Функциональная противоположность сексуальности и страха.

Отождествление эрекции с растяжением плазмы побудило меня предположить, что существует функциональная противоположность сексуальности и страха, которая выражалась в направлении биологической деятельности. Раз посетив, эта мысль больше не оставляла меня. Так как все, что я узнал от Фрейда о психологии влечений, находило применение на практике, то названная картина связалась с весьма серьезным вопросом о биологической основе душевных процессов. Фрейд требовал создания психологического фундамента для психологии предсознательного. Его «подсознательное» глубоко погружалось в биопсихологический процесс.

В душевной глубине ясные тенденции жизни души уступали место таинственному движению, недоступному для одного только психологического мышления. Фрейд пытался применить психические понятия к исследованию источников жизни. Это должно было привести к персонификации биологических процессов и вернуть в психологию изгнанные из нее метафизические предположения. Изучая функцию оргазма, я понял, что недопустимо подходить к телесной сфере так же, как к душевной. Смысл каждого душевного процесса наряду с причинной закономерностью проявляется еще и в отношении к миру. Этому соответствовало психоаналитическое толкование, но в физиологической сфере такого смысла нет. Его и не может быть, если не вводить вновь неземную силу. Живое просто функционирует, в нем нет «смысла».

Исследование природы пытается исключить метафизические предположения. Если нельзя понять, почему и как функциониует живое, начинают искать некий «смысл» или «цель», вкладывая их в сам процесс функционирования. Я обнаружил, что оказался среди проблем раннего периода моей работы, среди проблем механицизма и витализма. Я избегал умозрительного ответа, а методом корректного решения еще не располагал. Диалектический материализм был мне знаком, но я не понимал, как применить его в естественных науках. Правда, я интерпретировал фрейдовские открытия с функциональной точки зрения, но вовлечение физиологической основы в исследования поставило меня перед вопросом о корректном методе.

Утверждение о том, что душевное обусловливает телесное, верно, но односторонне. Можно вновь и вновь видеть, что наоборот — телесное обусловливает душевное. Расширять душевное настолько, чтобы его законы действовали и применительно к телесному, недопустимо. Представление о том, что душевное и телесное — два независимых друг от друга процесса, между которыми существуют только «взаимоотношения», противоречит повседневному опыту. Решение проблемы не находилось, и ясно было только одно: переживание удовольствия, то есть растяжение, нерасторжимо связано с функцией жизни.

Тут вмешалось, придя на помощь, мое только что обретенное понимание мазохистской функции. Я рассуждал следующим образом: душевное определяется качеством, телесное — количеством. В первом имеет силу характер представления, во втором — только объем функционирующей энергии. Следовательно, в этом отношении душевное и телесное были различны. Но процессы, происходившие при оргазме, показывали, что качество душевной позиции зависит от величины телесного возбуждения, лежащего в основе этой позиции. Представление о сексуальном удовольствии во время акта в состоянии сильного телесного напряжения является интенсивным, красочным, живым. После удовлетворения оно с большим трудом поддается воспроизведению. У меня перед глазами была картина морской волны, которая, поднимаясь и опускаясь, воздействовала на движение щепки по поверхности моря. Теперь представление о том, что психическое выделяется из глубинного биопсихологического процесса или погружается в него в зависимости от характера процесса, больше не было неясным. Возникновение и исчезновение при пробуждении и засыпании, как мне казалось, были в состоянии выразить этот волнообразный процесс, который плохо поддавался пониманию. Ясно было лишь, что биологическая энергия контролирует как душевное, так и телесное. Господствует функциональное единство. Следовательно, хотя биологические законы и могут иметь силу в психическом, психические особенности не действуют в биологическом. Это заставило критически поразмыслить над фрейдовскими предположениями по поводу влечений.

Образное представление является, несомненно, психическим процессом. Существуют неосознанные представления, сделать вывод о наличии которых можно, основываясь на высказываниях. Само неосознанное, по Фрейду, непостижимо. Но при погружении в биопсихологическое оно должно поддаваться постижению с помощью метода, затрагивающего то общее, что господствует над всем биопсихическим аппаратом. Это общее не может быть ни «смыслом», ни «целью». Речь идет о вторичных функциях. При последовательно функциональном подходе становится очевидно, что в биологическом нет цели, существуют только закономерно проявляющиеся функционирование и развитие. Осталась динамическая структура, взаимодействие сил. Это верно применительно ко всем сферам. Такой позиции можно было придерживаться. То, что психология называет «напряжением» и «разрядкой», является противоположностью разнонаправленных сил. Моя идея о пузыре, как бы проста она ни была, вполне соответствовала представлению о единстве физического и психического. Наряду с единством существует и противоположность. Эта идея была ядром моей теории сексуальности.

В 1924 г. я предположил, что в момент оргазма возбуждение концентрируется на периферии организма, в особенности на половых органах, затем течет назад в вегетативный центр и там спадает. Неожиданно круг мыслей замкнулся. То, что проявлялось ранее как психическое возбуждение, теперь выступило в виде биопсихологического течения. Внутреннее давление и поверхностное натяжение пузыря — это ведь не что иное, как функции центра и периферии организма. Они функционально противоположны, противоречат друг другу. «Судьба» пузыря зависит от их отношения друг к другу, точно так же как душевное здоровье — от энергетической сбалансированности в сексуальной сфере. «Сексуальность» не может быть ничем другим, кроме живой функции вытягивания «из себя» — от центра к периферии. Страх не мог быть ничем другим, кроме обратного движения по направлению «в себя» — от периферии к центру. Таковы два противоположных направления при одном и том же процессе возбуждения.

Быстро установилась связь этой теории со множеством клинических фактов. При половом возбуждении происходит периферическое расширение сосудов. При возбуждении, вызванном страхом, ощущается как бы разрывающее центральное внутреннее напряжение. Периферические сосуды спазмируются. При половом возбуждении происходит растяжение и увеличение члена, и он уменьшается в размерах, если человек испытывает страх. Источники функционирующей энергии располагаются в «центре биологической энергии». На периферии находятся области их функционирования, пребывая в контакте с миром, — будь то в половом акте, в оргастической разрядке, в труде и т. д.

Эти результаты находились уже по ту сторону психоанализа. Они опрокидывали многое. Психоаналитики не могли следовать за мной, и моя позиция была слишком уж открытой, чтобы мое мнение могло существовать в их организации. Фрейд отверг попытки установить связь между процессами, порожденными либидо, и автономной жизненной системой. У меня как у психоаналитика, занимавшего наиболее последовательные позиции, были далеко не лучшие отношения с официальными психиатрами и другими клиницистами. Ввиду своего механистического и не ориентированного в аналитическом отношении способа мышления они мало понимали в том, чем я занимался. Новорожденная теория сексуальности оказалась одинокой, окруженной лишь широким пустым пространством. Меня утешало множество подтверждений своим взглядам, найденных в экспериментальной физиологии. Казалось, они привели к общему знаменателю то, что выработали поколения физиологов, наблюдая факты. В центре стояло взаимодействие между вагусом и симпатикусом.