Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Легитимное определение политики




Как это часто случается в социальном мире, социальные механизмы имеют тенденцию спонтанно представляться непосвященным индивидам как случайные. То, что нам кажется в настоящее время "устаревшим", как часто охотно говорят публицисты, вовсе не было таковым для большинства современников, которые, напротив, воспринимали как скандальные некоторые попытки "американизации политики" во Франции. То, что нам кажется "естественным" сегодня, например, в той манере, с какой политические деятели появляются на телевидении, - в реальности "естественно" сфабриковано с помощью и для политической игры, такой, какой она выражается посредством современных средств коммуникации: известно, что политические деятели тщательно подготавливают свои телевизионные "импровизации" и что та настоящая актерская игра, которую сегодня вынуждены демонстрировать политические деятели перед телекамерой, стала частью "ремесла политика" только с недавнего времени.

В ходе президентской кампании 1988 года, после того, как один из кандидатов, внешне мало склонный к представлениям в СМИ, после того, как спел песенку перед телекамерами в компании с другим политическим деятелем, поддерживающим его кандидатуру, он объявил своему окружению, уже без микрофона: "Мне сказали (то есть советники по коммуникации), что нужно было, чтобы я выглядел глупо, ну я и стал выглядеть глупо". Тем самым, он невольно напомнил, что главным препятствием, с которым столкнулись в начале шестидесятых годов некоторые специалисты по рекламе, в поисках своего нового применения и стремившиеся поставить свой талант на службу своим политическим устремлениям, было препятствие символического порядка: чтобы успешно продать свои услуги в политике, нужно было попытаться изменить определение политики, то есть то, что может легитимно делать политический деятель для того, чтобы быть избранным. Поскольку это изменение определения политики имело тенденцию разрушать установившиеся формы политического капитала (авторитет, наработанный в политических партиях, искусство красноречия на парламентских/36/ заседаниях или во время митингов сторонников и т.д.), как это бывает в большинстве социальных полей, то такая трансформация совершалась молодыми социальными агентами или, что то же самое, агентами без политического капитала, которые благодаря тому, что "ангажировали самих себя" могли пытаться ниспровергнуть негласно принятые и интериоризированные правила, управляющие политическим соревнованием.

Известно, что Мишель Бонгран, тогда еще молодой специалист по рекламе и сторонник движения молодых голлистов, который в 1965 году в большом секрете, впервые во Франции проводил выборную кампанию также молодого политического деятеля, мало знакомого широкой публике и представлявшегося как независимого от политических структур (Жан Леканюе). Он рассказывает, что сначала предложил свои услуги голлистам, которые с негодованием отказались от предложения, расцененного как непристойное по отношению к идеям, которые они имели о политике и об исторической величине генерала де Голля. Известно, что последний продемонстрировал высокий уровень своей идейности в политике, отказавшись использовать на первом туре выборов легальное время на телевидении, предусмотренное предвыборной кампанией. Как же его собственные сторонники могли представить себе, что он смог бы "опуститься", продавая себя "как продают мыло" [10]. Не стоит, конечно, отрицать в политике какую-либо практическую эффективность этих рациональных или рационализаторских технологий, разработанных специалистами по политическим контактам, тем более, что последние чаще всего, лишь попусту суетясь, переоценивают собственные возможности. Но, главное, нужно отметить, что они эффективны только потому, что им удалось внедрить новый способ заниматься политикой, в которой им самим находится место. Другими словами, если специалисты по рекламе или специалисты по политическому маркетингу становятся значимыми в политике, как ранее организаторы со своими опросами "общественного мнения", то это происходит потому, что они способствовали созданию новой политической/37/ игры, в которой их услуги и их специфическая компетенция стали необходимыми*.

Политика всегда интересуется (субъективно) только теми, кто имеет интерес (объективный) в политике. То, что может показаться тавтологичным, на самом деле является главным для понимания логики символического господства. Вопрос, регулярно задаваемый Французским институтом общественного мнения (ФИОМ) с начала 50-х годов, а затем и другими институтами опросов, о том, "интересуются ли политикой" анкетируемые (с вариациями в деталях), является, видимо, одним из самых обоснованных, которые институты зондажей, сами того не зная, когда-либо задавали в области политики. Хотя этот вопрос представляет собой приблизительный показатель распространения технической и социальной компетентности в области политики, поскольку речь идет о самооценке, и к тому же еще существует неопределенность смысла, который можно придать понятию "интерес", он все же предоставляет данные, являющиеся формой практического опровержения скрытой философии, которую организаторы опросов применяют в исследованиях и делают априори абсурдными с научной точки зрения большинство вопросов о мнениях, которые они задают. Мы действительно видим, что с 1950 года по сегодняшний день, доля тех, кто считает себя "очень" интересующимся политикой, остается постоянной и составляет сегодня активное меньшинство (между 10% и 14%). Напротив, наблюдается регулярное и значительное уменьшение тех (в большинстве своем социально исключенных или абсолютно обездоленных), которые называют себя "вовсе не" интересующихся политикой; их процент понижается примерно с 40% в 50-е годы до 20% в 1984 году. Что именно увеличивается под влиянием, в частности, роста числа охваченных школьным обучением, так это доля тех, кто, по выражению Хоггарта, способен бросить "случайный взгляд" на политику, скорее на ту политику, которую СМИ позволяют им видеть. В соответствии с часто встречающимся в политике замкнутым процессом, они могут найти интерес в этой политике благодаря тому, что люди, ответственные зд крупномасштабные СМИ, следуя свойственной/38/

* Те же самые советники по политическому маркетингу, которые уже пятнадцать лет настаивали на важности "видимости" и технике общения, сегодня отрицают "сверхпроникновение СМИ" в политику. На самом деле они лишь опережают уеталость политических деятелей по отношению к техникам, которые не являются настолько эффективными, как в то заставили поверить эти специалисты. Они сделались творцами новой моды, в любом случае неминуемой, моды на "говорить редко", моды завершения "политики спектакля" и возвращения политиков к стратегиям общения с тем, чтобы иметь возможность удерживаться на этом рынке.

им экономической логике привлечения максимальной аудитории, немедленно стараются их заинтересовать и увлечь просмотром передач, которые изготавливаются для тех, кому политика в ее традиционном определении не интересна. Однако, не стоит полагать, что "политическая компетентность", которая приобретается таким образом этой широкой публикой, поставленной в положение зрителя, будет подобна компетентности активного меньшинства, которое, собственно говоря, и "занимается" политикой. Простая минимальная способность мобилизовать схемы восприятия, большая часть которых не является специфически политическими, вовсе не позволяет действительно конструировать политические проблемы, что характеризует политическую компетентность профессионалов.

Социология политики является во многом социологией нашего политического бессознательного. Именно это объясняет одновременно трудности попыток и сопротивление, которое они порождают. Люди, прослушавшие курс "политических наук" и выучившие в ходе университетских лекций научные категории политики, или те, кто более того, стали, как политологи, по профессии специалистами политического анализа, не занимают социологически лучшие позиции для восприятия как таковых категорий политической перцепции, организующих обычное видение политического мира тех, кто не учился в вузе. Политический мир не всегда воспринимается в категориях собственно перцепции и, наоборот, может существовать политика, которая выражается не теми словами, которые используются профессионалами от политики. Политическая наука старается всем присвоить свои собственные мыслительные схемы. Это происходит всякий раз, когда политологи придают словам или даже поведению опрашиваемых тот же смысл, что им дает и политическое поле. На самом деле поведение и дискурсы социальных агентов должны быть вновь определены по отношению к ментальным структурам, сквозь которые политика постигается и которые далеки от того, чтобы быть идентичными ментальным структурам политологов. Голосовать за определенную политическую партию вовсе не означает, что вы поддерживаете эту партию такой, какой она сама себя определяет в политическом пространстве, но только то, что некое видение политики и позиции различных деятелей привело к тому, что вы предпочли этот бюллетень, нежели другой. Аналогично, нельзя утверждать, как это обычно делают политологи, когда просят опрашиваемых определить свое место в континууме между "'левыми" и "правыми", что такая-то часть населения/39/ действительно относится к "левым" или к "правым". Это все равно, как если бы эти категории немедленно были поняты всеми и, кроме того, как если бы их содержание было однозначно и универсально понимаемо и признано. Настоящий научный предмет состоит именно в анализе используемых в политике категорий, в символической борьбе, которая разворачивается вокруг них и в различных обозначениях, которые в них вкладывают разные социальные группы.

"Политическая наука" с помощью опросов общественного мнения чаще всего ограничивается тем, что более или менее неосознанно разрешает игру коллективного политического бессознательного, в то время как именно его нужно было бы выбрать в качестве объекта и анализировать таким, каков он есть. Чтобы выявить на практике все то, что отделяет научный анализ от простого комментария политолога, можно еще раз отослать читателя к статье Пьера Бурдье [11] по поводу опроса общественного мнения, проведенного в 1976 году. Его авторы хотели, чтобы исследование выглядело скорее как "развлекательное", в этих целях они заставили анкетируемых поиграть в политике в "китайские игры": они должны были на примере предметов и животных найти ассоциации с шестью политическими деятелями, широко известными всему населению благодаря телевидению. Итак, в то время, как опрашиваемых просят, например, провести идентификацию политического деятеля с "журавлем" или "муравьем", с "вороной" или "лисицей", с "дубом" или "розовым кустом", с "белым" или черным", они могут произвести ни что иное, как простое восстановление в памяти (не отдавая себе в том отчета) некой первичной культуры, то есть, чаще всего, культуры начальной школы, которая дремлет в каждом французе и которая может служить, за неимением лучшего, практическим руководителем классификации социального и политического мира. Самое интересное в этом опросе заключается не в полученных статистических распределениях, а в самой идее игры, в выборе предметов и животных. Тот факт, что этот опрос имел некоторый успех у анкетированных (например, число "не ответивших" было очень мало), объясняется некой непосредственной, спонтанной и незаметной - потому что подсознательной - связью, которая устанавливается между, с одной стороны, бессознательными схемами политологов, которые "выдумавших" вопросы, и, с другой стороны, практическими категориями, используемыми социальными агентами для постижения политического мира, иначе говоря, специфического универсума, который формально/40/ принадлежит всем, но фактически становится объектом очень разных способов присвоения, начиная с присвоения профессионалами от политики вплоть до присвоения культурно и экономически обездоленными*. Опросы более верно говорят о политическом бессознательном тех, кто ставит вопросы, чем об анкетируемых и, будучи далеки от привнесения научного, то есть демистифицированного и демистифицирующего взгляда на "общественное мнение", они чаще всего способствуют усилению верований.

Анализ случая

Мы видим различные препятствия, которые противостоят научному анализу трансформации политического поля в том виде, в котором она получилась в результате развития новых СМИ, распространения практики опросов общественного мнения и появления новых специалистов по коммуникации. Именно это объясняет укоренившуюся методологическую предвзятость. Если я предпочел обратиться к глубинному изучению ряда конкретных и ограниченных случаев, то это потому, что, хотя бы в первое время, мне это казалось более плодотворной исследовательской стратегией, чем чересчур глобальные или теоретически амбициозные исследования. Часто придают большое значение обширным статистическим обследованиям, поскольку они осуществляются на репрезентативных выборках французского населения и не уделяют внимания аналитическим разработкам монографического типа, которые считают "ограниченными" и "нерепрезентативными", а значит имеющими силу только для изученных случаев. Утверждать, что нельзя выводить результаты монографических исследований за пределы изученных случаев, - это означает смешивать эмпирическое обобщение результатов с теоретическим обобщением схемы анализа или объяснительной модели, которая была выстроена по поводу конкретного эмпирического случая [12]. Очевидно, что все уличные/41/

* Конечно, именно это обеспечивает нынешний успех на телевидении передаче "Бебет-Шоу", которую некоторые специалисты по политической коммуникации, а значит и некоторые политологи, объявляют "самой важной политической передачей", потому что ее осмотрят чаще, чем другие непосредственно политические передачи (и еще может быть из-за того, что показана некая насмешка по тношению к сословию политиков, которому одновременно завидуют и которое ненавидят).

манифестации как феномены не идентичны демонстрации сельских тружеников в марте 1982 года или манифестациям лицеистов и студентов в ноябре 1986 года; столь же очевидно и то, что все телевизионные дебаты не передают совокупности характеристик, которые можно было наблюдать в дебатах в 1985 году, где противостояли Жак Ширак и Лоран Фабиус. Но если возможно осознать их без непреложной необходимости изучать все уличные манифестации или все теледебаты политических деятелей, то потому, что с научной точки зрения вполне законно распространение принципов анализа, которые были выявлены на примере отдельных политических событий, впрочем, выбранных намеренно, так как они представляли по-настоящему идеальные и реализованные типы манифестаций или дебатов в том виде, в котором они сегодня вызваны к жизни новой структурой политического поля. Парадоксально, но самые общие механизмы могут быть более легко обнаружены в ходе пунктуального и детального изучения отдельных случаев, нежели на примере экстенсивного изучения. С некоторой точки зрения статистический анализ не сопряжен с риском: за отсутствием настоящего понимания он хотя бы предоставляет информацию. Монографический анализ, особенно в политике, более рискован, потому что он, с одной стороны, вскрывает то, что посвященные уже знают, не зная того по-настоящему, и на счет чего у них вдруг создается впечатление, что им это всегда было известно. Между тем, монографический анализ является, возможно, единственным методом, который позволяет по-иному вскрывать политическую жизнь и позволяет понять логику, которая управляет функционированием политического поля и присутствует в самых обычных и незначительных политических событиях, начиная с предвыборного вечера на телевидении и вплоть до объявления кандидатуры на президентских выборах или журналистского комментария.

Амнезия по поводу генезиса социальных институций, то есть эта некая забывчивость по поводу истоков, которые оказываются как бы вытеснены в коллективном бессознательном, вписана в само функционирование социального мира. Каждое поколение старается ассимилировать то, что является продуктом истории. У тех, кому, например, в силу молодого возраста, всегда была знакома практика опросов в политике, политических передач по телевидению и советов специалистов по коммуникации, не возникает возражений, которые могут иметь место по отношению к "медиатизации политики" у более старших политически поколений, которые более привычны к/42/ предвыборным собраниям на школьных дворах, митингам сторонников партий или прямым дебатам в коридорах парламента. Социальная история является для социолога привилегированным средством, вот почему в первой главе, опираясь на последние работы историков, мы напомним о том, как родилось понятие "общественное мнение" и как происходила его последовательная институционализация: это сделано для того, чтобы выявить, как вера в эту метафизическую сущность легла в основу особого способа существования этого понятия, оказавшего определенное воздействие на структуру и функционирование политического поля. Мы напомним также, что уличная манифестация, в том виде, в котором мы ее знаем сегодня, как способ политического действия, одновременно конкурирующий с "общественным мнением" и дополняющий его, лишь постепенно возникла в ходе второй половины 19 века. Во второй главе будут уточнены условия возникновения и характеристики общественного мнения", - того, которое успешно навязали политологи. Речь пойдет также об основных, сегодня игнорируемых, трудностях, которые превращают изучение мнения в само по себе сложное исследование. В третьей главе на основе детального анализа недавних политических телевизионных дебатов будет сделана попытка выявить процесс свертывания политического поля, когда политическая игра все более и более становится делом специалистов, которые заставляют "народ" зысказываться посредством процедуры опросов общественного мнения, немножко на манер чревовещателя, дающего свой голос марионеткам. Наконец, в последней главе, после анализа некоторых примеров манифестаций - в частности, манифестации сельских тружеников в Париже 1982 году и манифестаций студентов в 1986 году - будет показано, как эта самая старая форма политического действия, в которой наиболее реальным образом выражалась воля наиболее доминируемых социальных групп, тоже модифицировалась и больше не выходит за рамки некой замкнутой логики, заставляющей политическую игру во многом крутиться впустую, даже если эта форма политического действия отчасти смягчает неизбежную резкость политического столкновения.

Примечания

Мнение (lat. орiniо, rac. opinari)

I.1.Способ думать, судить; установка разума, принимающего некоторое утверждение за истинное; утверждение, которое принимает или отвергает разум/43/ (обычно допуская некоторую возможность ошибки). См. Оценка; убеждение, верование, идея, суждение, мысль, точка зрения (Способ думать, судить). Иметь то или иное мнение. См. Считать, верить, оценивать, судить, думать, относиться (глаголы, называемые в грамматике глаголами мнения). Заставить принять, следовать мнению; присоединиться к мнению. Не иметь мнения. Внезапное изменение мнения: поворот,... Иметь то же мнение, что и кто-либо, разделять его мнения (быть на его стороне; двигаться в его направлении). Присоединяться к мнению последнего из тех, кто говорил. Различия, расхождения во мнениях. (...) - Давать, высказывать, выражать некоторое мнение, свое мнение. (См. Говорить, выражать мнение). (...) Защищать, исповедовать, поддерживать мнение. Иметь мужество сознаться в своем мнении: честно их придерживаться. - Уверенное мнение (См. Уверенность, убеждение), неуверенное (См. Предположение, сомнение). Совершенно личное, чисто субьективное мнение. См. Впечатление, воображение, чувство. Всевозможные мнения. См. Предвзятое мнение, предрассудок, предубеждение. Это дело мнения: дело, в котором играет роль субьективное суждение каждого.

2. Мн. или собир. Точка зрения, интеллектуальная позиция, идея или совокупность идей по отношению к определенной области. См. Доктрина, система, теория, учение. Философские, религиозные мнения (См. Кредо, вера), политические мнения (См. Сторона). Прогрессивные, пагубные мнения. Никого нельзя преследовать за его мнения.- Газета о мнениях (в противоположность информационной газете). Свобода мнений (связанная со свободами собрания, образования, прессы).

3. Обсуждаемое мнение кого-либо. Мнения разделились,- ситуация, и вытекающая из отсутствия большинства, в ходе обсуждения.

4. Хорошее, плохое мнение о...: ценностное суждение, вынесенное о каком-либо человеке, действии, качестве. Иметь хорошее, плохое мнение о ком-либо. См. Ценить, недооценивать. Создать у других хорошее мнение о себе. У него скверное мнение об их ценности.(...) - Иметь хорошее мнение о себе. См. Самонадеянность (быть довольным собой,?...). (...)

II. 1. Коллективное суждение, совокупность мнений, ценностных суждений о ком-либо или о чем-либо. Мнение других, публики, людей. Мнение, разделенные идеи, суждения, вынесенные большинством социальной группы. Пренебрегать мнением.(...)

2. Совокупность мнений социальной группы по политическим, моральным, философским, религиозным вопросам. Мнение рабочих, крестьян. Французское, американское мнение. Совокупность установок, преобладающих в обществе, (по отношению к общим, коллективным и текущим проблемам); совокупность тех, кто разделяет эти установки. Общественное мнение. Влиять, разрабатывать мнение; воздействовать на мнение. Опросы о мнениях. Мнение единое или разделенное. Фракции мнения. Течения мнений. Движения мнений - Поставить проблему перед мнением. Будоражить мнение. Воздействовать на мнение посредством пропаганды./44/

Le Petit Robert p. 1192

1. H.Mendras, La fin des paysans, Paris, A.Colin, 1967; F.H.de Virieu, La fin de I'agnculture, Paris, Calmann-Levy, 1967; M.Gervais, C.Servolin, J.Weil, Une France sans paysans, Paris, Seuil, 1965; M.Debatisse, La revolution silencieuse, Paris, Calmann-Levy, 1963.

2. Les agriculteurs et la politique, Paris, Press de la Fondation nationale des sciences politiques, 1990.

3. P.Bourdieu, L'opinion publique n'existe pas, Les Temps modemes, 318, Janvier 1973, pp. 1292-1309 (речь идет о публикации одного доклада, сделанного в кружке Норуа в январе 1971 и воспроизведенного в Questions de sociologie, Paris, 1980, pp. 222-235.

4. P.Bourdieu, Les Doxosophes, Minuit, 1 novembre 1972, pp. 26-45; P.Bourdieu et L.Boltanski, La production de I'ideologie dominante, Actes de la recherche en sciences sociales, juin 1976, 2/3, pp. 3-73; P.Bourdieu, Remarques a propos de la valeur scientifique et des effets politiques des enquetes d'opinion, Pouvoir, 33, avril 1985, pp. 131-139 (воспроизведено в Choses dites, Paris, Minuit, pp. 217-224).

5. Un art moyen, P, Minuit, 1965.

6. О теории политического поля см: P.Bourdieu, La representation politique. Elements pour une theorie du champs politique, Actes de la recherche en sciences sociales, 36-37, fevrier 1981, pp. 3-24; Decrire et prescrire. Notes sur les conditions de possibilite et les limites de I'efficacite politique, ARSS, 38, mai 1981, pp. 69-73; La Delegation et le fetichisme politique, ARSS, 52-53, juin 1984, pp. 49-55; в том же номере -Espace social et gensе des "classes", pp. 3-12.

7. M.Pialou, Chronique Peugeot, Actes de la recherche en sciences sociales, 52-53, juin 1984, p. 94.

8. О соотношении между социальными структурами и ментальными структурами см. E.Durkheim et M.Mauss, De quelques formes primitives de classification, Contribution a l`etude des representations collectives, L'Annee sociologique, 1903 (reproduit en M.Mauss, Oeuvres, Paris, Minuit, 1969, tome 2, pp. 13-89) et Cassirer, Le langage et la construction du monde des objets, in Essais sur le langage, Paris, Minuit, 1969, pp. 39-68.

9. J.Schumpeter, Capitalisme, socialisme et democratie, Paris, Payot, 1961.

10. Этот аспект хорошо анализируется J.-P.Mounier, La publicity est entree en politique, Projet, Janvier 1977, III, pp. 66-78.

11. P.Bourdieu, Un jeu chinois, статья воспроизведена в приложении La.- distinction, Paris, Minuit, 1979, pp. 625-640. См. Также мой комментарий P.Champagne, R.Lenoir, D.Merllie et L.Pinto, Introduction a la pratique sociologique, Paris, Dunod-Bordas, 1989, pp. 193-200.

12. В целях более систематического сравнения монографического подхода и подхода статистического см.: P.Champagne, Statistique, monographie et groupes sociaux, Etudes dediees a Madeleine Grawitz, Paris, Dalloz, 1982, pp. 3-16.


Глава первая

Возникновение легитимных способов выражения "общественного мнения"

Н ет ничего более легкого, чем понять и из-за этого, возможно, нет ничего более трудного, чем проанализировать такое известное понятие, как "общественное мнение". Оно представляется одновременно и в обыденной и научной форме, которую придали ему институты опросов, политологи и политические круги, и в каком-то роде является частью элементарных форм восприятия или непосредственных данных политического сознания. И если сегодня уже больше не дискутируют ни о его существовании, ни даже о наиболее соответствующих средствах его измерения, то это потому, что институты опросов общественного мнения за тридцать лет выработали внешне неоспоримые технику и приемы, определяющие его способом, который представляется одновременно как объективный и точный. "Общественное мнение", хотя оно и не предусмотрено как таковое ни в одной Конституции, тем не менее тесно связано с режимами парламентарной демократии, и институты опросов пришли к необходимости экспорта своего опыта в страны третьего мира (в частности, в Африку), а также в авторитарные режимы, которые "демократизируются" (СССР, Польша и др.). Один закон во Франции (19 июля 1977 года) даже косвенно закрепил научный авторитет институтов зондажей, создав "комиссию по опросам", состоящую из высших чиновников, занятых в Государственном совете, Кассационном суде и Счетной палате, которые обязаны следить за соблюдением простейших деонтологических правил, которые сама профессия выработала достаточно давно ("международный кодекс чести в области изучения рынка и общественного мнения", составленный в 1948 году), с той целью, чтобы результаты этих опросов общественного мнения, которые имеют определенное политическое влияние, не вызывали подозрений (речь шла, главным образом, о том, чтобы помешать публикации ложных зондажей или опросов, проведенных по выборкам, искаженным в целях "одурманивания"). С 1945 года Французский институт общественного мнения (ФИОМ), по инициативе Жана Стецеля, продемонстрировал свое стремление создать в той же степени научное, сколь и коммерческое дело, выпустив журнал ("Опросы", издававшийся с 1939 по 1978 годы), посвященный презентации и комментариям результатов/47/ исследований, которые были найдены наиболее интересными и которые таким образом были предоставлены интересующейся публике. Начиная с 1984 года Софрес принял на себя эстафету, публикуя каждый год "Состояние общественного мнения", в котором он группирует наиболее значимые с его точки зрения опросы и сопровождает их комментариями политологов, журналистов и даже политических деятелей. И хотя обилие опросов, публикуемых сегодня всей совокупностью прессы, может периодически вызывать у некоторых журналистов определенное озлобление по отношению к практике, развитию которой способствовали они сами, тем не менее единственными возражениями научного характера, которые еще возникают со стороны специалистов и потребителей этой технологии (политологи и производители опросов), отныне остаются возражения, касающиеся только деталей (плохо сконструированная выборка, сомнительный "коэффициент погрешности" и т.д.), а не самих принципов этих исследований. Эти институты (как это делается и в случае с экономическими индикаторами) неделя за неделей следят за эволюцией общественного мнения в отношении крупных проблем современности, а также за рейтингами популярности основных политических лидеров. Итак, "общественное мнение" в том виде, в каком его измеряют институты опросов, стало социальной организацией.

Если институты общественного мнения смогли внушить в политическом и журналистском полях и за их пределами тот факт, что "общественное мнение" сводится к тому, что они измеряют, то существует, однако, серьезное сопротивление среди определенного числа специалистов собственно говоря социальных наук: историки и социологи показывают давность этого понятия и напоминают, что на самом деле речь идет о воображаемом, идеальном и утопическом референте, который служит, главным образом, узаконенным принципом дискурсов и политических действий. Иначе говоря, все позволяет полагать, что "общественное мнение" является только результатом встречи между традиционным политическим видением - дать слово "народу" в режимах, где он считается источником легитимности власти - и современной социальной технологией: опрос, анкета с закрытыми вопросами, и почти мгновенная обработка на компьютерах./48/

Социальный генезис "общественного мнения"

Сегодня достаточно почитать современные словари, которые накапливают, как геологические пласты, все исторически образованные значения, чтобы увидеть разнообразие смыслов, которые может сейчас иметь понятие "мнение", и, одновременно, задать себе вопрос о типе "мнения", которое, как претендуют институты опросов, они умеют воспринимать и научно измерять. В действительности, в соответствии со словарем "Робер", например, понятие мнение может означать результат твердого индивидуального суждения (оно в этом случае синонимично "оценке", "взгляду", "уверенности", "убеждению") или, наоборот, неопределенное и субъективное индивидуальное суждение (оно означает тогда "впечатление", "воображение", точку зрения", "чувство", "догадку", "подозрение", "предположение") или даже простое отсутствие любого суждения это случай "веры", "предрассудка" или "предубеждения"). Это понятие может также обозначать уже не индивидуальный, а коллективный продукт и выражать как хорошо обдуманную, а значит очень разработанную интеллектуальную позицию например в случае религиозной "доктрины" (говорят же о "мнении церкви" по такой то общественной проблеме) или философской или политической "системы", - так и совокупность "спонтанных" коллективных установок или представлений, разделяемых социальной группой.

То же семантическое многообразие наблюдается относительно прилагательного "общественный", которое может квалифицировать то, что касается "народа", взятого в совокупности (и означает в таком случае "общее", "обобщенное"); также оно противопоставляется "частному" и обозначает то, что формально "открыто для всех" (например, "общедоступный" сад, "общедоступный писец" среди неграмотных * *"общедоступный писец"- человек, к которому на условиях открытого доступа обращались неграмотные люди для составления письменных актов - прим. перевод.), то есть в реальности для всех тех, кто этого желает и может это сделать, или еще то, что принадлежит государству и предполагает "коллективный" или "общий" интерес ("государственная сфера деятельности", "гражданское право" и т.д.). Но это прилагательное имеет, кроме того, и более политический смысл и подразумевает еще и "то, что не секретно", то, что должно желаться "при свете дня", а также тех, кто имеет официальные/49/ функции ("общественные деятели") и, наконец, в более широком смысле, то, что "известно всем" ("общеизвестно").

Понятие "общественное мнение", которое сегодня составляет часть нашего политического бессознательного, с самого начала своего использования во Франции в середине 18 века претерпело, разумеется, большие семантические перемены. Исторические работы, которые описывают его происхождение, показывают на самом деле, что вплоть до конца 18 века "общественное мнение" было далеко от того, чтобы считаться таким же политически позитивным понятием, каким оно может быть сегодня.

Короткая историческая справка, которая следует далее, имеет целью показать в ретроспективе понятие "общественное мнение" и она опирается на недавние работы историков, в частности: K.Backer, Politique et opinion publique sous l'Ancien Regime, Annales ESC, janvier-fevrier 1987, pp. 41-71; S.Maza, Le tribunal de la nation: les memoires judiciaires et Topinion publique a la fin de FAncien Regime, Annales ESC, janvier-fevrier 1987, pp. 73-90; R.Chartier, Les origines culturelles de la Revolution francaise, Paris, Seuil, 1990; M.Ozouf, Le concept d'opinion publique au XVIII siecle in L'homme regenere. Essais sur la Revolution francaise, Paris, Gallimard, 1989 (Bibliotheque des histoires), pp. 21-53; J.Sgard, Naissance de Г opinion publique, a paraitre (colloque Ottawa. Les Lumieres du savoir, 1986). См. также Centre de sciences politiques de l'lnstitut d'etudes juridiques de Nice, L'opinion publique, Paris. PUF, 1857 (в частности, работы P.Ourliac, F.Ponteil, G.Burdeau);. Habermas, L'espace public. Archeologie de la publicite comme dimension constitutive de la societe bourgeoise, Paris, Payot, 1986 (1962 - немецкое издание).

Если обратиться к одному из первых словарей французского языка для того, чтобы понять установившийся тогда смысл употребления понятия, а также имплицитную философию, которую оно передавало, мы увидим, что с 1621 года в "Сокровищнице французского языка, как древнего, так и современного" понятие общественного мнения несет двойную смысловую нагрузку, которая сохраняется и сегодня, хотя и существенно оспаривается, поскольку оно со всей очевидностью подразумевает противопоставление социального типа: с одной стороны, мнение это есть "приговор того, кто и сам не совершенен", то есть необдуманное суждение, которое свойственно невежественным народным массам ("мнение/50/ юродивых расценивается как народное"); но с другой стороны, оно есть то, что "устанавливается между людьми учеными в каких либо науках". Если в конце 17 века в своем словаре Фюретьер уточняет, что мнение есть "суждение", подразумевающее "рассуждение" или "особое личное чувство, которое самостоятельно складывается по мере осмысления вещей", то он также противопоставляет "мнение серьезного автора", которому можно "с чистой совестью следовать в сомнительных случаях", и "ложным суждениям" народа. В своем словаре Фюретьер также указывает, что мнение может быть "общим чувством или чувством многих людей", что оно бывает не только особым или частным, и что, не будучи "общественным" в современном понимании слова, оно может быть более или менее широко разделяемым. Таким образом, в начале 18 века то, что называют "мнением" было для культурных элит синонимом временного знания. Оно находилось между сомнением и уверенностью и имело как минимум нагрузку личного суждения. В соответствии с платоновской традицией, оно противопоставляется "науке", которая универсальна (Кант скажет, что это абсурдно иметь свое мнение в математике: мы знаем или мы воздерживаемся от любого суждения). Но это научное мнение сталкивается также с простыми предрассудками, укоренившимися в частной жизни, которые характеризуют народное мнение. То есть, существует иерархия между самими мнениями: как непросвещенная толпа противостоит экспертам и ученым, мнения "обыкновенные" отличаются от тех мнений, которые складываются, если прибегать к помощи разума, и, тем самым, после размышления, приближаются к верному знанию. Именно это наряду с множеством других авторов 18 века признает Ларошфуко, когда он заявляет в одной из своих максим, что "можно оставаться при своих мнениях, если они разумны".

Прилагательное "общественное", которое к концу 18 века все более и более присоединяется к понятию "мнение", чтобы оформить эту особую, хотя и неопределенную сущность, с самого начала использованную скорее в полемических целях*, противопоставляется в то время в меньшей степени "частному" или "личному", чем "секретному", "притворному" или "скрытному" [1], и вписывается в движение протеста против абсолютизма и королевского произвола. "Общественное мнение" поначалу было мнением парламентских кругов, поскольку они превращали в "общественные" свои мнения о делах королевства ("Поучения" королю): в противовес политике короля, которую/51/

* По мнению Мона Озуф выражение "общественное мнение" появляется в первый раз как таковое в словаре только с 1798 года.

парламентарии считают окруженной тайнами, они выступают защитниками политики, которая ве

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...