 |
Но и тогда не останавливайся, о, путник, в радости и не задерживайся в полях иллюзии, упиваясь её цветами, а проходи поспешно дальше, взяв нужный опыт.
|
|
|
|
3. Ибо помни, о, сердце, стремящееся к Свету, пока не будут сняты все покровы, окутывающие тебя тьмой иллюзии и затемняющие Свет, до тех пор ты ещё не можешь лицезреть Вечно-Реальное. Мир всему сущему!
— Аминь! – сказал Учитель. – Закрой книжечку. Выписываешь ли ты эти правила куда либо отдельно?
— Да, Учитель.
— Это хорошо. Скоро их наберётся достаточное количество, и Мы дадим их людям. А ты, дитя, помни: стой твёрдо и будь устремлённа. При всех обстоятельствах помни: жизнь Света, жизнь в духе – это потребность и сущность твоей жизни. Круг твоего влияния должен расширяться, но и сама ты должна очиститься и тем строже быть к себе, чем больше любви прольётся вокруг тебя. Иди с миром.
И Учитель отпустил меня.
3 октября. 12 часов. Молитва.
Я встретилась на дорожке Сада с Анитой и со Стивенсом. К нам подошла Астарта.
— Я бы хотела ближе познакомиться со своими друзьями, – заговорила она низким, грудным голосом (таким же бархатным, как и глаза), подавая нам руки. – Мне кажется, было бы очень хорошо, если бы могли изредка собираться и обсуждать вместе наши маленькие дела. Может быть, опыт одного принёс бы пользу и другим.
— Это действительно было бы великолепно! – сказал Стивенс.
— Давайте соберёмся сегодня, – предложила Анита.
— Нет, сегодня я не могу, – ответила я. – Я вне дома, и мне нельзя «уйти».
— Давайте завтра соберёмся все в половине двенадцатого? – сказала Астарта.
Мы согласились. Она кивнула нам головой, чарующе улыбнулась и скрылась в рядах братьев.
Мы трое пошли к площадке роз. По дороге Стивенс подал мне розу.
— Это одна из последних, – сказал он, – взгляни, как она прекрасна!
Действительно, она была прекрасна! Розово-палевая, в полном цвету, с нежным ароматом. Мы встали на молитву. Ясно ощущала как бы тепло в сердце, горение, какое-то необъяснимое чувство восторга, благоговения, счастья качало моё сердце. На площадку вышел Учитель и стал обходить наши ряды, проходя мимо каждого и к каждому обращая Свой взор, давая от Своего Света. Меня слегка задел край Его одежды, и сладостное чувство преданности, детская прозрачность и чистота счастья захлестнули волной моё сердце. Учитель встал на Своё место.
|
|
|
— Помолимся, братья! Мир всем!
— И Тебе, Учитель!
После молитвы Учитель сказал:
— Я хочу сказать вам маленькое Слово о счастье. Что такое счастье? Откуда возникает оно? И что сопутствует ему? Счастье – это не есть удовлетворение от получаемых каких-либо переживаний на физическом плане (хотя и оно бывает иногда прекрасно!), но Я хочу сказать о том Счастье, которое зарождается в сердце от его вибраций, от тех вибраций Света, которые начинают изливаться через него, и лучи их, нежные, золотисто-розовые, дают это Счастье. Оно невыразимо тонко, но властно окутывает всего человека, оно сопутствует ему, оно его наполняет новым прозрением в жизнь. Это и есть истинное Счастье. И те, кто ищут вызвать в себе такой Свет, Свет неземного Счастья, действительно начинают быть способны не только сами светиться, но и светить другим. Идите, дети, и будьте счастливы!
И Учитель отпустил всех, благословив.
4 октября. Утро. 8 часов.
Учитель после утренней молитвы сказал нам:
— Завтра день праздника осеннего плодородия, и всех вас Я приглашаю присутствовать после двенадцатичасовой молитвы во фруктовом саду на площадке, и там Я скажу всем вам Слово Моё.
И Учитель отпустил нас.
Утро. 9 часов.
Я пришла к Учителю. Он сидел на терраске, и около Него сидела на скамеечке Анита. С разрешения Учителя я взяла ещё скамеечку и, поставив её против Аниты, села. Учитель подал мне книжечку «Золотых правил».
|
|
|
— Прочти нам вслух, – сказал Он.
Я открыла книжечку и прочла:
1. Когда ученик готов, он без замедления получит всё, что ему причитается, ибо умеющий вопрошать, получит ответ.
— Закрой книжечку, – сказал Учитель. – Дальше мы не будем читать сегодня. Я хочу сказать несколько слов о том, что ты сейчас прочла: «Когда ученик готов, он без замедления получит всё, что ему причитается…» Как понять эти слова?
— Это значит, что ему пришло время получить то, чего он достиг, – ответила Анита.
— Да, так, но и ещё в этом есть смысл иной. В мире нет тайн. Ничего нет у жизни спрятанного в каких-то тайниках, по кладовым или в волшебных замках «для умных детей в награду». В мире властно проводится один закон: всё во всём и всё для всех. Но как слепой не может видеть и глухой не может слышать, так и человек, не имея ещё в себе достаточного развития, не знает и не может знать многого. Чем совершеннее аппарат, тем точнее он работает. Чем совершеннее станет аппарат человека, тем больше он сможет открыть и принять в себя и познать. Смысл в том, чтобы, не отклоняясь, идти к цели и знать, что предпочтения нет никому и ни в чём. Но тот, кто стремится выйти к Свету, тот его увидит. Теперь возьмите перья и бумагу и пишите. Я вам продиктую.
Всем, всем, всем!
Братья и сёстры, объединитесь в любви и в мире духа вашего. Помните, что там, где один поднять не может, содружество многих поднимет легко. И потому не стойте в обособленности сердца, а стремитесь сообща действовать. Наша власть ограничена вами. Чем больше, шире и глубже вы сможете понять Нас, тем больше Мы сможем дать вам, а через вас в мир.
— Это всё.
Учитель взял листки и оставил их у Себя.
— Теперь, Анита, встань, сделай очищающее дыхание и иди. А ты, Астра, ещё немного останешься.
Когда Анита удалилась, Учитель сказал мне:
— Я скажу тебе несколько слов лично. Скоро твоя жизнь переменится, и ты станешь в новое русло. Я хочу, чтобы ты запомнила крепко: где бы ты ни стояла, миссия твоя – быть Нашим проводом. И через тебя льющиеся потоки Света и радости должны быть чисты. Ни тени самомнения или самодовольства не должно быть в тебе, они губительны. Какой бы любовью и почитанием тебя ни окружали люди, помни, всё это не может относиться к тебе как к личности, к той скорлупе, которая мнит себя единицей. То, что составляет твою суть, это гораздо выше твоей скорлупы, и от неё и через неё идущее в мир, не имеет ничего общего с твоей скорлупой, хотя она и кажется ещё тебе неотделимой. Вот и все, дитя, иди с миром!
|
|
|
И Учитель, благословив, отпустил меня.
День. 12 часов.
Меня встретила Анита.
— Что же ты не пришла в половине двенадцатого? Мы тебя ждали… Но и Феликса тоже не было. И мы решили перенести встречу на другой час, сегодня.
К нам подошли Стивенс, Астарта и Феликс. Мы все условились собраться после шестичасовой молитвы в Саду Учителя, около пруда.
Учитель пришёл на молитву:
— Мир всем!
— И Тебе, Учитель!
Вместо обычного начала молитвы, Учитель сказал:
— Блаженны, имеющие сердца чистые, ум возвышенный и душу, стремящуюся к Истине, ибо они наследуют землю нездешнюю. Блаженны, в ком покой сердца и тишина. И кто руководим любовью, ибо они приплывут к берегу Жизни! Помолимся, братья!
— О, Владыка мира и сердец наших! Да будет благословенно имя Твоё невыразимое, во веки веков. Аминь.
Все:
— Аминь!
— О, Владыка мира и сердец наших! Даруй нам свет прозрения! Да не оскудеет в нас устремлённость к Тебе. И помоги нам не удаляться от Луча Твоего, ведущего нас. Аминь!
Все:
— Аминь!
— О, Владыка сердец наших! Положи печатью на жизнь нашу волю Свою. Аминь.
Все:
— Аминь!
И Учитель, благословив, отпустил нас.
День. 5 часов.
Я подошла к терраске. Учитель ходил по ней, погружённый, казалось, в задумчивость. Увидя меня, Он сказал:
— Входи, дитя!
И продолжал ходить. Я взошла и, поклонившись Учителю, встала у входа. Учитель молча посмотрел на меня, потом задумчиво посмотрел на Сад и промолвил:
— Пойдём, побродим по Саду. Мы сегодня ничем не будем заниматься.
Мы сошли в Сад. Учитель положил руку мне на плечо, и мы тихо пошли по дорожке, в любимую Его аллею, откуда виднелись вершины гор. Шли в молчании. Учитель казался мне погружённым в думы, и я не смела нарушать их. Когда мы подошли к месту, где были особенно чётко видны горы и дали, Учитель остановился, снял руку с моего плеча и вдохнул воздух всей грудью.
|
|
|
— Какая свежесть! Как легко дышать чистым, горным воздухом… – промолвил Он. И, помолчав, сказал: – Никогда не желай жить в низинах. Ищи места повыше, откуда расстилались бы широкие горизонты. Человеку нужны просторы, они вдохновляют, они помогают ему отрываться от низменных будней, от мелочей. Никогда не стремись застывать на одном месте и не строй ничего на болоте, как бы заманчиво оно бы ни было украшено. Дыши воздухом гор!
Учитель опять замолчал и тихо вдыхал лёгкий, горный ветер.
— Нет ничего прекраснее на земле, чем горные вершины, – опять заговорил Учитель, – они выразители земли, её самые высокие вдохновения. Особенно хороши они в звёздные ночи. Тогда кажется, что они говорят звёздам, а те, внимая, дают ответ. Да оно так и есть на самом деле, эта незримая для людей телепатия, магия света звёзд, притягиваемых к горным вершинам. Я всегда любил звёздные ночи, когда Я ещё не был Учителем.
Учитель опять замолчал и ласково посмотрел на меня.
— Ты юна, ты ещё очень юна во многом. Но в тебе есть хорошие задатки. Но Я предупреждаю тебя: бойся низин! Твоя сфера – горы. Всё, что возвышенно, – твоё. Горе человеку, не видящему далей из-за мусора дел своих. Не нагромождай мусора! Строй выше дом своей мечты, дом славы твоего духа. А теперь иди. Скоро молитва. А Я хочу ещё побыть здесь один.
6 часов. Молитва.
Меня позвала Анита.
— Я боялась, что ты опоздаешь или не придёшь, – сказала она. – Ты помнишь, что после молитвы мы все хотели собраться?
— Да, я помню.
Мы присоединились к братьям, ожидавшим уже прихода Учителя. Мы встали рядом все пятеро. Я рассмотрела Феликса теперь немного больше. Он тщедушен, небольшого роста, бледный, худощав и уже не молод. Черты лица мелкие и кажущиеся незначительными. Но от всей его фигуры веет мягкой тишиной, и, когда он оживляется, взгляд его делается могучим и сверкающим и весь он словно озаряется внутренним светом. Пришёл Учитель и произнёс молитву, после которой Он сказал:
— Братья, вам, вероятно, известно, что сегодня перелом осени. Завтра мы справляем праздник плодородия. А сейчас Я скажу немного о лете. Лето – дароносица. Оно несёт дары для осени, те дары, которые ей поручила весна. Чем деятельнее лето, тем богаче осень и тем спокойнее зима. Лето – олицетворение жизни человека, когда он полон расцвета и жизненных сил. Но подробнее мы поговорим об этом завтра. А сейчас скажу: мир вам всем!
И Учитель отпустил нас.
Встреча после 6 часов.
(Я открыла глаза, чтобы записать всё, что говорил Учитель, и после снова сосредоточилась.)
|
|
|
— А, вот и она!.. – воскликнул Стивенс.
Я шла по дорожке им навстречу. Они стояли около площадки роз и поджидали меня.
— Ну, что же, пойдёмте к пруду! – сказала Анита.
— Я предлагаю остаться на площадке роз, – сказал Стивенс. – Здесь скамеек больше.
Все согласились. Мы придвинули одну скамейку против другой и разместились. Наступило довольно продолжительное молчание, которое никто не решался нарушить, и лишь глаза устремлялись друг на друга, и в сердце была какая-то бездонная глубина.
— Это хорошо, – начал говорить тихо Феликс, – это хорошо, что мы начали нашу встречу с молчания. В некоторых случаях молчание говорит больше слов. И оно глубже. И в молчании говорят сердца. И им есть что сказать друг другу. Особенно нам. Вот мы, все пятеро, собраны здесь. И эта встреча не случайна. Мы все пришли издалека и принесли с собой большой груз большого опыта прошлых встреч, прошлых жизней. Что касается меня, я обладаю полной памятью прошлого. Хорошо это или плохо, но я помню всех вас, друзья, и помню, как и при каких обстоятельствах мы встречались, и не один раз. Много раз нас связывала любовь, но бывали и вражда и ненависть, бывали дружеские сближения, родственные связи. Все мы многое пережили вместе.
Анита, побледневшая, широко открытыми глазами смотрела на Феликса.
— Я помню, я помню… – вдруг сказала она. – Ах, какое грустное воспоминание!
И она вдруг заплакала, взяв руку Феликса.
— Простил ли ты меня?
— Не волнуйся, друг, – сказал Феликс. – Всё это тени, они больше не должны волновать ни тебя, ни меня. Тут нет места этим воспоминаниям, которые могли бы укорять и обличать друг друга. Помни: всё – едино!
Анита сквозь слёзы улыбнулась мне и сказала:
— А всё из-за тебя!
Но я ничего не помнила! Астарта сидела молча, она слушала, опустив глаза.
— Я мало помню свои прошлые жизни, – начала тихо говорить она. – Но я всегда стремилась иметь друзей в жизни и всегда чувствовала себя одинокой. Но сейчас я чувствую, что нашла тех, которых искала!
И она в сердечном порыве пожала наши руки.
— Я тоже многое вспомнил, – сказал Стивенс. – Особенно мне близка Астра, хотя она и не помнит ничего, что, может быть, и к лучшему… Я её большой должник, и тем нежнее теперь моё сердце рвётся ей навстречу.
— Друзья мои, друзья мои! Я тоже счастлива быть с вами, хотя решительно ничего не помню из наших прежних жизненных встреч, – сказала я.
— Я ещё хочу сказать, – сказал Феликс, вставая, – о том большом значении, которое имеет здесь Учитель, связав нас вместе в одну ячейку, в одну семью. Мы должны помнить, что поставлены сейчас так в жизни, чтобы излить из своих сердец возможно больше света. Будем же благодарны Учителю за то доверие, которое Он оказывает нам. И пусть воля Учителя будет основой нашей жизни, – вдохновенно, с горящими глазами закончил Феликс.
Мы все встали при последних словах его и закончили их глубоким «Аминь!», как бы скрепившим общее настроение, вызванное словами Феликса. И подали друг другу руки, в едином порыве радостной клятвы. Потом мы ещё обсуждали, как и сколько раз нам следует встретиться, и постановили, что дни встреч будут скользящие, а пока через семь дней в четыре часа дня мы встретимся снова. И на этом мы расстались.
5 октября. Утро. 8 часов.
Учитель сказал:
— Мир всем!
И мы ответили, как обычно:
— И Тебе, Учитель!
— Помолимся, братья! О, Великий Учитель мира! Да будет Твоё имя, скрытое от всех, благословенно в веках. Аминь!
Все:
— Аминь!
— О, Великий Учитель мира! Помоги нам и наставь нас. Просвети и помоги раскрыться в нас величию мироздания в том размере, на которое мы способны. Аминь!
Все:
— Аминь!
— О, Великий Учитель мира! Посылая волю Свою, Ты никого не принуждаешь творить её, но благо тем, кто следует по её начертаниям! Аминь!
Все:
— Аминь!
— Мир вам, дети!
И Учитель отпустил нас.
Утро. 9 часов.
Очень трудно сосредоточивалась. Лезли в голову всё какие-то пустые мысли. Наконец, с очень сильным усилием, я словно пролезла сквозь узкую-узкую скалистую щель и села на камень, слегка задохнувшись. Передо мной был дом Учителя. Навстречу мне шёл Нуми.
— Нуми! – радостно вскричала я. – Как давно мы не виделись!
— Я не мог все эти дни быть с тобой. Я был отозван. Но я следил за тобой издали. И если было бы это нужно, я пришёл бы к тебе. Учитель ждёт тебя сейчас, после поговорим.
Я взошла в дом Учителя. Но когда я поднималась по лестнице, снова в уме поползли какие-то пустые мысли. Я остановилась на лестнице, и голос внутри меня сказал: «Как ты придёшь к Учителю, если в сердце у тебя нет нужной тишины? Отдаёшь ли ты себе отчёт в величии того, что ты допущена быть в присутствии Учителя?» Я ответила этому голосу: «Я думаю, что иногда я отдаю себе в этом отчёт, а иногда принимаю это в бессознательной радости». Пустые мысли улетели. И я поднялась в залу. Учитель сидел за столом. Я поклонилась Ему и попросила разрешения приблизиться. Учитель ласково подозвал меня и посадил рядом.
— Учитель, – сказала я, – простишь ли Ты мне, если в моём сердце бывают не всегда достойные мысли?
И вдруг на лице Учителя расцвела неописуемая ласка. Я ещё никогда не видела в нём столько тепла и любви. Он положил Свою руку на мою и задушевно сказал:
— Когда ученик уже приблизился и занял место в сердце Учителя, Мы не покидаем его Своей любовью.
От этих слов сердце дрогнуло во мне, и я со слезами припала к руке Учителя.
— Не плачь, дитя! Пора тебе понять, что всякие эмоции, слишком резкие и бурные, мешают созиданию тела твоего Духа. Подними лицо и посмотри на Меня.
Я подняла лицо, всё залитое слезами, и сияющее радостью любви к Учителю.
— Вот видишь, – тихо и также просто и задушевно продолжал Учитель, – всё лицо у тебя мокрое…
Он вынул платок (Свой платок!) и Сам вытер на моих щеках слёзы. Сердце у меня замирало от такой близости и простоты и нежной ласки Учителя.
— Давай поговорим о твоих зимних работах. У тебя есть план?
— Нет, Учитель.
— Его надо будет разработать. Ты будешь жить среди людей. Ты станешь центром маленького кружка. О, сначала очень маленького. То, что ты будешь получать от Нас, ты передашь людям. Но давать будешь не всё для всех, а по-разному. После всё это обрисуется яснее, но не только Наши передачи будешь давать людям, но и своей жизнью среди них должна будешь внести новые нотки в их быт. Бодрость, светлое настроение и простота – эти три качества должны сопутствовать тебе неизменно. Когда придёт время, Мы скажем тебе Нашу волю на дальнейшее. А пока укрепляй свои силы, набирайся внутренней тишины. Иди, приняв Моё благословение и Мою любовь, дитя! Придёшь ещё раз сегодня в половине шестого.
И Учитель отпустил меня.
Половина 6-го.
Раньше чем я увидела себя у Учителя, я услышала в себе голос: «Смотри!» И я увидела бушующее море и себя, стоящую на крохотном плоту. На середине плотика стояла мачта, за которую я крепко держалась, прижавшись к ней. Волны вздымались, как горы, и я то взлетала вверх со стремительностью невыразимой, то с такой же быстротой свергалась в пропасть. Ветер свистел в ушах, рвал на мне мокрое платье. Со всех сторон стоял рёв и шум, и летели клочья пены и брызги волн. Но странно, мне не было страшно, а было на сердце дерзко и весело. Голос внутри меня сказал: «Это шквал твоей жизни. Держись крепче и не бойся». Это видение продолжалось несколько минут, потом исчезло. Я стояла перед домом Учителя в горах. Ко мне подошёл Нуми.
— Я провожу тебя, – сказал он.
Мы поднялись в залу. Учитель стоял у стола и просматривал какие-то чертежи.
— Подойди, Астра, и ты, Нуми, тоже.
Мы подошли к столу.
— Покажи Астре кривую её жизни, – сказал Учитель, протягивая Нумену большую синюю тетрадь.
Нуми развернул её и показал мне черту, которая шла то ровно, то волнообразно, то резко подымалась вверх, то стремительно падала вниз. Вокруг неё были начертаны какие-то цифры, знаки, даты…
— Это твоя жизнь, – сказал Нуми.
Я внимательно смотрела на эту «кривую», мысленно вспоминая прожитое.
— А вот взгляни теперь, – сказал Нуми и перевернул страницу. – Видишь взлёт твоей линии на небывалую до сих пор высоту? От тебя будет зависеть удержаться на ней.
Тут я почувствовала, что силы мои слабеют… Я падала в какой-то «духовный обморок» и как сквозь сон слышала голос Учителя:
— Бедное дитя! Она слишком напрягает силы. Уведи её, Нумен, и дай ей покой.
Учитель сделал над моей головой несколько движений руками, и я ушла.
6 часов. Молитва.
Я вставала в ряды братьев, когда Учитель уже говорил:
— Мир всем!
Молитва была, как всегда, краткая и всегда новая, хотя смысл её оставался один и тот же. После молитвы ко мне подошла Анита.
— Что с тобой? Здорова ли ты? – спросила она тревожно. – Пропустила сегодня праздник! Мы все были… Учитель сказал чудесное Слово, а тебя не было! Что с тобой?
— Я больна, – пролепетала я.
— Ты действительно, кажется, больна! Чем я могу помочь тебе? – затревожилась Анита.
— Ничем, только своей любовью, – улыбнулась я.
Нас быстро догнал Стивенс. Он был так же, как и Анита, полон внимания и преданности. Меня это глубоко взволновало. Я остановилась.
— Слушайте, мои дорогие! Я сейчас разрыдаюсь… или… или не знаю, что сделаю! Но нельзя же так… нельзя ко мне так относиться! Я вовсе не достойна такой любви, я вовсе не совершенна и совершенно…
— Остановись! – вскричала, смеясь, Анита. – Ты совершенно больна, это очевидно…
— А я вот что скажу тебе, – сказал Стивенс. – Помни, Астра, то, что вверху, то и внизу. То, что в тебе, то и вокруг. Будь счастлива!
И он особо подчеркнул последние слова. Низко поклонившись мне, он отошёл.
6 октября. 9 часов утра.
Я шла по дорожке Сада. Учитель был в беседке. Он встретил меня вопросом:
— Почему ты вчера не была на празднике осени?
— Я не могла сосредоточиться, Учитель, – смущённо ответила я.
Учитель пристально посмотрел на меня и не сказал ничего.
— Сядь. Придвинь ко Мне стопочку этих бумаг и поговорим, – сказал Учитель. – Не чувствуешь ли ты, что эмоции последнего времени тебя как бы ослабили?
— Да, Учитель.
— Что же ты думаешь предпринять?
— Не знаю, Учитель. Стою растерянной дурой…
— Это, конечно, очень образное выражение, – Учитель слегка улыбнулся, – но оно недостаточно исчерпывает положение вещей.
— Я надеюсь, что когда вихрь в сердце немного уляжется, я снова буду крепка, – сказала я.
— О, Я в этом не сомневаюсь! Но Мне кажется, что быть бдительной не мешало бы и теперь. Прими дисциплину построже на сегодня и на завтра, да и в последующие дни придерживайся её. Это отвлечёт твои мысли и поставит их в известное русло. Покажи руки.
Я в душе удивилась такому требованию, показывая руки.
— Я хотел посмотреть, здесь ли кольцо, которое дал тебе Учитель. Да, оно здесь. Но ты его ещё не видишь, и Я боюсь, что долго ещё не увидишь. А вот Мой дар стал уже показывать признаки жизни, он у твоего сердца. Особенно тщательно береги его. Это нежный, очень нежный цветок. На сегодня пока всё. Иди с миром.
Учитель возложил руку мне на голову и благословил меня.
12 часов. Молитва.
— Мир вам, братья!
— И Тебе, Учитель!
— Помолимся… О, Владыка мироздания! Да будет благословенно Имя Твоё. Всё славословит и прославляет Тебя, Незримый! Аминь.
Все:
— Аминь!
— О, Владыка мироздания! Простри длань Свою над нами! Даруй прозрения, очищения и истинное понимание Твоих законов. Аминь!
Все:
— Аминь!
— О, Владыка мироздания! Да будет воля Твоя во всём сущем! Аминь!
Все:
— Аминь!
— Послезавтра, – сказал Учитель, – после двенадцатичасовой молитвы, Учитель с гор придёт к нам в Сад и Сам скажет вам Слово Своё. Идите с миром!
День. 5 часов.
Я металась по дорожкам Сада, как щенок, потерявший чутьё, и всё не могла понять, что мне мешает видеть, где сейчас находится Учитель. И вдруг я увидела Его, идущего не от дома, а от калитки. Учитель откуда-то возвращался. На голове Его была обмотана лёгкая шёлковая ткань. В руках Он нёс какие-то очень тоненькие металлические трубочки, довольно длинные, и некоторые из них были спаяны между собой. Но я не смела спросить Учителя, что это такое. Учитель взошёл на терраску и сделал мне знак, чтобы я следовала за Ним. Он поставил трубочки возле перил, а Сам, опустившись в кресло стал разматывать ткань на голове. Его прекрасное лицо показалось слегка утомлённым. Он вынул из складок своей одежды маленькую книжечку «Золотые правила» и, откинувшись головой на спинку кресла, сказал:
— Открой и прочти дальше.
Я открыла и прочла:
|
|
|
