Сложности проведения анкетного опроса

Специфическая сложность чисто технических дискуссий об "общественном мнении", ведущихся уже около двадцати лет политологами-журналистами, политиками и социологами, и крайней путаницы, еще и сегодня царящей в спорах специалистов, коренится в самой природе этого понятия, не допускающего научного определения и тем не менее измеряемого институтами опросов почти как таковое. Как заявляют некоторые политологи, завороженные кривыми популярности, которые они производят, и относительным сходством различных кривых, построенных в разных институтах: "мы не знаем, что именно измеряем, но уверены, что точно что-то измеряем". С помощью исследовательских инструментов, заимствованных у социальных наук (в основном, техники составления выборки и проведения анкетного опроса), институты опросов стремятся научно определить понятие чисто политического происхождения. Именно поэтому оно содержит теперь собственно технические аспекты, способные стать объектом дискуссий со специалистами в области социальных наук, и политические аспекты, которые выходят за рамки методических обсуждений и должны рассматриваться на другом уровне. Итак, чтобы избежать путаницы, надо четко разграничить эти два аспекта. Со строго технической точки зрения, надо спрашивать себя не о том, позволяют ли опросы "ухватить" эту политическую сущность - "общественное мнение", а о том, позволяют ли они определить реально существующие мнения по данной проблеме, разграничивая при этом разные формы, которые могут принимать эти мнения: частные, уже сложившиеся мнения, индивидуальные мнения, которые существуют пока еще только в потенциальном виде (что люди думали бы, если бы они поставили перед собой эту проблему), мнения, коллективно выработанные и выраженные публично, степень, в которой поставленная проблема задевает или не задевает индивидов, уровень их информированности и т.п.

Если, таким образом, мы временно оставим в стороне проблемы политической метафизики и займемся только вопросом сбора индивидуальных мнений (когда они существуют) по поводу определенного числа сюжетов, волнующих политико-журналистское поле, то, бесспорно, применение исследовательского инструментария в принципе позволяет получить более достоверные данные, чем простые случайные, пристрастные и лишенные методической базы построения/109/ субъектов, уверенных в своем знании того, о чем думает большинство их сограждан или, по крайней мере, старающихся всех в этом убедить. Тем не менее надо признать, что теперь доверие, которое некоторые люди оказывают данным этих опросов, столь же чрезмерно, как и недоверие, имевшее место в 60-е годы при их включении в политическую жизнь. Когда мы прибегаем к методу анкетного опроса, надо учитывать те крайне специфические социальные условия, в которых происходит сбор данных. Этот метод исследования, вербальный по своей сущности, дает информацию скорее не о поведении, практиках или даже - что может показаться парадоксальным - мнениях, а о заявлениях по поводу поведения, практик или мнений, со всеми вытекающими отсюда искажениями. Банально напоминать, что социальные агенты не всегда говорят о том, что они делают, и не всегда делают все, о чем говорят как о своих действиях, - особенно чужому человеку, пришедшему их опрашивать. Далее, проведение анкетного опроса само по себе представляет специфическую социальную ситуацию, в отличие от других методов исследования, например, от наблюдений этнографического типа, позволяющих описать действия и мнения социальных агентов почти без их ведома, - и, значит, в ситуациях, которые мы можем назвать социально "естественными".

Недостаточно констатировать - как делают руководители институтов изучения общественного мнения - что исследования мнений наконец стали "делом привычки" и теперь "признаны всеми" (впрочем, стоило бы существенно уточнить это утверждение), чтобы вывести отсюда, что ответы стали сегодня более "искренними", более "истинными" или "достоверными"*. Надо, напротив, спросить себя о последствиях этой рутинизации и институционализации исследования мнений: при анализе полученных ответов нельзя не учитывать тот факт, что люди все меньше удивляются, что у них могут спрашивать их мнения о самых разных, самых сокровенных, даже самых экстравагантных сюжетах.

Под заголовком "Встреча с участником телекоммуникационного панельного опроса - постоянным респондентом института Софрес", "Л'Эко де ля От-Луар" ("L'Echo/110/

* Недавно Ги Мишела вспоминал, что в 1939 году ФИОМ, который тогда был еще только создан, еще не осмеливался напрямую задавать вопросы о голосовании. Использовались косвенные способы, например, вопросы: "Если бы в данный момент происходили законодательные выборы, проголосовали бы Вы также, как Вы проголосовали в 1936 году?", а далее тех, кто ответил "нет", спрашивали, был бы их выбор "правее или левее"? См. "Les enquetes d'opinion et la recherche en sciences sociales", op.cit. p.97.

de la Haute-Loire") (в октябре 1987 года) в наивном стиле рассказывает много интересной информации (выделенной далее курсивом) о крайне специфическом отношении, которое устанавливается между институтами опросов и интервьюируемыми лицами. Статья напоминает, что "часто респонденты - одни и те же (...). Институт Софрес располагает в регионе Высокой Луары панельной выборкой из пятидесяти человек, согласившихся отвечать на вопросы и регулярно сотрудничать с этой организацией, считающейся одной из самых серьезных во Франции. (...) В соответствии с четкими статистическими нормами профессиональная анкетерша подобрала на своем участке респондентов панельного опроса, которых можно считать репрезентативной выборкой населения: столько-то мужчин, столько-то женщин, служащих, ремесленников, сельскохозяйственных работников, коммерсантов, молодежи и т.п. Таким образом, эти респонденты стали, в определенном смысле, постоянными и официальными корреспондентами Софрес. В чем состоит их задание и как оно осуществляется на практике? Это мы и хотели выяснить, встретившись с одним из этих участников панельного опроса. Соглашаясь на это "сотрудничество", он знал по сообщению Софрес, что на него будут возложены "некоторые ограничения". Его задание содержит две части: два раза в неделю он должен связаться с Софрес по уинитэлю, чтобы ответить на вопросы текущего опроса. Например, в четверг был задан такой вопрос: "Какие из катастроф кажутся Вам наиболее угрожающими для человечества?" Далее на экране появляется список, из которого он должен выбрать: землетрясения, голод, СПИД, загрязнение среды и т.п. Он просит нас не оказывать на него влияние, так как опрашиваемый должен выразить свое собственное мнение, а не мнение своего окружения. Он концентрируется и печатает код "землетрясения". После первого вопроса на экране уинитэля появляется второй: "Какие катастрофы, произошедшие в течение последнего года, оказали на Вас наибольшее впечатление". Участник панели "принимает всерьез свою задачу". Вторая часть задания относится к передаче "Час истины". Если его выбрали посредством случайной лотереи, "он должен быть готовым к передаче и отвечать каждый раз, когда спрашивают его мнение". Даже если политик не отвечает его предпочтениям, он "играет в игру". Во время этих вечеров участник панельного опроса "просит свою супругу не оказывать на него влияние". Он оставляет возможную семейную дискуссию на "после передачи"./111/

Контакт со специалистом по опросам с целью ответа на регулярные вопросы, которые в конце концов начинают казаться "естественными" лишь в силу того, что их задают, а журналисты комментируют (как, например, вопрос о популярности политиков, о намерениях голосовать за несколько лет до предвыборной кампании и т.п.) - это социальная ситуация, которую начинает ожидать определенное число людей. Для ряда опрашиваемых проведение опроса становится видом "общественной игры". В любом случае, это особенная ситуация, в которой те, кто соглашается ответить, вынуждены выразить свое мнение, или, точнее, дать ответ мгновенно и без прямых последствий, по той причине, что надо что-либо ответить. Специалисты по опросам рассказывали, чаще всего для развлечения, что в 70-х годах некоторые влиятельные лица, в частности в области политики, еще подвергали сомнениям научность опросов, потому что, по их словам, их самих еще ни разу не опрашивали. Эта реакция на самом деле очень показательна: она указывает на сопротивление "лидеров мнений" тому, что все мнения приравниваются друг к другу без каких-либо различий. Их недоверие к уравнительной технике опроса, не отдающей приоритета лидерам мнений, т.е. тем, кто имеет мнение, притом "принимающееся в расчет", было, в сущности, довольно неловкой реакцией на политический "переворот" со стороны специалистов по опросам.

Когда мы собираем подобные бесплотные и изменчивые данные - объединенные видовым определением "мнения" -способные меняться по своей интенсивности и своему выражению в зависимости от обстоятельств, тем, интервьюеров или ситуаций, то следует - хотя бы в качестве минимальной методологической меры предосторожности, - не отделять выраженные таким образом мнения от ситуации опроса, позволившей получить о них информацию или их вызвавшей. Метод анкетирования, очевидно нацеленный на сбор информации путем провоцирования реакций опрашиваемых на вопросы, выступающие настоящими "стимулами", которыми являются вопросы, почти неизбежно порождают более или менее значимые артефакты, в зависимости от социальных характеристик анкетеров и респондентов, а также тем, затрагиваемых опросом. Тем не менее это не значит, что ответы зависят от фантазии, абсурдны или непредсказуемы: ответы всегда строятся в соответствии с некоторыми социальными логиками, но эти логики не даны непосредственно аналитику. Это значит лишь,/112/ что ответы, получаемые в ходе этих опросов, представляют из себя только "сырьё", которое следовало бы не размножать и публиковать в этом же виде в прессе, а каждый раз подвергать критическому анализу, потому что это, собственно говоря, не "данные", а сложные конструкции, законы производства которых должны определяться в каждом конкретном случае. Это значит также, что анкетный опрос, по причине своего несовершенства, чаще всего может быть лишь одним из элементов более обширного научного инструментария (углубленные интервью, этнографические наблюдения и т.п.).

Технические дискуссии между специалистами по опросам, политологами и социологами долгое время были сосредоточены на довольно "вторичной" проблеме составления "уравновешенных" и "понятных для всех" вопросов и их формулировки. Несомненно, предпочтительно задавать вопросы таким образом, чтобы они могли быть одинаково понятыми всеми опрашиваемыми, и тем самым упростить интерпретацию ответов; но, по-видимому, эта методологическая потребность - часто, впрочем, вполне оправданная - скрывает концепцию социальной науки (и даже политики), в соответствии с которой достаточно уметь задать "правильные" вопросы респондентам, чтобы прямо получить ответы на вопросы, которыми задается исследователь.

В результате смещения смысла, не остающегося без последствий, "правильными" чаще называются вопросы "нейтральные", то есть вопросы, формулировка которых никоим образом не могла бы задеть респондентов, а полученные ответы рассматриваются как "искренние" и "достоверные", а значит как "истинные". В частности, специалисты по опросам много раз обращали внимание на разницу в ответах в зависимости от формулировки вопросов, их места в анкете и особенно типа предусмотренных ответов; но они не всегда делали из этого выводы, и в частности не видели, что такие вариации могут существовать только в силу того, что эти опросы зачастую имеют игровой и весьма ирреальный характер и не влекут за собой каких-либо последствий для более или менее большей части опрашиваемых.

Например, возьмем "крайний" случай: когда на вопрос "Считаете ли Вы, что сегодня государство реально ориентировано на изменение политики в области экономии энергии" положительные ответы могут составить всего от 23% до 66% в зависимости от того, предусмотрены ли только варианты ответов "да ", "нет ", "не знаю " и "затрудняюсь ответить " или "да,/113/ очень решительно", "да, но осторожно", "да, но частично", "да, но непоследовательно", "нет", "не знаю" и "нет ответа", можно спросить себя, достаточно ли ограничиться чисто методологическим разоблачением второй формулировки, упрекая ее в дисбалансе между положительными и отрицательными ответами [7]. He значит ли это думать или допускать, что существуют определенные способы закодировать возможные ответы и что только они позволяют выявить "настоящие" мнения? Однако кто может здесь судить, и на основе каких критериев? Разве разные модальности ответа "да", предложенные во второй формулировке, не столь же отражают реальность (или нереальность), как и простое "да" - резкое и без нюансов - первой формулировки?

Что должно было бы стать очевидным при рассмотрении этих вариаций, так это крайняя гибкость этих "мнений", которые могут быть так легко изменены в зависимости от формулировки вопроса или его места в анкете. Может быть, стоит напомнить в противовес редукционистскому представлению о социальной науке специалистов по опросам, рассматривающих ее просто как работу по "фиксации", что не существует "правильных" или "неправильных" вопросов, а есть только верные или неверные интерпретации ответов*. Специалисты по опросам часто смешивают вопросы, которые можно задать себе как ученому (сколько социальных классов существует во Франции? каковы причины упадка коммунистической партии или преступности среди молодежи? и т.п.) и вопросы, которые нужно задавать респондентам, чтобы попробовать найти на них ответ; причина в том, что они сводят научную работу к простому статистическому представлению как бы самодостаточных ответов. Политологи, без сомнения, заметили бы абсурдность этих вопросов, или по крайней мере последствия их навязывания, если бы они сами иногда задавали их респондентам, наименее интересующимся политикой. Но разделение исследовательской работы, с самого начала воцарившееся в институтах опроса, приводит к тому, что - парадоксальным образом - большинство "политологов", возможно, никогда не было столь мало "эмпирично", как в период, когда они были уверены в обратном, проводя анкетные опросы (на самом деле, организуя их проведение): если они, чаще всего,/114/

* Тем самым мы хотим сказать, что исследования, проводимые институтами опросов, очевидно дают социологии материалы, которые интересно анализировать. Разница между специалистами по опросам и социологами находится, в частности, на уровне интерпретации ответов.

изобретают вопросы и анализируют распечатки числовых компьютерных данных, то, напротив, редко сами участвуют в пилотажных интервью или непосредственно в проведении опросов. Разделение труда таково, что они чаще всего не знают о проблемах, с которыми сталкиваются анкетеры, о количестве отказов от заполнения анкеты, об иронической реакции, смехе или возмущении респондентов и т.п. Они более чем когда бы то ни было остаются "закрытыми" в рамках проблематики институтов политической науки и предлагают репрезентативным выборкам совершеннолетнего населения ответить "да" или "нет" на вопросы, похожие на темы университетских дипломов в области политических наук.

По собранным здесь вопросам, задававшимся институтом Софрес*, мы видим, что опрос часто сводится к возложению на респондентов функции "социолога (в сущности, политолога) в отношении самих себя", когда от них требуется ответить на вопросы, которыми задаются политологи, более или менее явно принимающие за "истинное" то мнение, которое собрало наибольшее число голосов: - "Среди следующих мотивов, которые могут привести к голосованию за список Национального Фронта Жан-Мари Ле Пена, какие мотивы кажутся Вам наиболее важными?" (предлагается список мотивов) (Софрес, июнь 1984); - "Как Вы считаете, почему начиная с 1981 года растет неприязнь к "левым"?" (список причин предложен респондентам) (Софрес. январь 1985 года); - "Известно, что количество голосов, подаваемых за коммунистическую партию, за несколько лет снизилось с 20% до 11%. Каковы, с Вашей точки зрения, глубинные причины электорального регресса?" (предоставлен список возможных причин) (Софрес, октябрь 1985); - "Каковы, по Вашему мнению, четыре приоритета для Франции в ближайшие годы?" (список возможных приоритетов представлен) (Софрес, октябрь 1985); - "Как Вы считаете, сегодня Республика является идеей "левых" или "правых"?" (Софрес, ноябрь 1985), и т.п. Некоторые вопросы начинаются с длинной преамбулы, которая, как бы напоминая информацию, которую будто бы/115/

* Мы взяли в качестве примера вопросы, заданные этим институтом, потому что он требует большой научной точности в своих исследованиях и является профессиональным "образцом". Но само собой разумеется, что не меньше подобных вопросов мы найдем и в анкетах других крупных институтов опросов.

знают все опрашиваемые ("Вы знаете, что...", "Иногда политических лидеров ранжируют...", "Обычно французов относят к следующим классам..." и т.п.) на самом деле навязывают респондентам определенную проблематику: - "Иногда политических лидеров делят на две категории: с одной стороны, те, кто относятся к "политическому классу" и солидарны между собой, с другой стороны - те, кто держится на дистанции от "политического класса". К какой категории Вы отнесли бы следующих личностей? Ф.Миттеран, Ж.Ширак, Р.Барр, и т.п. (Софрес, август 1984). - "Обычно французов относят, в соответствии с их политическими мнениями, к тому или иному классу по шкале "левые" - "правые". Можно отнести себя скорее к "левым" или скорее к "правым". А лично Вы, как Вы оценили бы себя по этой шкале? (Софрес, 1966). - "Вы знаете, что Франция и Англия скоро будут соединены туннелем под Ла-Маншем. Считаете ли Вы, что обустройство подступов и рытье туннеля представляют для окружающей среды очень сильную опасность, достаточно сильную, не очень сильную или вовсе не существенную?" (Софрес, декабрь 1987). Другие вопросы обнаруживают магическую и прорицательскую, если не почти астрологическую, логику: "Как Вы считаете, в ближайшие годы число лесных пожаров будет возрастать или уменьшаться?" (Софрес, декабрь 1987). Наиболее удивительно то, что эти вопросы, которые в большинстве случаев являются таковыми лишь для специалистов (а в двух последних случаях имеют практическое значение и для населения,проживающего близ туннеля и лесов Юга), и на которые, в сущности, только специалисты, наверное, и могут ответить с какой бы то ни было серьезностью, тем не менее собирают весьма большое число ответов (доля "затруднившихся ответить" на два последних вопроса, например, составила соответственно 14% и 13%).