Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Искажённые портреты вождей




 

Большую изобретательность проявляла всеядная цензура Главлита в наблюдении за публикацией портретов вождей. Утверждённые и канонизированные изображения «руководителей партии и советского государства» не могли подлежать никаким изменениям. Канонизация изображений началась сразу же после смерти Ленина: уже в июне 1924 года появилось Постановление ЦИК СССР «О порядке воспроизведения и распространения бюстов, барельефов, картин и т. п. с изображением В. И. Ленина». В нём говорилось: «В обращении появилось большое количество бюстов, барельефов, живописных портретов, рисунков, фотомонтажей и других изображений В. И. Ульянова-Ленина, во многих случаях не имеющих с ним почти никакого сходства. Распространение таких изображений и, в особенности, выставление их в публичных местах создаёт опасность усвоения широкими слоями населения искажённого образа В. И. Ульянова-Ленина». Велено было, «в целях недопущения этого, воспретить размножение, продажу и выставление в публичных местах перечисленных видов изображений В. И. Ульянова-Ленина, кроме фотографических, но не исключая фотомонтажа, без соответствующего разрешения особых комиссий. (…) Лица, виновные в нарушении настоящего постановления, подлежат привлечению к уголовной ответственности».

Наблюдение за исполнением такого постановления возложено было, естественно, на органы Главлита. Неоднократно переделывались и ретушировались фотографии и картины, на которых Ленин изображён в «нежелательном окружении» — Троцкого прежде всего, а затем и других «разоблачённых врагов народа». Запрещались к публикации рисунки, изображающие Ленина беседующим в Разливе с Зиновьевым, который, как известно, скрывался там вместе с ним. Нередко шли на самый обычный подлог и мистификацию, применяя метод фотомонтажа, соединяя в угоду изменившейся политической ситуации определённых лиц в нужном сочетании. Так, например, в известной предсмертной фотографии «Ленин в Горках» к больному вождю на скамейку подсажен Сталин. Всё это напоминает уловки старых провинциальных фотографов, вырезавших на полотнище или фанере отверстие, в которое каждый желающий мог всунуть голову и получить моментальную фотографию в соответствующем антураже. С одним, правда, отличием: претендент на «всовывание» головы в дырку назначался на самом верху и менялся соответственно «политическому моменту». Поэтому уместнее провести аналогию, пожалуй, с привычками некоторых римских императоров: придя к власти, они приказывали срезать головы у статуй своих врагов и приделывать к ним изображения своей головы. Как говорил в «Непричёсанных мыслях» польский сатирик Ежи Лец, «уничтожая статуи, сохраняйте постаменты».

В июле 1937 года начальник Ленгорлита доносил Жданову в Смольный: «Ряд районных газет Ленинградской области получил на днях из „Союзфото“ (Москва) прессклише, на котором изображён, как указывает подпись под клише, „Сарай тов. Емельянова в Разливе, где скрывался В. И. Ленин на сеновале“. Между тем известно, что Емельянов за контрреволюционную деятельность осуждён и выслан. Рассылая клише с подобной надписью, руководители „Союзфото“ ещё раз показали свою политическую беспечность и ротозейство…» «Оргвыводы» из таких документов (а их в архивах Главлита — десятки) делались вполне определённые: дела «ротозеев»-издателей и потерявших бдительность цензоров в большинстве случаев передавались «компетентным органам». Виновные «в недосмотре» нередко следовали по тому же пути, что и персонажи, изображённые на фотографиях.

Любопытнейший материал собран в альбоме коллекционера и исследователя Дэвида Кинга «Пропавшие комиссары»[100], вышедшем в 1997 году в Нью-Йорке. В нём последовательно продемонстрированы истоки фальсификации «видеоряда». Отчётливо видно, как постепенно изымаются из групповых фотографий нежелательные персоны, попавшие под колесо террора, как подчищается иконографическая сторона советской истории. Один за другим комиссары исчезают — до того момента, когда наконец Сталин в результате таких операций остаётся в гордом одиночестве и в сиянии славы. Вслед за тем оставшийся портрет тиражируется в миллионах экземпляров, на что обратил внимание Лион Фейхтвангер в главе «Тысяча портретов человека с усами» в своей книге «Москва, 1937 год». Несмотря на то, что писатель во всём остальном почти ничего не понял, его книга на долгие годы погрузилась в «отделы специального хранения» (в просторечии — спецхраны).

Начиная с «года великого перелома», совпавшего с пятидесятилетием Сталина и невиданным его возвеличиванием, все его портреты подлежали цензурному контролю: устранялось всё, что могло бы бросить тень на образ вождя. В декабре 1929 года, накануне юбилейной даты, особым главлитовским циркуляром предлагалось всем цензорам «следить за тем, чтобы клише портрета т. Сталина было изготовлено только со снимков, полученных из „Пресс-клише“ РОСТА. Других портретов и снимков к печати не разрешать». Публикуемые портреты генерального секретаря должны были выглядеть наиболее благостно и привлекательно. Ленгорлит обратил внимание на небольшую газету «Северо-Запад-ный водник», в которой дважды в течение одного месяца (января 1937 года) пытались «принизить» и даже «очернить» этот образ: первый раз поместив под знаменем «мёртвую (!) голову т. Сталина», а второй случай удалось предотвратить в последний момент: «Портрет т. Сталина. Лицо затемнено. Плечи в разных планах. Правое неверно. Предложено переделать».

Со временем это неукоснительное правило — публиковать и выставлять публично только утверждённые на самом верху, в Агитпропе ЦК, портретные эталоны — распространилось на фотографические и даже рисованные изображения других вождей. Множество репрессий обрушилось в связи с этим на небольшие городские и районные газеты, а также заводские многотиражки. Стёртые от постоянного употребления цинкографические клише неизбежно порождали отпечатки, искажающие черты «родных и любимых народом лиц». Вот цензурные претензии к изображению «первого маршала»: «Портрет Ворошилова — неправильная расстановка глаз. Запретить»; «Портрет т. Ворошилова — искривление губ, в силу чего дано трагическое выражение лица»; «Журнал „Резец“ задержан из-за неудачного оформления (клише в № 3–4 за 1933 г.), крайне неудачно изображающего т. Ворошилова на пуске домны. Задержан по предложению Главлита, но со значительным опозданием, так что большая часть тиража разошлась». В самом начале войны, 21 июля 1941 года, Главлит направляет «на утверждение» в Управление пропаганды и агитации портреты Тимошенко, Ворошилова и Будённого, внося одновременно такие свои «замечания»: «1. Портрет т. Тимошенко — уменьшить тень на лице слева. 2. На портрете т. Ворошилова стушевать засветлённую часть правого виска. 3. На портрете т. Будённого дать чище правую петлицу, наложить на петлицу знак Серпа. 4. Портрет т. Молотова — осветить подбородок слева. По устранению указанных дефектов, Главлит не возражает против издания данных портретов».

Запуганным и терроризированным контролёрам всюду мерещился фашистский знак. В одной из групповых фотографий обнаружили, что «пряди волос на лбу у тов. Димитрова так переплетаются, что получается впечатление подрисованной свастики. Снимок появился в ряде газет. Главлит категорически запрещает дальнейшее печатание указанного снимка». Он же обратил внимание на то, что «на портрете т. Сталина пуговица френча пришита крестообразно и имеет большое сходство с фашистской свастикой» (приложен портрет, но нужно иметь очень сильное воображение, чтобы заметить это сходство). В послевоенное время, особенно в период борьбы с «космополитизмом», произошла смена ориентации: теперь особую опасность представляла публикация шестиконечной звезды (магендовида). Большие неприятности возникли у издателей одного из плакатов в связи с тем, что на нём маршальская звезда Сталина изображена шестиконечной.

Внимательно следила цензура за нежелательным контекстом: «вредительским» сочетанием изображения и текста. В бюллетень Главлита за 1937 год вошёл «вопиющий пример»: «Газета „Крестьянская правда“, № 17, 1937 г. На клише, на котором изображён В. И. Ленин среди красногвардейцев, увешанных ручными гранатами и пулемётными лентами, была дана подпись, искажающая действительное положение вещей: „В. И. Ленин отправляет агитаторов в деревню“. Снято». В конце 1935 года ленинградская цензура задержала выпуск 12-го номера журнала «Чиж», поскольку в нём «редакция помещает стихотворение, посвящённое т. Кирову, и его портрет. Политической нетактичностью редакции является совмещение материала с иллюстрацией на обложке — весёлой манифестацией героев „Чижа“ за 1935-й год». Обложку пришлось заменить: теперь на ней размещены «нейтральные» в политическом отношении рисунки (сценки зимних детских игр, фигурки животных и т. п.), поскольку на первой странице действительно красуется траурный портрет Кирова и стихотворение, посвящённое «прощанию» с ним, принадлежащее перу «Игоря Соколова, 9 лет».

Не только вожди, но и все советские люди должны были излучать оптимизм на фотографиях, портретах и т. д. Множество нареканий вызвали публикации групповых фотографий граждан с недостаточно радостными физиономиями на митингах, собраниях, демонстрациях. Даже сами «партийные здания» должны выглядеть светло и ни в коем случае не вызывать нежелательных ассоциаций. В спешном порядке была заменена и переклеена обложка книги «Стахановцы города» (Л., 1936), поскольку на ней «изображён Смольный в облаках, что создаёт впечатление поджога. Обложка переделывается». И действительно, экземпляр РНБ несёт следы спешной и не очень квалифицированной замены обложки «вручную»: Смольный заменён групповой фотографией — Жданов в окружении радостно улыбающихся молодых рабочих и работниц. Тогда же «задержаны на последующем контроле сатирические рисунки для журнала „Под знаменем Советов“. Мотивы задержания: искажение советской действительности и образов колхозников. Например, один из рисунков показывает недостаток жилья в колхозе. Колхозники изображены сидящими в дупле дерева, выражение лиц колхозников идиотское. Остальные рисунки в том же духе».

Помимо контроля за публикациями портретов и других печатных изобразительных материалов, в обязанности уполномоченных горлитов входил систематический осмотр постоянных экспозиций местных краеведческих музеев, наглядной агитации в парках, клубах и домах культуры (портреты, плакаты, графики, диаграммы и т. п.). Они проверяли такого же рода материалы, предназначенные для «праздничных демонстраций трудящихся». Вот типовое удостоверение, выдававшееся для такой цели работникам горлитов: «Представитель сего, политредактор Молодцов А. И., командируется на завод № 23 и Дом культуры промкооперации для предварительного просмотра художественного оформления и объектов для 1-майской демонстрации. Просмотру подлежат все без исключения плакаты, лозунги и проч., предназначенные для вывешивания и выноса за пределы завода. Вопрос о допуске работников Леноблгорлита согласован со Специальным отделом УНКВД». Рапорты, представляемые командированными цензорами, красноречиво свидетельствуют об уровне их эстетической подготовки и просто обычной грамотности (сохраняем стилистику и орфографию).

 

«Донесение политредактора Шкурина А. об осмотре Оптико-механического завода им. ОГПУ.

Обнаружены следующие недочёты: 1) слабо даны портреты т. Сталина и т. Жданова (портрет т. Сталина дан в профиль); 2) в клубе на выставке рабочих-художников выявлено несколько слабых картин, при чём на одной из них под названием „У вешалки“ показана свалка людей на фоне полушара (так! — А. Б.). Лозунги идут все опубликованные в „Правде“».

 

Другой политредактор нашёл «весьма неудовлетворительными плакаты и портреты на двух значках ГТО и на значке Ворошиловского стрелка. На значке ГТО физиономия физкультурника похожа на голову жабы: вытянутая челюсть и нос наравне (!), и тонкий прорез глаз. Мною эти фигуры предложено на демонстрацию в таком виде не пустить».

На основе рапортов создавалось «сводное донесение», посылаемое начальником горлита в партийные инстанции, а также в «компетентные органы», то есть в управления госбезопасности. В донесении, приуроченном к 1 мая 1935 года, он сообщал, что множество портретов выполнено «неудовлетворительно», более того, обнаружены «происки вредителей»: например, «портрет т. Калинина закрашен с задней стороны крестообразным предметом, при просвечивании получается крест на портрете. Обнаружен такой же крест на портрете Жданова, (…) отвратительно выполнено панно на Кировском заводе: вместо рабочей массы изображается сбор уголовных типажей…» и т. п. Обращено в рапорте внимание на полотнища голубого и жёлтого цветов с написанными на них лозунгами, тогда как полотнища должны быть только красными. Множество портретов запрещалось из-за «отсутствия сходства», самоё обрамление (рамка, окантовка и т. д.) должно было настраивать советского человека на соответствующий лад: «Наклейка литографского портрета т. Сталина на паспарту черного цвета производит впечатление траура. Портрет изъят»; «на Балтийском заводе портреты тт. Сталина и Жданова в жёлтых рамках на траурном фоне. Предложено снять».

Из Одессы в Ленинградский горком поступил донос директора местного книготорга. Он жалуется на то, что среди закупленных им портретов вождей «большая часть окантована в чёрной окантовке (так! — А. Б.), что является антисоветским, контрреволюционным оформлением». Он возмущён тем, что портреты эти имеют разрешительный штамп Ленгорлита, и просит принять соответствующие меры. Начальник ленинградской цензуры Чекавый (!) доносит в Смольный, что, как выяснилось, окантовка производилась в мастерских Театра им. Ленинского Комсомола, все портреты изъяты, «предложено их переокантовать».

Печатные плакаты также подвергались жесточайшему контролю. В 1931 году разразился скандал: Главлит обратил внимание на разрешённый ленинградскими цензорами плакат «Ночная панель». «Директивными органами» он, как говорилось в секретном послании Главлита, «подвергнут жестокой и справедливой критике, указано, что плакат вызывает представление, что проституция в СССР приобрела характер широкого и распространённого бытового явления, что, конечно, неверно, особенно для настоящего этапа». Велено было изъять плакат из обращения, привлечь виновных к ответственности, а также «тщательно пересмотреть разрешённую вами к изданию продукцию и изъять из распространения политически не выдержанные произведения».

Множество хлопот доставляло Главлиту мгновенное, непредсказуемое изменение политической ситуации. Вчерашние герои оказывались врагами народа, убийцами и поджигателями. Но, в отличие от оруэлловского романа, в котором власти «англосоца» организуют регулярные «пятиминутки ненависти», показывая во весь экран лицо главного врага, в советских условиях, после организованной кампании «возмущения» происками «вредителей» в 1937–1938 годах, вообще запрещено было упоминать о том, что они когда-либо существовали, не говоря уже о запрете на публикацию их портретов и фотографий. Все они должны исчезнуть — как физически, так и на вербальном и изобразительном уровнях, — ситуация, обратная сюжету тыняновского «Поручика Киже»: реальное лицо объявляется несуществующим. Огромное число книг изуродовано в связи с помещением в них материалов о «бывших красных героях» — знаменитых советских военачальниках. В главлитовском списке запрещённых книг за 1938 год фигурирует, в частности, альбом «Парад на Красной площади» (Детиздат, 1937. Текст Л. Кассиля) с такими «рекомендациями»: «Вырезать фото, на котором среди членов правительства имеется фотоснимок Чубаря.

Вырезать фото, на котором среди других сняты Тухачевский, Блюхер и Егоров». (Автор этих строк, поступивший в школу в годы войны, помнит, с каким любопытством рассматривали мы наши первые буквари и другие учебники, в которых были заклеены многие страницы — как раз из-за помещения на них портретов репрессированных маршалов.)

Все эти кажущиеся параноидальными акции находят своё объяснение и своего рода «обоснование», но не политическое, а скорее магическое, восходящее к древним, чуть ли не первобытным архетипам. Известно, что ещё вавилонские маги и жрецы изготовляли из воска фигурки тех, кого следовало умертвить, бросая их в огонь, или протыкали их иглой в «нужных» местах. Этому правилу следовали и все позднейшие маги и колдуны. Да и сейчас нередко можно увидеть портреты нежелательных кандидатов в депутаты или иных политических деятелей с выколотыми глазами. Прапамять говорит даже современному человеку, что изображение и реальный человек мистически связаны между собой: уничтожить изображение — значит уничтожить самого человека.

 

«Маленькая совместная кучка»

 

Господи, сколько на свете народностей,

Сколько различий и сколько несходностей,

Даже не веришь ушам.

Как обменяться и словом и мнением,

Если ты хочешь со всем населением

Поговорить по душам?

Бодро идут караваны с верблюдами,

Бодро туркмены стучат ундервудами,

В такт им стараясь попасть.

И, не теряя рабочего времени,

Вслух переводят для тюркского племени

Маркса последнюю часть

 

 

Таким виделось покинутое отечество виднейшему поэту-сатирику Русского зарубежья Дону Аминадо (псевдоним Аминада Петровича Шполянского) в стихотворении «Родина-мать», написанном в середине двадцатых годов.

Цензорам тридцатых годов много неприятностей доставляли попытки буквального перевода на языки так называемых «младописьменных» народов произведений основоположников великого учения и официальных партийных и государственных документов. В переводе на «языки родных осин» многие места и выражения звучали… как-то очень уж сомнительно и подозрительно, выглядели чуть ли не насмешкой над святыней.

 

«Секретно. Сводка конфискаций и задержаний Ленгорли-та за декабрь 1937 г.

Журнал „Советская этнография“, № 1–2, 1937 г. Издание Академии наук СССР.

На страницах журнала в отделе „Хроника“ в статье „1-я Марийская языковедческая конференция“ сказано: „По мнению Капитонова, слово Революция на марийском языке — это качым мундранымаш, то есть народная смута, а диктатура — чот нентыден кучумаш, то есть крепкое держание“. Эта политически вредная практика перевода слов на марийский язык была применена националистом Васильевым, который слово „коммунист“ переводит как „пармызе“ („кучкист“), а ячейку ВКП(б) как „изпармызе тушка“, то есть „маленькую совместную кучку“. Таким образом, журнал предоставляет трибуну клеветническим выпадам врагов народа против диктатуры пролетариата и ВКП(б). Васильев арестован как враг народа».

 

Особенно много претензий Главлита вызвала в середине 1936 года именно туркменская пресса — Дон Аминадо угадал! — в связи с публикацией проекта готовившейся тогда «Сталинской Конституции»:

«Секретно. Ежемесячная сводка Главлита за июнь 1936 г.

В газете „Советский Туркменистан“ (на туркменском языке) 16 июня обнаружены следующие искажения проекта Конституции: Ст. 12. Слова „Кто не работает, тот не ест“ — переведены „кто не работает, тот не укусит“.

В газете „Хурурданн Айстан“ 27 апреля с. г. напечатана заметка В. Тотовенца о проекте Конституции, в которой автор пишет: вместо „каждый гражданин имеет право на охрану здоровья“ — „каждый гражданин имеет право быть больным“».

 

Выросли эти узбеки с бурятами,

Вышли вполне социал-демократами,

Стали на правильный путь.

Взяли учебник изящной словесности

И как давай наводить на окрестности

Азербайджанскую жуть.

Как же, взирая на массы крестьянские,

Не удержать наши слёзы гражданские

И со слезой не сказать:

— Ты и Калинина, ты же и Ленина,

Ты и Малинина, ты и Буренина[101]

Общая родина-мать!..

 

Недреманное око Главлита замечало буквально всё в национальных литературах. Помогали ему в этом и добровольные помощники, всегда готовые написать очередной донос. Некто из таких добровольцев умудрился прочитать «вертикально» вторые буквы каждой строки одного стихотворения выдающегося армянского поэта Егише Чаренца — и действительно обнаружил «крамолу»! По материалам доноса Главлит в марте 1937 года издал следующее распоряжение: «В книге армянского поэта Егише Чаренца „Книга пути“ на армянском языке, вышедшей в свет в 1933 году в городе Ереване, помещено стихотворение под названием „Завет“. В этом стихотворении стоящие после начальных букв вторые малые составляют, если прочитать сверху вниз (от начала до конца стихотворения), следующий националистический лозунг: „Эй, армянский народ, твоё единственное спасение в твоей коллективной (объединённой) силе“. Послана телеграмма Главлиту Армении об изъятии книги»[102]. К тому времени поэт Егише Чаренц (настоящая фамилия Согомонян) был уже арестован и в том же году расстрелян. Стихи Чаренца не раз выходили на русском языке, в том числе в переводах Анны Ахматовой и Арсения Тарковского. В русское издание «Стихотворений и поэм» Чаренца крамольное стихотворение «Завет» вошло под названием «Семь заветов грядущего»[103], но, естественно, «криминал» в русском переводе отсутствует.

Великий английский поэт Джон Мильтон в знаменитой «Ареопагитике» — речи перед вымышленным парламентом «О свободе книгопечатания», опубликованной в 1644 году, писал: «Убить хорошую книгу едва ли не то же, что убить человека …»

И когда, добавим мы, начинают с уничтожения книг, неизбежно заканчивают тем, что уничтожают людей.

Такова печальная логика истории…

 

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...