Общие критерии и принципы транскрипции

Существует два общих подхода к проблеме транс­крипции: от теории к практике и наоборот — от практики к теории. Первый подход свято верит в метафору Элинор Окс «Transcription as Theory» [см.: Ochs 1979a;Du Bois 1991: 71; O'Connel, Kowal 1995b: 651], вследствие чего очень строго подходит к разработке основополагающих принципов, проце­дур выделения категорий дискурса, соответствующих нотационных символов и алгоритмов анализа. Особенно это свойственно школам, связанным с ком­пьютерной обработкой транскриптов и ориентированным лингвистически. Другой подход вроде бы не занимается проблемами транскрипции вооб­ще и уж точно не делает из нее теории, не изобретает систем основополагаю­щих принципов и категорий, да и символы выбираются не всегда единооб­разно, порой приблизительно, часто заменяются или просто отбрасываются, если их утилитарная ценность не оправдывает ожиданий. В то же время есть определенный нотационный «каркас», представленный в форме традиции или практики, а также легенды обозначений где-то в приложениях к исследовани­ям. Этот подход типичен для конверсационного анализа и этнометодологии.

В обоих случаях надо помнить, что транскрипт недопустимо превращать в самодостаточную сущность, фетишизировать его — он неизменно втори­чен. Истинным же предметом анализа остается разговор в естественных усло­виях социальной жизни: «...Nor should it be thought that transcripts are the data of conversation analysis as such. The data is naturally occurring conversation as a feature of social life» [Button, Lee 1987: 9; O'Connel, Kowal 1995b: 653]. И даже аудио- или видеозапись является транскрипцией «в широком смысле», при­ближающей исследователя к самому дискурсу [O'Connel, Kowal 1995 а: 97].

Для оценки нотационных систем некоторые авторы используют следую­щий набор «критериев»: manageability, readability, learnability, interpretability — транскрипт должен быть прост в обращении, чтобы его было легко составлять, изучать, читать и интерпретировать (человеку и компьютеру). На самом деле эти критерии не могут быть ни универсальными, ни практически определенными [O'Connel, Kowal 1995а: 96].

Научное предназначение нотационной системы состоит не в том, чтобы быть «легкой для чтения», а в том, чтобы ей было удобно пользоваться (usability). В этом случае для составителя транскрипта главным ее достоин­ством является четко определенное, однозначное отношение между элемен­тами дискурса и знаками транскрипции. Для анализа важно, чтобы транс­крипт содержал всю совокупность обозначений, указывающих на распре­деление, частотность и релевантность тех или иных компонентов социаль­ной жизни.

До адресата или потребителя научной информации транскрипт может дойти в трех видах: на него может быть всего лишь сделана ссылка, может быть представлен какой-то его фрагмент (часто как иллюстрация) и, наконец, он может быть приведен полностью (в форме приложения или как-то иначе). Ни в одном из этих случаев нельзя установить некий стандарт «читабельно­сти». Что и как дать в транскрипте целиком и полностью зависит от того, что этим хочет сказать автор, кому он хочет это сказать и с какой целью. Что касается пригодности транскрипта для машинной обработки, то это скорее вопрос программной совместимости (compatability) с метаязыком нотацион­ной системы, а не «читабельности» как таковой.

Аналогично перечисленным выше «критериям», Дж. Дю Буа провозгла­шает пять максим транскрипции [Du Bois 1991: 78]:

1) Category definition: верно определи категории;

2) Accessibility:сделай систему доступной;

3) Robustness: сделай транскрипцию здравой;

4) Economy: сделай транскрипцию емкой;

5) Adaptability: сделай систему адаптивной.

С одной стороны, эти максимы сформулированы так, что с ними трудно не согласиться или умышленно нарушить их, но, с другой стороны, эти фор­мулировки настолько обтекаемы и общи, что их ценность с точки зрения построения конкретной системы транскрипции оказывается сомнительной. Дю Буа создал свою систему DT, соответствующую своим максимам, однако он не доказал преимуществ своей системы именно по этим пяти максимам.

Исходя из общего критерия работоспособности, полезности нотационной системы, рядом авторов были приняты следующие принципы транскрипции [см.: O'Connell, Kowal 1994: 102 и сл.; O'Connell, Kowal 1995a: 98—104; O'Connell, Kowal 1995b: 654—655]:

1. Избирательность (Parsimony). Транскрипции подвергаются лишь те компоненты дискурса, которые предполагается анализировать, следователь­но, читателю в транскрипте должно быть представлено только то, что реле­вантно с точки зрения анализа, что придает ему осмысленность.

2. Конвенциональность (Conventionality). Графемы используются только для сегментного представления лексических единиц, а знаки препинания в их обыч­ной функции стандартных символов для разделения структурных единиц и уточнения их значения.

3. Лексическая целостность (Lexical Integrity). Целостность слов не долж­на нарушаться никакими другими условными обозначениями (что резко по­вышает эффективность работы с транскриптом, и в плане его составления или анализа, и в плане восприятия, той самой «читабельности»).

4. Объективность (Objectivity). Субъективные восприятия, оценки и категоризации со стороны составителя транскрипта не должны подаваться как объективные измерения.

5. Однозначное соответствие (One-to-One Correspondence). Одному сим­волу нотационной системы должно соответствовать только одно свойство уст­ного дискурса и наоборот — один элемент речевой коммуникации (одна ее категория) должен быть обозначен только одним символом.

6. Приоритет описаний (Description). Паралингвистические вокальные проявления нефонологического характера, например смех или плач, следует описывать, а не обозначать условными символами.

7. Раздельность (Separation). Описания, интерпретации, пояснения и комментарии должны быть графически отделены и ясно отличимы от самого «текста» фонологического, вербального ряда транскрипта.

К слову, ни одна из известных нотационных систем всецело не отвечает требованиям взятых вместе семи принципов, имеющих по сути дела априор­ный статус.

Принцип конвенциональности легко соблюсти в отношении буквенных графем, но что касается знаков пунктуации, то здесь есть немало проблем: привнесение знаков пунктуации в их привычной функции, в которой они ис­пользуются в письменных текстах, повышает субъективность анализа, вызы­вает много споров (поставить точку или запятую). Устный дискурс — это по­ток «слов» в «просодическом пространстве». Сочетание определенным обра­зом сочлененных слов с паузами, интонацией, громкостью позволяет решать о функциях фразы в отношении дискурса. Поэтому вслед за Дж. Дю Буа нам можно выделить два аспекта анализа интонации: функциональный и фонети­ческий [Du Bois e. a. 1993: 52—57] и переосмыслить традиционные знаки пунк­туации с точки зрения функционального аспекта интонации дискурса, в част­ности, продолжения (transitional continuity): точка обозначает комплекс инто­национных контуров («алломорфов интонации», по выражению Дю Буа) и пауз с функцией завершенности (final); запятая — комплекс интонационных контуров и микропауз с функцией продолжения или незавершенности (continuing, «more to come»);знак вопроса — в апеллятивной функции (appeal) обращения за поддержкой или подтверждением высказывания.

Просодическое прочтение знаков пунктуации свойственно многим [ср.: Du Bois 1991; Du Bois e. a. 1993; Chafe 1993: 43; Gumperz, Berenz 1993: 121; Schiffrin 1987; 1993: 431—432; Tannen 1989 и др.]. Но только с выделением не просто «интонаций», а функциональных просодических категорий мы можем добиться определенной универсальности транскрипции, потому что сами по себе интонационные «алломорфы» часто варьируются, а фонетический аспект интонации необходимо обозначать отдельно (когда в этом есть надобность). Например, в английском языке обычным выражением функции завершенно­сти являются сильная нисходящая интонация плюс пауза, апеллятивной — сильная восходящая интонация, а незавершенность «обслуживается» рядом контуров: незначительным понижением или повышением тона и нисходяще-восходящей интонацией, обычно в сочетании с очень короткой паузой, при­чем каждый них отличается своим прагматическим содержанием. В русском языке будут другие контуры, но три функции — завершенности, продолже­ния и апелляции так же легко выделить.

Интересная дискуссия развернулась по поводу четвертого принципа — объективности. В качестве «яблока раздора» можно взять такую простую, но очень ответственную операцию, как категоризация паузы [см. противоречи­вый анализ примера Э. Щеглова: Levinson 1983: 328; O'Connel, Kowal 1995 а: 100—101]. Одними паузы оцениваются чисто субъективно как (не) значитель­ные, другими они хронометрируются с точностью до десятых долей секунды. Технически это сегодня вполне возможно. Но и полученная «объективно»

точная длительность паузы не снимает проблемы. Дело в том, что слушаю­щий не измеряет абсолютную долготу паузы в речи. Восприятие этой величи­ны на самом деле субъективно и относительно — оно зависит от многих фак­торов, например, ожидаемой ее долготы и темпа предшествующей речи. Пау­за в 0,3 с. в разных условиях кажется одному и тому же человеку то длиннее, то короче. Нормы варьируются и социокультурно: англичане на стыке ре­плик обычно держат паузу (ожидают этого от других) дольше, чем американ­цы [см.: Edwards 1993: 23; Tannen 1984a]. Значит, «объективные» количествен­ные методы не всегда оправданы. Исследователь, владеющий языком и нор­мами общения в данном социуме, производит эту оценку интуитивно, как и сами участники общения. Так интроспекция вновь доказывает свои методо­логические права. Только в измененной редакции, учитывающей высказан­ные замечания и аргументы, можно принять второй и четвертый принципы из приведенного выше списка.

имеет ощутимый интерпретативный, этнографический крен, но и она готова к машинной обработке;

• в дополнение ко всему перечисленному выше есть немало вариаций на тему названных выше систем Г. Джефферсон и Дж. Гамперца и Н. Беренц, что ничуть не удивляет, учитывая объем полевой работы, проделанной этномето­дологией и социолингвистикой; в качестве примеров можно привести две си­стемы Д. Таннен [Tannen 1989] и Д. Шифрин [Schiffrin 1987].

Кстати, DT, HIAT, и London-Lund Project давно получили мощное про­граммное обеспечение и тоже «пересели на машины». Есть специальная си­стема и для детской речи [см.: Bloom 1993]. Самым неудобным для компью­тера и поныне остается метаязык транскрипций конверсационного анализа.

Если посмотреть на перечисленные системы в свете максим Дж. Дю Буа и общих принципов транскрипции по Коваль и О'Коннел, то легко убедиться, что принцип избирательности нарушается теми, кто хочет в транскрипте до­стичь уровня избыточности реального речевого общения, «present the multifaceted flux of discourse in a way that is as accessible to the analyst as it is to the participant» [Du Bois 1991: 97; O'Connel, Kowal 1995a: 99]. Во-первых, это утопия и утопия опасная, так как она ведет к подмене живого дискурса как предмета исследования его транскриптом. Во-вторых, это противоречит мак­симе экономии и настолько перегружает транскрипт, что эффективность ра­боты с ним радикально падает. Этот упрек в разной степени можно адресо­вать этнометодологии и HIAT.

Принцип конвенциональности нередко нарушается коллегами Г. Джеф­ферсон и ею самой (пример из [Jefferson 1984: 349]):

⇐ Предыдущая11121314151617181920Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: