Рациональность в постнеклассической науке
Обсуждение научной рациональности и рационализма вообще стало едва ли не основным содержанием философских дискуссий нашего времени. Конец XX в. и третьего тысячелетия - это не только временной рубеж, это период поиска новых смыслов бытия человека в мире. Рациональность всегда являлась тем стандартом, которым руководствовались в выборе ориентиров. Однако сегодня в эпоху, которая характеризуется как глобальный цивилизационный кризис, когда происходит смена культур, старые стандарты не устраивают, а новые еще предстоит обозначить. Постмодернизм, как новый лик культуры, провозглашает плюрализм. Постмодернистская культура отказывается от ориентации на какие-либо стандарты и оставляет открытым "культурный дом". Правда, не ясно, является ли этот дом космосом или хаосом, главное для постмодернизма его открытость. Постнеклассическая наука является, с одной стороны, закономерным феноменом внутринаучной истории, а с другой, одним из аспектов культурной динамики, в частности, постмодернизма. В силу такого своего положения постнеклассическая наука оказалась средоточием противоречивых тенденций: сохраняется традиционная устремленность науки к рациональному знанию и проявился постмодернистский плюрализм и отказ от всяких стандартов. Такое положение науки - ядра западноевропейской культуры, обостряет споры по поводу современной научной рациональности. В горниле этих споров выплавляется та форма рационального знания, которая позволит в дальнейшем упорядочить бесконечное многообразие в сфере культуры. В этой связи обсуждение новой научной рациональности представляется не только важной методологической проблемой, но и метафизической, связанной с поисками новых смыслов бытия.
Анализ современных форм научной рациональности будет более глубоким, если его основывать на исследовании рационализма в его историко-культурных формах. Рациональность, как философско-мировоззренческая проблема, осознана еще в античности. Слово "рациональность" происходит от латинского "ratio". Цицерон именем "ratio" переводит греческое "логос". Что же такое логос? У Гераклита Логос - это мировой закон, мера, пропорция, это способ, каким осуществляется космос. У Платона Логос относится, прежде всего, к объемлющему человека миропорядку и зачастую отождествляется с размышлением. Аристотель в духе компромисса толкует Логос как отношение, пропорцию в самих вещах. Человек, обнаруживая природный Логос, проявляет разумность, если подчиняется Мировому разуму. В этой связи как характеристики человеческой разумности у Аристотеля вводятся понятия "благо-разумие", "цело-мудрие". В целом же, при всех нюансах трактовки рациональности, в античности прослеживается общая тенденция онтологизации рационального. Рациональность выступает как "соизмерение человека в бытии сущего" [42]. Х.-Г. Гадамер, анализируя восприятие в античности, выделил два понятия, через которые раскрывается рациональность: "логос" и "нус". Логос - это числовые пропорции в математике, музыке, астрономии. Но знание Логоса, это не только знание числа, но и причины вещей и событий. "Нус" - это и рациональность сознания, и рациональность бытия. Анализ генезиса рационального позволяет заключить, что изначально рациональность являлась не столько психологической и гносеологической, сколько метафизической характеристикой. Истоком рационального выступало различие сущего в бытии. Рациональность оказывалась формой - формой деятельности, способом существования, способностью мышления..., тем, что дает основания человеку вписаться в окружающий мир.
В Новое время, с возникновением опытных наук и применением математики в экспериментальном естествознании, рациональность становится методом (измерение). Рационализм XVII в. возник как противопоставление телеологическому, религиозному мировоззрению. В гносеологическом смысле рационализм, как показано в работах Н. С. Автономовой, был определенным подходом к решению вопроса о происхождении и возможности безусловно достоверного знания. Лозунг рациональности как метода принадлежит Декарту, хотя у истоков эпохи рационализма стояли Коперник, Галилей, позднее его развивали Лейбниц, Спиноза и др. Перед пионерами науки Нового времени стояла задача не реформации Средневековой схоластики, а построения нового видения мира. Необходимо было реформировать структуры самого нашего разума, заменить представляющуюся столь естественной точку зрения здравого смысла, другой, в корне отличной от него. Теоретические понятия галилеевской физики (импульс, материальная точка, прямолинейность, сила...) строятся из элементов, принципиально ненаблюдаемых. Галилей учил тому, что интуитивным выводам, опирающимся на непосредственное наблюдение не всегда можно доверять. Будущий субъект научной деятельности должен был сделать определенное усилие над собой - включить особый механизм теоретического видения. Исследуя путь к новой рациональности, можно показать преемственность с прежними формами, но этот путь - не потемкинская лестница восхождения разума от тьмы к свету, он противоречив. Особая роль в становлении новой рациональности принадлежит эпохе Реформации. В работах Л. М. Косаревой, В. В. Лазарева, Н. С. Автономовой и др. показано, что Реформация провела деструктивную работу по разрушению человеческого сомневающегося разума, и смысл ее заключался в том, чтобы человек научился доверять собственной интеллектуальной интуиции, что привело к формированию субъекта научной деятельности. Эпистемология Нового времени носила сугубо рациональный характер. Ее фундаментальная проблема - источников знания, представленная в борьбе эмпиризма и рационализма, являет собой, по сути, лингвистическую проблему, поскольку вся проблематика смещена рационалистически, эмпиризм - не более как двойник рационализма: факты подвергаются "цензуре разума" (И. Кант). Рационализм Нового времени исходит из того, что в разуме существуют некие изначальные образования, которые не нуждаются в каком-либо обосновании и могут служить отправным пунктом для обоснования прочих знаний. Эти начала существовали до всякого опыта и от него независимы. Сущность нового рационализма состоит в признании человеческого разума законополагающим. Характеризуя эти перемены, М. Хайдеггер писал, что человек теперь сам задает меру сущему, сам от себя и для себя определяя, что вправе считаться сущим. Вопрос, что такое сущее, превращается в вопрос о безусловном, непоколебимом основании истины. Это превращение и есть начало нового мышления, в силу которого эпоха становится новой, а последующее время - Новым временем. Ставится под сомнение позиция метафизики как науки о разуме. Рациональность начинает принадлежать методу - измерению.
Бытие разума, начиная с Нового времени, также исторично, выделяют следующие периоды рационализма: классический, просветительский, гегелевский, неокантианско-позитивистский. В классическом рациональность рассматривается как измерение. Эпоха Просвещения - эпоха доверия разуму, не требующая обоснований и доказательств. Рациональность тождественна разумности, проявляющейся в образованности. Просвещенческий разум обнаруживает свою несостоятельность перед лицом буржуазной французской революции. Гегелевский рационализм - это логический рационализм, рационализм, но не в формально-логическом смысле. Разум у Гегеля оказывается стоящим вне людей и над людьми - абсолютный разум. Проблема разума переносится в область объективной логики - логики развития культуры. Если Просвещение характеризуется как этап веры в разум, как универсальную способность человека, то гегелевский этап предполагает некоторое ограничение полномочий разума. "Сова Минервы вылетает в сумерки", в свете работы "Наука Логики", не всякий обладает разумом и не на всякой исторической ступени разум вообще возможен.
Третий этап европейского рационализма - позитивистский, ориентирован на развитие естествознания. Здесь вера в разум не только уступает место вере в естественнонаучный разум, но более того, собственные структуры разума ищутся в логических схемах науки. Позитивистская трактовка рациональности - логичность и непротиворечивость. Общая тенденция динамики европейского рационализма - движение от Разума всеобъемлющего к разуму научному. Разум общефилософский постепенно вырождается в разум научный, но уже в XIX в. возникают сомнения в позитивной роли научного разума, они высказываются А. Бергсоном, Э. Гуссерлем, М. Вебером, М. Хайдеггером, К. Ясперсом и др., начинается современный этап кризиса европейского рационализма. В современных дискуссиях на тему научной рациональности следует, прежде всего, выделить ставшую уже классической позицию представителей школы историков науки, согласно которой рациональность есть набор нормативных правил и схем научного исследования. Этот "набор" конкретизировался философами науки в весьма широком спектре, крайние позиции в котором представлены К. Поппером, трактующим рациональность как критичность научной рефлексии, и П. Фейерабендом, считающим, что овладение всей сложностью рациональности есть задача неосуществимая. К такому заключению П. Фейерабенд пришел, подвергнув критике заявление против астрологии как иррационального предрассудка. Т. Кун считает, что рациональность задается "формой жизни" или "языковой игрой", в рамках которой мы прибываем. С. Тулмин связывает научную рациональность с объяснительной способностью научной дисциплины. Общая тенденция во всем этом разнообразии прослеживалась как сопоставление научной рациональности не столько с комплексом внутринаучных правил, сколько с ценностями бытия. Так, Лаудан выдвинул сетчатую модель научной рациональности, в которой научные исследования направляются аксиологией, и не одной. А один из ведущих философов современности Ю. Хабермас заметил, что существует лишь одна вечная рациональность, которая заключается в том, чтобы обнаруживать всеобщее под разнообразием страстей и предрассудков. В контексте постмодернистского спора, опровергающего какие-либо нормативы, обострились дискуссии по научной рациональности. Особенность современной постановки проблемы рационализма заключается, видимо, не в том, что рациональность обретает иную форму. Историчность рационализма, динамика его форм в западной культуре коротко описана выше. Сегодняшняя ситуация есть следствие не только этой динамики, но и глубочайшего кризиса европейского рационализма. И хотя рациональные установки и рациональные действия меняются в зависимости от времени и культуры, вряд ли даже в постмодернистской культуре может быть оправдано полное отсутствие таковых, чтобы вместо дилеммы "рациональное - иррациональное", "рациональное - эмоциональное" возникла дилемма "рационализм - плюрализм". Не только за пределами постмодернизма, но и в тех его аспектах, которые называли конструктивным постмодернизмом, происходит переосмысление рациональности. В этом поиске исходными являются тезисы: во-первых, научная рациональность не является ни единственным, ни высшим видом рациональности (религия, миф, политика, право... участвуют в формировании рационалистических конструктов); во-вторых, сама наука как вид рациональности также гетерогенна и исторична.
Несмотря на историческую условность научной рациональности, в каждый конкретный момент она достаточно определенна. Попытаемся охарактеризовать особенности современной научной рациональности. Она формируется на фоне значительного расширения границ научности, в условиях формирования междисциплинарного знания, общечеловеческих ценностей, трансформации техногенной цивилизации. Современная наука характеризуется взаимодействием с другими познавательными традициями. В последнее время осуществлены обширные исследования, в которых миф, магия, религия, паранаука проанализированы с точки зрения рациональности. Было отмечено, что даже такая форма сознания, как мистика, вовсе не свод наивных иллюзий, слепых верований. Она трактуется как древняя традиция, обладающая особым типом рациональности, построенной на интуиции и специфической структурности. Эта традиция обладает прогностическим потенциалом и мировоззренческой уплотненностью. Ее достоинство в том, что с помощью интуиции мистическое сознание пытается уловить изначальное единство всех вещей [43]. Известный исследователь мифа К. Хюбнер показал, что нет такой познавательной реальности, которая могла бы служить основой для сравнения науки и мифа, и мир, в котором мы живем, всегда уже истолкован, каким бы он ни был, мифическим или научным. Из этого следует, что если вообще есть что-нибудь рациональное, то миф и магия также рациональны, как и наука [44]. Не окончен, и вряд ли когда-нибудь завершится, спор между наукой и паранаукой. Как правило, последняя тесно связана с практическим знанием, так называемой народной мудростью (лозоходством, народным целительством...). Такое знание нельзя считать иррациональным, поскольку в нем соединены практический опыт и его теоретическое осмысление, оно ориентировано на удовлетворение социальных потребностей, имеет внутренние стандарты обоснованности и эффективности. Заключение о рациональности подобного знания возможно только при анализе конкретных условий его функционирования. Так, рассмотрев идеалы научности и паранауку, А. В. Кезин пришел к выводу, что спор между наукой и паранаукой не может быть решен с помощью формальных критериев. Это вопрос мировоззренческого выбора [45]. Немало работ посвящено возможностям диалога науки и религии, как в ретроспективном аспекте, так и на современном этапе [46]. Вопреки позитивистскому мифу об инвариантности науки относительно всякой метафизики, показано, что замешанность религии не только на этапе формирования науки, но и в ее развитии, гораздо больше, чем предполагалось. "Наука и религия все время идут рука об руку и по характеру религии можно судить о характере науки" [47]. Что касается традиционного обвинения в иррационализме, предъявляемого религии, то стоит учесть, что трудно признать рациональной науку, изобретающую средства уничтожения жизни и человечества. Однако, не ограничиваясь аргументом "сам такой", сошлемся на исследования по выявлению рациональности в религии. Так, А. Кураев показал, что религиозная вера не есть вера предположение или вера-авторитет, а есть особый тип достоверного знания, опирающийся на живой религиозный опыт человека. Религиозное знание, по его мнению, скорее можно назвать сверхрациональным или трансрациональным [48], чем нерациональным. В западноевропейской культуре было не так много мыслителей, у которых можно найти ростки постнеклассической рациональности (может быть, поэтому постнеклассическая наука зачастую воспринимается как отказ от научности). В российской ментальности существовал свой взгляд на природу знания вообще и научного, в частности. Этот взгляд гораздо ближе во многих аспектах к современным идеалам научности. Можно говорить о формировании в современном научном мировоззрении новой научной картины мира, в которой одной из фундаментальных составляющих является идея глобального эволюционизма. Она выступает как организующее начало, стержень научного представления о мире как универсальном процессе. Важно, что в основанной на идее глобального эволюционизма картине мира, познающий субъект не противостоит объективной реальности, а понимается как часть этой реальности. Человек - фактор эволюции, участник процесса и, как обладающий разумом и способный направлять и осознавать эволюцию, ответственен за нее. Следует выделить систему категориальных смыслов, которая задает новую целостную модель мира. В категориальной сетке постнеклассической картины мира выделяются такие понятия как нелинейность, необратимость, неустойчивость, самоорганизация, сложность, разнообразие, коэволюция, которые если и применялись для описании мира в классической и неклассической науках, то не имели ключевого значения. Например, раньше эволюция трактовалась как результат приспособления, сегодня эволюция, а точнее, коэволюция определяется тремя факторами: приспособление, разнообразие, прогресс. Изменчивость, как черта процесса, дополняется постоянством. Приобрели новый смысл такие фундаментальные понятия, как пространство, время, материя, сознание. Вместо представления пространства в виде совокупности близлежащих точек, элементов, атомов, пространство воспринимается как функциональная или системная структура. Отвергнуто представление об универсальности не только пространства, но и времени. Обращается внимание на особую актуальность категории "время" в современной естественнонаучной картине мира. Постигается время, как время бытия, исключительно путем исследования конкретных процессов движения и развития. Поэтому мир уже не рассматривается как своеобразный музей, в котором каждый бит информации сохраняется, мир - это процессы, разрушающие и генерирующие информацию и структуру. Можно заметить, что понятие "мир", все чаще замещается понятием "Универсум", обозначающим единую многообразную субстанцию, в которой материя и сознание - суть крайние состояния. Материя и сознание не противопоставляются друг другу, а скорее выступают как взаимодополнительные. Снятие дуализма материи и сознания подчеркивают не только Э. Янч и И. Пригожин, на что уже указывалось, но и те из физиков, которые понимают Вселенную как гармоничное неделимое целое, как сеть динамических связей, включающую и наблюдателя, и его сознание. Сознание рассматривается как феномен космического порядка, развертывающий в ходе глобальной эволюции свои творческие возможности. Одним из первых на необходимость создать учение о природе, выражающее конкретную взаимосвязь физических и психических функций, обратил внимание А. Н. Уайтхед. Он отмечал бессмысленность такого понятия классической физики, как "простое местонахождение", в связи с тем, что вещь определяется комбинацией не только пространства-времени, но и условий восприятия, в результате чего пришел к выводу, что в любой области пространства-времени существует как бы наложение бесчисленного множества физических вещей. Понимание реальности как динамической целостности, пожалуй, основная характеристика нового взгляда на мир. Не существует такой вещи, как "реальность сама по себе", к которой разум наносит визит, считает Г. Сколимовски. Реальность всегда задается вместе с разумом. Общий сдвиг смыслов бытия, определяемый предметно-вещными категориями, является зеркальным отражением того воздействия, которое оказало появление человека в образе мира. Современное естествознание, введя в научный обиход антропный принцип, рассматривая "человекоразмерные" объекты, включило человека во внутринаучный контекст исследования. В картине мира, основанной на идее глобального эволюционизма, человек не только объект, но и субъект всеобщего процесса, влияющий определенным образом даже на космогенез. Характер научного объяснения, способы доказательства изменились при переходе науки в постнеклассической этап вполне определенным образом. Переломным для развития науки явился ХХ век, его можно назвать веком преодоления нововременных научных традиций и создания новой науки, в которой различаются неклассический и постнеклассический этапы. Таким образом, с XVII века по сегодняшний день выделяют три этапа эволюции науки: классический, неклассический и постнеклассический. Классический тип научной рациональности фокусирует внимание на объекте, стараясь, насколько это возможно, вынести за скобки все, что относится к субъекту и средствам деятельности. Для неклассической рациональности характерна идея относительности объекта к средствам и операциям деятельности, экспликация этих средств и операций выступает условием получения истинного знания об объекте. Наконец, постнеклассическая рациональность учитывает соотнесенность знаний об объекте не только со средствами, но и с ценностно-целевыми структурами деятельности. Принимая данную классификацию этапов динамики науки, рассмотрим более детально, как складывались и продолжают формироваться черты постнеклассической науки в новой эволюционной парадигме. Покажем, что современный постнеклассический этап развития науки сопряжен с поисками пересечения субъективного и объективного, выделив следующие направления. В классической науке природа выступала как "обратимый объект", в неклассической, как "необратимый субъект", как чрезвычайно хрупкая тотальность организмического толка, в которую включен сам человек так, что вмешательства в природу могут оказаться причиной необратимых изменений для самого человека вплоть до его гибели. Для нового этапа развития науки характерно: а) снятие субъектно-объектного дуализма, в результате уходит со сцены науки "абсолютный наблюдатель", всевозможные принципы запрета, налагаемые субъектом на природу. Наступает эпоха диалога, и именно с того момента, когда субъект и объект принимаются в их равной ипостаси. Гуманизация знания, фиксируемая в новой науке, не означает отказ от объективности, природа как бы проговаривает себя через человека; б) постнеклассическая наука характеризуется экологизацией мышления, разрушающей миф о всесилии науки, иным способом объяснения мира, где истина конструируется, а не предстает как слепок объекта; в) происходит переход от статического структурно-ориентированного мышления к мышлению динамическому, ориентированному на процесс. Истина в современном естествознании толкуется не как слепок объекта, а как характеристика способа деятельности познающего субъекта с объектом. Поскольку в картине мира, основанной на идее глобального эволюционизма, объект понимается как саморазвивающаяся целостность и не противостоит субъекту, а включает его, то истина об объекте не может быть предзадана. Она складывается с человеком, но не независимо от него. В картине мира, основанной на идее глобального эволюционизма, возникает проблема объяснения бытия становящегося. Поскольку субъект вместе со всем познавательным арсеналом, с системой установок и ценностей является частью этого бытия, возникает существенно неклассическая ситуация. Если классическая интерпретация этого процесса допускала изначальное присутствие познавательных смыслов, некоторого клише, на которое ориентирован познающий субъект, то в случае эволюционной парадигмы Пригожина-Янча приходится отказаться от всякого рода универсалистских притязаний в плане признания некоего "третьего наблюдателя", будь то трансцендентальный субъект, Бог, метаболический разум. Следовательно, тот общий методологический контекст, на который ориентирована "самоорганизующаяся вселенная" Э. Янча, существенно неклассичен. Реальность представляется как система непрерывных процессов, в которой основной процесс взаимодействует с сопряженными, осуществляя обмен информацией, энергией, веществом. Происходит эволюция эволюционных процессов, называемая Э. Янчем самотрансценденцией. В такой реальности, где все есть процесс и ничего вне процесса, "внешний наблюдатель" заменяется "самотрансцендирующим субъектом", который может быть понят лишь в конкретном диалоговом контексте, где в процессе диалога между его участниками рождается новый смысл. Таким образом, процесс объяснения бытия становящегося приобретает характер смыслопорождения. При этом смысл не принадлежит бытию как у Хайдеггера, или субъекту как у Канта, а образуется в промежутке, не в пустоте, а в слиянии, во взаимодействии, в синтезе бытия и сознания. Если процесс познания уподобить диалогу между человеком и природой, то смысл, как замечает В. И. Аршинов, удерживается в пространстве подвижного диалога, его не может целиком приписать себе никто из собеседников. Обобщая материалы трех всемирных философских конгрессов, П. С. Гуревич резюмирует: "разум только тогда рассматривается в качестве фундамента рациональности, когда он дополняется чувственностью, интуитивно-образным прозрением, всей субъективностью человека" [49]. Таким образом, научная рациональность формируется в предельно широком социально-культурном пространстве. Главной чертой современного идеала научности является высокая социально-практическая ориентированность. Формирование новой рациональности связано с такими реальностями, как экологический кризис и глобальный кризис современности. Появляются совершенно новые типы знания, такие как глубинная экология, которая ориентирует на развитие экологической чувствительности через сознательную трансформацию сознания. Глубинная экология - это не теория, не система знаний в привычном смысле, это путь, практика взаимодействия с миром через расширение собственного сознания. В сравнении со стандартными научными теориями не только глубинная экология, но и экология в целом считается "подрывным естествознанием" (Т. Роззак), поскольку изначально ориентирована на ценности, не элиминирует, а постоянно учитывает интересы человека. Экологически ориентированное познание оказывается рациональным, даже если форма познавательной деятельности нестандартна, если учесть, что результаты такой деятельности совпадают с поставленной целью, способствуют выходу из экологического кризиса. Э. Фромм предлагает называть рациональными любые мысли, чувства или действия, которые способствуют адекватному функционированию и росту целостной системы (частью которой они являются), а все, что имеет тенденцию к ослаблению или разрушению целого, считать иррациональным. Совершенно очевидно, что только эмпирический анализ всей системы сможет показать, что в ней является рациональным, а что нет. Вопрос о новом типе рациональности, учитывающем такие свойства реальности как нелинейность, открытость, необратимость, неравновесность и др., ставится в контексте синергетической парадигмы. "Необходим переход к иной, постнеклассической рациональности" [50], которая ориентировала бы не на объяснение, а на понимание, на диалог. Эволюционно-синергетическая парадигма включает человека не только как природное существо, не только как часть экспериментальной ситуации, но и как цель. Проблема выживания создает ситуацию, в которой естествознание и социальные науки объединяются. Это происходит и в самосознании науки, единое целое составили философия и социология науки. Постнеклассическая рациональность явно аксиологически ориентирована. Конкретизация этой тенденции дело ближайшего будущего.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|