Медиаполитические перспективы развития европейских образовательных фондов

 

Практически каждый фонд рассматривал создание гражданского общества как важнейшую задачу, одно из условий необратимости демократических изменений в нашем обществе и государстве. Однако, привычная Западу концепция, базировавшаяся на глубоко укорененных в обществе западных либеральных ценностях, реализовывалась в другой среде, в огромной стране с еще советским населением. И эта среда была не совсем благоприятна для скорейшего развития гражданской активности. Например, в сфере массового сознания преобладали, да и сейчас широко распространены:

патернализм (уверенность в том, что все вопросы социальной и культурной жизни должно решать государство);

стремление объяснить все негативные стороны жизни происками "внешнего врага", нежелание признать неразрывную связь свободы и ответственности;

недоверие людей к возможности решения возникающих конфликтов правовыми средствами;

неспособность уяснить исторический характер многих существующих в обществе проблем, их взаимосвязь, стремление упростить ситуацию до уровня бытующих стереотипов;

представление, что существующие в современном российском обществе проблемы могут быть решены простыми и радикальными методами.

Если к этому добавить трудности экономического характера, отсутствие традиций самоуправления и саморегуляции, атомизированность общества, его правовой нигилизм в сочетании с неготовностью властных структур осознать реальную значимость прав и свобод личности, то мы увидим, насколько трудной оказалась задача развития гражданского общества в России. Здесь западные благотворители в какой-то степени выступали, если вспомнить термин братьев Стругацких, в качестве "прогрессоров", несущих в страну новые европейские ценности. Но если страна к этому не готова, она по-своему воспримет и усвоит полученный подарок.

На специфику складывающегося в стране гражданского общества повлияли и некоторые особенности работы фондовых организаций, оказывающих поддержку этому процессу. Упомянем главные из них:

Основные грантовые средства фондов шли и идут на поддержку проектов неправительственных организаций, хотя гражданское общество - это не только третий сектор или общественные организации. Как правило, фонды в России имеют небольшой аппарат и не могут распределять и сопровождать тысячи мелких грантов. Гораздо удобнее выделять гранты крупные, зарекомендовавшим себя партнерам. Для некоторых фондов малый грант - это $50,000. В то время как небольшая районная неправительственная организация на несколько тысяч долларов смогла бы сделать очень много. Намерения фондов раздвоены между нуждами России и политикой удовлетворения своих штаб-квартир. Ведь на программы в России нужно получить деньги в Совете Директоров, Конгрессе или парламенте, а значит, приходится учитывать видение приоритетов оттуда. В результате политические предпочтения влияют на сферы и регионы помощи, и не всегда они совпадают с реальными нуждами страны. Большинство фондов предпочитают краткосрочные проекты с конкретными измеряемыми результатами, при этом, часто меняя свои приоритеты, забывают о долгосрочных, стратегических задачах формирования структур гражданского общества.

Анализируя, что же получилось в результате многолетней поддержки зарубежными фондами гражданских инициатив, одна из исследователей - Сара Хендерсон из Университета штата Орегон, США - в своей статье выдвигает следующие тезисы:

. Помощь в начале 90-х была решающей для выживания многих групп.

. Но - парадоксальный результат:

НПО, получающие помощь, со временем научились подлаживаться под программы западной помощи, а не под нужды общества. Внутри НПО создалась элита. Вместо развития горизонтальных связей между группами, западная помощь усиливала разделение в гражданском обществе, а помощь концентрировалась в руках НПО имеющих связи с Западом. Это не давало возможности развиваться другим (особенно в регионах). Финансируемые группы добивались, в первую очередь, индивидуальных, краткосрочных грантов, а не долгосрочного развития общества. Целью многих западных агентств была поддержка развития небольших, "grass root" инициатив. Но российские организации начали подражать организационному стилю западных хорошо финансируемых, централизованных и бюрократичных корпораций НПО. Хотя для расширения возможностей НПО западная помощь была определяющей, она мешала группам функционировать как гражданское общество.

И фонды и НПО предпочитали краткосрочные выгоды долгосрочному развитию. Интересы двух сторон совпали. Они оказались нужны друг другу. При этом каждый объективно старается сделать все как можно лучше, исходя из высших целей.

Вывод. Вместо того, чтобы усиливать горизонтальные сети, небольшие "grassroots" инициативы, и, в конце концов, через это способствовать гражданскому развитию, западная помощь способствовала появлению вертикального, институционализированного и изолированного (хотя и хорошо финансируемого) гражданского сообщества.

К похожим заключениям, но на примере уже не одной России, приходит Президент крупной американской благотворительной организации National Endowment for Democracy (NED) Карл Гершман. В своем выступлении перед сенатским подкомитетом по иностранным делам он сказал:

"Нередко при оказании помощи в развитии гражданского общества возникают следующие проблемы:

поддерживаемые НПО являются вертикально организованными, элитными, часто внутренне недемократичными, обосновавшимися в столице со слабыми корнями в обществе и слабо связанные с реальными интересами общества;

западные фонды навязывают свои собственные цели и приоритеты грантополучателям;

финансируемые организации не могут выжить без продолжающейся поддержки;

помощь слишком ориентирована на НПО в ущерб другим элементам гражданского общества;

помощь часто привлекает талантливых и энергичных людей для работы там, где платят более высокие зарплаты, отвлекая их от более адекватных им институтов и направлений деятельности".

Несомненно, выводы, к которым пришли западные эксперты, справедливы. Они перекликаются и с оценками некоторых российских специалистов. Действительно, в результате многолетней фондовой помощи, возник определенный слой сильных неправительственных организаций, часто сетевых, которые стали своего рода неплохо оплачиваемой элитой гражданского общества. У некоторых из них годовой бюджет превышает миллион долларов. Их постоянно финансируют различные фонды, а до мелких региональных организаций часто средства не доходят. Но, с другой стороны, во многом именно из-за активности этих сильных структур гражданское общество в стране становится заметной силой. Именно они часто выступают в качестве выразителей интересов третьего сектора перед властью, в них зачастую сосредоточен главный экспертный ресурс НПО.

Конечно, многие НПО научились выживать, подлаживаться под запросы фондов. Есть и такие, которые готовы взяться за любой проект, лишь бы его финансировали. Фондам эта проблема хорошо знакома. Я не раз слышал оценки, что НПО работают скорее на себя, чем на общество. Что крупные гранты получают одни и те же, а реальных услуг, реальной помощи от них мало - больше на бумаге. Но и для сильных, добросовестных организаций грантовая поддержка - не только благо. В качестве иллюстрации приведу появившееся в прессе мнение известного лидера одной из московских некоммерческих организаций Андрея Бабушкина.

"Проблемой общественных организаций Андрей Бабушкин считает грантовую зависимость и отсутствие иммунитета от нее. Он вспоминал, что в его организации 120 добровольцев бесплатно работали с детьми примерно 1000 часов в месяц. Но чем больше стали получать грантов, тем меньше становилось волонтеров. Штатные сотрудники, получавшие за свою работу деньги, просто потихонечку вытесняли добровольцев, трудившихся бесплатно. Потом был период, когда грантов не получали, и была попытка восстановить волонтерский потенциал, но она, к сожалению, не удалась: из 120 человек бывших добровольцев продолжать работать бесплатно были готовы только 9! Восстановить прежний волонтерский ресурс не удалось до сих пор. И рецепта избавления от грантовой зависимости Андрей Бабушкин тоже не знает"

Из всего сказанного выше понятно, что со стороны фондов есть немалое влияние на приоритеты в развитии гражданского общества. Зачастую, мощная поддержка ими одного из направлений общественной активности серьезно стимулирует работу организаций в этой сфере. Вряд ли без целенаправленной поддержки фондов в стране появилась бы сеть мощных ресурсных центров НПО, стали бы развиваться элементы социального партнерства, возникли бы фонды местных сообществ (community foundations). Большую роль западная помощь играет в поддержке правозащитного и экологического движения в стране. И только благодаря ей развиваются гендерные программы, существуют многочисленные феминистические организации, горячие линии и кризисные центры.

В такой зависимости от иностранной помощи есть свои серьезные минусы. Нередко для западных фондов приоритеты поддержки диктует опыт крупных международных организаций, их складывающиеся контакты в России, а не реальная ситуация в стране. В итоге в некоторых сферах финансируются проекты и структуры, которые занимаются проблемами более близкими и понятными западным партнерам, а не российскому обществу. К примеру, для большинства российских женщин проблемы гендерного равенства, гендерного образования, сексизма и феминизма не слишком актуальны. Тем не менее, на проекты по этой тематике фондами тратятся немалые средства. По мнению Джеймса Рихтера, профессора политологии в Бейтс Колледже, самым большим препятствием для успеха женских программ "остается глубокое сопротивление феминизму в современном российском обществе". Он с сожалением констатирует, что "западная помощь, создав кадры профессиональных активистов, объединенных в свою сеть, на самом деле увеличила разрыв между женским движением и остальным обществом".

Но даже с учетом всех неизбежных "проколов" и недостатков, даже если учесть, что появилось не совсем то, что задумывалось, позитивное значение фондовой помощи в развитии гражданского общества в России трудно переоценить.

За последние 15 лет в стране появились сотни тысяч различных независимых организаций, из которых десятки тысяч довольно активно работают в социальной сфере, в сфере науки, культуры, образования и бизнеса. Прежде разрозненные образовательные фонды, благодаря информационным технологиям и возросшему профессионализму, сейчас объединяются в разнообразные сетевые структуры, ассоциации и коалиции, направленные на защиту социальных, культурных, политических и других прав граждан. По сути, создана новая отрасль, где миллионы граждан получают услуги от третьего сектора. Так постепенно формируется и укрепляется в России живая ткань гражданского общества. И хотя большинство общественных организаций, особенно работающие в глубокой провинции, никогда не получали грантов от зарубежных фондов, огромное влияние иностранной помощи на развитие третьего сектора несомненно.

Прежде всего, образовательные гранты позволили укрепить и развить наиболее видимые, активные и влиятельные организации. У них появилась серьезная материальная база, профессиональный штат сотрудников, тесные связи с зарубежными партнерами. При поддержке зарубежных фондов возникли новые, неведомые в нашей стране ресурсные центры, кризисные службы, юридические клиники и телефоны доверия. Опробовались непривычные для России, но хорошо зарекомендовавшие себя в других странах технологии в работе с детьми и пожилыми, инвалидами и заключенными. Создавались независимые СМИ и информационные агентства, разнообразные Интернет-ресурсы и виртуальные библиотеки. Во многом благодаря усилиям фондов в российскую практику вошли ярмарки культурных и социальных проектов, развивалось межсекторное партнерство, а на местном уровне стали появляться законы о социальном заказе и муниципальном гранте.

Фондовая помощь в России - процесс сложный и внутренне противоречивый. Наверное, в стране, где многие десятилетия не поощрялась не санкционированная инициатива, где люди отвыкли отвечать за себя и страну, где не воспитывалось подлинно гражданское сознание, концепция гражданского общества не могла быть воспринята и реализована без искажений и злоупотреблений. Сейчас пришло время размышлений и анализа, анализа и для общества, и для фондов.

Но один, не слишком утешительный вывод уже можно сделать. Несмотря на то, что западными фондами в России было немало сделано полезного, а некоторые модели и идеи были подхвачены и развиты либо Правительством и местными властями, либо появившимися российскими фондами, все же адекватной оценки, благодарности на Правительственном уровне деятельность зарубежных фондов в стране так и не получила.

Решение покинуть страну, где они долгое время работали, дается фондам не просто. Обычно дело не в том, что фонд считает выполненной свою миссию в конкретной стране, а скорее в том, что при ограниченности имеющихся средств фонд всегда вынужден делать выбор, куда их разумнее вкладывать. Например, многие американские фонды резко сократили свои программы в тех странах Центральной и Восточной Европы, которые начали процесс присоединения к Европейскому Союзу. И хотя в этих странах сильно увеличилось финансирование со стороны ЕС (со своими особыми целями и программами), адекватной замены прежней помощи фонда так и не получилось.

Последнее время в нашей стране тоже ведется много разговоров по поводу постепенного сворачивания программ западной помощи для России. Наверное, рано или поздно уход основных зарубежных фондов из страны произойдет. И это вполне естественно. Ведь никто не удивляется, что, например, в Германии или Франции зарубежные фонды не действуют (там, как и в США активно работают свои образовательные структуры). Впрочем, нам до Германии еще далеко. Хотя в России и появились первые российские образовательные фонды, хотя активно развивается третий сектор неправительственных организаций, а также наблюдаются некоторые успехи в экономике и в работе новых демократических институтов, действительно демократической страной мы станем еще не скоро. Так что работы для зарубежных фондов хватит надолго.

И все же некоторое сокращение фондовой активности действительно происходит. У меня под рукой нет точных цифр, но, насколько известно, серьезно уменьшает финансирование в России крупнейшее агентство США USAID, сворачивает свои программы UNHCR, заканчивает работу Институт "Открытое общество" (Фонд Сороса), а сам Сорос намерен выделять на Россию суммы на порядок меньшие, чем он это делал раньше. Понятно, что каждый фонд, каждый фонд вправе завершить свои программы тогда, когда посчитает это целесообразным. Конечно, за подобным решением стоят свои причины, не всегда публично афишируемые. Но любой серьезный фонд должен, по-видимому, продумать свою "стратегию ухода" (exit strategy) с тем, чтобы минимизировать потери для общества и для тех, кого он успел "приручить".

Каждый активно действующий фонд за годы работы успевает немало сделать, и суть тут не только в деньгах и поддержанных проектах. Создаются тесные взаимоотношения с грантополучателями, устанавливаются контакты с экспертами и властями, в том числе и на региональном уровне, остаются опробованные на практике эффективные методики и новые подходы в работе с некоторыми целевыми группами. Важно, чтобы накопленный опыт не пропал, а налаженные связи продолжали действовать.

Если представить себе, что хотелось бы работавшему в стране фонду оставить после себя, то, пожалуй, основные пожелания можно свести к трем пунктам:

Работающие эффективные модели социальных практик (в образовании, культуре, управлении, здравоохранении, социальной сфере и т.п.), аккумулирующие, в том числе, и западный опыт и готовые к тиражированию.

Активно действующие и устойчивые институты (организации), созданные при поддержке фонда и использующие те же самые эффективные модели и технологии.

Развитую местную филантропию, воспринявшую и использующую нормы и стандарты работы, принятые в западном мире.

Итак, одним из элементов "стратегии выхода" должна стать инвентаризация успешных проектов, о необходимости которой я уже упоминал. Другим важным элементом может стать передача имеющегося наследства в чьи-то руки и, одновременно, обеспечение устойчивости как для основных партнерских организаций, так и для новых структур, созданных на базе успешно работавших программ фонда (spin-off организации).

Пример из жизни. После завершения работы Фонда Сороса в России были созданы более десяти независимых структур, унаследовавших наработки фонда по различным программным направлениям. В независимые организации превращены отделения фонда в Петербурге, Нижнем Новгороде, Самаре и Новосибирске. Новые организации создавались при активной поддержке и участии руководства фонда, в их правления вошли, в частности, некоторые члены правления фонда. Созданные структуры активно используют связи и опыт ИОО, наработанные за многие годы, и даже, частично, брэнд Фонда Сороса. Все они получили от Сороса финансирование на ближайшие три года на продолжение своей программной деятельности. При этом размер гранта будет с каждым годом снижаться, а сам грант будет выплачиваться только при условии выполнения определенных критериев успешной работы организации, в частности при получении ею все возрастающего софинансирования из других источников. Примененный ИОО подход к своим spin-off структурам сходен с подходами модной сейчас венчурной филантропии, описанной выше. В результате, все успешные программы и инициативы ИОО получили шанс доказать свою полезность, проявить свою способность к выживанию в конкурентной среде организаций гражданского общества.

Идеальным механизмом для гарантированной устойчивости остающихся структур, вновь образованных национальных фондов или партнерских организаций является выделение капитала (endowment). Хотя для его использования кроме желания фонда нужны еще благоприятные условия (в том числе и законодательные).

Впрочем, у каждого зарубежного фонда своя "стратегия ухода", свой график и свой план сворачивания собственных программ. Мне кажется, что процесс этот будет долгим, а сокращение западной помощи России - постепенным. Тем самым стране будет дан шанс развить и укрепить собственные институты благотворительности, сохранить все то полезное, что появилось в России при поддержке иностранных фондов, и двигаться дальше по пути демократии и процветания.

 

⇐ Предыдущая1234567Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: