Инференционная модель коммуникации

Проблемы семантико-прагматического характера, обнаружив неадекватность кодовой модели, сти­мулировали разработку инференционной модели коммуникации, идейным отцом которой стал Гер­берт Пол Грайс [1985; Grice 1971; 1975; 1978; 1981; тж. см.: Bach, Harnish 1979; Sperber, Wilson 1995; ср.: sequential inferential theory — Sanders 1991; 1995].

В этой модели и участники коммуникации, и само сообщение получают несколько иной статус. Интерсубъективность и здесь играет главную роль, но уже в другом качестве. В отличие от кодовой модели, где участники, сообще­ние и сигнал связаны по сути симметричным отношением кодирования и де­кодирования, инференционная модель в качестве своего функционального основания использует принцип выводимости знания. Если в кодовой модели говорящий намеренно отправляет слушающему некоторую мысль,то в инференционной модели говорящий S, вкладывая свой смысл, т. e. то, что он «имеет в виду» [ nonnatural meaning — Grice 1971], в высказывание х, трижды демонстрирует свои интенции: (i ₁) он намерен произнесением х вызвать определенную реакцию r в аудитории A;(i ₂) он хочет, чтобы А распознала его намерение i ₁, а также (i ₃) чтобы это распознание намерения i ₁, со стороны А явилось основанием или частичным основанием для реакции r [Стросон 1986: 136—137; Strawson 1991: 293—294; Schiffrin 1994: 393; Sperber, Wilson 1995: 28]. Присутствие этих трех интенций необходимо, чтобы кто-то стал «говорящим», а их выполнение необходимо для успеха коммуникации. Но функционально единственно необходимой оказывается только i ₂.

Инициирует процесс общения не желание человека передать «мысль» или информацию, а его желание сделать свои интенции понятными другим. Рече­вые средства для выражения намерений — это высказывания. Их содержание не ограничено (в отличие от кодовой модели) репрезентативными сообщени­ями о положении дел, они могут выражать, например, эмоции. Интенции сами по себе совсем не пропозициональны, по своей природе они сродни установ­кам или мотивам. Но содержание высказываний или сообщение (message) пропозиционально. Интенции определяют, как должно пониматься данное про­позициональное содержание. Хотя не надо забывать, что инференционная модель коммуникации рассматривает и те случаи, когда в сообщении нет ни­какого пропозиционального «смысла» и оно вообще не использует «кода».

Вследствие того, что большинство исследователей исходит из монадного представления коммуникации (как, впрочем, и всего социального), естествен­ным оказывается стремление к единой модели коммуникации. Кодовая мо­дель укоренилась в научном и обыденном сознании. Инференционная модель появилась не так давно, но хорошо воспринимается на уровне «здравого смыс­ла». В этой ситуации трудно устоять перед соблазном считать новую модель развитием старой, а не принципиально иным альтернативным подходом [Sperber, Wilson 1995: 24].

Так и случилось с логикой общения Грайса: многие представители праг­матической лингвистики и философии языка, часто неосознанно, подводили его инференционную модель под привычный кодовый шаблон. Вот как моти-

вировал это Дж. Сёрль: «This account of meaning does not show the connection between one's meaning something by what one says, and what that which one says actually means in the language» [Searle 1969: 43].

Пытаясь показать взаимосвязь между субъективным смыслом говорящего и языковым значением, Сёрль фактически ограничил принципы Грайса сфе­рой «буквального значения», которое он определяет через интенции говоря­щего (отнюдь не в духе феноменологии), включая намерение говорящего, что­бы его интенции были распознаны, но добавляет: говорящий должен стре­миться к тому, чтобы слушающий узнал его интенции «in virtue of his knowledge of the rules for the sentence uttered» [Searle 1969: 48], т. e. исходя из правил опре­деленного кода. Такое решение сводит все значение инференционной модели к дополнению кодовой с небольшой добавкой о том, что в общении людей декодированию подлежит намерение говорящего, чтобы его высказывание было понято определенным образом.

Грайс же исходит из предположения о том, что коммуникация возможна при наличии любого способа распознать интенции (это опять-таки из обла­сти здравого смысла). Если следовать его логике, то должны быть случаи ком­муникации исключительно инференционной, без (де)кодирования. И такие случаи есть. Пол, например, спрашивает Линду о том, как она себя чувствует, она вместо вербального ответа показывает ему коробку с аспирином [анализ подобных примеров см.: Sperber, Wilson 1995: 25—26; 50—54]. Ее ответ не со­держит кода: нет правила или конвенции, стабильно соотносящих это дей­ствие со значением «плохо себя чувствовать». Тем не менее Пол успешно рас­познает ее намерение. Дж. Сёрль не отрицает возможности инференционной коммуникации, но все же настаивает, что такие случаи, не использующие кода, редки, маргинальны, и человеческое вербальное общение фактически всегда опосредовано кодом [Searle 1969: 38]. Преимущественным способом комму­никации был и остается вербально-кодовый, но уже само по себе существова­ние таких «необычных» примеров выявляет слабости кодовой модели: «They may be unimportant as examples of human interaction, but they are important as evidence for or against theories» [Sperber, Wilson 1995: 26].

Существует также «сильная» версия инференционной теории, сводящая все кодовые механизмы к инференционным, выводным. Код в этом случае трактуется как набор конвенций, общий для говорящих и слушающих, кото­рые выводят сообщение из знания конвенций, сигнала и контекста. Этот под­ход хорош для анализа условных символов, но его ограниченность прояв­ляется, как только в фокусе оказывается живой язык: языковые репрезента­ции не всегда концептуальны, а отношения между ними не всегда основаны на выводимости.

Видимо, речь идет о различных, порой пересекающихся и дополняю­щих друг друга процессах — кодировании/декодировании и инференции. По­этому ни информационно-кодовая, ни инференционная модель, отдельно взя­тые, не могут объяснить феномена языкового общения. Еще больше вреда приносит абсолютизация любого из подходов. Традиционно в данной моде­ли само понятие инференция определяется скорее логически, чем психологи­чески, отсюда — досадное завышение роли дедукции и прочие нелепые, но закономерные несоответствия современным когнитивно-психологическим представлениям.

Говоря об изменении смысла понятия интерсубъективность в рамках инференционной модели, необходимо эксплицировать роль инференционных правил (например, постулатов коммуникативного сотрудничества по Грайсу и максим вежливости) в роли важнейшего компонента «общих знаний» (shared knowledge) наряду с правилами языкового кода. Качественно новым оказался выход интерсубъективности — «главного принципа коммуникации» [Taylor, Cameron 1987: 161] за пределы языка, в сторону правил поведения, не обла­дающих алгоритмической природой языкового кода, но способных гене­рировать смыслы, в частности, в случае их невыполнения, «обманутого ожи­дания».