Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Литературно-риторический анализ отрывка




Библия — это собрание книг разных жанров, написанных разными людьми в разное время и на разных языках, но все эти книги написаны в форме литературных произведений. Об этом очевидном факте многие толкователи Библии склонны забывать; в ней они видят некий вероучительный текст вроде катехизиса, написанный одновременно в полном объеме и содержащий точные формулировки, которые следует понимать прямолинейно. Это, разумеется, далеко не так, даже одно и то же слово может иметь достаточно разные значения в книгах разных жанров, а порой и на соседних страницах одной книги. Библейские авторы куда реже преподносят своим читателям законченные лекции, нежели увлекают их самыми разными художественными приемами, чтобы воздействовать не только на интеллект, но и на чувства человека, чтобы привлечь его в целостности и полноте.

Именно особенности библейских текстов делают необходимым анализ литературный и риторический. На самом высоком уровне он тесно смыкается с определением контекста (собственно, жанр той или иной книги и определяет контекст наиболее полно), а на уровне низовом, который имеет дело с отдельными выражениями — с дискурсным анализом, так что не всегда возможно провести между ними границу.

Кроме того, стоит отметить, что именно к области литературнориторического анализа относится большинство тех методов, о которых шла речь в разделах 2.3. и 2.4. Для чего иного нам может потребоваться изучение предыстории текста или этапов его редактирования и, уж тем более, в какой другой области мы можем заниматься деконструкцией или анализом читательской реакции? Подобные подходы воспринимают библейский текст как художественный и стараются уточнить его значение, исходя именно из его художественных осо- бенностей. В самом деле, без учета этих свойств текста любые экзегетические выводы могут оказаться безосновательными и неверными.

Литературный анализ

Здесь мы перечислим некоторые основные вещи, относящиеся к литературному анализу, хотя, разумеется, ими он не исчерпывается. Перечисление начнется «сверху», т. е. с самых крупных единиц, во многом они совпадают со стандартным курсом литературоведения, далее в его школьном объеме.

1. Каков жанр текста? О жанрах мы уже говорили в разделе 3.4., поэтому здесь мы не будем повторяться. Важно только отметить, что любой анализ художественного текста действительно начинается с определения его жанрового своеобразия. В псалме некое выражение может иметь иное значение, чем в повествовании, и в Послании многое выглядит иначе, чем в пророчестве. 2. Каковы основные темы и идеи текста? Даже художественные тексты пишутся не только для того, чтобы произвести на читателя эстетическое впечатление. Автор посвящает свое произведение определенной теме, т. е. некоторому важному для него кругу событий, вещей или понятий, и в произведении он выражает собственные идеи по их поводу. Например, центральная тема 1 и 2 книг Царств — установление в Израиле монархии и, в особенности, династии царя Давида, а центральная тема Послания к Римлянам — соотношение веры и закона в спасении человека. Разумеется, у каждой книги, и даже у небольшой главы может быть несколько дополнительных тем, которые в определенный момент могут выйти на первый план.

Так, 1-я книга Царств открывается рассказом о первосвященнике Илии, который утратил контроль над ситуацией, и о пророке и судье Самуиле, который формально не обладал званием первосвященника, но по воле Божьей фактически заменил Илия. Сам по себе этот рассказ не есть часть рассказа об установлении царской власти, но он тесно с ним связан, поскольку тоже касается вопросов лидерства, преемственности, угодности правителя для Бога и т.д.

Последняя, 16-я глава Послания к Римлянам содержит упоминания многих людей, и сами по себе они как будто не связаны с центральной темой Послания. Однако Павел, передавая приветы, на самом деле говорит о практической реализации в жизни церковной общины тех принципов, которым посвящена основная часть Послания — см. в особенности 16:17, где перечень имен вдруг прерывается увещеванием: «Умоляю вас, братия, остерегайтесь производящих разделения и соблазны, вопреки учению, которому вы научились, и уклоняйтесь от них».

Что касается авторских идей, то нет ничего проще, чем подменить их своими собственными: мы же знаем, чему учит Библия! Соответственно, все ее составные части должны согласовываться с этим нашим знанием...

Разумеется, такой взгляд совершенно не верен. Библейские книги были написаны разными авторами по разным поводам, и нет ничего удивительного в том, что по многим вопросам они высказывались не одинаково. Более того, даже в ранних и поздних Посланиях Павла можно найти не совсем одинаковые мысли по одному и тому же поводу (что для некоторых исследователей служит доказательством неподлинности части Посланий), да и в Евангелиях мы видим, как постепенно менялись представления апостолов о своем Учителе.

Поэтому нам важно постараться понять, какова позиция автора именно этого текста — например, автор 1-й книги Царств, как мы видим по 8-й главе, относится к установлению монархии как к отступлению от идеала теократии. В то же время к Давиду он относится с большим сочувствием, хотя и не забывает отметить его слабые стороны. Если же сравнить, как описывается Давид в книгах Паралипоменон, там он предстанет перед нами совершенно идеальным царем, не совершавшим никаких ошибок. Умолчание, как мы видим, может говорить нам не меньше, чем слова.

Четкие представления об общей тематике книги и основных идеях ее автора помогают определить и значение отдельных отрывков из этой книги.

3. Какова структура текста, из каких частей он состоит, что связывает их в единое целое? Библейская критика всегда подчеркивала разрозненность библейских текстов, их происхождение из разных источников. Современный литературный анализ, напротив, склонен рассматривать текст как единое целое, состоящее из разных элементов. Выделить эти элементы бывает довольно просто в повествовательных текстах: смена действующих лиц, времени или места действия или просто новый сюжетный поворот маркируют начало нового отрывка. В текстах других типов границы отрывков можно определять по наличию дискурсных маркеров, по смене темы и т.д. Иногда сам текст содержит подзаголовок (напр., Притч 1:1, 10:1 и 25:1).

Такие части могут быть очень разного размера: от многих глав (три «Соломоновых сборника» в Притчах, отмеченные этими нодзаголовками) до одного-двух стихов (краткое приветствие в Посланиях Павла, например Ефес 1:2). Разумеется, большие части книг могут обладать сложным строением и состоять из меньших частей, а те, в свою очередь, из еще меньших. Структура текста, как правило, иерархична и не всегда однозначна.

Определять эти части необходимо для того, чтобы понять, какое место в книге занимает данный отрывок и как он соотносится с остальными. Например, глядя на Книгу Бытия, мы понимаем, что первые 11 глав есть не что иное, как предыстория патриархов и избранного народа: в них рассказывается не все вообще, что знает автор о сотворении мира и о ранней истории человечества, а лишь то, что позволяет нам понять смысл и суть призвания Авраама. Евангельские эпизоды, притчи и проповеди тоже следуют друг за другом не случайным образом, и вряд ли даже в хронологическом порядке — каждый евангелист выстраивает их в соответствии со своим замыслом.

Также необходимо понять, что именно связывает этот отрывок с остальным текстом. Это могут быть общие персонажи или общие темы, а также разные формальные приемы, например устойчивые формулы и повторы. Связь эта не всегда очевидна — в разделе 2.4.2.3. мы уже говорили о том, как связан «вставной эпизод» об Иуде и Фамари с общим повествованием об Иосифе (Быт 38). Тем не менее, если какойто отрывок вошел в данную книгу и занял в ней данное место, это не случайность. Например, перикопа (самостоятельный отрывок) о женщине, взятой в прелюбодеянии (Ин 8:1-11) в разных древних рукописях стоит в разных местах Евангелия, порой даже у Луки, а не у Иоанна, что дает повод сомневаться в ее подлинности. Но, даже если апостол Иоанн этой перикопы и не писал, она стала частью того евангельского текста, который нам известен, и при его изучении мы не можем просто избавиться от нее. Варианты текста, где эта перикопа стоит в другом месте, тоже, по-видимому, возникли не случайно, там тоже действовала своя логика, которую можно постараться понять.

4. Какие литературные условности и традиции, свойственные этому типу текстов, могли здесь применяться? Литература немыслима без условностей, только технические инструкции и юридические документы в идеале пишутся так, чтобы исключить всякие недоговоренности. Художественный текст, напротив, взывает к своего рода «коллективному разуму» читателей: они привыкли, что такие-то вещи обязательно подразумеваются, такие-то обозначаются такими-то словами, а о таких-то говорить вообще нельзя. В разных культурах эти условности различны.

Например, числа. В нашей культуре любое число воспринимается как точная фактическая информация. Но в библейские времена числа могли иметь сугубо символическое значение, прежде всего числа 3, 7, 12, 40. Если у Иакова было двенадцать сыновей, и от каждого, кроме Иосифа, произошло по одному колену, а от Иосифа сразу двое, Ефрем и Манассия, то это вроде бы дает нам число тринадцать. Сколько их было в каждый конкретный момент в реальности, вообще сказать трудно: например, древнейшая песнь Деворы неожиданно упоминает среди израильских колен Махир (Суд 5:12) и Галаад (Суд 5:17), хотя не приводит почти половину названий из «стандартного списка». А в НЗ времена некоторые из северных колен уже совершенно точно прекратили свое самостоятельное существование. Тем не менее, всюду в Библии мы читаем о «двенадцати коленах Израилевых», разумеется, потому, что число двенадцать символизирует полноту Божьего народа. Именно поэтому и апостолов было двенадцать, и число избранииков в книге Откровения (7:4, 14:1 и 21:17) — сто сорок четыре тысячи, т. е. двенадцать в квадрате, умноженное на тысячу.

Другой пример с числами — «три дня и три ночи», которые Иисус провел во гробе, подобно пророку Ионе во чреве кита (Мф 12:40). На самом деле, если Он был погребен вечером в пятницу и воскрес в ночь на воскресение, то провел он там не 72 часа, а примерно 30, по нашему счету — полторы ночи и один день. Однако по иудейскому обычаю сутки начинались на закате, соответственно, он провел в могиле пятницу, субботу и воскресение, даже если от пятницы и воскресения на этот срок пришлось совсем немного — а такой срок и называется «три дня и три ночи». Кстати, при таком способе отмерять время правление царя, которое началось в конце одного года и заняло всего лишь несколько месяцев, будет обозначено как «два года», потому что и в том, и в другом году этот царь действительно правил.

На многих иконах можно увидеть, как один и тот же персонаж изображен дважды или даже трижды. Например, икона Преображения показывает Христа и апостолов на горе, но в то же время с левой стороны может быть изображен их подъем на эту гору, а с правой стороны — спуск. Таким образом, в едином изобразительном пространстве присутствуют сразу три сцены, и между ними не проведена никакая граница. Зритель должен сам догадаться, что все происходящее разворачивается во времени, что здесь перед нами три момента повествования, а не три группы людей. Нечто подобное обнаруживается и на ближневосточных рельефах: например, ассирийский царь изображен стоящим в полный рост и рядом — в молитвенной позе[37].

Вполне возможно, что такие «множественные портреты» присутствуют и в библейских текстах. Например, в 16-й главе 1 Цар будущий царь Давид уже становится оруженосцем царя Саула, а в следующей, 17-й главе, во время поединка с Голиафом он — никому не известный пастушок из Вифлеема. Как это понимать? Возможно, автор хотел представить нам его портрет как царского оруженосца и как пастушка, а возникшее несоответствие между двумя главами не беспокоило его, потому что именно таковы были в его культуре литературные условности. Конечно, многие из этих условностей служат предметом научного спора и в наше время, но все же стоит стараться их учитывать.

5. Какие интертекстуальные связи присутствуют в этом тексте? В разделе 2.4.2.2. уже шла речь об интертекстуальности, т.е. взаимодействии разных текстов, а в разделе 3.3.3. мы говорили о ней подробно, поэтому здесь можем лишь напомнить о том, что разнообразные связи между различными текстами помогают точнее понять каждый из них и что литературный анализ обязательно обращает внимание и на них.

6. Какие фигуры речи и художественные приемы применены в этом тексте? Каковы их функции? Об этой «ткани» художественного текста говорится немало даже в школьном курсе литературы, поэтому здесь мы обойдемся без подробного разговора о том, чем метафора отличается от метонимии, а хиазм — от инклюзии (освежить эти понятия в памяти помогут задания к этому разделу). Здесь мы вспомним только об одном, ключевом для любого литературного анализа понятии — о метафоре [38], когда некий предмет или понятие определяются через слово, обозначающее в прямом смысле совсем другой предмет или понятие, и это происходит благодаря сходству между ними: красавица называется прекрасным цветком, а воин — могучим львом.

Что есть метафора, а что надо понимать буквально — это далеко не всегда понятно. В повседневной речи мы постоянно пользуемся выражениями, которые когда-то были метафорами, а сегодня стали вполне привычными: солнце встало, время бежит, письмо пришло и т.д. В других языках ту же мысль могут выражать другие метафоры (ср. русское «с иголочки», английское «brand new», букв, "клеймо новое", и французское «flambant neuf», букв, "пылающий новый"). Что звучит в одной ситуации как метафора, в другой может восприниматься буте вально: например, в древности люди действительно думали, что солнце поднимается из-за линии горизонта утром и опускается туда вечером, сегодня мы знаем, что на самом деле это не так, но продолжаем описывать видимую сторону этого процесса теми же словами. Выражение «задать жару» будет восприниматься метафорически или буквально в зависимости от контекста: одно дело, когда это собираются делать товарищи в бане, и совсем другое — когда начальник на совещании.

Чтобы понять метафоры, их вовсе не нужно переводить в вид простых, буквально истинных изречений — так теряется не только выразительность, но и некая доля смысла. Как отмечает Г. Осборн[39], такие важнейшие НЗ понятия, как крещение и избавление, основаны на метафорах. Слово крещение, βαπτισμα, означает не что иное, как погружение в воду (ср. 1 Петр 3:21), а избавление, απολύτρωσις, явно отсылает нас к освобождению израильтян от египетского рабства или даже к выкупу раба у его хозяина. Насколько метафорично каждый раз употребление этих слов, не всегда молено сказать с полной уверенностью. К этому можно добавить, что о Боге мы вообще говорим в основном метафорами. Слово Христос (на греческом) или Мессия (на арамейском) буквально означает "Помазанник", и это, конечно, метафора: в Евангелии ничего не говорится о некоем обряде помазания, который был бы свершен над Иисусом. Его называют Помазанником, признавая его подлинным Царем, которого Бог послал Своему народу, и формальный обряд тут уже не имеет значения.

Степень метафоричности сама по себе может становиться предметом богословских споров. Наиболее известный пример — споры времен Реформации, можно ли считать слова Христа на Тайной вечери («сие есть тело Мое», «сия есть кровь Моя») метафорами того же рода, что и Его слова «Я путь, истина и жизнь» (так обычно считали протестанты) или они должны быть поняты буквально (на этом настаивали наиболее последовательные католики[40]). Но Г. Осборн приводит еще один очень интересный пример. В протестантской среде большую роль играют споры о том, кто именно избран ко спасению (мы уже вкратце коснулись их в разделе 1.3.2.), но отдают ли себе отчет богословы, спрашивает Осборн, что это выражение в устах Павла (Рим 9-11) или Иоанна (6) может иметь скорее метафорическое значение: избранные — это народ Божий, предстоящий перед Господом, но не обязательно результат какой-то особой селекции?

Каждый раз, когда мы сталкиваемся с метафорой, нам приходится задумываться: что именно хочет сказать автор с помощью этой метафоры, почему он выбирает именно ее и насколько метафорична она здесь. Примерно то же самое касается и остальных фигур речи и образных выражений.

7. Насколько двусмысленность текста могла быть сознательным авторским выбором или даже следствием вполне законной реинтерпретации текста внутри сообщества верующих? Нередко при экзегетическом анализе толкователи рассматривают разные варианты как взаимоисключающие: автор, по их представлениям, имел в виду нечто вполне определенное, и мы сегодня можем затрудняться в выборе той или иной гипотезы, но это только потому, что наше знание ограничено. Если бы, по мысли таких толкователей, мы могли спросить автора, какую конкретно гипотезу выбрать, он ни на секунду не затруднился бы в выборе.

Конечно, там, где мы видим игру слов или притчу, многозначность употреблена автором сознательно, и это всем очевидно. Однако даже там, где никакой игры слов нет, оригинал не обязательно бывает строго однозначным. Автор мог намеренно употребить двусмысленное или неясное выражение, он совершенно не обязательно стремился к терминологической точности. Рассмотрим один пример — Евр 3:14. Оригинал звучит так: μετοχοι γαρ γεγοναμεν του Χριστου εανπερ την αρχην της υποστασεως μεχρι τελους βεβαιαν κατασχωμεν. Вот несколько переводов:

СП: Ибо мы сделались причастниками Христу, если только начатую жизнь твердо сохраним до конца.

НЗБ: Ибо мы сделались общниками Христа, если только основу нашей уверенности мы сохраним твердой по конца.

РВ: Мы ведь стали сподвижниками Христа, если, конечно, до конца сохраним ту твердость, что была у нас с самого начала.

НЗК: Ведь мы теперь во всем причастны Христу, если только до конца будем держаться того, что с верой приняли в сам,ом начале.

Безусловно, здесь встают два экзегетических вопроса: (1) как точнее понять μετοχοι του Χριστου и (2) что такое αρχην της υποστασεως.

По первому вопросу, пожалуй, расхождения между переводами во многом стилистические, хотя "причастники", "общники" и "сподвижники" совсем не одно и то же: причастники, например, пассивны, тогда как сподвижники в высшей степени активны. Но вот по второму мы видим довольно разные трактовки. СП ясно говорит об образе жизни, НЗК — о вероучении, два других перевода менее конкретны, но РВ, видимо, имеет в виду твердость убеждений как характеристику человека, а НЗБ — то, что позволяет иметь эти убеждения (евангельское благовестие?).

В результате мы получили четыре достаточно разных высказывания, и все они, так или иначе, соответствуют тексту оригинала. Можем ли мы сказать, что верна лишь одна версия? Например, говоря αρχην της υποστασεως, автор имел в виду образ жизни и только его, но никак не вероучение и не твердость убеждений? Или, наоборот, твердость убеждений, но не лежащую в их основе проповедь и не вытекающий из них образ жизни? Едва ли это так. Если бы он хотел конкретизировать свое высказывание, он, вероятно, нашел бы способ это сделать, и мы можем предположить, что здесь он неслучайно употребил не некий четкий термин, а довольно расплывчатое выражение. Оно не ограничивает строго некий круг понятий, а скорее указывает читателю в определенном направлении. И если идешь в этом направлении, все оказывается взаимосвязанным: и вероучение, и его основания, и твердость убеждений, и образ жизни.

Кроме того, как мы уже не раз видели на примере ВЗ пророчеств в НЗ, с течением времени некоторые выражения могли приобретать несколько иной смысл. Кто-то может счесть, что евангелисты искажают изначальное значение пророческих слов, но можно понять это и иначе, например так: Святой Дух изначально вложил в текст более глубокий смысл, чем его непосредственное значение в историческом контексте, и община верующих под действием того же Духа со временем раскрыла этот смысл. Если мы принимаем авторитет не отдельного автора, но именно этой общины (на христианском языке — Церкви), такое развитие смысла вполне оправдано и даже закономерно. Насколько оно допустимо в наши дни — вопрос большой и непростой, относящийся к философским и богословским областям, но не к предмету этой книге — экзегетике.

Риторический анализ

Этот анализ, о котором уже шла речь в разделе 2.4.2.4., можно считать одной из разновидностей литературного анализа (наряду с нарративным анализом, см. раздел 2.4.2.3., и некоторыми другими). О нем стоит сказать несколько слов особо, потому что он действительно своеобразен, к тому же он в первую очередь касается довольно трудных для понимания НЗ книг — Посланий.

Собственно, о риторике идет речь тогда, когда говорящий хочет кого-то в чем-то убедить. Автор может обращаться устами своего героя к другому герою внутри самого повествования, он может говорить напрямую к адресату текста (как в Посланиях) или к некоей читательской аудитории вообще. В любом случае, свойства адресата или аудитории, их ожидания и представления о мире, а также состояние самого говорящего образуют определенную риторическую ситуацию, и в этой ситуации говорящий выбирает определенную риторическую стратегию. Он не просто убеждает некоего абстрактного слушателя, он исходит из всех известных ему обстоятельств и выбирает тот путь для убеждения, который кажется ему наилучшим. Естественно, понять отдельные аргументы в таких рассуждениях можно лишь в том случае, если понимаешь весь ход рассуждений и представляешь себе общую риторическую ситуацию.

Вот какие рекомендации можно предложить для риторического анализа[41]:

1. Определить границы отрывка: у каждого отдельного отрывка обязательно есть начало и конец, хотя не всегда они видны сразу; в их определении может помочь дискурсный анализ. Отрывок следует анализировать как единое целое, соотносящееся с другими отрывками.

2. Определить риторическую ситуацию и проблему, с которой сталкивается говорящий.

3. Определить риторическое строение текста: какие можно выделить части, какова тема и идея каждой части.

4. Проанализировать использованные приемы.

5. Определить, как этот отрывок соответствует риторической ситуации, иными словами, какую риторическую стратегию использует говорящий.

Задания к разделу 3.7.

♦ В следующих отрывках: Быт 2:4; Притч 1:8-9; Ис 1:4-6; Мк 2:27-28; Лк 7:33-34; Деян 2:8-11; Евр 1:1-2 — встречаются следующие фигуры речи:
климакс (постепенное усиление),
параллелизм (два или три высказывания по одному образцу),
инклюзия (текст структурирован по модели АБА),
хиазм (по модели АББА).
Определите по одному из буквальных переводов (например, СП), где именно какой прием употреблен (в одном отрывке может быть больше одного) и какова его функция в тексте.
Несколько более подробно о части этих фигур сказано в разделе 2.4.2.4., а полную информацию о них можно получить в словаре или учебнике по литературоведению, включая школьный курс литературы.
♦ Приведите из Библии примеры:
метафоры (переименование по сходству, напр, «наш орел дон Рэба»);
метонимии (переименование по смежности, напр, «сюда не ступит сапог оккупанта»);
гиперболы (преувеличение, напр, «великан ростом до неба»);
антропоморфизма (представление чего-то или кого-то в облике человека, напр, «румяная заря»).
Каковы их функции в тех текстах, где они встречаются?
♦ Проведите структурный анализ Пс 1. Какие основные части можно выделить в этом псалме? Какова центральная тема и идея каждой части? Как связаны между собой образы, которые мы видим в этом псалме? Повторяются ли некоторые из них и если да, то меняется ли их значение при повторе?
♦ Проведите риторический анализ Гал 3:1-14. Какую идею хочет Павел сообщить своим слушателям? Какие представления он хочет опровергнуть? Какова риторическая ситуация и какова основная риторическая стратегия Павла? Какие приемы он использует? Обратите внимание на риторические вопросы: какова функция каждого из них? Почему, на ваш взгляд, Павел начинает с серии вопросов, а затем переходит к утвердительным высказываниям?
♦ Выберите хорошо знакомый вам повествовательный отрывок (не менее 10 стихов и не более 1-й главы) из ВЗ или НЗ и проведите на элементарном уровне нарративный анализ (см. раздел 2.4.2.3.). С какой позиции выступает рассказчик, смотрит ли он на историю глазами одного из героев, нескольких героев или выступает как вездесущий и всезнающий наблюдатель? Какова предполагаемая читательская аудитория, каковы ее ожидания и представления и как это отражается на рассказе? Кто главный герой, кто еще действует в истории и в какой роли (антагонист, помощник и т.д.)? Как выстроен сюжет истории, где его завязка, где кульминация и развязка? Какие детали играют в повествовании ключевую роль?
♦ Проведите литературно-риторический (на всех уровнях) анализ отрывка, который вы выбрали для самостоятельной работы.

СОДЕРЖАНИЕ


[37] Клочков 1983:163-164, прим. 77.
[38] О метафорах в библейском языке с точки зрения когнитивной лингвистики см., в частности, Jindo 2009.
[39] Osborne 1991:299-300.
[40] В художественном фильме «Лэди Джейн» прекрасно показано, какую роль играл именно этот вопрос во время Реформации: на эту тему героиня фильма, протестантка, спорит с католическим священником даже накануне своей казни.
[41] По Kennedy 1984.

СОДЕРЖАНИЕ

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...