Фрейм — это такая когнитивная структура в феноменологическом поле человека,

Фрейм — это такая когнитивная структура в феноменологическом поле человека, которая основана на вероятностном знании о типических ситуациях и связанных с этим знанием ожиданиях по поводу свойств и отно­шений реальных или гипотетических объектов. По своей структуре фрейм состоит из вершины (темы), т. e. макропропозиции, и слотов или термина­лов, заполняемых пропозициями. Эта когнитивная структура организована вокруг какого-либо концепта, но в отличие от тривиального набора ассо­циаций такие единицы содержат лишь самую существенную, типическую и потенциально возможную информацию, которая ассоциирована с данным концептом.

Кроме того, отнюдь не исключено, что фреймы имеют более или менее конвенциональную природу и поэтому они способны определять и описы­вать то, что является самым «характерным» или «типичным» в данном со­циуме или обществе с его этно- и социокультурными особенностями. Ска­жем, фрейм «семья» по-разному организован в сознании жителей южно­корейского села, немецкого города, дагестанского аула или индусской дерев­ни: разными оказываются и слоты, и их количество, и наполнение (явно отли­чаются роли и статусы членов семьи, их права и обязанности, отношение к родственникам по мужской и женской линии, включенность третьего-четвер-

того поколений). Такие когнитивные модели — это базис для интерпретации дискурса.

В то же время фреймом порой называют набор эпистемических единиц, которые определяют наше восприятие стульев, журналов, бананов и других объектов действительности. Например, фрейм «комната» включает слоты стены, потолок, пол, окно и дверь, трехмерность замкнутого пространства ком­наты, точку зрения относительно данного объекта (вне или внутри, где). «Раз­личие между концептами как таковыми и организацией концептуального зна­ния во фреймы является не вполне четким — теория допускает размытые гра­ницы между ними» [ван Дейк 1989: 17; ср.: Кубрякова и др. 1996: 90; 187].

Сценарий или, по-другому, сценарный фрейм содержит стандартную по­следовательность событий,

Сценарий или, по-другому, сценарный фрейм содержит стандартную по­следовательность событий, обусловленную некой рекуррентной ситуацией [Schank, Abelson 1977; Bower e. a. 1979]. Сценарии организуют поведение и его интерпретацию. Для сценариев характерны ситуативная привязанность и кон­венциональность [Гончаренко, Шингарева 1984: 14; Минский 1979; Шенк 1980; Романов 1988: 30; ван Дейк 1989; Кубрякова и др. 1996: 181—182].

Сценарии не всегда обусловлены непосредственной целесообразностью: нередко они описывают последовательности сцен, событий или действий, имеющие полностью или частично ритуализованную природу, например, свет­ские, религиозные и военные церемонии [см.: Schank, Abelson 1977: 63].

Как фрейм, так и сценарий необходимо трактовать в терминах памяти [Schank 1982a: 173; Bower e. a. 1979]. Это не только информационные структу­ры, они сообщают о результатах, конечных состояниях, по которым и запо­минаются нам, поскольку это механизмы, объясняющие достижение понима­ния с использованием накопленного ранее знания [Lehnert 1980: 94], а предва­рительное знание и есть тот тип информации, который хранится в памяти. В соответствии с этим Р. Шенк [Schank 1982а: 175—176] выделяет четыре уровня памяти: на первом хранятся образы вполне конкретных событий (Event Memory): конкретное посещение зубного врача; на втором — обобщенные образы, вобравшие в себя все конкретные события одного типа (Generalized Event Memory): все посещения зубного врача; на третьем уровне хранится ин­формация о ситуации в целом (Situational Memory), факты типа «В кабинете зубного врача есть специальное кресло» или «Врач носит белый халат»; нако­нец, высший, четвертый уровень интенциональной памяти (Intentional Memory) содержит более абстрактную информацию о том, как надо решать свои про­блемы с помощью социального института помощи. Но где, «на какой полке» копятся сценарии?

Самое замечательное в этом нашем рассуждении заключается в том, что в «готовом виде» сценарии в памяти вообще-то не хранятся. Применение

сценария к анализу дискурса — это реконструкция, что максимально близко подходам вышеописанной теории PDP. Мы сами строим сценарии по мере того, как в этом возникает необходимость, в процессе восприятия речи, что­бы осуществить интерпретацию дискурса, используя накопленный ранее опыт и информацию, размещенную на разных уровнях памяти [Schank 1982a: 179; ср.: Кубрякова 1991; Панкрац 1992].

На первом уровне памяти у нас хранятся сложные эпизоды и длительные неинтерпретированные последовательности событий. Более важная для ре­конструкции сценариев энциклопедическая информация находится на втором уровне в виде норм, правил и фреймов. Социально-культурная информация, которую мы все приобретаем в течение довольно длительного времени жизни в обществе, в виде макросценариев хранится на третьем уровне памяти и помогает ответить на вопрос, как? мы делаем то, что нам надо. Еще более абстрактные сведения о том, почему? мы вообще делаем это, принадлежит четвертому уровню (intentions, thematic sequences, grand designs — Schank 1982a: 184—187]. Лишь в отношении первого уровня можно говорить, упо­требляя слово помнить в его «собственном» смысле, — остальные уровни содержат основанные на предшествующем опыте антиципации и экспектации разной степени обобщенности.

Модель памяти, разработанная Шенком для искусственного интеллек­та (страдающая неким машинным механицизмом), отличается от конкури­рующей когнитивно-психологической архитектуры знаний, в соответствии с коей вводится ряд дихотомий для разных типов знаний в долгосрочной памяти:

эпизодическая vs. семантическая память — данное важное противопо­ставление в начале 70-х годов ввел американский психолог эстонского проис­хождения Э. Тулвинг [Tulving 1983; Eysenck 1993: 72—73]: эпизодическая па­мять автобиографична, так как она основана на личном опыте человека и содержит информацию о событиях, участником или свидетелем которых был он сам; семантическая память скорее универсальна — ведь это языковые и энциклопедические знания, лишенные уникальных пространственно-времен­ных координат своих «истоков», в отличие от эпизодической памяти, где у каждого воспоминания есть свое время и место происхождения;

декларативная vs. процедуральная память — этой оппозицией эпизоди­ческая и семантическая память под рубрикой «декларативная» (знаю, что) про­тивопоставляется «процедуральной» (знаю, как), что важно и для реального речепроизводства, и для его моделирования [см.: Anderson 1983; Stillings e. a. 1987: 18—21; Fiske, Taylor 1991: 306—308; Eysenck 1993: 73—75];

эксплицитная vs. имплицитная память — эта оппозиция по характеру про­явления памяти встречается не так часто, а своим происхождением она обяза­на психологическим экспериментам по изучению амнезии: имплицитная па­мять функционирует тогда, когда успешное выполнение какой-то задачи не сопровождается осознанным воспоминанием части предшествующего опыта (conscious recollection of previous experience), а эксплицитная память требует этого [Graf, Schachter 1985: 501; Eysenck 1993: 75—77].

Очевидно, что эти дихотомии и оппозиции (как обычно) не должны вос­приниматься абсолютно. Одни и те же когнитивные схемы могут иметь одно­временно декларативный и процедуральный характер, семантическая память очень часто взаимодействует с эпизодической и т. п.

Не совсем так, как это принято в искусственном интеллекте, например, в Йельской группе Шенка и Абельсона, Т. А. ван Дейк и В. Кинч [1988: 173] говорят о ситуационных или когнитивных моделях памяти и моделях в эпи­зодической памяти. Эпизодические модели они рассматривают как частич­ные, субъективные и узко релевантные когнитивные представления о поло­жении дел в реальном мире и тем самым — о социальных ситуациях в мире. «По этой причине мы называем такого рода модели ситуационными» [Дейк 1989: 163—164]. Их локализация в эпизодической памяти говорит о том, что они представляют собой интегрированные структуры предшествующего опы­та. В них отражены знания и мнения людей о конкретных событиях или си­туациях. Ситуационные модели служат сформированной на основе личного опыта базой для более абстрактных сценариев и планов в семантической (со­циальной) памяти. Здесь проявляется одно из самых замечательных качеств модели В. Кинча [ construction-integration model — Weaver e. a. 1995], а имен­но — принцип интеграции и взаимодействия эпизодической и семантической памяти. Различаются частные (particular) и общие (general) модели: от част­ной модели к общей, а от последней — к сценарию.

Не случайна эволюция взглядов ван Дейка и Кинча, до 1978 г. более ориентировавшихся на структурные подходы к анализу пропозиционально-ассоциативных сетей при восприятии и порождении текста. Осознав статич­ность лингвистической модели текста, они сформулировали основания стра­тегического подхода к динамическим процессам интерпретации и порожде­ния текста: «We thus introduced the crucial notion of strategic processing: an online, context-dependent, goal-driven, multilevel, hypothetical, parallel, and hence fast and effective way of understanding» [van Dijk 1995: 392]. Данная прогрес­сивная программа стала шагом вперед по направлению к интерпретатив­ному анализу.

Сценарий может быть использован либо поведенчески, либо когнитивно: в первом случае человек реально проигрывает его, строя свое поведение в соответствии с конкретным сценарием; во втором — мысленно [Lehnert 1980: 87], например, интерпретируя текст. Многие упускают из виду иное напол­нение модели в случае ее поведенческой реализации, когда доминирующим типом знаний оказывается процедуральный. Темой сценария является тип деятельности, соотносящий цель и способ ее достижения, а слотами — мо­дели отдельных действий, их последовательность и порядок.