Концепция социального (культурного) института

 

Согласно А. Радклифф-Брауну, совместная жизнь людей как общности предполагает согласованность активности её членов в рамках определенной социаль­ной структуры. Функция действий каждого заключает­ся в решении тех социально значимых задач, на кото­рые они направлены, в их вкладе в поддержание струк­турной преемственности[42]. Функциональный подход к социокультурной жизни, таким образом, связан с изучением устойчивых форм, с помощью которых инди­виды включаются в социальную жизнь, припосабливаются к ней и поддерживают её.

Функция каждой такой формы — института — свя­зывается с решением определенной социально значи­мой задачи, с удовлетворением конкретной базовой по­требности, с осуществлением групповых интересов. Реализация такого рода взаимосвязанных функций и составляет социокультурную жизнь (по аналогии с жизнедеятельнестью организма). Каждый институт имеет структуру, то есть определенную упорядочен­ность, выделенность, устойчивость, специфичность, что позволяет распознавать его и членам сообщества, и сторонним наблюдателям.

Функционирование институтов рассматривается как необходимое условие, способ реализации социо­культурной жизни, порядок которой обеспечивается социальной структурой, а процесс определяется сме­ной социокультурных событий.

Термин «институт» применяется для обозначения определенных социально установленных и признан­ных норм или культурных паттернов, относящихся к отдельным аспектам социокультурной жизни. Их дей­ствие обусловливает возможность реализации взаим­ных ожиданий индивидов, попадающих в соответству­ющие ситуации, осуществление или обмен действия­ми и вознаграждениями, достижение социально и индивидуально значимых результатов. Таким образом, осуществляется формирование и поддержание соци­ально-функциональной структуры общества. Следова­тельно, институты как социально установленные об­разования контролируют структурные связи между функциональными единицами, подсистемами, компо­нентами общества.

Категория социального и культурного института была разработана Б. Малиновским и А. Радклифф-Брауном. Согласно Малиновскому, большая часть челове­ческой деятельности выполняется организованными группами людей, по правилам, имеющим моральное и правовое закрепление, и с использованием определен­ной организационной структуры. Эти «приспособления» и носят название института, который определя­ется как фиксированная часть социальной организа­ции общества, предназначенная для упорядочения со­вместной жизни и деятельности людей, для трансля­ции знаний и традиционных элементов культуры. Как уже говорилось, общество и культуру можно рассмат­ривать как объединение частично координированных, а частично автономных друг от друга составляющих. В этом смысле институт является координатором отно­шений между ними. Он представляет собой некоторую сложную систему, благодаря своему фиксированному содержанию используемую для установления и размы­кания социальных и культурных связей.

Социальные институты как стандартизованные модели поведения — это механизмы, с помощью кото­рых поддерживается существование и преемствен­ность социальных структур и функциональных авто­номий.

 

Моральные нормы и их институциональныединамические функции

 

С самого начала возникновения функционализма в его рамках большое значение придавалось культур­ным институтам (устойчивым образованиям, органи­зующим социальное взаимодействие) — нравам, обы­чаям, ритуалам, моральным нормам. Последние со­ставляют особый предмет интереса, поскольку им традиционно приписывается исключительная роль регуляторов поведения людей по аналогии с действи­ем правовых норм.

Начиная с Э. Дюркгейма, Б. Малиновского и А. Радклифф-Брауна, функционалисты постулируют, что на­значение моральных норм — ограничивать желания и претензии людей. Они разделяют также допущение Аристотеля о том, что люди получают блага охотнее, чем отдают.

Таким образом, нормы рассматриваются в качестве культурных механизмов закрепления и контроля в от­ношении выполнения определенных функций, значимых с точки зрения удовлетворения жизненно важных потребностей людей или поддержания совместности их существования. В рамках социокультурной системы людям приходится руководствоваться общим для них набором норм, чтобы согласовывать свои действия в ходе достижения общих результатов, нужных им всем. Это называется «разделяемыми нормами» и означает, что в группе у каждого по отношению к поведению другого существуют определенные ожидания, которые другой считает законными и заслуживающими конфор­мности, то есть того, чтобы отвечать им. Значительная часть работ функционалистов базируется на допуще­нии о том, что общий моральный кодекс стабилизирует отношения людей в группе, и посвящена изучению способов этой стабилизации.

Действительно, разделяемые нормы поддержива­ют расположенность Эго быть конформным к ожида­ниям Альтер. Но во многом это определяется тем, что механизм действия нормы предполагает применение санкций за отклонение от границ предписанного по­ведения. Более того, поддержание разделяемых норма­тивных рамок не влечет за собой специального вознаг­раждения, а их нарушение вызывает обязательные санкции. Поэтому следование моральным предписани­ям всегда является в какой-то степени вынужденным, и такая конформность Эго ценится со стороны Альтер ниже, чем если бы она была не морально предписан­ной, но добровольной. Конечно, разделяемый мораль­ный кодекс может побуждать Эго отвечать ожиданиям Альтер, который в свою очередь будет отвечать опре­деленным вознаграждением за такую конформность. Однако стремление руководствоваться разделяемым моральным кодексом хотя и служит определенным гарантом вознаграждения, но способствует сокраще­нию его размера с течением времени.

В классическом функционализме моральный ко­декс рассматривался только с точки зрения его функ­ций поддержания взаимной конформности членов оп­ределенной социокультурной системы. Напряжения, содержащиеся, поддерживаемые и выражаемые в нормативных системах, не изучались, поскольку нормативные образования рассматривались в их налич­ном функционировании, но не в стадии порождения. Обращение же к генезису моральных норм позволяет понять, что они возникают в условиях, когда одна сто­рона взаимодействия стремится получить от другой то, что последняя может не хотеть делать, хотя и умеет. Этим моральные отношения в подобных условиях от­личаются от ситуации, когда другая сторона не обла­дает навыками для выполнения предлагаемых функ­ций, но в принципе не возражает против их выполне­ния. Тогда возникает вопрос об обучении, не имеющий моральных обертонов.

Функционалистская трактовка системы моральных норм в поддержании социальной системы акцентиру­ет «взаимность вознаграждений», то есть такую фор­му обмена вознаграждениями, при которой обе сторо­ны в её рамках вполне удовлетворяют свои потребно­сти и запросы. Но здесь есть и другая возможность. Стороны могут сохранять отношения из-за неуверен­ности в том, что они получат удовлетворение в другом месте. Иными словами, признание общих норм и раз­мер вознаграждения — относительно независимые измерения; их значения (величины) могут варьировать­ся. Классические функционалисты сводили вознаграж­дения в системе взаимодействия лишь к тем, что явля­ются производными от конформности к общему мораль­ному кодексу, и подчеркивали, что такая конформность обычно приносит вознаграждения.

Описывая побуждения, заставляющие индивида быть участником социальной системы (актором), Т. Парсонс подчеркивал принципиальное соответствие меж­ду желаниями и морально санкционированными цен­ностями. Правда, он отмечал возможные несовпадения в этом отношении, но считал, что «они должны рассмат­риваться главным образом как случаи «отклонения» от интегрированного типа» (социального действия)[43].

Однако стабильность социокультурной системы зависит не только от полного следования моральным нормативным предписаниям, но и от отклонения от них. Тем, кто контролирует в рамках системы применение позитивных и негативных санкций в нормативной об­ласти, невыгодно ужесточать санкции по отношению к тем, кто признает свои системные обязанности, хотя и не выполняет их должным образом. Ведь эти люди не станут отрицать значимость таких норм. В свою оче­редь и им невыгодно покидать систему, даже если к ним применяются негативные санкции (не слишком сильные). В этом случае открывается поле вариативно­сти поведения в пределах существующих моральных норм или даже возможность расширения нормативных рамок. Соответственно наряду с механизмами, принуж­дающими людей действовать согласно нормативным предписаниям, важно изучать социокультурные меха­низмы, побуждающие людей оставаться в моральном долгу друг перед другом, предупреждающие установ­ление полного баланса в их функциональной взаимо­зависимости.

По сравнению с идеально-типической моделью действия моральных норм как механизма поддержа­ния социокультурной системы встречающиеся в реаль­ности отклонения, конфликты, дезинтеграционные процессы требуют специальной интерпретации. Как уже отмечалось, моральное одобрение и удовлетворе­ние или вознаграждение — это независимые перемен­ные. Выполнение социально значимых функций ни­когда полностью не совпадает с удовлетворением по­требностей и желаний людей. Соответственно даже в рамках социальной системы всегда существует веро­ятность расхождения между функциональным поведе­нием, направленным на её поддержание, и попытками удовлетворить собственные желания, не совпадающие с системными требованиями. Отсюда возникают двой­ные стандарты оценки поведения людей в ситуациях социокультурного взаимодействия: критерии мораль­ного соответствия и критерии адекватного вознаграж­дения. Поэтому реакции людей на недостаток вознаг­раждения есть столь же реальный действующий фак­тор внутренней динамики системы, как и реакция на нарушение моральных норм, и формы этих реакций различны. Несмотря на то, что люди публично осужда­ют нарушение моральных норм, они активно ищут средства увеличения вознаграждения в пределах этих норм, тем самым невольно способствуя размыванию их границ.

Таким образом, в любой функциональной социо­культурной системе действуют два уровня норматив­ных механизмов, обусловливающих её устойчивость во времени. Один из них относится к удовлетворению потребностей, интересов, желаний, входящих в состав системы индивидов, и связан с оценкой ими вознаг­раждений, получаемых в системе. Другой относится к поддержанию функционирования системы, к обеспе­чению согласованности взаимодействия участников системы (акторов), имеющей культурное выражение в форме моральных норм. Он связан с одобрением соот­ветствия поведения индивидов установленным в сис­теме требованиям. Как отмечал Э. Гоулднер, доброволь­ность обмена вознаграждениями между Эго и Альтер зависит не только от того, что Альтер испытывает чув­ство долга, но и от того, чего стоит ему исполнение этого долга. «Цена» выполнения долга влияет на размеры, качество вознаграждений со стороны Альтер и зави­сит от количества и качества адресуемых ему предло­жений. Конформность стороны (взаимодействия) к своим моральным обязательствам есть функция тех вознаграждений, которые она способна обеспечить (их дефицита или обилия), и цены выполнения таких обя­зательств[44].

 

Нормы и дополнительность

 

Рассматривая механизмы нормативного поддер­жания равновесия социальной системы, Т. Парсонс выделяет концепцию дополнительности функций и ожиданий в отношениях между Эго и Альтер. Как отмечал Э. Гоулднер, он отождествлял это понятие с взаимной дополнительностью, хотя такое отождеств­ление неправомерно при трактовке динамики мораль­ных норм.

Взаимная дополнительность относится к ситуации, при которой то, что Эго определяет как свои права, считается обязанностями Альтер, а то, что Альтер оп­ределяет как свой долг, Эго рассматривает как свое право. Согласно Парсонсу, такие отношения устанав­ливаются при условии, что стороны разделяют общий моральный кодекс. В терминах прав и обязанностей дополнительность означает не то, что права одной сто­роны суть обязанности другой, но что в условиях вза­имодействия каждая сторона имеет свои права и обя­занности.

Оба вида дополнительности могут нарушаться. В первом случае Альтер может не признавать своим долгом права Эго или же Эго может отказаться счи­тать своими правами обязанности Альтер. Во втором случае участники взаимодействия могут не считаться с автономностью прав и обязанностей друг друга.

Даже при допущении того, что все элементы сис­темы влияют друг на друга, различными оказываются степени такого влияния. Неоднозначность взаимозави­симости и зависимости от системы в целом у её со­ставляющих служит важным фактором вариаций или изменений её состояний, а также значимым призна­ком её сходств и различий с другими системами.

Если концепцию системы не сводить только к её равновесному состоянию, то интеграция системы пред­ставляет собой процесс или состояние, характеризую­щееся напряженностью и неустойчивым балансом сил. В каждый период времени интеграция системы пред­ставляет собой результат устойчивых и неустойчивых объединений групп интересов между собой и с власт­ными структурами, равнодействующую их взаимных давлений, торгов, переговоров и компромиссов. При­нятые в обществе моральные нормы и ценности в ка­кой-то степени ограничивают их поведение в ситуаци­ях торгов и переговоров. Однако соображения группо­вых интересов нередко расходятся с провозглашаемыми ценностными и нормативными суждениями и оказываются более сильными динамическими факторами в социокультурной системе. Поэтому выявление «разде­ляемых» культурных норм и ценностей и даже фикси­рование их широкой распространенности в обществе отнюдь не достаточны для того, чтобы выносить суж­дение об интегрированности системы. Ведь одобрение нормы и следование ей не обязательно взаимосвяза­ны. Моральные нормы и ценности не уменьшают и не регулируют конфликты между тенденциями к интег­рации и независимости элементов в системе, но лишь устанавливают их культурные границы. Сама природа морали такова, что через её нормы выражаются соци­альные напряжения, поскольку сами нормы возника­ют как культурное определение и «связывание» потен­циальных и реальных конфликтных ситуаций.

Длительное время в рамках функционализма изу­чался вопрос о том, как моральные нормы функциони­руют. При этом достаточным считалось утверждение, что такие нормы осваиваются в процессе социализа­ции, а затем используются в ситуациях социокультур­ного взаимодействия как бы автоматически. Сегодня для понимания того, как существуют социокультурные системы, необходимо знать, с помощью каких механиз­мов поддерживаются сами моральные нормы. Тем более, что представление об аномии, разработанное Дюркгеймом, привлекает внимание к тому, что такие нормы не вечны и могут нарушаться в массовом мас­штабе. В этом случае и возникает необходимость раз­делить понятия взаимной дополнительности и допол­нительности, имея в виду, что последняя мобилизует эгоистические мотивации и закрепляет их в культурно установленных, в том числе нормативных формах.

Один из социально значимых способов поддержа­ния моральных норм объясняется с помощью фено­мена власти в смысле могущества, силы. Когда суще­ствует значительное неравенство в распределении власти, — а оно присутствует всегда,— в рамках соци­альной системы неизбежно возникают ситуации эксп­луатации. В этом случае более сильный может принуж­дать более слабого следовать моральным нормам, не давая ему за это должного вознаграждения

При изучении вопроса о том, как в системе под­держивается состояние равновесия, власть рассматри­вается в особом ракурсе. Акцент ставится на ограни­чениях, налагаемых на власть моральным кодексом. Однако этот вид ограничений для феномена власти не является ни единственным, ни наиболее действенным. В том числе и в связи с равновесным состоянием сис­темы. При дифференциации власти следует обращать внимание на то, как власть одного актора может кон­тролироваться властью другого. Очевидно, что если целью взаимодействия является удовлетворение по­требностей и запросов, прямо не относящихся к дости­жениям властных позиций, моральный кодекс не до­пускает чрезмерных диспропорций в распределении власти внутри системы

Известно, что дифференциация власти не ведет ни к моральному консенсусу, ни к взаимодополнительнос­ти функций, ожиданий, вознаграждений. Напротив, она несет в себе потенциал внутрисистемных напряжений. Правда, стабильность, целостность системы при этом не нарушается до тех пор, пока такая дифференциация легитимизирована или морально санкционирована, бла­годаря чему власть наделяется авторитетом.

Изложенные выше представления о механизмах внутренней динамики институциональных моральных норм базируются на допущении функциональной ав­тономии составляющих социальной системы по отно­шению друг к другу. Концепция функциональной ав­тономии предполагает, что элементы системы нахо­дятся в определенных отношениях взаимообмена, и каждый из них имеет варьирующиеся степени зависи­мости или независимости (автономии) от других. Жиз­неспособность одних может целиком или по большей части зависеть от таких обменов; другим участие в них обеспечивает удовлетворение лишь отдельных нужд. В первом случае речь идет о высокой, а во втором — о низкой степени функциональной автономии. Система, таким образом, может быть определена как группа элементов, взаимообмен между которыми ограничива­ет их функциональную автономию. При такой точке зрения подразумевается, что социокультурная жизнь не является тотально системной изначально, что по шкале системности социокультурные феномены могут варьироваться от полностью независимых друг от дру­га до полностью взаимосвязанных.

Систему можно концептуализировать как целое, тогда предметом внимания становятся устойчивые, не­прерывные, тесные внутрисистемные связи, существу­ющие между элементами и механизмы, унифицирую­щие их. Представление о системе в терминах функци­ональной автономии фокусируется на частях системы и подразумевает вероятностную, проблематичную приро­ду их взаимозависимости. Внимание в этом случае уде­ляется не только внутрисистемным, но и экстрасистем­ным, внешним по отношению к системе связям её эле­ментов. Иными словами, элементы трактуются не просто как «части» системы, но как существующие сами по себе. Их реальность не определяется только их принад­лежностью к данной системе.

Когда система рассматривается лишь в её равно­весном состоянии, изучаются механизмы, сохраняю­щие взаимозависимость частей и целостность самой системы. Концепция функциональной автономии пред­полагает выявление и изучение механизмов, поддер­живающих независимость системных составляющих. Сохранение функциональной автономии определенно­го элемента может сопровождаться снижением степе­ни взаимозависимости между ним и другими, ростом сопротивления давлению в сторону равновесия. Это означает, что от обладающих определенной долей не­зависимости элементов следует ожидать сопротивле­ния полной интеграции или росту зависимости от си­стемы как целого или её частей. Иными словами, с точки зрения этой концепции, внутри системы действу­ют две противонаправленных силы. Во-первых, тенден­ция элементов сохранять и даже увеличивать ту сте­пень функциональной автономии, которую они имеют, то есть сопротивляться полной интеграции в систему. Во-вторых, тенденция элементов системы, отвечающих за поддержание её целостности, к более полной интег­рации других элементов, к сокращению степени их функциональной автономии.

В связи с позицией управляющих элементов в системе возникают особые проблемы. Такие элементы обычно отождествляют себя с системой как целым (го­сударственные структуры — с обществом в целом, церковь — со всей «паствой», идеологические инсти­туты — с системой ценностей всего общества и т. п.). В то же время входящие в них люди имеют собствен­ные интересы, в том числе связанные с поддержанием функциональной автономии таких элементов. Подоб­ная двунаправленность функций — к собственной автономизации и интеграции других — порождает по­стоянную напряженность между управляющими эле­ментами системы и всеми остальными, напряжения, которые могут перерасти в конфликты.

Действие этой концепции как удобного инструмен­та изучения динамики социокультурных феноменов было продемонстрировано на примере моральных норм.

 

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: