Реформация против Возрождения 3 глава
Арийцы или семиты?
Одного чудовищного быка (на Крите) убили, двух других (в Колхиде) заставили пахать. Это были две победы, одержанные индоевропейской цивилизацией Богини-Матери под водительством, говоря словами М. Серрано «гиперборейских жриц-колдуний», Ариадны и Медеи, над патриархальной семитской цивилизацией. Финикийцы были именно семитами, хотя Шпанут и Халльман отождествляли их с филистимлянами, т.е. с народами моря, которым они приписывали «нордическое» происхождение, а кровожадного Ваала – с Бальдуром! Приписывать нордическим народам человеческие жертвоприношения в особенно извращенной и жестокой форме, значит, по-моему, клеветать на нордические народы. Я уже писал эту работу, когда в моем распоряжении оказался очень интересный материал с одного финского сайта сети Интернет. В этом материале под заголовком «Европейская Богиня» говорилось о том, что по всей Европе, от Испании до России и Анатолии на протяжении 25 000 лет прослеживается цивилизация, характерной чертой которой были женские изображения людей или божеств. Первые признаки андроцентризма в ареале этой цивилизации Богини появились за 4 000 лет до н.э. Мария Гимбутас, известная своими работами о прародине арийцев, утверждала, что первые тенденции развития к андроцентризму проявились в Анатолии или Южной России. Эти изменения совпали с началом применения металлов, приручения лошади и верблюда, но решающим было то, что человечество впервые столкнулось тогда с проблемами перенаселения. Под влиянием всех этих факторов матриархальная цивилизация Богини пала и, похоже, началось ее падение с Месопотамии. Мария Гимбутас писала об этом в своей книге «Цивилизация Богини»: «Индоевропейское общество было воинственным, экзогамным, патриархальным, патрилинейным и патрилокальным, с сильными клановыми организациями и строгой общественной иерархией; ведущую роль в нем играл класс воинов. Их главные божества были мужскими, и деятельность богов была связана с войной. Невозможно, чтобы такой общественный порядок мог развиться внутри матрилинейного, матрицентричного и эндогамного общества Древней Европы. Поэтому мы должны рассматривать появление индоевропейцев в Европе как столкновение двух идеологий, а не как эволюцию».
Далее сравниваются характерные черты этих двух идеологий, где первый тезис схемы относится к древней Европе, а другой - к Востоку индоевропейцев и семитов. Финский автор статьи в Интернете отмечает, что оба эти образа мыслей существуют и переплетаются в современном мире. Черты, перечисленные в правой колонке, он называет психической болезнью (и в этом я с ним согласен). Но, по его мнению, сохраняются надежды на возврат к старому и общественная потребность, которая некогда породила религию Богини. Автор не соглашается с Марией Гимбутас (и с Эволой): переход к патриархату мог быть в Европе и постепенным, без завоевания (т.е. по Энгельсу). Мифологическими свидетельствами этого переходного периода автор считает богинь войны, таких как Афина-Паллада и кельтская Эпона-Рианнон. Временное возрождение «матриархата» имело место в Дании в мегалитическую эпоху. «А чем иным может быть католический культ Девы Марии, как не ответом на решимость европейцев сохранить свои древние религиозные обряды и в христианскую эру?» – справедливо спрашивает автор. Наплыв индоевропейских кочевников в Юго-Восточную Европу привел там к общему снижению культурного уровня. Раскопки свидетельствуют о разной расовой принадлежности женщин и мужчин этого региона в ту эпоху. Автор сравнивает эту ситуацию с нынешней в Боснии и Косово.
По мнению автора, нельзя больше отрицать, что доиндоевропейская цивилизация была более развита, чем цивилизация кочевников. Вторгшиеся племена имели лишь одно преимущество над земледельческими цивилизациями Европы и Ближнего Востока: они страдали серьезной психической болезнью. Они заключили договор с Яхве. Вирус этой болезни живет в нас до сих пор, ее синдром – культ демонов-убийц пустыни. Но следы многих тысяч лет, прожитых людьми без Яхве и прочих мулл, остались в коллективном подсознании, в генетической памяти, и до сих пор служат противовесом вышеупомянутой психической болезни. Как видим, в Финляндии тоже поняли семитскую суть эволианского культа «патриархальных арийцев». Наряду с Финикией выше был упомянут и Египет, откуда, по Геродоту, греки заимствовали имена своих богов, но если углубиться в древнеегипетскую религию, с грохотом рухнет надуманная бахофенско-эволианская схема противостояния «уранического» и «хтонического» начал. Узнав, что египтяне считали небо женским началом, а землю – мужским, Эвола наверняка выразился бы так же, как выражались евреи в романе Т. Манна «Иосиф и его братья»: «Дурацкая земля египетская!» В представлениях древних египтян солнце – Ра было золотым теленком, рожденном богиней неба Нут. Но тут сразу вспоминается стих Есенина:
Отелившееся небо Лижет красного телка.
Образ вполне египетский. В Древнем Египте представляли себе небо в виде огромной коровы. Русское язычество, отзвуки которого слышатся у Есенина, странным образом совпадает с древнеегипетским. Ну а когда наши горе-лингвисты вроде Гриневича, узнают, что имя египетской богини любви, веселья, пляски и музыки Хатор (Хат-хор) расшифровывается как «жилище Гора» (т.е. «хата Горнего») они окончательно убедятся, что в древнем Египте жили славяне. Культ Исиды был также связан в древнем Египте с почитанием коров. По сообщению Геродота, «коров им (египтянам) не дозволяется приносить в жертву, так как они посвящены Исиде. Изображение Исиды представляет женщину с рогами коровы подобно тому, как эллины изображают Ио; вообще все египтяне чтут коров гораздо больше, нежели остальных животных» (II 41). Почитание коров в Египте живо напоминает нам Индию.
Далее Геродот пишет о том, что «не все египтяне одинаково чтут одних и тех же богов, за исключением Исиды и Осириса, который, по их словам, есть тот же Дионис; только эти божества одинаково почитаются всеми египтянами» (II 42). М. А. Коростовцев также отмечает: «Государственной религии, в нашем понимании, в Египте никогда не было, как не было и единой церковной организации. В связи с этим не существовало обязательных для всей страны религиозных догматов, не наблюдалась унификация религиозных воззрений». «Надо решительно расстаться с довольно широко распространенным мнением о египетском жречестве как о касте или какой-то похожей на касту замкнутой корпорации. Жречество в Египте – царская служба». Эта черта роднит Египет с Критом и Грецией, но все они никак не втискиваются в «лунную цивилизацию» Эволы, характерной особенностью которой он считал выделение священнослужителей в особое сословие. Геродот отождествлял Исиду с греческой Деметрой, и то, что он говорит о распространении культа Исиды в Египте, может быть тоже переносом на египетскую почву отношений, имевших место в Греции, где самыми популярными божествами были Деметра – Матерь Божия и Дионис – Сын Божий. Правда, у Геродота Дионис это Осирис, а сын Осириса и Исиды Гор-Аполлон (II 156). Но, как бы то ни было, Исида с младенцем Гором на руках послужила прообразом христианской Богоматери. Совпадение символов вовсе не означает, что совпадает и содержание. Уже в древности цивилизация Великой Матери не была чем-то однородным, ее культ принимал самые разнообразные формы в зависимости от расовой и этнической почвы, на которой он развивался. Эвола же сваливал все эти разновидности в одну кучу «материнской культуры», которую определял следующим образом: «Перенос понятия женщины как начала и субстанции творения в метафизическую плоскость – определяющая тема сама по себе. Богиня выражает высшую действительность, и все существа, которые должны рассматриваться как ее дети, являются по сравнению с ней обусловленными и подчиненными, без собственной жизни, т.е. слабыми и преходящими. Таков тип Великой Богини жизни в азиатско-средиземноморском регионе, каким его представляют Исида, Ашера, Кибела и особенно Деметра, центральный образ пеласго-минойского цикла». Об Иштар в одном из древнейших гимнов говорится прямо как об Аллахе в первой суре Корана: «Нет истинного Бога кроме Тебя», и она величается «Умму илани», т.е. Матерь богов.
Борьба за пантеоны
Эвола считал «женско-теллурическим символом» триаду: Мать (божественная Жена), Земля и Вода (или Змея), три характеристические, в значительной степени равноценные и часто взаимосвязанные формы выражения культа (Мать-Земля, вода как творческое начало, водяная змея и т.д.). Но эта схема опять разбивается о конкретные религиозные представления разных народов. Так древние шумеры видели в воде первородную божественную стихию, в которой коренилось начало жизни, но водой ведал бог Эа, а не богиня, а землей тоже бог – Энлиль. Предпочтение, отдаваемое луне, Эвола связывал с матриархатом: у шумеров Солнце рождалось от Луны, но речь шла об отношениях отца и сына, а не матери и сына – и Луну, и Солнце олицетворяли мужские божества, Син и Уту (у семитов Шамаш). У шумеров на матриархальную, если верить Эволе, основу уже накладывался патриархальный налет. Усиление патриархальной тенденции заметно по той эволюции, которую претерпела верховная троица. Сначала это была нормальная семья: верховный бог неба Ану назывался отцом богов, Иннина – богиней-матерью (у семитов это богиня природы, жизни и рождения Иштар, олицетворением которой была планета Венера), а имя бога воскресающей природы Таммуза означало «истинный сын». Впоследствии небо, землю и воду захватили три мужика, Ану, Энлиль и Эа, Иштар оттеснили во «вторую лигу», а Таммуз из ее сына превратился в ее мужа. В Вавилонском царстве, в котором семиты возобладали над шумерами, бог солнца Мардук был объявлен верховным Богом и творцом Вселенной, началом порядка, света и добра. По Эволе получается, что семиты были носителями нордической, гиперборейской идеи. Эвола с отвращением описывает мистерии малоазиатской богини Кибелы, Великой Матери богов, которую греки отождествляли с матерью Зевса Реей. Участники этих мистерий в экстазе оскопляли себя. На Крите, как мы помним, жрицами Великой Богини были женщины. Победившим мужчинам, чтобы служить Ей, нужно было перестать быть мужчинами. А служить приходилось. Во время Второй пунической войны в Риме было решено ввести почитание Кибелы. Без помощи Великой Матери богов нельзя было одержать победу над карфагенянами с их кровожадным Ваалом. Рим вынужден был вернуться в лоно Великой Матери, чтобы Ее цивилизация восторжествовала над патриархальной семитской цивилизацией.
В Малой Азии центром культа Кибелы была Лидия. А именно из Лидии Геродот выводил тирренов, т.е. этрусков (I, 94). Его рассказ долго считали басней, но выясняется, что возвращение Рима к Великой Богине было возвращением к истокам. Этрусков барон Эвола тоже не жаловал. По его мнению, этот народ проявлял «характерные черты теллурического или… лунно-жреческого общества, которое вряд ли совместимо с центральным направлением и духом Рима». Он признавал, что этрускам был известен и уранический мир мужских божеств, но они были весьма отличны от олимпийских. «Они не обладали подлинным суверенитетом и были как тени, над которыми властвует безымянная, таинственная сила, довлеющая надо всем и подчиняющая всё одним и тем же законам… Этот фаталистический и тем самым натуралистический мотив этрусского Неба, как и пеласгическое представление о сотворенном и подчиненном Стиксу Зевсе, выдает дух Юга, для которого, как мы знаем, характерно подчинение всех существ, даже божественных, одному началу, которое как лоно Земли, избегает света и законы которого являются суверенным правом для всех существ, возникающих благодаря им ради случайной жизни». Эвола видит на всем этом тени Исиды и греческих богинь, которые, как творения Ночи, были олицетворением Судьбы и всевластия законов Природы. В культуре этрусков, заключает Эвола, присутствовал доиндоевропейский элемент. В своей оценке этрусков Эвола шел опять-таки по стопам Бахофена, согласно которому этруски были типичным народом Востока, принесшим на Запад свои мифы о Великих Богинях-Матерях. Советский этрусколог А. И. Немировский отрицает наличие гинекократии у этрусков, но признает, что этрусские женщины пользовались большей свободой, чем греческие, и что в данном случае сказывалось влияние религиозной традиции. Этрусская царица занимала положение заместительницы Богини-Матери. Эта ее роль не имела каких-либо параллелей в Италии. Этрусская царица была носительницей сложившейся в эгейско-анатолийском регионе концепции «священного брака». Примером может служить легенда о Танаквиль – часть предания о вступлении на престол Тарквиния Древнего, который был грек по отцу и этруск по матери, женился на знатной этрусской женщине Танаквиль и по ее предсказанию стал царем. А. И. Немировский сближает это предание с легендой об основании династии фригийских царей Мидасом. Элементы одни и те же: «незнатный человек становится царем благодаря воле верховного божества, пославшего орла в качестве вестника своей воли. Истолкование ее дает женщина, становящаяся супругой носителя царской власти. Без Танаквиль и безымянной девушки из жреческого рода ни Тарквиний, ни Мидас не стали бы царями». А. И. Немировский объясняет этрусскую и фригийскую легенды с помощью хеттских текстов, обрисовывающих положение царицы как участницы «священного брака», без которого нельзя было получить царскую власть. Царица приносила жертвы богам, покровительствующим царю и государству. Она рассматривалась в качестве заместительницы Великой Богини-Матери. Пережитки этрусских обычаев А. И. Немировский находит и в римском культе. Так жрец Юпитера сохранял свою власть лишь до тех пор, пока была жива его супруга. Если жрец был заместителем верховного бога, то его супруга – заместительницей Богини-Матери, дарующей царю власть. Расторжение брака вследствие кончины одного из супругов лишало власти и покровительства богов. В книге А. И. Немировского дан обстоятельный анализ этрусской мифологии и религии. Главной причиной отличий этрусского видения мира от греческого автор считает тот факт, что этруски меньше, чем греки, растеряли наследие эгейско-анатолийского мира в области религии и мифологии. Как мы помним, главная богиня Крита именовалась Потниа Терон. В Этрурии мы снова встречаем ее под именем Туран. Это, собственно, не имена, а титулы: Потниа расшифровывается из этрусского языка как «владычица», а слова Терон и Туран содержат общеиндоевропейский корень «дар». Другая этрусская богиня Аритими это греческая Артемида. Греческая по месту почитания, но не по происхождению. А. В. Сазанов в цитировавшейся ранее статье «К изучению теонимии Боспорского царства» отмечает негреческое происхождение культа Артемиды Эфесской: культ этот возник в западной Анатолии и с древнейших времен был местным. Высокое положение в этрусском пантеоне занимала богиня Уни. Сохранилось изображение, на котором она, единственная из богов и богинь, восседает на троне, а не на курульном кресле. У этрусков тоже была своя триада – Уни, Тин и Менрва, но она состояла не из одних мужчин, как у шумеров, индусов и христиан: женщины имели в ней два голоса против одного. Уни отождествлялась с финикийской Астартой. А. И. Немировский предполагает, что ее первоначальное пеласгийское имя было Эйлифия. Под этим именем ее почитали на Крите, оно же дало название Элевсинским мистериям. Менрва (Минерва) изображалась с ребенком; в роли ее мужа выступал Херкле (Геркулес). Ее образ тоже восходит к Богине-Матери эгейско-анатолийского мира. Что же касается Тина, этрусского эквивалента Юпитера, то его роль в этрусской религии первоначально была весьма скромной. Учитывая то огромное влияние, которое этруски оказали на Рим, как в области государственного строительства, так и в религиозной области, причем, как считает Н. А. Машкин, «влияние этрусков среди патрициев было, несомненно, сильнее, чем среди плебеев», хотелось бы, чтобы в конце концов появилась какая-то ясность по вопросу о том, кто же они были, эти самые этруски. Для наших славянобесов с мозговым аппаратом облегченного типа никакого вопроса давно нет: «этруски – это русские». Эта идиотская этимология не вчера придумана, ей уже полтора столетия. Еще в середине XIX века А. Д. Чертков толковал топонимику и этнонимику Италии, а также лексику этрусских надписей с помощью русского языка. В умбрах он видел обричей, в долопах – дулебов, а в пелигнах – полян, в Кремоне ему мерещился Кремль и т.д. Толкование Чертковым этрусских собственных имен А. И. Немировский считает совершенно анекдотичным, но видит заслугу Черткова в указании на родство пеласгов с фракийцами. Сам А. И. Немировский видит в этрусках смесь пеласгов и тирренов. Переселение пеласгов в Италию он относит к отдаленной исторической эпохе. К тому времени, когда там появились тиррены, пеласги уже в значительной мере смешались с местным населением Италии. Тиррены же были народом малоазиатского происхождения. Эвола говорил о неиндоевропейском элементе у этрусков. Если считать пеласгов индоевропейцами, а для этого есть основания, значит, «неиндоевропейским элементом» были тиррены. По мнению большинства этрускологов, этрусский язык не принадлежит к индоевропейской группе языков, но это вовсе не значит, что в нем нет элементов индоевропейской лексики. Однако отнесение того или иного смешанного языка к определенной языковой группе определяется вовсе не лексикой. В английском языке преобладают слова французского происхождения, однако, он считается германским. Словарный состав корейского языка чуть не на 3/4 китайский, однако, эти языки относятся к разным группам. Взять тех же хеттов: их язык признан индоевропейским, хотя в его лексике преобладают неиндоевропейские слова. Сами хетты, как и этруски, были народом смешанного происхождения: господствующий индоевропейский слой неситов отличают от собственно хеттов (хаттов), близких по языку к народам Кавказа. При смешанном этническом составе возникал и смешанный пантеон, но если мы знаем, по какому принципу классифицировать языки, то таких же принципов для классификации пантеонов по наличию в них тех или иных богов или богинь нет. Во всяком случае, уранически-хтоническая дихотомия Эволы здесь не годится, поскольку она основана исключительно на субъективных оценках, хотя классики расовой теории учили, что никому не дано определять сравнительную ценность рас. Это правило действительно и для расового мировоззрения. Поль Брока, хотя он был антропологом и признавал свою некомпетентность в области лингвистики, тем не менее позволял себе экскурсы в эту область. Он утверждал, в частности, что языки победителей и побежденных «не сливались: один из них, в конечном счете, почти всегда вытеснял другой, подвергаясь при этом кое-каким искажениям, обычно лишь поверхностным». Победа того или иного языка зависит от пропорции его носителей и от сравнительного уровня цивилизации. Покоренная раса может полностью поглотить победителей, но их язык сохранится. Как мы видели, смешанные языки, вопреки тому, что говорил Брока, все же есть. И факторы, определяющие доминанту этого смешения, вовсе не те, что он называл. Главное в таких случаях - устойчивость расового ядра к внешним влияниям. Брока полемизировал с лингвистом Шаве, который видел в языке «фатальный продукт организации, свойственной расе». Это было слишком даже для Брока: он сам относил себя к полигенистам, но идеи Шаве рассматривал уже как какой-то супер-полигенизм. Брока ссылался на случаи полной смены народом своего языка. Но возьмем хотя бы пример Венгрии: завоеватели здесь полностью растворились, но их язык остался. Но неужели дикие пришлые кочевники-мадьяры имели более высокий уровень цивилизации, чем местное население? Да ничего подобного. Просто местное население, принадлежащие к динарской расе, отличается иммунодефицитом к внешним воздействиям. И это сказывается не только на языке, но и на религии. Не случайно динарские Албания и Босния – единственные страны Европы, в которых закрепился Ислам. Противоположный пример – Корея. Численный перевес китайцев огромен, их культурное превосходство несомненно, и, тем не менее, корейцы в основе своей остались корейцами. Устойчивое расовое ядро пересилило оба фактора Брока, вместе взятые. Еще сложней обстоит дело в сфере религии. Если в языке отражается способ мышления, то в религии – психический склад народа, более устойчивый расовый признак. Да, язык свой народ может утратить, но его психический склад неизбежно наложит свой отпечаток на заимствованную или навязанную религию. Сработает та самая природа, которая, по пословице, влезает в окно, когда ее гонят в дверь. Только что говорилось о хеттском языке, вопреки Брока, смешанном. Завоеватели-неситы привнесли в него свою структуру, но лексика в большинстве своем осталась местной, хаттской, включая такой всероссийски известный эпитет, как «генцивела» - генацвале, понимаешь, да? Такие же отношения установились и внутри Пантеона: преобладающим в хеттской религии был культ Великой Богини-Матери, а наряду с ней почитался и бог-громовик Тешуб – наряду с ней, а не над ней, как Зевс и Юпитер у греков и римлян. Отношения между богами и богинями, типичные для расово-смешанной Малой Азии, принесли с собой в Италию такие же смешанные этруски. А во что превратили религию римляне, народ практический и расчетливый по своему национальному характеру, с чрезвычайно бедной мифологической фантазией? Н. А. Машкин характеризует римскую религию как религию в основе своей анимистическую. Особенностью римского анимизма были его абстрактность и безличность. Главным в римской религии было строгое выполнение обрядов и соблюдение всяких запретов. Словом, это была не религия, а, как выразился бы Л. Бородин, «обрядоверие». Во II веке до н.э. в римский мир въехал во всем своем блеске греческий олимпийский Пантеон, причем следует отметить, что боги и богини имели в нем равное представительство – 6:6. Но каких-то витаминов духовной жизни по-прежнему не хватало, и люди пытались их найти в восточных культах. Как уже говорилось, во время Второй Пунической войны в Риме было введено почитание Великой Матери богов Кибелы, но тогда римским гражданам запрещалось быть жрецами этого культа. В эпоху же Империи этот культ стал особенно популярным при династии Флавиев. Еще раньше, при диктатуре Суллы, в Рим был занесен культ малоазиатской богини Ма, которую римляне стали чтить под именем своей старой богини войны Беллоны. Распространялись различные сирийские культы, из которых особенно известен был культ великой богини Атаргатис. Еще во II веке до н.э. из Египта был занесен культ богини Исиды и Осириса. Август, как реставратор религии предков, относился к восточным культам отрицательно, и при нем было запрещено воздвигать в пределах городской черты храмы, посвященные египетским богам, но Калигула построил храм Исиды на Марсовом поле, а во II веке н.э. египетские культы получили широкое распространение на всем римском Западе. Поклонники Исиды и Осириса встречались в различных италийских городах, особенно приморских, среди моряков, ибо Исида считалась покровительницей мореплавания. Ей особенно поклонялись женщины. И не только женщины, но и мужчины, притом весьма знаменитые. Например, Плутарх занимался не только написанием биографий великих людей. Он специально изучал египетские мифы и мистерии, в которых находил много общего с греческими, и в числе его произведений – книга «Об Осирисе и Исиде». Тот ученый интерес, который проявлял Плутарх, сменился у Апулея, уроженца Нумидии, уже прямым поклонением. Герой его знаменитого романа, превращенный в осла, избавляется от чар благодаря заступничеству Исиды. Роман заканчивается прославлением Исиды, отражающим мистические переживания глубоко верующего, религиозного человека. Культ Исиды поощрял император Домициан. Этот культ проник даже в дохристианскую Германию. Как пишет М. А. Коростовцев, Исида выступала как бы в роли предшественницы самого Христа. Более подробно на этом вопросе останавливается С. А. Токарев. По его словам, Великие богини Востока Кибела, Исида импонировали «сознанию широких масс верующих, особенно в эпоху распада Римской империи, в эпоху религиозного синкретизма, когда культ этих богинь распространился по всему Средиземноморью, и отнюдь не только среди крестьян… Большинство верующих в годы смут, войн и разорения искали у них утешения, окрашенного эротическим оттенком, - так усталый, измученный воин ищет отдыха и утешения на груди любимой женщины. Культ этих богинь носил ярко эротический отпечаток. И вовсе не случайно то, что как раз эти эротические черты всего отчетливее были перенесены на образ Девы Марии – христианской заместительницы Исиды. Исследователи раннего христианства справедливо утверждают, что эта религия не смогла бы победить своих соперников – восточные культы, если бы она не взяла из их рук самое сильное оружие – культ женских богинь любви». С Токаревым нельзя согласиться лишь в тех случаях, когда он подчеркивает эротический момент. В культе Богини-Матери эротизм неуместен: это уже по фрейдистской части. Впрочем, покойный Токарев был активистом движения нудистов, так что эротика могла быть его «пунктиком». Эволе, конечно, не нравилось вторжение азиатских культов, которые «быстро проникали в жизнь Империи и изменяли ее структуру. И снова возвращались символы Матери с самыми разнообразными мистико-пантеистическими божествами Юга в самых неистинных формах». Эвола понимал, что Римская империя представляла собой основанный на военной диктатуре деспотизм, который с помощью бездушной бюрократической машины пытался удержать в повиновении пеструю космополитическую массу, и осуждал римских императоров за то, что они проводили политику централизации и уравниловки вместо того, чтобы отобрать и собрать в центре государства сохранившиеся элементы «римской расы». Эвола сам брал эти слова в кавычки, потому что знал, что такой расы никогда не существовало в природе. Рим Эвола называл «воплощением идеи властной мужественности». Эвола сам недоумевал, каким образом на этническом фоне Италии первого тысячелетия до н.э. вдруг возникло и мощно заявило о себе это новое начало, и предпочитал говорить о римском «чуде», которому можно только дивиться, но которое невозможно объяснить. С его точки зрения, в данном случае нельзя брать за основу чисто расовый и этнический фактор: разговор можно вести только на уровне «духовной расы». Но таких не бывает. Не бывает «духа», который переносится иными средствами, кроме как через кровь. Дух народа одной крови воспринятый народом другой крови это уже другой дух. Не надо только примитивно понимать слово «кровь». Как поясняет М. Серрано, «когда мы говорим о крови, мы не имеем в виду только биологическую кровь, которая течет в жилах физического тела… Кровь в духовном и герметическом смысле это священная жидкость «сома», нечто отличное от того, чему учат нас научная биология и гематология… это жидкое солнце, через которое передается память предков». «Кровь это не просто жидкость, а поток астрального света». Не случайно во Второзаконии, где еврейский народ объявляется «богоизбранным», строго запрещается всякое смешение кровей. По мнению М. Серрано, оба расизма, и еврейский, и гитлеровский, основаны на мистерии посвящения в тайну крови и хромосомной памяти, выражаясь терминами современной «научной мифологии». Мистиком крови был и Альфред Шулер (см. статью о нем в журнале «Атака» №1000), «Сократ» мюнхенского кружка, «Платоном» которого стал Л. Клагес. По учению Шулера, существует космическая связь между внутренней жизнью, протекающей в крови, и внешней Вселенной. Он говорил: «Глазом, обращенным внутрь, я вижу вибрирующую полноту света, бесчисленные флюиды, загорающиеся во взаимном наслаждении, вечно длящуюся свадьбу в эфире». «Эту субстанцию я считаю просветляющей, благословляющей силой, а местом ее пребывания – кровь. В той степени, в какой она делает волну крови святящейся, я называю ее жизненной сутью… Этот светильник связан с потоками из Вселенной, и тот, кто стоит в его свете, ощущает эти потоки как холодный, льющийся из Космоса душ, в то время как суть, вступившая в брак с кровью, пылает блаженным теплом». Современный австрийский эволианец Мартин Шварц утверждает в своей статье «Альфред Шулер и космическая синева», будто у Шулера речь идет о возвышенной духовной силе, которую Шулер описывает как кровь, но это вовсе не кровь в смысле происхождения, а если происхождения, то «духовного». М. Шварц остается верен заветам Эволы. Но ведь теорию Шулера можно понимать и по-другому. Шварц превращает ее в космический вариант теории среды и приписывает решающее значение внешним воздействиям. Но какими бы сверхкосмическими они ни были, это не изменяет соотношения между внутренней предрасположенностью и внешними воздействиями, образно описанного еще Дарвином: одно дело поднести спичку к куче пороха, а другое – к куче песка. На разную кровь космическое излучение действует по-разному. Английский писатель Бульвер-Литтон описал в своем фантастическом романе «Грядущая раса» подземное матриархальное царство Вриля. Вриль у него – некая таинственная сила с голубым свечением. Проникая в кровь, он и делает ее «голубой» не в переносном, а в прямом смысле. О голубой крови неоднократно говорит и М. Серрано. Он думает, что эта кровь сохранялась в первозданной чистоте только в Гиперборее. Но, как мы знаем, он связывает чистоту крови с ясностью наследственной памяти. И с кровью передается не только память, но миссия, Судьба. Так что поневоле придется обратиться к реальной крови, решая вопрос о том, что какая именно кровь была носительницей миссии древнего Рима. А выбор здесь невелик. Как отмечал знаменитый итальянский антрополог Джузеппе Серджи, черепа древнего Рима представляли собой смесь туземных и пришлых элементов. В Этрурии, например, как были, так и остались два типа.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|