Общие проблемы транскрипции

Перенос звукового образа дискурса с аудио- или видео­носителя на бумагу (транскрипция) отнимает довольно много времени и ничуть не меньше места: достаточно упо­мянуть, что речевое событие продолжительностью 45— 50 минут (например, один урок) может «съесть» 30 страниц стандартного текста (конечно, если это не была контрольная по математике). Сложность и многоуровневость транскрипции лишь добавляют работы. Если доводить транскрипцию до уровня подробной фонетической записи с отображением каких-то аспектов интонации, то пятиминутный сюжет может обойтись в доб­рых 25—30 часов исследовательского времени.

Транскрипция сама по себе является очень чувствительным моментом, самым существенным образом влияющим на весь ход анализа записанного фрагмента общения. Не секрет, что разные исследователи произведут отлич­ные друг от друга транскрипции одной и той же аудиозаписи. Расхождения будут не только в сфере переноса интонации, пауз, границ реплик, переби­вания, что, как правило, естественно, но даже в определении словарного состава.

Из того, что известно о сложных когнитивных процессах, происходящих в сознании человека, осуществляющего транскрипцию, на него, как и на вся­кого пользователя языка, положиться нельзя: «The transcriber, considered as a language user, is "often quite unreliable"» [MacWhinney, Snow 1990: 457]. Иссле­дования показали, что в процессе транскрипции человек непроизвольно искажает дискурс, переставляет, пропускает и подменяет какие-то элементы, неверно «слышит» его [O'Connell, Kowal 1995a: 103]. Это еще раз демонстри­рует интерпретативный и во многом субъективный характер исследования уже на уровне транскрипции устного дискурса.

Самый обыкновенный разговор выглядит весьма сложным и неудобным для чтения, будучи перенесен на бумагу в своем первозданном виде, безо вся­кого редактирования. Коммуниканты обычно не замечают этой сложности в устном общении, она проявляется только в транскрипте, под рукой лингви­ста, кодирующего такие «атрибуты» диалога, как фальстарты, хезитации, коррекции, а также фиксирующего эллиптичность, наложение в потоке речи слов одного говорящего на слова другого и т. п.

«Наша устная речевая деятельность на самом деле грешит многочислен­ными отступлениями от нормы. Если бы ее записать механическими прибо­рами во всей ее неприкосновенности, мы были бы поражены той массой оши­бок в фонетике, морфологии, синтаксисе и словаре, которые мы делаем.... Мы нормально этих ошибок не замечаем — ни у себя, ни у других: "неужели я мог так сказать?"... Всякий нормальный член определенной социальной группы, спрошенный в упор по поводу неверной фразы его самого или его окружения, как надо правильно сказать, ответит, что "собственно надо сказать так-то, а это-де сказалось случайно или только так послышалось"» [Щерба 1974: 36]. Но для дискурс-анализа учет ускользающих от внимания «опривыченных» в условиях устного общения «ошибок» и их кодификация очень важны. Соот­ветственно целям и задачам конкретного исследования необходимо с самого начала определить степень детализации транскрипции, решить, какие аспек­ты дискурса можно игнорировать, а какие — наоборот, выделить.

Зависимость метаязыка транскрипции от теории или методологических установок, а главное — от целей и задач любого исследования так велика, что вряд ли целесообразно стремиться к созданию нотационной системы, годной на все случаи жизни: «We ourselves find it difficult to consider such a field-wide standard as a desideratum» [O'Connel, Kowal 1995a: 95]. Однако некоторую пре­емственность или унификацию все же хотелось бы видеть (по крайней мере в обозначении свойственных всякой устной речи признаков: мены коммуника­тивных ролей, запинок, ошибок, пауз и т. д.).

Стандартизация предстает в виде главнейшей задачи также в свете ком­пьютеризации форм транскрипции устного дискурса, создания баз данных, облегчающих доступ к таким «текстам» и дальнейшую работу с ними всем желающим. Первые опыты такого рода уже имеются: London-Lund Corpus, Lancaster Spoken English Corpus, PIXI Corpora, Birmingham Collection of English Text (BCET). Corpus of Spoken American English (CSAE) обеспечивает в ин­терактивном режиме компьютерный доступ через сеть не только к транскрип­там, но и к звуковым оригиналам. И все-таки общепризнанной нотацион­ной системы так и не создано.

Парадокс наблюдателя

Другой известной трудностью этнографического сбора лингвистических данных является так назы­ваемый парадокс наблюдателя. Нам-то хочется узнать, как люди разговаривают, не будучи «под колпаком» у исследователя. Если информанты знают или подозревают, что за ними наблюдают, то их речь обычно становится менее непринужденной, происходит сдвиг в сторону бо­лее формального стиля общения. В связи с этим труднее всего собирать дан­ные о фамильярном и интимном общении. Можно, конечно, производить за­писи «скрытой камерой», например, бытовых, деловых и прочих разговоров, в том числе и бесед по телефону. Но в этом случае вмешиваются моменты этического и юридического свойства, заметно ограничивающие возможно­сти анализа, а иногда просто налагающие veto.

С другой стороны, совершенно свободного, непринужденного, абсолютно естественного общения не существует вообще, всякий раз говорящий учиты­вает социальный контроль со стороны участников взаимодействия и соответ­ственно приспосабливает свою речь к условиям конкретной ситуации обще­ния. Реакция на исследователя с магнитофоном — это лишь частный случай такой адаптации. Погоня за абсолютно естественным языковым материа­лом — это «методологическая химера» [Stubbs 1983: 225].

То, что исследователь получает в результате записи, когда общающиеся знают о ней, дает представление об особенностях дискурса в определенных условиях дискомфорта, а не о чистом, нормальном диалоге, типичном для дан­ной ситуации. Можно, конечно, попробовать выделить и изучить только из­менения в речевой деятельности информантов, обусловленные эффектом при­сутствия наблюдателя. Но простое механическое вычитание этих черт все равно не передает общей картины нормального разговора. Лучший выход из поло­жения — дать коммуникантам время, чтобы они просто привыкли к микро­фону (сначала можно ставить его, не включая запись). Примечательно, что в стрессовых ситуациях участники общения также иногда «не замечают» микрофона, находясь под прессом другой доминанты.

Парадокс наблюдателя имеет и обратную сторону, не менее коварную: восприятие и осмысление полученного материала оказываются не такими простыми этапами анализа для самого интерпретатора. Как правило, ученый, говорящий на том же языке и привыкший к тому же набору вариантов и спо­собов языковой коммуникации, что и испытуемые, многие важные моменты речевого общения просто пропускает, потому что они для него настолько же естественны и принимаются им как должное, как норма, а усвоенную норму бывает очень трудно выделить. Отклонения от нормы когнитивно заметнее, поэтому-то и привлекают повышенное внимание случаи нарушения норм в

общении или случаи нетипичного общения, например, общения людей с час­тично или полностью потерянным зрением как друг с другом, так и с вполне здоровыми людьми. По той же причине Л. В. Щерба [1974: 33] писал об ис­ключительной важности «отрицательного языкового материала», т. e. неудач­ных высказываний с пометкой «так не говорят», позволяющих уловить и за­печатлеть норму.