоестественному, как и всё их нелюдское поведение, украшательству, что впоследствии определилось, как "щегольство". Хищных вообще отличает стремление к навешиванию на себя ненужных, но "красивых" вещей — от норковых шуб миллионерш Запада, леопардовых накидок у королей племён Тропической Африки до татуировок у уголовников, перьев на заднице у папуасов, не считая всяких ярких и блестящих побрякушек у всех у них вместе взятых. Раньше в СССР продавцы, официанты, теневики, "цеховики" и прочие жулики выделялись именно пристрастием к украшательству безо всякого чувства меры, что переводило их стремление к "красоте" в ранг прямых улик (иномарки, золотые цепи и т.д.). Сейчас в России тем же грешат "новые русские", уже официальные воры — "законные" и "в законе".

Можно заодно проследить и то, как "красота" проникла в архитектуру, превратив её в "застывшую музыку" или ещё бог весть знает во что, не пойдя по пути чистых, уютных и опрятных симпатичных домиков (кое-где в странах "золотого миллиарда" такие застройки всё же есть: в небольших городках и — даже "с перебором" — во всяких там сверхпрестижных Беверли Хиллс). А заставила зодчих, губя и ломая тысячи человеческих жизней и судеб, строить огромные уродливые каменные муравейники, перенаселённые или же, наоборот, занимаемые только одним-единственным забальзамированным чучелом сановного мертвеца. Пирамиды, дворцы, небоскрёбы...

Выводя монументальную и многоэтажную архитектуру частично из того воздействия, которое не могло не оказать на воображение позднейших зодчих величие египетских пирамид, можно усмотреть здесь и некий весьма вероятный "допирамидный" этап. Начинается он с охоты — этого любимейшего занятия царей, монархов, тоталитарного руководства и их сынков. Аналогия состоит в том, что охотники за черепами и современные "добытчики" любят украшать именно свои морд... головы. Губные пластины, золотые зубы, золотые же оправы очков, экстравагантные головные уборы и причёски — какое-то стремление любым способом показать себя, да так, чтобы было видно сразу, издалека некое "стремление ввысь". Это отмечает присловье о спесивцах: "без штанов, но в шляпе". Дома у знати всегда должны были быть выше, чем у трудящихся слоев населения, которым, понятно, больше всего подходят шалаши и землянки, пещеры и трущобы.

Эта "возвышенность" проявляется и в способе укладки богатых охотничьих трофеев в большие кучи. Нужно показать, что убито много — на манер победных триумфов у римлян. Быть может, и сама идея пирамиды происходит прямиком от кучи человеческих черепов, наиболее удобно и легко складывающихся именно в четырёхгранную пирамиду — самое устойчивое сооружение из округлых предметов. Именно так укладывали когда-то пушечные ядра. Поэтому, возможно, и не следует искать какие-то исторические связи между Древним Египтом и культурами ацтеков, инка, майя, на том лишь основании, что по обе стороны Атлантического океана строили пирамиды. Скорее можно усмотреть (и это предположение не менее правомерно) в большей ступенчатости американских пирамид влияние тамошнего тогдашнего обычая — с детства плющить головы деревянными струбцинами. Такие черепа труднее потом уложить в ровные кучи, затылки будут выступать (как дыни в сравнении с арбузами).

Истинная же красота — это духовная красота человека. Как бы высокопарно и выспренно это ни звучало, но проявления этого достаточно "приземлённы". Известен психологический тест — аудитории демонстрируют фотографию неизвестного человека, одной части зрителей сообщают, что это убийца, а другой, что это видный учёный. И возникает такое же двойственное отношение к человеку, изображённому на фотографии, первым он кажется страшным, вторым — привлекательным.

Здесь воочию видна связь таких философских понятий, как "этическое" и "эстетическое". Самый, что ни на есть урод, если он добрый, всё же "смотрится" приемлемо, классический литературный пример — Квазимодо. И наоборот, почему, например, такими дьявольски некрасивыми, мягко говоря, кажутся многим людям евреи? Ведь они, если присмотреться, на самом деле не намного страшнее арабов или цыган. Среди них, как и среди всех южных народов, есть индивиды и очень страшные и очень красивые, в отличие, скажем, от более "усреднённо-размазанных" северян-европейцев. Так, Ясир Арафат, враг евреев номер один, или Николай Сванидзе, их наипервейший друг, не меньше похожи на чертей (какими их обычно изображают на карикатурах и на иллюстрациях к сказкам), чем вор-олигарх Борис Березовский. А как сплошь страхолюдны австралийские аборигены, — но вот доброта, незлобивость выручает. Евреи же, как известно, пользуются всемирной славой "самого гадкого народа на Земле", по выражению А.Куприна. Отсюда и соответствующее восприятие "лиц еврейской национальности". Геополитик А.Г.Дугин даже использует действительно дьявольскую, "мефистофельскую" внешность упомянутого "русскоязычного" вороватого — и по повадкам, и по сути — олигарха, как символическую — для характеристики очередного ("перестроечного") еврейского порабощения России.

Шифры великих метафор.

Существует ещё одно расхожее и якобы лестное мнение о художественном творчестве. Дело в том, что принципиально новые вещи можно объяснить лишь с помощью метафоры, образного описания. Проявление этого принципа на обыденном уровне — это когда непонятную, трудную вещь объясняют с помощью примера. И вот такими же свойствами передовой, новаторской метафоры пытаются наделить художественно оформленные предвидения, предсказания и прозрения. Все эти нострадамусные катрены, "зашифрованные тайны Библии", и прочие "великие метафоры", которым приписывается некая "далекоидущесть".

В действительности же влияние подобных художественных разведок будущего на реальный прогресс равно нулю. Это лишь иллюзия, — тот кажущийся смысл, который при желании можно легко обнаружить в любой невразумительной абракадабре. Даже предвидения и реальные технические угадывания Роджера Бэкона (1214-1294) о будущих телескопах и микроскопах, например, не оказали никакого влияния на непосредственное создание этих приборов в будущем. Позднейшие авторы, изобретатели и слыхом не слыхивали даже имени средневекового провидца. То есть Левенгук понятия не имел о быстромысленном и, вероятно, весёлом монахе Роджере.

Все футуристические прогнозы абсолютно бесперспективны. Есть такая философская "игра в пророка". Группа "провидцев" пишет вероятностные сценарии будущего, затем они ждут этого будущего, постепенно выбывают из игры, потихоньку умирая, а последний оставшийся в живых определяет победителя. Существует и "короткий" вариант этой игры — краткосрочные прогнозы: на год-два.

Но победителей практически не бывает, не угадывает никто. И хотя большинство прогнозов, как правило, являются довольно-таки корректными экстраполяциями, исходящими из "безукоризненного" принципа, "лишь зная прошлое, можно предвидеть будущее". Будущее почему-то не хочет "угадываться". Мало того, прогнозы выглядят анекдотично при сравнении с тем, что реально происходит или изобретается в заносчиво непроницаемом Будущем, которое подобно фантастической проститутке, постоянно восстанавливающей свою девственность (таковы, кстати, гурии в мусульманском раю) после очередной, и казалось бы бесспорно удачной, атаки футурологов и изобретателей.

Не менее анекдотично и то, что угадавшие-таки будущее более-менее правильно почти всегда признаются современниками сумасшедшими или фантазёрами. Наполеон Бонапарт (сам математик и инженер-артиллерист) выгнал взашей Роберта Фултона, пришедшего к нему с чертежами подводной лодки-торпедоносца и парохода. Впоследствии Фултон покончил с собой, к слову сказать, в год битвы при Ватерлоо, а самого Наполеона англичане везли в его последнюю ссылку, на остров Святой Елены именно на пароходе.

Военспецы времён Первой мировой войны были уверены, что прогресс военной техники непременно приведёт к появлению специальных мощных машин для быстрого рытья окопов и огромных траншей. Это — экстраполяция во времени, практиковавшейся тогда позиционной военной тактики.

Мало того, не оказывают никакого влияния на дальнейшие исследования и конкретные, но преждевременные находки. Например, эолопил — древняя реактивная паровая турбина (полый металлический шар на оси, с соплами по диаметру, в нём кипела вода и вырывающийся пар вызывал вращение) использовалась лишь в качестве занимательной игрушки для праздного, изнывающего от скуки сиракузского тирана Гиерона. Имя вздорного тирана известно, а гениального изобретателя эолопила никто не знает — такова "объективность" исторической памяти человечества.

Но преждевременно изобретённый эолопил никак, к сожалению, не поспособствовал (действительно тогда он был "ни к селу, ни к городу") реальному созданию реактивных двигателей и ракет. Всё подобное "преждевременное творчество" замечается гораздо позднее, уже через века — после создания предсказанных или некогда сделанных, оказавшихся несвоевременными, вещей. Как будто кто-то (?) действительно "отслеживает" процесс познания и не допускает подобных "фальстартов".

Это потом — когда имя генерального конструктора Сергея Королёва ещё будет засекречено, но полетят уже советские космические ракеты, и слово "спутник" войдёт во многие языки — в древнеиндийских свитках вдруг найдут подобие чертежа ракеты, рядом с изображением царя обезьян Ханумана. Это потом — когда уже загубят тухлыми морями при гидроэлектростанциях сотни равнинных рек с их великолепными плодоносными бассейнами — случайно откопают где-то под бывшим Вавилоном допотопную, точнее, времён вавилонского столпотворения, электрическую батарею, помещавшуюся в глиняном горшке, и ещё четыре тысячи лет тому назад дававшую ток неизвестно для чего.

Так же и английский физик и химик Генри Кавендиш (1731-1810) не оказал прямого влияния на физику своего времени. Он сделал множество открытий (получил чистый водород и углекислый газ, определил состав воздуха, воды, плодотворно исследовал электричество), но ничего не публиковал, как считается, из-за стеснительности. Все полученные Кавендишем результаты были переоткрыты другими учёными. Лишь газ аргон был открыт благодаря именно Кавендишу, помогла педантичная аккуратность его записей о производимых измерениях в опытах.

Кстати, совсем не очевидно то, что если бы Генри Кавендиш опубликовал свои труды, общество приняло бы их "на ура". Бесполезных попыток "пробить" или хотя бы "застолбить" открытие — неимоверное количество! Это касается даже откровенно нужных и полезных людям вещей, первооткрывателей и изобретателей которых мало кто знает. Вот лишь некоторые имена.

Вильгельм Бауэр — изобретатель подводной лодки, испытанной в 1853 году, официальной же датой её рождения считается 1888 год, а изобретателем субмарины признан Александр Густав Цеде. К.Драйс изобрёл велосипед, И.Рассель — пароходный винт, испытанный в Триесте, Ф.Рейс — телефон, И.Мадершлергер — швейную машинку, П.Миттергофер — пишущую машинку (сделанную, правда, из дерева). Зигфрид Маркус на сконструированном им автомобиле с электромагнитным зажиганием и четырёхтактным двигателем проехал по улицам Вены 15 км. Но автомобиль Маркуса был запрещён венской полицией, так как "производил много шума". В Австрии "высококомпетентный" гофкригерат отклонил изобретение ружья, заряжаемого не через дуло, а посредством затвора, потому что вооружённые таким ружьём солдаты "быстро бы расстреливали патроны".

Весьма приметен здесь и "русский след". Изобрёл и самостоятельно сконструировал самолёт, получив в 1881 году привилегию на него, наш Александр Фёдорович Можайский. Самолёт поднял в воздух 20 июля 1882 года (на 21 год раньше полёта братьев Райт) механик Русско-Балтийского завода Иван Никифорович Голубев. В 1754 году М.В.Ломоносов построил модель "аэродинамической машины" — первую в мире модель вертолёта. Парашют впервые был создан в 1911 году поручиком русской армии Г.Е.Котельниковым. Подводную лодку изобрёл русский самоучка Ефим Новиков. В 1720 году на Лагерном поле в Петербурге модель "потаённого в воде огненного судна" испытали. Велосипед изобрёл в 1800 году крепостной Верхнетурского уезда на Урале Ефим Михеевич Артамонов. Подобных примеров русских "первооткрытий" и изобретений можно привести ещё десятки и десятки, а то всё издевательское: "родина слонов"!

Если такова судьба прямых научно-технических предвидений и открытий, то что же можно сказать о художественно оформленных пророчествах, о "шифрах великих метафор"? В невнятной разноголосице всякого рода предсказателей от литературы, поэзии, провидцев от искусства, пророков от философии можно при желании отыскать кого-то, чьё предсказание, согласно теории вероятностей, будет действительно когда-то близким к верному. Но воспользоваться такой подсказкой специалисту по определённому профилю, в контексте деятельности которого предсказание имеет смысл, невозможно, даже если специально задаться такой целью. Будет совершенно непонятно, чему именно нужно следовать, кому верить в этой сумятице ясновидения и нострадамусщины. Даже дельфийский оракул и Сивилла были бы более определёнными и конкретными советчиками.