Философская герменевтика

Философская герменевтика как особое направление в философии XX в. возникла на базе работы Хайдеггера «Бытие и время» и некоторых его работ позднего пе­риода. Но свое концептуальное оформление она получила прежде всего в работе ученика Хайдеггера — Х.-Г. Гадамера «Истина и ме­тод».

Хайдеггер исходит из того, что человеческое бытие с самого нача­ла является «бытием понимающим». В ранний период своего творчества он занимался герменевтикой фактичности: исследовал проблему того, как человек — субъект познания — пытается постичь смысл бытия, понимание которого заложено в мире изначально. В позд­ний период центральной проблемой его философии стало саморас­крытие бытия в его истории, происходящее прежде всего через поэтический язык. Главным тезисом Хайдеггера было: «бытие говорит». В его понимании герменевтика и есть философия.

Гадамер (родился в 1900 г.)

Для Гадамера философская герменевтика — это прежде всего по­нимание, истолкование, интерпретация текстов. Понимание лежит в основе человеческого отношения к миру. Поэтому истолкование любых текстов есть, преж­де всего, путь к пониманию самого человека, его сущности.

Цель герменевтики состоит в том, чтобы из любого текста извлечь все то, что этот текст сообщает. И это «все» не сводится к тому, что хотел сообщить автор, или к тому, что оказался способен извлечь из него тот или иной читатель (в соответствие со своими потребностя­ми). Это есть всё то проявление бытия, которое нам доступно. Ведь, как говорил Гадамер: «Бытие, которое может быть понято, есть язык». Т.е. любое бытие мы понимаем в виде языка, человеческой речи, поэтому наше бытие – это есть текст, который выражен на языке. Язык – это особая реальность, в которой мы переживаем бытие, понимаем его. Внутри этой языковой реальности мы рождаемся, и именно она нас воспитывает, делает теми, кем мы затем становимся, из неё мы черпаем уже готовые смыслы, а затем лишь оперируем ими, общаемся при помощи них. Поэтому любое понимание, даже понимание самого себя происходит внутри этой языковой реальности.

В этом представлении Гадамер опирается на теорию лингвистической относительности, соглас­но которой именно структура языка определяет тип культуры, структуру мышления и способ познания внешнего мира. Язык, которым мы пользуемся, на котором думаем и говорим, и сами речевые структуры влияют на человеческое мышление и создаваемую им картину мира. Так, существенное различие в формировании принципов языка на Западе и таких восточных цивилизаций как Китай и Япония (иероглифы, обозначающие сразу целые смыслы вместо побуквенного письма) приводит к принципиальным различиям в способе мышления, на востоке он более образный. А относительная простота английского языка приводит и к специфике «английского юмора».

Однако Гадамер не учитывает тот факт, что язык не был готовым, изначально сформировавшимся на момент появления человечества. Язык – это продукт мышления человека, результат эволюции в понимании человеком мира. Он не «стоит на месте» как что-то отшлифованное до совершенства, а постоянно развивается по мере познания всё более тонких взаимосвязей действительности. Каждое принципиально новое научное открытие обогащает наш язык новыми понятиями и смыслами.

Герменевтический круг: Новую интерпретацию получает у Гада­мера и понятие «герменевтический круг». Приступая к любому тексту, интерпретатор заранее имеет некоторое его пред-понимание. Оно формируется из-за особенностей языка, а также из-за уже сложившихся интерпретаций текста в данной культурной традиции. Поэтому Гадамер требует постоянного пересмотра наших идей, представлений, отказа от отживших истин и замены их на новые, которые представ­ляются нам лучшими на сегодняшний день. Однако он считал, что невозможно полностью избавиться от предрассудков — можно только заменить их на дру­гие, менее вредные.

Итак, при чтении текста мы встречаемся с некоторыми неправильностя­ми, ошибками в нашем пред-понимании, вызванными «сопротивлени­ем» текста. Обнаруживая эти ошибки, интерпретатор корректирует своё понимание, т.е. создает второй проект пред-понимания текста в целом, затем третий и так до бесконечности. Но каждое изменение в сфере пред-понимания требует от нас нового прочтения всего текста, а при каждом прочтении текст снова «сопротивляется», вновь и вновь корректируя наше пред-понимание его, данный способ его истолкования. Таким образом, возникает цепочка интерпретаций, направленная к получению все более точных версий (это и является выходом из герменевтического круга).

Другими словами, тот, кто хочет понять текст, постоянно осуществляет предварительный набросок смысла, т.е. у него возникают определенные ожидания по поводу смысла текста, например, исходя из уже прочитанного (из продолжения логики повествования, к примеру, предположения кто является убийцей в детективе ), из нашего опыта, знаний или из заголовка. Как только в тексте начинает проясняться какой-то новый смысл, эти ожидания корректируются (например, версия о том, кто убийца меняется), но сами эти ожидания всегда привносят своеобразие понимания текста (например, личные симпатии или антипатии к образу, создаваемому тем или иным персонажем, располагают вас к тому, подозреваете ли вы его убийцей или нет). Человек понимает смысл текста во многом под углом зрения своего опыта, знаний, своих предпочтений и представлений о мире, настроений в момент чтения текста. Поэтому каждый, читая один и тот же текст, выносит из него для себя своё.

При таком подходе автор, создавший текст, оказывается почти слу­чайной фигурой: он породил текст, который затем живет своей само­стоятельной жизнью, т.е. все понимают не сам замысел автора во всех его нюансах, а так, как им было бы понятней и приятней. Позднее такое представление получило название «смерть автора». Современные художники часто творят свои произведения уже не стремясь донести какой-то глубокий и важный смысл, а с расчётом на то, чтобы каждый находил в их произведении своё, сам додумывал, домысливал, искал загадки и ответы (своеобразные варианты «чёрного квадрата» Малевича).

Поэтому Гадамер говорит о том, что нужно помнить о своей предвзятости и стремиться вникнуть не только в мотивы написания текста автором, проследить его ход мысли, но и стремиться понять ту саму суть дела, к которой этот текст отсылает, т.е. стремиться понять не столько текст, сколько саму действительность, о которой в тексте идёт речь (это больше касается философских и научных трудов).

Ситуация герменевтического круга осложняется ещё и тем, что текст, став популярным, оказывает влияние и на все последующие эпохи. Современные тексты (особенно научные и философские) изобилуют цитатами и отсылками на более ранние произведения. Поэтому понять их суть возможно только изучив те тексты, на которые ссылается современный автор. Но ведь для более точного и полного понимания этих ранних текстов необходимо изучать многие другие, ещё более ранние тексты, к которым те отсылают и т.д. до самых древних. Получается, что современные тексты это бесконечная игра отсылок. Объективный смысл в них просто тонет, теряется.

Краткие итоги: Шпенглер закладывает основы цивилизационного подхода к пониманию истории. Бергсон формирует основы философии жизни и интуитивизма. Предлагает интересную концепцию морали «открытых и закрытых обществ», формирует представление о субъективном времени, обосновывает своё видение движущих сил эволюции. В рамках герменевтики ставятся проблемы правильного понимания текстов, формулируются проблемы герменевтического круга; предвзятости в процессе осмысления текстов; размывания смыслов в современных текстах из-за их частых цитат и ссылок. Формулируется проблема «смерти автора». Разрабатываются методики правильного понимания текстов.