Решение проблемы мазохизма.

Удовольствие от страдания являлось, с точки зрения психоанализа, следствием биологической бедности. «Мазохизм» был таким же влечением, как и все остальные, только направленным на своеобразную цель. Такая позиция была бесполезна с точки зрения терапии: ведь если больному говорили, что он хочет страдать «по биологическим причинам», то так и происходило. Постановка задачи терапии с помощью оргазма повлекла за собой вопрос о том, почему мазохист превращает вполне понятное естественное стремление к удовольствию в нечто прямо противоположное. Случай из моей практики, сыгравший роль катализатора, позволивший мне по-новому взглянуть на проблему мазохизма, которая до сих пор вводит в заблуждение психологов и сексологов, произошел в 1928 г. Тогда я лечил совершенно измученного человека, страдавшего извращенным мазохизмом. Его жалобы и стремление быть избитым заглушали всякую попытку достичь результата. После нескольких месяцев работы мое терпение иссякло. Когда он вновь потребовал, чтобы я побил его, я спросил, что он скажет, если я удовлетворю его желание. Он просиял от счастья, и тогда я взял линейку и пару раз сильно ударил его по заду. Он громко закричал, но отнюдь не от удовольствия, и с тех пор я ничего больше не слышал о его такого рода желаниях. Остались одни жалобы и упреки. Мои коллеги пришли бы в ужас, узнай они об этом случае. Я же, анализируя этот случай, внезапно понял, что, вопреки утверждениям, боль и неприятные ощущения вовсе не являются побудительными целями мазохистов. Мазохист, как и любой смертный, ощущает боль, если его бьют, и ему это неприятно. Остается вопрос: если мазохист не стремится к неприятному ощущению, если он переживает его, не испытывая удовольствия, то почему ему все же не терпится подвергнуться истязаниям? После долгах раздумий я понял, что в основе этого извращенного поведения лежит фантастическое представление. Мазохист фантазирует, что его мучают, чтобы «лопнуть». Он надеется только таким способом достичь разрядки.

Мазохистские жалобы оказались выражением неразрешимого и мучительного внутреннего напряжения. Они представляют собой открытые или замаскированные жалобные просьбы об избавлении от напряжения, порожденного сексуальным влечением. Поскольку способность к самостоятельному активному достижению удовлетворения блокирована страхом перед удовольствием, постольку махозисты ожидают оргастического разрешения все-таки как избавления, которое последует извне от кого-то другого. Желанию «лопнуть», разрядиться противостоит глубокий страх перед такой возможностью. Болезненное стремление к самоуничижению, свойственное мазохистским характерам, предстало теперь в неизвестном до тех пор свете, так же как болезненное стремление к самовозвеличиванию представляет собой, так сказать, биопсихическую эрекцию, фантастическое расширение душевного аппарата.

Несколько лет спустя я понял, что в основе этого лежат ощущения электрического заряда. Ему противоположно самоуничижение, проистекающее из страха перед возможностью «лопнуть». За мазохистским самоуничижением действуют ни на что не способное честолюбие и мания величия, окрыленная страхом. Мазохистское провоцирование наказания оказалось выражением глубокого желания быть удовлетворенным вопреки собственному желанию. Женщины с мазохистским характером не позволяют себе совершать половой акт, фантазировать на тему соблазнения или изнасилования. Мужчина должен принудить их к этому против их воли, о чем они боязливо мечтают. Сделать это им самим запрещено и связано с тяжелым чувством вины. Известная мстительность махозиста, чувство собственного достоинства которого травмировано очень глубоко, удовлетворяется благодаря тому, что он представляет другого человека дурным или провоцирует его на жестокое поведение.

Бросается в глаза мазохистское представление о том, что кожа, особенно на ягодицах, становится «горячей» или «горит». Желание быть натертым жесткими щетками до тех пор, пока кожа не «лопнет», или быть избитым — не что иное, как желание, лопнув, освободиться от напряжения. Следовательно, боль — отнюдь не цель побуждения, а неприятное переживание при освобождении от несомненно реального напряжения. Мазохизм является прототипом вторичного влечения и демонстрирует результат подавления естественной функции удовольствия.

Страх перед оргазмом проявляется у мазохистов в особой форме. Страдающие другими болезнями, например неврозом навязчивых состояний, вовсе не могут достичь генитального полового возбуждения или ищут убежища в страхе, как истерики. Мазохист застревает на прегенитальном возбуждении. Он не «перерабатывает» его в форме невротических симптомов, и из-за этого растет напряжение, а следовательно — при увеличивающейся неспособности к разрядке — растет страх перед оргазмом. Так мазохист оказывается в замкнутом кругу тяжелых воздействий на свою психику. Чем больше он хочет избавиться от напряжения, тем глубже погружается в него. Мазохистские фантазии резко усиливаются в момент, когда должен наступить оргазм. Часто эти фантазии и осознаются только при наступлении оргазма. Мужчина фантазирует, например, что его силой тащат через огонь, женщина — что ей распарывают живот или разрывают влагалище. Некоторые способны на какую-то степень удовлетворения только при помощи этих фантазий. Представление о том, что человека принуждают «лопнуть», означает обращение к посторонней помощи для достижения разрядки. Так как без страха перед оргастическим возбуждением не обходится ни один невроз, то при каждом душевном заболевании обнаруживаются мазохистские фантазии и позиции.

Следовательно, восприятие мазохизма как внутреннего влечения к смерти или результата страха смерти противоречит данным клинических наблюдений. Страх в очень малой степени развивается в характере мазохистов, пока они могут предаваться мазохистским фантазиям. Они сразу же испытывают страх, если истерия или невроз навязчивых состояний начинают «пожирать» мазохистские фантазии. Напротив, четко выраженный мазохизм является отличным средством для того, чтобы избежать страха влечения, так как только другой постоянно делает плохое или побуждает к этому. Кроме того, двойной характер желания «лопнуть» (желание оргастической разрядки и страх перед ней) удовлетворительно объясняет все свойства мазохистских позиций.

Желание разорваться или «лопнуть» (и, соответственно, боязнь этого), которое я наблюдал у всех моих больных, поставило меня перед загадкой. Душевное представление должно иметь определенные функцию и происхождение. Мы привыкли выводить представления из образных впечатлений. Представление порождается внешним миром, а организм ощущает его с помощью органов чувств. Оно черпает свою энергию из внутреннего источника влечения. Для представления о том, что человек «лопается», не удалось найти такой внешний источник, что вызвало трудности с классификацией представления.

Во всяком случае, я смог отметить ряд новых важных результатов. Мазохизм не соответствует никакому биологическому влечению. Он является следствием нарушения удовлетворения и представляет собой всегда безуспешную попытку исправить это нарушение. Он представляет собой результат, а не причину невроза. Мазохизм — выражение неудовлетворенного сексуального напряжения. Его непосредственным источником является страх удовольствия, или страх оргастической разрядки. Его суть заключается в том, чтобы вызвать как раз то, что порождает самую глубинную боязнь: приятное освобождение от напряжения, которое ощущается как возможность «разорваться», или «лопнуть», и вызывает страх.

Понимание мазохистского механизма открыло мне путь в биологию. Испытываемый людьми страх удовольствия стал понятен благодаря тому, что я исходил из принципиального изменения физиологической функции удовольствия. Страдание и его перенесение являются результатами утраты органической способности испытывать удовольствие.

Тем самым я, не желая того, затронул динамическую суть всех религий и философских систем, включающих понятие страдания. Не раз сталкиваясь в качестве консультанта по сексуальным проблемам с людьми, разделявшими христианские ценности, я установил определенную взаимосвязь. Религиозный экстаз построен совершенно по типу мазохистского механизма. Спасение от внутреннего греха, то есть от внутреннего напряжения, ожидается от Бога, всемогущей личности, так как человек не в состоянии добиться освобождения. Это желание освободиться от избытка биологической энергии психически переживается как желание освободиться от «греха». Самому этого сделать невозможно, и о таком освобождении должен позаботиться другой — всемогущий, осуществив это в форме наказания, помилования, спасения и т. д. Мазохистские оргии средневековья, инквизиция, самоистязания, бичевания, покаяния и т. д., которым предавались религиозные люди, выдавали функцию этих действий: они были безуспешными мазохистскими попытками сексуального удовлетворения!

Мазохист в своем нарушении оргазма отличается от других невротиков тем, что в момент наивысшего возбуждения сжимается в судорогах и фиксируется. Тем самым создается противоречие между максимальным расширением и движением в обратном направлении, являющимся результатом торможения. При всех остальных формах оргастической импотенции торможение наступает до достижения кульминации возбуждения. Это тонкое и кажущееся интересным лишь с академической точки зрения различие решило судьбу моей естественнонаучной работы. Из моих заметок, сделанных между 1928-м и 1934-м гг., видно, как в ходе моих экспериментально-биологических работ были подготовлены эксперименты с бионом. Охарактеризовать эти эксперименты в целом невозможно. Я должен упростить, лучше сказать, изложить мои первые фантазии, опубликовать которые я никогда бы не отважился, не подтвердись они на протяжении последующих десяти лет экспериментальной и клинической работой.

Функция живого пузыря.

Страх «лопнуть» и желание быть «разорванным» я отметил сначала у одного, а потом у всех мазохистов, и хотя бы частично такие ощущения диагностировались у всех без исключения больных, имевших мазохистские склонности к страданию. Опровержение представления о мазохизме как о биологическом влечении, подобном всем остальным половым влечениям, выводило далеко за пределы критики фрейдовского учения о влечении к смерти. Как я уже говорил, меня непрерывно занимал вопрос о том, откуда происходит представление о «разрывании», регулярно возникавшее у всех пациентов незадолго до достижения оргастической потенции.

В большинстве случаев это представление проявляется как кинестетическое ощущение состояния собственного тела. Оно, как правило, сопутствует представлению о туго надутом пузыре. Больные жаловались на «напряженность, от которой того и гляди лопнешь», «переполненность, от которой вот-вот разорвет». Они казались сами себе «раздутыми» и «растянутыми». Они боялись каждого вторжения в панцирь, окружавший их характер, как «укола». Некоторые говорили, что они боятся «растечься», «раствориться», потерять свою «опору» или «контур».

Они держались за жесткий панцирь, сковывавший их движения и позы, как утопающий за обломок корабля. Другие ничего не желали более страстно, чем «разрушиться». Здесь следует искать причины ряда самоубийств. Чем острее оказывалось сексуальное напряжение, тем четче выражались эти ощущения. Они быстро исчезали при преодолении страха оргазма, когда могла наступить сексуальная разрядка.

Тогда жесткие черты характера теряли свою выраженность, сущность человека становилась «мягкой» и податливой и одновременно гибко-сильной. Кризис любого удавшегося анализа характера наступает как раз тогда, когда мощные преоргастические ощущения сталкиваются с препятствиями своему нормальному ходу в виде мышечных судорог, обусловленных страхом. Когда возбуждение достигает высшей точки, оно требует разрядки, и судорога тазовой мускулатуры действует как нажатие на ручной тормоз при скорости в сто километров — все приходит в беспорядок. То же происходит и с больным в процессе выздоровления. Он оказывается перед необходимостью принять решение полностью отключить телесные механизмы торможения или снова впасть в невроз. Невроз — не что иное, как сумма всех хронически автоматизированных торможений естественного полового возбуждения. Все остальное, что было перечислено, является результатом этого исходного нарушения.

В 1929 г. я начал понимать, что исходный конфликт, свойственный каждому душевному заболеванию (неразрешенное противоречие между стремлением к удовольствию и моральным запретом), коренится, с физиологической точки зрения, в мышечной структуре. Душевное противоречие между сексуальностью и моралью проявляется в биологической глубине организма как противоречие между возбуждением удовольствия и мышечной судорогой. Мазохистские позиции приобрели большое значение для формирования сексуально-экономической теории неврозов: они показывают это противоречие в чистом виде. Неврозы навязчивых состояний или истерии, при которых с целью избежать оргастического ощущения ему противопоставляются страх или конверсионные симптомы, в процессе выздоровления регулярно проходят мазохистскую фазу страданий. Это происходит в том случае, когда страх перед половым возбуждением ликвидирован уже настолько, что он может быть направлен на преоргастическое возбуждение в гениталиях. При этом, однако, не допускается кульминация возбуждения без торможения, то есть без страха.

Кроме того, мазохизм стал центральной проблемой массовой психологии, и осмысление явления мазохизма приобрело важнейшее практическое значение. Миллионы трудящихся испытывают тяжелую нужду. Немногие властители господствуют над ними и эксплуатируют их. В форме различных патриархальных религий мазохизм как идеология и образ действия процветает подобно сорной траве и душит любые естественные притязания к жизни. Он держит людей в состоянии глубокого смиренного терпения. Он обрекает на неудачу их попытки рациональных совместных действий и наполняет их страхом перед ответственностью за собственное бытие. Из-за этого потерпели неудачу самые лучшие стремления к демократизации общества. Фрейд объяснял хаотическое и катастрофическое состояние общественных отношений влечением к смерти, якобы свирепствовавшим в обществе. Психоаналитики утверждали, что массы мазохистичны в силу их биологической природы. Некоторые говорили, что наказывающая полиция была естественным выражением биологического массового мазохизма. И действительно, люди повинуются авторитарной власти так же, как индивид — могущественному отцу. Но так как бунт против диктаторского авторитета отца считался невротическим поведением а приспособление к созданной им системе и требованиям нормальным, то против этих воззрений требовались два доказательства.

Первое состояло в том, что биологического мазохизма ж существует. В соответствии со вторым приспособление к сегодняшней реальности, например в форме иррациональной воспитания или иррациональной политики, само является невротическим. Я не подходил к работе с осознанным намерением доказать что-либо. Эти два доказательства стали результатом сочетания разнообразных наблюдений, проводившихся вдалеке от борьбы мировоззрений. Они возникли благодаря простому решению следующего вопроса, который мог бы показаться почти глупым: как поведет себя свиной пузырь надутый изнутри воздухом и лишенный возможности лопнуть Его оболочка была хотя и растяжима, но не могла бы разорваться. Напрашивался именно такой образ человеческое, характера как панциря вокруг ядра живого. Если бы свиной пузырь оказался в ситуации неразрешимого напряжения имог бы выразить его, он стал бы жаловаться. Став беспомощным, он принялся бы искать источники своего страдания вовне, обращая упреки в этом же направлении. Он жаловался бы, что его колют, и провоцировал бы окружающих до тех пор, пока ему ни показалось бы, что цель достигнута. То, что не удалось бы стихийным образом осуществить изнутри, он пассивно и беспомощно ожидал бы извне.

Представим себе теперь биопсихический организм с нарушенным процессом разрядки энергии по образцу пузыря заключенного в панцирь. Его оболочка была бы панцирем характера. Растяжение происходит в результате постоянного образования внутренней энергии (сексуальной энергии или энергии биологического возбуждения). Вегетативная энергия стремится наружу, будь то для разрядки, приносящей удовольствие, будь то для контакта с людьми и вещами. Благодаря этому стремление к расширению задается как направление из самого себя. Этому направлению противостоит стена панциря Она не только не дает лопнуть, но и, кроме того, давит снаружи внутрь.

Эта картина совпадала с физическими процессами внутреннего давления и поверхностного натяжения. В 1926 г. я столкнулся с отрецензированной «Психоаналитическим журналом» чрезвычайно важной книгой известного берлинского терапевта Ф. Крауса[15].

Невротический организм можно в высшей степени удачно сравнить с надутым, но по окружности закованным в панцирь пузырем. Странная аналогия между физической и столь хорошо знакомой характерологической ситуацией соответствовала клиническим требованиям. Душевнобольной стал «жестким» на периферии ядра и сохранил живость в центре. Ему «не по себе в своей коже», он «стеснен», «не может реализоваться», он «без контакта» и «напряжен так, что вот-вот разорвется». Он всеми средствами стремится «к миру», но чувствует себя «связанным». Более того, стремление войти в контакт с жизнью часто так болезненно, он столь мало способен выносить трудности и разочарования, что ему лучше «спрятаться в себя». Биологической направленности функции «к миру», «из себя» противодействует другая — «прочь от мира», «назад в себя».

Это отождествление в высшей степени сложного с простым завораживало. Организм, заключенный в невротический панцирь, не может лопнуть, как обычный свиной пузырь, чтобы освободиться от внутреннего напряжения. Этот организм может стать только «мазохистским» или «выздороветь», то есть допустить оргастическую разрядку накопленной застойной энергии. Эта оргастическая разрядка заключается в уменьшении внутреннего напряжения в результате «разрядки вовне», проявляющейся в форме конвульсий всего тела. Оставалось еще неясным, что разрядится вовне. Я был очень далек от современных знаний о функционировании биологической энергии.

Я представлял себе оргазм с происходящим при этом извержением веществ из тела по образцу выброса из пузыря. После выброса напряжение поверхности уменьшается вместе с внутреннем давлением. Было ясно, что для полного описания этого процесса недостаточно только одного выброса семени, ведь эякуляция без наслаждения не снимает напряжения. Впоследствии это умственное построение привело меня к весьма конкретным выводам.

Я вспомнил в этой связи о незначительном, но оставившем большое впечатление событии, которое произошло в 1922 г. перед конгрессом психоаналитиков в Берлине. Будучи еще всецело под впечатлением Земона и Бергсона, я предавался естественнонаучным фантазиям. Я говорил друзьям, что надо всерьез воспринимать нарисованную Фрейдом картину «рассылки либидо». Фрейд сравнивал выброс и втягивание душевных интересов с вытягиванием и втягиванием ложноножек амебы. «Простирание» сексуальной энергии проявляется в эрекции мужского члена, которая в функциональном отношении должна была бы быть идентична вытягиванию ложноножек амебы. Эрективная импотенция вследствие страха, когда член сморщивается, была бы, напротив, идентична втягиванию ножек плазмы. Мои друзья возмущались такой некорректностью мышления, они высмеивали меня, и я был задет. Тринадцать лет спустя я экспериментально подтвердил свое предположение. Теперь время рассказать, как факты привели меня к этому.