 |
Развитие новеллистики во Франции. «Гептамерон» Маргариты Наваррской
|
|
|
|
Ренессансный гуманизм и его роль в искусстве и литературе Возрождения
см. 4.1
развитие новеллистики во Франции. «Гептамерон» Маргариты Наваррской
Новеллистика, формирующаяся на протяжении XV в., была одним из основных, наиболее популярных и характерных прозаических жанров литературы Возрождения. Во Франции она зародилась из стихотворных фаблио и, не без влияния итальянских образцов, скоро оформилась как рассказ с острой завязкой и порой неожиданной развязкой, с обилием бытовых деталей и с ярко выраженной сатирической направленностью. Французская новеллистика XVI в. отличалась жанровым и тематическим разнообразием — от новеллы-анекдота, типичной для Деперье, до сентиментально-психологической повести, к которой в большой степени тяготела Маргарита Наваррская. Расцвет новеллы приходится на 30—40-е, отчасти 50-е годы XVI столетия. Среди французских новеллистов XVI в. выделяются Маргарита Наваррская, Бонавантюр Деперье и Ноэль Дю Файль[1].
Огромное значение для развития французской новеллы имело знакомство с «Декамероном», повлиявшим еще на «Сто новых новелл». Влияние «Декамерона» усилилось, когда в 1485 г. вышел в свет перевод Лорана де Премьефе. В конце 30-х годов XVI в. Антуан Ле Масон завершает перевод Боккаччо, вышедший в 1545 г. и выдержавший на протяжении полувека шестнадцать переизданий. Переводятся и другие новеллисты — Банделло, Мазуччо, Страпарола, Чинцио[2]. Однако не все французские рассказчики ориентируются на опыт итальянцев, многие следуют прежде всего национальным традициям, те же, кто ориентируется на «Декамерон» (например, Маргарита Наваррская), наполняют свои новеллы французским содержанием.
Одним из первых образцов новеллистики французского предвозрождения был анонимный сборник «Пятнадцать радостей брака», возникший, очевидно, в первой трети XV в. По тематике «Пятнадцать радостей ...» примыкают к средневековой антифеминистской литературе, но это не столько инвектива в адрес слабого пола, сколько собрание забавных историй о проделках коварных жен и об их легковерных мужьях. По новеллам разбросаны черточки, характеризующие быт средневекового города. Автору удается изображение характеров его героинь и построение диалогов — живых, остроумных, динамичных.
|
|
|
Другой новеллистический сборник, который одно время связывали с именем Ла Саля, — «Сто новых новелл». Сборник возник между 1456 и 1461 гг. в Женаппе (Брабант) при дворе бургундского герцога Филиппа Доброго, когда там находился дофин (будущий Людовик XI). Хотя каждая новелла приписана определенному рассказчику, на сборнике лежит печать единства стиля. Не исключено, что в создании книги принимал участие и Ла Саль; правда, «Сто новых новелл» написаны в иной манере, чем его достоверные произведения. Обычно указывается на подражательный характер книги. Однако связь с «Декамероном» Боккаччо ограничивается, пожалуй, одинаковым числом новелл и двумя упоминаниями об итальянском писателе. Около трети новелл могут быть возведены к Боккаччо, Поджо Браччолини или Саккетти, но для многих можно найти параллели во французских фаблио. Большинство же новелл может быть соотнесено с реальными фактами городской жизни.
В большинстве случаев это рассказы о любовных проделках монахов, о неверных женах и сластолюбивых мужьях. Обо всем этом рассказано подробно и откровенно. Но за грубоватым юмором встает правдивая картина жизни города, а у героев на первый план выдвигается находчивость, ловкость. В обилии любовных историй вряд ли следует видеть ренессансную «реабилитацию плоти», это, скорее, отражение развлекательного, праздничного характера книги (а средневековые праздники, как известно, унаследовали от античных нарушение общепринятой благопристойности и субординации). Для многих новелл характерен мотив любовной связи людей разной сословной принадлежности: родовитые дворяне волочатся за служанками, а их жены ищут любви простого конюха или слуги. В отличие от «Пятнадцати радостей брака», в «Ста новых новеллах» нет и в помине антифеминистских настроений; создатели сборника не без восхищения описывают замысловатые уловки неверных жен и смеются над рогоносцами. Иногда в новеллах сатирически изображаются монахи и священники. Если им, невежественным и глупым, природная ловкость позволяет выпутаться из затруднительных положений, то об этом говорится явно одобрительно и в книге не осуждаются любовные делишки служителей церкви.
|
|
|
В 1558 г. был напечатан сборник Деперье «Новые забавы и веселые разговоры», примечательный памятник французской новеллистики эпохи Возрождения (о гуманистической деятельности писателя говорилось выше). Создавались «Новые забавы», очевидно, в 1535—1538 гг., в период службы Деперье у Маргариты Наваррской. Кое-какие рассказы напоминают сборник «Сто новых новелл» и некоторые старинные французские книги. Сам Деперье писал во вступительной новелле: «Неужели для того, чтобы вас позабавить, я не мог воспользоваться теми происшествиями, которые совершаются у нас за порогом, и должен был идти куда-то за тридевять земель?» Действительно, в «Новых забавах» читатель оказывается в самой гуще городской жизни времени «доброго старого короля Франсуа». В основу книги легли по большей части действительные события. Сами французские новеллисты, в частности Деперье и Маргарита Наваррская, настаивают на том, что черпают материал из жизни. Маргарита Наваррская обещала описывать истинные происшествия. Эти авторы не только действительно широко использовали местные предания и устную «хронику», но всячески подчеркивали местную локализацию, свежесть устного сообщения даже в тех случаях, когда они обрабатывали традиционные
сюжеты. Это соответствовало принципам классической новеллы.Но из обыденной хроники писатель создал увлекательнейшие рассказы, близкие к анекдоту. В новеллах Деперье присутствуют необходимые элементы этого древнего жанра: краткость повествования, неожиданность и комизм развязки. Однако «анекдотичность» ситуаций многих рассказов Деперье — это только их сюжетная сторона. Писатель в небольшой новелле умел создать колоритные, индивидуализированные портреты персонажей, будь это гедонист-епископ, любитель вина, ученых бесед и молоденьких женщин, будь это находчивый школяр-юрист, неожиданно для самого себя занявшийся медицинской практикой, будь это, наконец, веселые пройдохи без определенных занятий. В смехе Деперье порой проскальзывают грустные ноты, но писатель остается человеком той поры французского Возрождения, когда мечты «о золотом веке» еще не развеялись.
|
|
|
Нарочитый «смех» Деперье, включающий зерна исторического скепсиса, уже достаточно далек от оптимистической веры в возможности человека и гармонического описания его разнообразных проявлений у Боккаччо. Здесь может сказываться различие Италии и Франции, Раннего и Высокого Ренессанса. Еще гораздо дальше в идеологическом плане отстоит от Боккаччо Маргарита Наваррская с ее «Гептамероном», скорее сопоставимым с творчеством Банделло, с некоторыми уже кризисными элементами в гуманизме, возникшими во Франции довольно рано и хронологически весьма близкими к моменту расцвета французского Ренессанса. Культ возвышенной любви в неоплатоническом духе, попытки соединить рыцарские и гуманистические идеалы, элементы морализирования сочетаются в «Гептамероне» не только с фривольностью, но и со скепсисом и даже с подлинным трагизмом.
Свой литературный путь Маргарита Наваррская начинает как поэт, создав в 20-е и 30-е годы ряд стихотворных циклов. В 40-е годы она начинает интересоваться прозой. Над «Гептамероном» она принялась работать, очевидно, с 1542 г. По замыслу в ее книге, как и в «Декамероне», должно было быть сто новелл. Однако смерть помешала довести работу до конца: писательница остановилась в начале восьмого дня. Новеллы Маргариты пользовались необычайной популярностью. Сохранилось шестнадцать рукописных экземпляров этого произведения. Впервые «Гептамерон» был издан с купюрами в 1558 г., более полно — в 1559 г., с той поры книга многократно переиздавалась.
|
|
|
Незавершенное собрание новелл «Гептамерона» имеет в себе известную упорядоченность, хотя не в такой степени, как в «Декамероне». Темы варьируются по дням еще менее строго. Новеллы противостоят обрамляющей раме. Эта разнородность и противоречивость обыгрывается композиционно: рассказ о коварстве женщин (1) сменяется по воле рассказчиков другим — о их невинности и низости мужчин (2), рассказ о добродетельной знатной даме (4) — рассказом о добродетельной и находчивой простой лодочнице (5), за хитростью женщины (5) следует хитрость мужчины (6), за более или менее фривольным рассказом о рогоносце без ведома жены». (8)—история о возвышенной трагической любви (9) и т. д. Число традиционных сюжетов в «Гептамероне» меньше, чем у всех итальянских новеллистов. В новелле 55 «изюминкой» является
перчатка, которую влюбленный сорвал с руки дамы в тот момент, когда она его отвергла, и которую он хранит всю жизнь. Перчатка становится символом верности и постоянства. Такого рода использование деталей (не «толкающих» действие) мы не найдем в итальянской новелле.
Даже при использовании традиционных мотивов Маргарита всячески стремится ослабить их условность и, кроме того, ослабить или изменить искони присущую тем или иным мотивам комическую окраску. Подавляющее большинство новелл «Гептамерона» посвящено любовной теме. В числе любовных новелл многие так или иначе описывают адюльтер (1, 3, 8, 15, 20, 25, 29, 32, 36, 37, 42, 44, 58, 59, 60, 69) или попытки его совершить (27, 31, 35, 40, 52, 57). Немалое количество неудачных попыток уже само отличает новеллы Маргариты от большинства новелл итальянских авторов. Плутовство, не связанное с эротическими целями, встречается крайне редко (см. 53, 57). Среди обманных приемов часто повторяется замещение одним лицом другого на свидании и т. п. (8, 12, 14, 23, 30, 35, 46, ср. Банделло). Заведомо низкие страсти и связанные с этим лопытки обогащения чаще всего приписываются монахам, реже священникам (22, 23, 29, 31, 33, 40, 46, 70), так же как и у большинства других новеллистов. Но только в «Гептамероне» священник совершает инцест с сестрой (33). В одной из новелл обманный брак монаха имеет целью обогащение (54). Во всех этих случаях отсутствует комизм. Есть, пожалуй, только один комический рассказ о монахах, испугавшихся, что хозяин дома зарежет их, как свиней, поскольку тот в шутку называет свиней францисканцами (34).
|
|
|
Написан «Гептамерон» был под непосредственным влиянием Боккаччо, чего Маргарита и не скрывала. Как и «Декамерон», ее книга открывается Прологом, рассказывающим, как десять благородных кавалеров и дам, вынужденных к безделию осенней распутицей и нападениями грабителей, решают коротать время, рассказывая по очереди о занимательных происшествиях, о которых они слышали или которые видели сами.
Но сама повествовательная техника более архаична, нежели у Боккаччо, и скорее напоминает фаблио. Персонажи новелл зачастую нарисованы схематично, почти лишены психологических черт и мотивировок, во многом напоминая традиционные образы-маски, которые создавались при помощи клишированных формул; лексика Маргариты довольно однообразна, а сам рассказ сух и «протоколен» так, как будто не успев начаться, он уже стремится закончиться. Эта композиционная сжатость, пренебрежение красочными деталями и выигрышным повествовательным эффектом являются, однако, не столько недостатком, сколько сознательной установке как можно скорее извлечь из рассказа его нравственного смысла. Фабула отходит от сюжетных клише, делается иногда более сложной и запутанной не ради авантюрности, а в связи с известной сложностью человеческих чувств и отношений. Появляются намеки на скрытые эгоистические пружины (наряду с явными). Психологический скепсис наблюдается либо в самом тексте рассказа, либо в замечаниях рассказчиков. «Замечательным случаем» может оказаться не само действие, а проявившиеся при этом чувства и реакции. Психологизм «Гептамерона», конечно, не следует преувеличивать, так как речь идет собственно не о настоящем анализе чувств, а скорее о более широком диапазоне чувств, определяющих действия героев.
Но если в традиционных историях (фаблио) персонажи выступали всего лишь как функции сюжетных отношений, когда важны были не их внутренние качества, а те внешние положения, в которые они попадали, то у Маргариты, напротив, сам сюжет в большой мере определяется характером персонажей (пусть и не «углублённым» характером). Так, даже в новелле о лодочнице, Маргариту интересует не традиционная женская хитрость, а чувство женской чести, которой она наделяет героиню, и справедливость той кары, которой подвергаются похотливые монахи. Исконный комизм ситуации тем самым приглушается, и на первый план выступает мораль.
Заслуживает внимания, что целый ряд сюжетов, которые допускают комическую интерпретацию, совершенно лишен ее в «Гептамероне». Например, молодая жена старого мужа получает дорогой перстень от поклонника и пересылает (якобы от него самого) его брошенной жене (13). Во-первых, согласно стереотипу, молодая жена мужа не отвергает любовников, во-вторых, переотправка перстня могла быть обыграна как веселая шутка. Здесь же мы восхищаемся добродетельностью героини и жалеем брошенную жену ее поклонника. Жена заводит «друзей», так как муж ею пренебрегает, и смело защищает свою позицию (15), причем тут нег речи о защите естественной чувственности, как в известной новелле Боккаччо (VI, 7). Боккаччо умел сочетать серьезность с юмором, как и в данном случае, а Маргарита Наваррская трансформирует юмористическое в серьезное.
В своих новеллах Маргарита Наваррская ломает некоторые штампы. Отдавая дань и рыцарским и гуманистическим идеалам, она полностью отказывается от антифеминизма (которого, впрочем, не было и у Деперье), у нее отсутствуют и представления об исконно низкой природе человека, свойственные, например,
Мазуччо,. с которым у нее имеются отдельные сюжетные и иные схождения. Нет у нее и профессиональных или социальных категорий, кроме монахов, к которым бы она заведомо плохо относилась (в этом она отлична от Деперье). Но нет и защиты естественной чувственности, вообще любования разнообразными естественными проявлениями человека, как у Боккаччо. В «Гептамероне», в соответствии с «рыцарскими» представлениями, дамы бывают очень сдержанными и подвергают влюбленных испытаниям и проверке (16, 18, 24, 62). Так же как у Боккаччо, Маргарита Наваррская описывает и трагическую любовь.
Отмечу, что во всех новеллах, приближающихся к конспекту романа, сильно растягивается время действия по сравнению с обычными новеллами.
Истории делятся в основном на две большие группы: «сентиментально-романтические», где персонажами движут высокие чувства, и «бытовые», где они подчиняются грубой чувственности.
Насмешки над монахами, переполнявшие фаблио и фарсы, под пером Маргариты в пору ожесточенных теологических споров приобрели иной смысл. Здесь, несомненно, сказалось сочувственное отношение писательницы и к Реформации, к ее антикатолической программе. Не случайны в книге постоянные ссылки на Священное Писание, призывы читать Евангелие, как не случайна и критика служителей церкви. Однако сатира на монахов играет у Маргариты вспомогательную роль. Рассказы об их проделках позволяют писательнице противопоставить их низменности благородство и доброту ее положительных героев. Вообще новелла «Гептамерона» обычно выявляет то или иное качество человека — жадность, распутство, глупость одних, ум и находчивость других, благородство и честность третьих.
Сами по себе новеллы играют откровенно вспомогательную роль: они служат лишь предлогом для напряжённых диалогов между рассказчиками и своеобразными аргументами в тех нравтсевнных контроверзах, которые их волнуют. В жарких спорах, столкновениях мнений вырисовывается и мировоззрение рассказчиков. Одних характеризует глубокая религиозность (такова Уазиль, прототипом этого образа была, очевидно, мать Маргариты — Луиза Савойская), других — поверхностно гедонистическое отношение к жизни (Иркан — муж Маргариты Анри д’Альбере), третьих — склонность к платонизму (Парламанта, т. е. сама Маргарита). Поначалу довольно краткие, они всё больше и больше разрастаются, и обсуждение 50-ой новеллы уже занимает в 2 раза больше места самого рассказа. «Гептамерон», таким образом, оказывается продуктом синтеза двух жанров – жанра новеллистического сборника и жанра диалога (построенного по образцам «Пира» Платона и «Придворного» Кастильоне).
Поэтому рассказчики выписаны с куда большим тщанием, это уже не более менее «условные» силуэты, как у Боккаччо, но всегда – носители той или иной нравственно-интеллектуальной точки зренияна любовь как сущность мира (а любовь – абсолютная доминанта всего «Гептамерона» и является предметом почти всех новелл). При этом Маргарита стремится подчеркнуть несхожесть подобных точек зрения. Центральную и направляющую роль в диалогах играют три персонажа: Уазиль, Дагусен и Парламанта. Точка зрения автора отчасти выражена в речах Парламенты. Здесь наблюдается характерное для эпохи слияние куртуазного взгляда на любовь как служение даме с платоновской концепцией совершенствования любовью для приобщения к божеству. Маргарита считает, что «человек, не любивший какое-либо живое существо, не любит по-настоящему и бога». Поэтому она верит в облагораживающую силу любви: «Я называю совершенными любовниками тех, — пишет она, — кто ищет в объекте любви некое совершенство — красоту, доброту или благородство, кто всегда стремится к добродетели и обладает сердцем возвышенным и честным». Однако точка зрения Маргариты-Парламенты почти не находит подкрепления в новеллах. Правда жизни приходит в столкновение с неоплатоническими идеями.
Хотя в первом (посмертном) издании «Гептамерон» и назывался «Историями счастливых любовников», любовников действительно счастливых в книге немного. Рядом с весельем в «Гептамероне» постоянно присутствует печальная мысль о невозможности личного счастья. Символичны сцены Пролога: многие из рассказчиков только лишь чудом спаслись — кто от внезапно разлившихся рек, кто от зверей, кто от разбойников, некоторые потеряли друзей или близких. Тревожные ноты Пролога подхватываются в первой же новелле, где читатель оказывается в атмосфере не только обманов и вероломства, но и преступления. Маргарита пытается найти спасение от ужасов мира в вере. Кое-где в книге проскальзывают религиозно-мистические настроения, свойственные и создававшимся в те же годы ее поэмам «Корабль» и «Темницы».
Противоречия книги заключаются, конечно, не в сочетании резкой антицерковной сатиры с евангелическими исканиями, а во вторжении трагического взгляда на жизнь, в мысли о тщетности поисков гармонии в мире и в человеке. Таким образом, произведение Маргариты Наваррской предваряет новую эпоху — позднее Возрождение, для которой во Франции будут типичны и эти поиски, и все более ясное ощущение тщетности их.
Гептамерон. Пересказ
Вступление. В самом начале осени в местечке Котерэ, что в Пиренеях, на лечение чудодейственными водами и грязями собралось небольшое общество достойных испанцев и французов. Они уже достаточно подлечились и собрались было разъезжаться, как небывалые ливни (и, как следствие, разливы многочисленных рек и ручейков) нарушили все их планы. Общество разделилось и попыталось самостоятельно добраться до дома, но не вышло.
Вдова по имени Уазиль, женщина уже пожилая и умудренная опытом, решила отправиться в монастырь Серранской Божьей Матери.
Также была компашка, состоящая из двух замужних пар и двоих знатных юношей (Дагусен и Сафредан), кои вздыхали по, этим уже занятым дамам (Парламанта и Лонгарина). Мужа Л. убивают разбойники. Супруг П. зовётся Иркан. Они отправляются в аббатство Сен‑Савен, где и радушно встречает аббат. Там они встречают, очевидно, знакомых им дам – Номерфиду и Эннасюиту – которые чудом спаслись от медведя. На утро в аббатство прибывает ещё один их спутник – Жебюрон. Он в одном исподнем и со шпагой спасся бегством от грабителей, сильно превосходивших его числом. От пришедшего на другой день монаха они узнают, что в СБМ находится Уазиль и некий дворянин по имени Симонто, который едва уцелел после переправы через реку (все его слуги и добро канули в пучину речную).
В конечном итоге все они (числом 10) снова встретились в монастыре Серранской Божьей Матери. Настоятель монастыря – крайне неприятный тип, который только и помышлял, как бы от нежданных постояльцев избавиться. Наши герои решили возвести нечто вроде переправы в самом узком месте реки, но им сказали, что на работу уйдёт дней 10-12. Всё это время им нужно как-то себя развлекать.
Уазиль заявила, что лучший способ не предаваться унынию – чтение Священного Писания. И все действительно слушают каждое утро чтение Писания и ходят к мессе. Иркан явно не особо счастлив от подобной перспективы: СП читали все, а в свободное время мужчины обычно развлекают себя охотой, женщины – рукоделием. Он, кроме того, намекнул, что он-то с женой найдёт, чем заняться. П. краснеет и замечает, что надобно придумать развлечение общее для всех, а не только для двоих. Иркан полностью отдаётся на её милость. П. предлагает всем, следуя примеру героев Декамерона (он пользуется необычайной популярностью при дворе), рассказать правдивые истории, которые, коль на то будет Божья воля и соизволение правящей четы, составят новый сборник новелл (подобное уже было задумано прежде при дворе, но по ряду обстоятельств не претворилось в жизнь).
|
|
|
