Политологическое видение политики

"Этот молодой человек слишком часто принимает меня за свое произведение", - заявил Франсуа Миттеран достаточно громким голосом, чтобы его услышали журналисты, в ходе одной частной беседы, говоря об одном из своих советников по коммуникации, которые в 1988 году готовили его предвыборную кампанию [5]. Действительно, публичный имидж политиков еще допускает возможность публично выражать - иногда по советам их собственных специалистов по коммуникации - скептицизм по отношению к методам рекламного маркетинга и отречение от рейтингов популярности, измеряемых опросами общественного/161/ мнения. В то же время было бы довольно наивно думать, что действительное влияние, которое оказывают на поведение политических актеров почти ежедневное проведение и публикация опросов о мнениях, ограничивается той мерой, которую воспринимают сами социальные актеры, и особенно той, которую они согласны признать публично. Подобные дистанцированные и почти официальные заявления, которые произносили все более или менее значимые политические лидеры, часто представляют из себя только критику, плохо скрывающую по-настоящему гипертрофированное и широко распространенное в политико-журналистской среде убеждение в эффективности "медиатических представлений", что является лишь одним аспектом веры в "общественное мнение", "улавливаемое" опросами. Это убеждение если не порождено, то по крайней мере широко поддерживается новой структурой политического пространства, с ее консультантами по коммуникации, оценивающими выступления политиков в ведущих СМИ по своим собственным критериям, с ее медиатическими политологами, верящими в научность методов, которые они изобретают и помещают в самый центр политической игры, и убеждающими в этой научности, с ее политическими журналистами, комментирующими телевизионные передачи, и наконец с публикой, обретающей форму "объема аудитории". Политика как деятельность, сопряженная с риском, притягивает и призывает к себе все социальные технологии, научные или магические, которые могли бы сократить неопределенность политической игры. Вопреки очевидности, и какое бы место ни занимали эти наукообразные приемы среди подобных практик, они всегда частично склонны функционировать - как гороскопы или предсказания по картам - в логике ретроспективного прогноза или самоосуществляющегося прогноза. Именно потому, что "медиатические представления" предположительно оказывают на решение избирателей значительное воздействие, как бы постулированное априори, они могут быть всегда магически подтверждены апостериори, при этом каковы бы ни были действительные результаты; таким образом, мы можем вполне оправданно считать, что, например, комментарии президентской кампании Франсуа Миттерана и его дискуссия с Валери Жискар д'Эстеном в 1981 году, или с Жаком Шираком в 1988 году были бы, несомненно, другими, если бы другими были результаты выборов.

Как уже давно заметил Клод Леви-Стросс в знаменитом тексте, посвященном колдуну и магии, мы не имеем никаких/162/ оснований подвергать сомнению эффективность некоторых магических практик, пока есть вера в магию, то есть вера колдуна в эффективность его методов, вера больного, которого он лечит, во власть колдуна, и наконец вера "коллективного мнения, создающего в каждый момент поле гравитации, в рамках которого определяются и располагаются отношения между колдуном и теми, кто им "околдован" [6]. Можно с легкостью перенести на политическое пространство современных обществ этот текст, который безусловно больше подходит для понимания влияния "медиатизации" на функционирование политического поля, чем все медиаметрические или инфометрические средства, применяемые специалистами по опросам. То, что мы называем "властью СМИ" могло бы быть, в сущности, только властью агентов, заинтересованных в том, чтобы верить в эту власть или убеждать в ней, в том числе, в первую очередь всех тех, кто причастен к власти СМИ. Сила этого коллективного верования в эффективность СМИ и весьма реальные последствия, которые оно оказывает на большинство актеров политико-журналистского поля, проявляется в большей части политических действий, явно ориентированных на СМИ. Можно взять в качестве одного из примеров таких магических действий объявление в телевизионном выпуске в марте 1988 года о выдвижении кандидатуры Франсуа Миттерана на президентские выборы. Рассказ об этом двух журналистов Монда в рубрике "Секретные дневники" целиком основан на вере, по-видимому, разделяемой всеми агентами политико-журналистского поля, во всемогущество телевидения и в научность опросов, измеряющих эффект его воздействия. Она объясняет страх - в конечном счете, довольно иррациональный - перед тем, что исход выборов зависит от формы, которую может принять простое объявление о выдвижении кандидатуры. Внимание журналистов сконцентрировано на отдельном аспекте, похожем на "успех актерской игры". Журналисты показывают советников Президента по коммуникации, которые сомневаются и тревожно спрашивают себя о том, когда и как Франсуа Миттеран должен заявить о выдвижении своей кандидатуры на президентские выборы, чтобы не вызвать внезапный обвал - подобно карточному домику -намерений голосовать "за"; а их рост стал очень благоприятным за несколько последних месяцев, после периода сильной непопулярности, сопровождавшегося обильными комментариями политологов и журналистов [7]. И то же самое убеждение, очевидно разделяемое авторами статьи, объясняет чрезвычайное напряжение кандидата в последний момент перед его/163/ телевизионным выступлением, - оно же покорило и журналистов Антенн-2. которые должны были задавать ему вопросы.

"Франсуа Миттеран прибывает в студию Антенн-2. Он больше не улыбается. Сосредоточенный, как игрок в шахматы перед финальной игрой. Напряженный, но спокойный (...). Через три минуты будет 20 часов. Застывшее, бесстрастное лицо Франсуа Миттерана отражается повсюду в помещении Антенн-2. Старый гладиатор ожидает сигнала гонга. Стул кажется ему немного жестким и высоким (...). Ведущий, Ани Санное, и его родственник Поль Амбар, нервничают больше него. 20 часов (...). "Являетесь ли Вы вновь кандидатом на пост Президента Республики?" Со слегка перехваченным дыханием Франсуа Миттеран заставляет ждать своего ответа. Секунду. Вечность" [8]. Чувство подъема, пережитое, по словам журналистов, Франсуа Миттераном после того, что, по существу, является простым и неудивительным заявлением о выдвижении кандидатуры политика, умудренного опытом и прошедшего долгую карьеру, так же как и чрезмерные комментарии его краткого телевизионного выступления со стороны политиков, журналистов и всех специалистов по политической коммуникации, в первом ряду которых успешно фигурируют его собственные советники - это также эффекты влияния структуры политико-медиатического поля, обозначающего событие и фиксирующего внимание и комментарии на том, что впоследствии окажется, на самом деле, весьма второстепенным. ''Франсуа Миттеран делает несколько шагов по набережной Сены. Счастливый как школьник, выдержавший экзамен. Он не вернулся в Елисейский дворец после того, как в молчании покинул студию Антенн-2. Он отправился пообедать в уединении, вдали от своих консультантов, погрузившихся в ученые изыскания. Он счастлив, потому что он нанес им удачный удар. Они ожидали слащавого, экуменического Миттерана. Миттерана-обьединителя. Он внезапно преподнес им Миттерана резкого, воинственного, полемического. Миттерана социалиста. Он уже представляет себе испуганные крики боязливых комментаторов: Миттеран наступает! (...) Все те, кто надеется стать замеченными Жаком Шираком во время кампании, счастливы. "Миттеран был плох. С ним все кончено. На телевидении не обманешь: видно, что он стар. Ему больше не верят". В лагере Ширака нашлись даже активисты - немного недалекие в анализе - утверждавшие, что глава государства сразу совершил неисправимую оплошность, проявив агрессивность в/164/ наиболее "горячее" телевизионное время (...). Этим утром в Матиньоне поднимается легкий фрондистский ветерок. Сторонники Балладюра упрекают своего лидера в его аристократической предвыборной концепции. Автор идеи "мирного сосуществования" повторяет свое убеждение: Французы хотят продолжения исторического компромисса между правыми и левыми (...). Шарль Паскуа пожимает плечами и усмехается: "Да, но они любят и убийства (...). Миттеран хорошо это понял. Подождите несколько дней, вы увидите результаты опросов" [9].

На следующий день в репортаже из Диня в рамках кампании президентских выборов, желая показать, что состоявшееся "телевизионное представление" президента было проанализировано и оценено по заслугам аудиторией телезрителей, которые, как предполагается, тоже поняли все нюансы и тонкости, два журналиста Монд передают реакции некоторых жителей, встреченных в разных местах города и, по мнению журналистов, представляющих "французскую глубинку". Так как, будучи посвященными специалистами, журналисты понимают всю хрупкость "представления" Франсуа Миттерана, они усматривают в реакциях населения некоторое восхищение, в то время как если строго придерживаться переданных сообщений, то они, по существу, собрали в себе лишь общеизвестные банальности и стереотипные, общего характера высказывания тех, кого политика вовсе не интересует.

Старого муниципального поливальщика, работающего у фонтана, вопрос не ставит в тупик: "Миттеран? Я думаю, что он сделал то, что и должен был сделать (...) Это патриот и у него есть заслуги". Не показался ли Вам агрессивным президент-кандидат? "Нет, не более чем другие". (...) У улыбающейся владелицы таверны, бульвар Гассенди, сложилось, в общем и целом, благоприятное впечатление о выступлении Франсуа Миттерана: "Он хорошо знает свое дело и не дает поблажек журналистам. Знаете ли, в его то возрасте..." (...). Почтальон (...) делает сомневающуюся мину, но все же присоединяется к лагерю положительных мнений: "Я нашел, что он хорошо держится, убедителен. Но они все немного похожи, немного, как и мы: когда они у власти, они делают все, что могут..." (...). Робер, работник жаровни, эмоционален: "Да, мне он понравился. Он действительно был лучше всех по части политических/165/ выступлений. Он подтвердил весь свой талант, который я в нем ценю. Какой спектакль!" [10]

Телевизионные выступления политиков воспринимаются политическими комментаторами как случай, дающий возможность изменить их рейтинг популярности или намерения голосовать. Политиков судят по их эффективности, измеряемой институтами опросов. В статье, озаглавленной ""Барр" на подъеме, "Миттеран" на том же уровне", один журналист Монда, долго комментирующий результаты многочисленных предвыборных опросов в ходе кампании президентских выборов 1988 года, пишет, например: "Г-н Миттеран должен был ответить (...) на вопросы Филиппа Александра на РТЛ (RTL). Это выступление могло бы изменить результаты следующих опросов, последняя волна которых показывает подъем для г-на Барра и такие же результаты для главы государства" (14 ноября 1987 года). Вера в могущество СМИ заставила политико-журналистский класс внимательно следить за политическими телепередачами, в частности за теми, в которых журналисты задают вопросы политику, или теми, в которых сталкиваются два политических лидера. В данном случае опросы также были слишком рано проведены. Новшеством стало то, что эти технические приемы, вначале конфиденциально окружавшие политические передачи, очень быстро переместились в их центр, как мы видим, например, в передаче "Час истины". Политические журналисты, политологи, руководители институтов опросов, политики и их консультанты по коммуникации, телевизионные критики и т.п., то есть все, кто интересуется политикой и/или телевидением, соперничают в выражении - частном или особенно публичном - своего мнения о "представлениях" политиков и в интерпретации числовых данных, получаемых все более сложными методами, разработанными институтами изучения общественного мнения для измерения (по их мнению, точным и неоспоримым способом) реакций репрезентативных выборок населения.

Если телевизионные "дуэли", сталкивающие политических лидеров, особенно проводящиеся по случаю президентских или законодательных выборов ("дуэли" Миттеран - Жискар д'Эстен в 1974 году и в 1981 году, Миттеран - Барр в 1977 году, Фабиус -Ширак в 1985 году), подвергались крайне тщательному анализу, то это происходило потому, что они, как считалось, играют - по крайней мере, в глазах большинства агентов политико-журналистского поля - решающую роль в окончательном/166/ решении избирателей*. Первая дискуссия такого типа, которая в 1960 году противопоставила в Соединенных Штатах Ричарда Никсона Джону Кеннеди, повлекла за собой множество аналитических работ с целью определить влияние, которое она произвела на избирателей. Все американские специалисты в области политических наук сошлись на мысли о том, что выступление Никсона было "неудачным" и что это основной фактор его поражения. По мнению Т.Уайта [11], Никсон был в слишком светлом костюме и в несоответствующем гриме; консультанты Никсона заметили, со своей стороны, что Кеннеди смог наиболее уместным образом использовать телевидение, во время дискуссии смотря в камеру, а не на своего противника, и таким образом ему удалось установить прямое общение с телезрителями; Никсон сам признал, что, в отличие от своего противника, он не уделил должного внимания "внешности" и "подаче себя". Естественно, практика более или менее научного анализа подобных дискуссий распространилась во Франции по, мере умножения телевизионных выступлений политиков: университетские работы, авторы которых быстро стали руководителями или консультантами институтов изучения общественного мнения или советов по политической коммуникации, как, например, в случае с Жаном-Мари Коттре: в 1976 году** он опубликовал материалы сравнительного анализа выступлений Валери Жискар д'Эстена и Франсуа Миттерана, произнесенных в ходе дебатов в рамках президентской кампании 1974 года и предположил, тавтологично это объяснив, что Жискар д'Эстен победил потому, что он "произнес слова обращения, которые лучше, чем обращение его противника, соответствовали функции конкурентной борьбы".

Наряду с анализом, проводимым со стороны специалистов в области политической науки, мы наблюдаем также рост числа исследований со стороны разных категорий специалистов, сегодня тем или иным образом участвующих в этой новой политической игре. Например, в статье, недавно вышедшей в журнале "Ла ревю дю синема", Жан-Франсуа Тарновски/167/

* В чем, конечно, есть доля правды. Выборы иногда выигрываются несколькими голосами, а изменение позиции большинства в мажоритарной электоральной системе может зависеть от перемещения нескольких тысяч голосов.

** J.-M.Cotteret, C.Emeri, J.Gerstle et R.Moreau, Giscard d'Estaing - Mitterand. 54774 mots pour convaincre, op.cii, p.153. В противовес этому слегка магическому объяснению успеха Франсуа Миттерана, усматривающему причину его победы в развитии дебатов перед вторым туром голосования, мы просто напомним о регулярном -начиная с 1965 года - возрастании числа голосов в пользу этого кандидата, который в 1974 году уже очень близко подошел к завоеванию большинства.

перечислил все предательские уловки" постановки дискуссии, в которой в 1977 году участвовали Реймон Барр и Франсуа Миттеран и пытается показать, что последний "проиграл" этот спор - а тем самым и последовавшие законодательные выборы - по причине "двойного нарушения правила 180 градусов", умышленно допущенного постановщиком передачи, чтобы вызвать, посредством тонкой игры в расположении камер, визуальную путаницу, незаметную для обычного телезрителя, а значит, по мнению автора, еще более сильно действующую [12]. Аналитические работы специалистов по политическому маркетингу особенно многочисленны, Жак Сегела, например, объяснял причины успеха Франсуа Миттерана на выборах 1981 года выбором "успешного" лозунга ("Спокойная сила") [13]. Телевизионные критики также излагают свое мнение о политических передачах как телевизионных спектаклях. Политические журналисты тоже высказывают свое мнение, так например, Кристина Окрент накануне кампании президентских выборов 1988 года выражает в своей книге на эту тему главенствующую точку зрения большинства комментаторов политической жизни, верящих в ключевую важность телевизионных дуэлей для выбора избирателей; она предполагает, что если Миттеран победил в 1981 году, то это потому, что он сумел извлечь уроки из своей дуэли 1974 года и, в некотором смысле, поменял роли местами [14].

Профессор и журналист

2 июня 1987 года в передаче Европы-1 в 8 часов утра Жан-Пьер Элькабах долго интервьюировал Реймона Барра. Вечером того же дня, в 19 часов, в выпуске на том же канале, журналист задавал вопросы по поводу утреннего интервью Жану-Мари Коттре, профессору политических наук Университета Париж-1 и одному из руководящих работников Института "Инфометрия", специализирующемуся в области анализа речи политических лидеров: политолог обнаруживает, на основе научного анализа выступления, тенденцию к голлизму у Реймона Барра, попутно сообщая политическим лидерам несколько советов по поводу их "стратегий коммуникации".

Журналист (Ж.) - Вы слышали сегодня утром продолжительное интервью Реймона Барра, взятое Жан-Пьером Элькабахом. Сегодня вечером мы можем, благодаря Инфометрии и профессору Жану-Мари Коттре, проанализировать его речь./168/

Жан-Мари Коттре (ЖМК.) - Господин Барр делает явные успехи. Обычно у него в словаре присутствует 70% обыденной французской лексики, сегодня он достиг уже 79%, а это значит, что французы, несомненно, должны лучше его понимать.

Ж. - У него больше нет этого профессорского тона, его явно стало меньше...

ЖМК. - Он может сохранить профессорский тон, но использовать обьщенные выражения. (...)

Ж. - Можно ли сказать, что это персонализированная речь?

ЖМК. - Да, речь остается крайне персонализированной. То есть он продолжает говорить "я", что, с моей точки зрения, нормально для него как для кандидата, как для будущего кандидата, но с другой стороны можно констатировать изменение, - это употребление слова "мы", причем не снисходительного "мы", а "мы" голлистского, то есть означающего объединение французов и господина Барра.

Ж. - Объединительное "мы"?

ЖМК. - Точно так!

Ж. - Фразы были длинными?

ЖМК. - Да, фразы были длинными; они включали, в среднем, 31 слово, что длинновато для устного стиля.

Ж. - Какое максимальное число слов, понятных по радио?

ЖМК. - Обычно - 24 слова. Никогда не следует превышать уровень 24 слов по радио, впрочем, как и на телевидении (...)

Ж. - У Вас есть другие замечания о высказываниях господина Барра?

ЖМК. - Да, может быть, вывод. Я нахожу... исходя из немного сырых статистических данных, которые я приведу... я считаю, что важно видеть глубинные тенденции, и мне кажется, что у господина Барра есть очень четкая глубинная тенденция. Это сближение его выступлений с голлистской речью. И я бы привел четыре доказательства. Во-первых, как я уже вам сказал, употребление слова "мы": существует голлистское "мы", так как де Голль редко говорил "я", он чаще произносил "мы". Далее, у него бывают очень искусные соединения редких слов, таких как "какофония" или "возобновляемый (ресурс)", а чтобы объяснить "возобновляемый", он использует другое сложное и "заменяемое" слово, а наряду с этими редкими словами он прибегает к ряду тривиальных выражений, как "у меня опускаются руки", "это все одно и то же", и "......", и если вы вспомните речь де Голля, у него тоже было это соприсутствие редких слов и банальных выражений и мне кажется, что в/169/ конечном счете это неплохо в плане коммуникации. И затем, я бы сказал, что есть четвертый показатель глубинной тенденции, это употребление таких слов, как "страна", "Франция", "французы", чаще всего встречающихся у Де Голля и Барра.

Ж. - Тогда какова же коммуникационная стратегия Реймона Барра за год до президентских выборов на фоне других кандидатов?

ЖМК. - Я сказал бы, что его коммуникационная стратегия отличается от других, так как в области коммуникации существует один базовый принцип, о котором часто забывают политики; он убежден в том, что надо идти с опережением, то есть избегать попадания в неоднозначные ситуации, где вы можете попасться. А господин Барр, до сих пор избегая темы сотрудничества, избегая чересчур идеологизированной речи, избегает и этих двух подводных камней, ловушек "общества коммуникации".

Ж. - Тема сотрудничества, напротив, "разблокировала" господина Миттерана?

ЖМК. - Да, господин Миттеран был совершенно "блокирован". Он сам это признавал, он говорил об этом. Если бы он сказал "Я - Президент всех французов", социалисты сочли бы это уступкой и подумали бы, что он забыл социализм; если бы он произнес "Я - Президент-социалист", то все французы, не будучи социалистами, не увидели бы себя в господине Миттеране.(...) У господина Барра немного другая стратегия, выходящая за рамки системы.

ЖМК. - Спасибо. И спасибо работам "Инфометрии", подарившим нам эти интересные минуты после сегодняшнего интервью Реймона Барра, взятого Жан-Пьером Элькабахом.

На самом деле, невозможно изучать эти дебаты сами по себе, игнорируя более или менее научные комментарии, предшествующие, сопровождающие или завершающие их. Политологический анализ разрушает то, что составляет саму специфическую сущность политики в ее новой форме, предлагая внутренний анализ дебатов, претендующий на объективность и общезначимость, в то время как он должен был быть направлен на изучение борьбы различных актеров политического поля за распространение наиболее благоприятного для них представления о дискуссии, - борьбы, в которой участвуют и политологи со своим авторитетом. Работы по анализу ситуации со стороны политологов, которые сегодня производятся и публикуются так быстро, что отныне они становятся составляющей частью самих/170/ дебатов, в действительности дают пищу - при их псевдо-научной законности - политическим комментариям этих дебатов. Политологи стремятся навязать, по крайней мере журналистам и политикам, единую точку зрения на эти дискуссии, то есть точку зрения политолога-наблюдателя - деполитизированного, видящего все "удары", нанесенные и полученные спорящими, и придающего им единственный и бесспорный смысл.

Телевизионные представления - это настоящие "ловушки для герменевтики", так как они требуют от аналитика специфического подхода, вовсе не такого, как у обычного телезрителя. Ничто так не удалено от реальности, как этот односторонний подход, особенно когда он относится к политическим дебатам, предполагающим действительную борьбу, и навязывает неизбежно "предвзятую" точку зрения. Обычная публика не "препарирует" политические передачи; она не смотрит по несколько раз видеозаписи, но чаще всего уделяет им лишь косвенное или "мерцающее", по выражению Р.Хоггарта [15], внимание, и умеет отбирать то, что скорее всего укрепит уже существующие (если таковые есть) убеждения. Противоречивые суждения политических журналистов об этих спорах и зачастую оживленные их обсуждения в рядах зрителей являются составляющей частью самих дебатов. Не существует одного верного представления о дебатах, но, по крайней мере, налицо столько точек зрения, сколько телезрителей их наблюдает. Каждый склонен (а иногда даже заставляет себя) видеть в этом то, что он хочет видеть, исходя из своих политических, или, шире, социальных интересов. Вместо того, чтобы принять это к сведению и взять объектом анализа эту борьбу за распространение того или иного представления о дебатах, медиатические политологи занимают позицию арбитров и претендуют на разрешение спора путем предоставления одной "научно бесспорной" точки зрения. Каким бы оторванным от реальности оно ни было, это политологическое представление о политике по мере своего распространения все больше превращается в действительное социальное представление, постепенно навязываемое всей совокупности агентов политической игры и им подобным, и таким образом в конце концов становящееся "истинным".

Парадоксально, но чем больше производится работ по анализу содержания телевизионных выступлений политиков, тем больше они интегрируются в медиатические стратегии этих политиков, а их собственные возможности объяснения приближаются к нулю, маскируя при этом гораздо более важные/171/ последствия публикации этих аналитических работ и их использования разными комментаторами. Сегодня уже нет хоть сколь-либо значимых политиков, не знакомых с такими приемами, как: выбор цвета костюма, определенное положение рук или ног, взгляд прямо в камеру, чтобы установить личный контакт с телезрителями, медленная речь, ограниченный словарь и т.п. Политические журналисты телевидения должны бесконечно изобретать новые формы дебатов, чтобы бороться с неизбежной рутинизацией [16]: специалисты по политической коммуникации тщательно анализируют эти передачи, чтобы лучше подготовить своих клиентов. Чем больше кажется, что в этих передачах много "неожиданного" и "спонтанного", тем больше стратегий было специально разработано для того, чтобы создать эту иллюзию.

В передаче "Вопросы на дому", конкурирующей с "Часом истины" [17], телевизионная команда должна была открыть и показать телезрителям частную, личную и семейную жизнь политиков. Она быстро превратилась, несомненно даже вопреки намерениям самих авторов передачи, в весьма "организованную" экскурсию. Так как жилище и его внутреннее убранство говорят об определенной экономической и социальной позиции и представляют настоящую систему "выставленных напоказ" вкусов, а значит в сильной степени социально дифференцированы, проникновение журналистов в это личное пространство воспринимается по-разному в зависимости от социальной позиции того или иного политика и его представления о политике. Это выставление напоказ своей частной жизни и публичное представление супруги (супруга) легче всего дается тем политикам, частная жизнь которых составляет часть их публичного имиджа, как, например, в случае наиболее высокопоставленных, в частности аристократических, классов [18]. Жискар д'Эстен очень удачно повел себя в этой сложной ситуации; он устроил визит во "владение", предназначенное для приема гостей. Журналисты не насильно вторглись в личное пространство политического деятеля, а были приняты как приглашенные гости; бывший президент даже преподнес журналистам, пришедшим брать у него интервью, кофе с печеньем, как на обычном приеме, тем самым немного нарушив работу интервьюеров. Коммунистические лидеры, наоборот, скованы политической необходимостью участия в передаче такого типа, совершенно им не подходящей, потому что это представление противоречит их концепции политики, а также потому что демонстрация их "владений" (квартиры в многоэтажке или домика в пригороде) ставит их в положение нижестоящего/172/ класса; и поэтому, делая уступку логике СМИ, они "выдадут" им скорее Лажуани, чем Марше. Между этими двумя крайностями мы видим разные взаимоотношения, развивающиеся между политиками и продюсерами передач: Реймон Барр долго отказывался принять участие в этой слишком "медиатической" передаче; некоторые соглашаются на игру, но "жульничают", если это слово имеет смысл в данной области (например, они берут картины у какой-либо галереи, чтобы украсить свою квартиру на время передачи, или начиняют свою квартиру знаками, которые, как "меткие выражения" в политических выступлениях, призваны привлечь внимание журналистов); другие, вопреки самой идее передачи, дают интервью в своих рабочих кабинетах (в Матиньоне, Елисейском дворце, министерствах и т.п.).

Может быть, в 60-х годах, в самом начале "медиатизации" политики во Франции, некоторые лидеры сумели быстрее, чем другие, адаптироваться к этой новой медиатической практике и найти в ней - что не так просто показать, вопреки мнениям консультантов по коммуникации - специфическое преимущество, определяющее (политический) выбор значительного числа избирателей*. Но быстрое распространение этой практики уже давно устранило это гипотетическое преимущество. Сегодня ходу дебатов придается все больший политический вес, а их организация и проведение все меньше отдаются "на откуп" импровизации или непредвиденным инициативам политиков. В ходе дебатов между лидерами общенационального уровня все становится предметом тщательных обсуждений между представителями политических лидеров (выбор кресел, величина стола, определение журналистов на роль арбитров, темы дискуссии, форма вмешательства арбитров и т.п.). Принцип равенства подходов к обеим сторонам при постановке передачи так силен, что сценаристы таких передач теряют всякую автономию и ограничены драконовскими техническими требованиями, запрещающими любую инициативу (например, такую, как показ крупным планом рук или ног участников спора без их ведома, показ в рамке-медальоне того участника, который в данный момент не говорит, чтобы можно было увидеть его реакцию и т.п.)./173/

* Известно, что в течение десяти лет генерал де Голль практически обладал монополией высказываний на телевидении и, по мнению специалистов по коммуникации, умел ею пользоваться. Однако это не помешало медленному перемещению голосов в сторону оппозиционных партий в течение этих десяти лет.

Так, например, техническое приложение к письму Робера Бадинтера контрольной комиссии, которая в 1981 году устанавливала правила проведения дебатов между В.Жискаром д'Эстеном и Ф.Миттераном, предусматривало два следующих условия постановки: "Чтобы обеспечить одинаковую длительность показа кандидатов, в ходе выступлений будет передаваться только изображение говорящего кандидата, исключая любые вставки или показ реакции его собеседника или арбитра. Для показа будут использованы только средний план (тело до пояса) и крупный план (лицо во весь кадр). Решения изменить расположение камер для показа каждого кандидата будут приниматься его советником." (Монд, 2 мая 1981). Вот почему едва ли парадоксально утверждать - вопреки тому, что делает большинство политологов, спешащих анализировать дебаты, - что наиболее адекватным типом анализа таких политических передач сегодня является, несомненно, тот, который меньше изучает само содержание спора (которое, впрочем, можно с легкостью вывести из характеристик спорящих политиков и способа, которым они к этому готовятся), и обращает все внимание на то, что происходит до и после передачи.

Показательные дебаты

Из многих политических дебатов тот спор, в котором 27 октября 1985 года столкнулись Лоран Фабиус, тогда действующий премьер-министр и социалист, с Жаком Шираком, бывшим премьер-министром и лидером оппозиции, заслуживает детального анализа, так как он почти на уровне карикатуры, как пример из учебника, соединил в себе новые формы политической борьбы, в которых телевидение, и особенно опросы, обладают решающим функциональным значением. Выбор этого спора как "модели для анализа" нового состояния политического поля не оправдан только тем, что он как бы в миниатюре воспроизводит структуру и функционирование этого поля. Его существенные политические отголоски являются показателем функционального веса, а сегодня капитала, которым могут обладать "медиатические представления" в политической игре. Это политическое столкновение далеко не было быстро подготовленным и быстро забытым спором, не сказавшимся на распределении политического капитала, имеющегося у различных агентов поля, а было воспринято самой этой средой как показательное и важное./174/

Эти дебаты, транслированные по телевидению и радио, действительно составляют своего рода реализованный "идеальный тип" чисто медиатических событий, которые сегодня все больше производит политико-журналистское поле и за которыми наблюдают обширные аудитории телезрителей. За рамками самого "представления" двух политических лидеров, хорошо известных публике - в основном по телепрограммам - и спорящих перед камерами, мы можем увидеть всех, как самых заметных, так и самых завуалированных агентов, участвующих сегодня в функционировании политического поля, - от традиционных политических комментаторов, политиков и журналистов, стремящихся посредством своих заявлений и комментариев навязать определенное видение дебатов до их начала и после их завершения, - и до "новичков", идет ли речь о политологах, "препарирующих" дебаты и анализирующих графики одобрения, замеренного на тестовых аудиториях, о вездесущих институтах изучения общественного мнения, проводящих исследования по поводу "имиджа" двух лидеров до и после дебатов и на тему выбора "победителя", или о консультантах по политической коммуникации, помогающих двум политическим "звездам" до и после дебатов, а затем по просьбам журналистов высказывающих экспертное мнение о "выступлении" двух "звезд".

Эта дискуссия - результат напряженных переговоров, включивших в себя всю историю предшествовавших телевизионных дебатов. Выбор канала и времени ее проведения был не случаен: она прошла по каналу ТФ1 воскресным вечером как раз перед фильмом, потому что этот канал мог дать наилучший вариант "спонтанной" аудитории, называемый на телевизионном жаргоне "кусок для мясника" [19]. Сама канва спора и порядок обсуждения различных тем были спланированы в зависимости от прогнозируемого объема аудитории, рост которой предполагался с приближением часа "традиционной встречи с воскресным фильмом". "Мы решили отдать "звездное" место теме внешней политики, свидетельствует один из журналистов, участвовавший в подготовке и арбитраже дискуссии. Лучшие удары будут нанесены не на этом участке. Но это позволит рассеянным или запоздавшим телезрителям занять свои места у телевизора. Зато на следующие раунды мы оставили экономические и политические проблемы, по поводу которых участники спора не смогут не устроить зрелищной схватки" [20]. Окончательная дата передачи была выбрана из нескольких вариантов с учетом чисто политических стратегий двух лидеров, которые оба пожелали установить дату, наиболее благоприятную/175/ для них с политической точки зрения. Выбор журналистов, судивших спор (участие которых сводится к наблюдению за хронометром, измеряющим время выступлений, и к напоминанию "участникам спора" тем, которые они, следуя предварительной договоренности, должны обсуждать,), тем не менее составляет предмет сложных переговоров: один журналист не принимается одной стороной, так как предложен другой, второй - потому что он слишком политически заметен, третий - потому что слишком болтлив и способен отвлечь внимание от "звезды", четвертый - так как он уже участвует в другой политической передаче.

Проведение самой передачи и практическое выполнение установленных правил не были предоставлены воле случая. Например, было условлено, что сценарист не должен был "благоприятствовать", или, напротив, "препятствовать" одному или другому лидеру путем специального кадрирования и должен был даже дать обязательство не показывать лицо того участника, который молчит, чтобы не показать его жесты, гримасы сомнения, или насмешливые улыбки, традиционно направленные на дестабилизацию конкурента. Было также вынесено общее решение о том, что дискуссия развернется без присутствия какой-либо публики, чтобы она не была нарушена разными смешками, шепотом и шумом и чтобы на суждение телезрителей не повлияли возможные реакции этой аудитории. Аналогич

⇐ Предыдущая6789101112131415Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: