 |
Лежат. Эре Николаевне не спится.
|
|
|
|
ЭРА. Спишь?
ТОЛСТОЙ. А?..
ЭРА. При царе народ ел человеческое мясо?
ТОЛСТОЙ. Нет… (Встревожено.) А у вас?
ЭРА. Мы выросли на докторской колбасе. Вот от того и дурные такие.
Пауза.
ТОЛСТОЙ. Все обещали, что наука выведет вас, но теперь уже видно, что полный провал. (Пауза.) В Историческом музее первый экспонат - скелет интеллигента. Позвоночник искривлен, копчик ярко выражен. Вместо черепа - отбойный молоток. Одним словом - урод. Ископаемое. В Ледниковый период вымерзли все читатели. Ученые гнут извилины - отчего у читателей исчез волосяной покров и почему они плохо грызли капусту? И начинаешь шевелить мозгами, гадать, “может мы плохие писатели... не могли создать “Новейшую историю туалетной бумаги”... “Библию вкусной и здоровой пищи”... Теперь я писал бы только в стеклянную газету.
ЭРА. Я - злая…
ТОЛСТОЙ. Несчастная… Ты лучше скажи, что такое секс? Тут у вас все кругом о нем говорят, а секса не наблюдается.
ЭРА. Секс? Ну, это когда семья есть.
ТОЛСТОЙ. А что ж ты одна, где твой муж?
ЭРА. Нету. Я мужиков за всю жизнь толком не разглядела. Бывало, увидят меня, и сразу бежать. Крупная я. Мужиков устрашаю. (Пауза.) А где ваша жена? Она тоже бессмертная, а?
ТОЛСТОЙ. Да… Но бессмертная по-другому.
Молчание.
Эра Николаевна зевает, Лев Толстой скрипит раскладушкой.
ЭРА. Писатель…
ТОЛСТОЙ. Чего?
ЭРА. Ты скажи: писатели все с бородами ходят?
ТОЛСТОЙ. Все.
ЭРА. Как интересно... А зачем?
ТОЛСТОЙ. Мода такая.
Пауза. Толстой ворочается на раскладушке, горько вздыхает. Эра села на кровати, глядит, жмурится в темноту.
ЭРА. Слышь, а...
ТОЛСТОЙ. А? Чо?
ЭРА. А если у тебя бороду отрезать, что будет?
ТОЛСТОЙ. Ничего не будет.
ЭРА. А если у писателя борода маленькая?... Это плохо?
|
|
|
ТОЛСТОЙ. Это ужасно.
Пауза. Эра Николаевна мечтательно смотрит в темноту. Раскладушка замолчала.
ЭРА. Секс, и книги – друзья человека... И какую же надо бошку иметь, чтоб напридумывать столько... Антон Петрович и Тигр Николаевич – бессмертные, да... Интересно... И зачем они все писали, писали, писали прямо как я… (глядит в свою тетрадку, улыбается, глядит в потолок, закрывает глаза.)
Тишина. Слышен громкий храп. Эра открыла глаза, слушает.
ЭРА. Храпит?!... (Испуганно смотрит на раскладушку.) Как человек - храпит!
Храп усиливается. Эра восхищенно:
О-о-о! О-о... Еще громче!
Храп усиливается, задребезжала ложечка в стакане.
ЭРА (изумленно). Еще... (Закрывает голову подушкой, честно пытается заснуть, не получается, Эра Николаевна возмущена и подавлена.) Писатели... Писатели... писатели не могу спать! (Встает, берет ножницы, подходит, отстригает Льву Толстому бороду.)
Дикий вопль.
Картина четвертая
Утро следующего дня. Эра Николаевна просыпается, вдруг вспомнила, подпрыгнула, смотрит на раскладушку. Раскладушка пуста. Толстого нет. Но теперь к собранию сочинений Чехова добавилось огромное количество книг Толстого. Изумленно оглядывается, видит - за столом сидит надорванный человек с длинным носом, брезгливо ест суп из кастрюли Эра Николаевны.
ЭРА. Ты кто?
ЧЕЛОВЕК. Классик.
ЭРА. Фамилия?
ЧЕЛОВЕК. Гоголь. Можно просто - Николай.
ЭРА. А где этот?..
ГОГОЛЬ. Лев Николаевич-то?
ЭРА. Он.
ГОГОЛЬ. Лев Николаевич спереди совершенно немец. Он страшно обиделся на вас. Хотел пожаловаться самому... (Поднимает палец вверх.) Но мы его отговорили. (Ест.) И какой же русский не любит быстрой еды?
Эра Николаевна приходит в себя, умывается, Гоголь ест.
ЭРА. Я вам что - дойная корова? Ходят туда и сюда, топтуны.
ГОГОЛЬ. Полюби нас голодными, а сытыми нас всякий полюбит. (Морщится, но ест.) Суп жидковат...
|
|
|
ЭРА. Жидковат???
ГОГОЛЬ. Я бессмертный русский писатель и драматург.
ЭРА (вырывает из его рук кастрюлю). Кончай вылавливать мясо!
ГОГОЛЬ. Вы должны и обязаны содержать Родную Литературу. Беречь нас и охранять.
ЭРА. Щас...
ГОГОЛЬ. Иначе быть не возможно. Без нас вы - не пришей кобыле хвост. Вот возьмут когда-нибудь у вас паспорт и впишут: “ Эра Николаевна русская тире обезьяна”. А в нашей компании - вы почтенная дама. С корнями...
ЭРА. С корнями???
ГОГОЛЬ. …Как дуб. (Забирает кастрюлю). Так что терпите, Русь-матушка... Все. (Съел, отдает кастрюлю, достает из-под стола собрание сочинений.) Вы самый умный человек в районе. Грамотный.
ЭРА. Куда этот ум-то девать? На кусок не намажешь, сама экономлю.
ГОГОЛЬ (оглядывается). Хорошо... Тепло, чисто... А где муж? Вы одинока?
ЭРА. Зачем же… Квартира есть, с ней и живем.
Пауза.
ГОГОЛЬ. Спокойно как, тихо.
ЭРА. Привычка.
ГОГОЛЬ (соблазняя). Страшно жить одному. Нет близкого друга. Льву, вот, Николаевичу хорошо да и Пушкину ладно… большая семья, жены какие-то, дети. Я тоже бобыль. Умер один в холодной постели.
ЭРА. Дети…. Какие дети, сам посуди - я мечтала рожать раза два. А что толку мечтать, если возможности нету. Надо кушать и мужика рядом нет. Вот, думала, выжду, время полегче настанет, зарплату повысят, молоко станет свободно, и мужа пойду по свету искать. И что? Шиш.
ГОГОЛЬ. Есть у русского человека враг, непримиримый, опасный враг, не будь которого, он был бы исполином. Враг этот — колбаса. Много великих мыслей погибло от колбасы. Раньше в России ее было видимо-невидимо. Но однажды она исчезла. Сбежала в Америку по поддельному паспорту. (Пауза.) Теперь она вернулась. Тоска по Родине. Родные желудки... И теперь колбасы так много, что нет ничего, кроме нее.
Пауза.
ЭРА. Гоголь...
ГОГОЛЬ. Ну да.
ЭРА. А работал кем?
ГОГОЛЬ. Гоголем и работал.
ЭРА. А я в БСУ. Цемент в циклотроне месила. (Изображает, как месят цемент в огромной машине.)
ГОГОЛЬ. Какая разница... Циклотрон или письменный стол... Тут кирпичи - и там кирпичи, тут материала нет - и там не хватает. Тут денег нет - и там фиг. Разве что в тепле оно в радость. Когда Англия нюхает табак, то Франция чихает, когда писатель пишет – читатель возбуждается. А если писатель есть, а читателя нет, то и ничего нет, жизни нет. Парадокс! Сейчас самое время писать и писать! Вокруг целые кучи идей, россыпи слов, а какое раздолье чиновников! Я бы сейчас так и строчил, так и строчил!!! Да я бы сейчас каждый день выдавал по десятку «шинелей»! Но как всегда равновесия нет. При живой-то воде вдруг читатель усохся куда-то…
|
|
|
Пауза.
Раньше было легко, раньше был черт. А теперь, говорят, интернет. Кто он такой? Где он живет? Он есть, но никто его сроду не видел. Если в сетях, то где ж его рыба? И потом как заключить сделку с тем, кого нет? И как расплатиться? Он как призрак, которого нет, и притом он существует! (Пауза.) Ад - это смерть без огня, ад – это холодные цифры. Страшнее всего, когда приходят они, и сжимают твой мир необъятный в молекулу. А затем бросают тебя в темноту и несут, и несут, и несут… Чтобы ты появился на стеклянной плоской картине цвета скисшего молока, где плавают дохлые буквы… Нет, буква должна пахнуть, книжка дышать, а читатель - держать твое слово в теплых руках!
Пьют чай с вареньем.
ЭРА. Значит, ты в космосе был?
ГОГОЛЬ. Был.
ЭРА. А я не была.
ГОГОЛЬ. Космос везде: и в тебе, и во мне, и в этой банке варенья… (Ест.)
Пауза.
ЭРА. Напиши про меня...
ГОГОЛЬ. Не могу. Я не в праве больше писать. Да к тому же чернила все кончились.
ЭРА. Я дам карандашик.
ГОГОЛЬ. Карандашик? Не то… Он – вещество. Надо наитьем писать. А ОНО только раз на всю жизнь полагается! (Грустно улыбнулся, опустил голову, идет на выход.)
ЭРА (достает безразмерные валенки и шапку). На, парень, твое!
ГОГОЛЬ (надел шапку). Спасибо, сударыня… (Исчезает.)
ЭРА (изумленно смотрит, ощупывает воздух). Ловко! (Видит под столом забытое Гоголем собрание сочинений.) Вот жулики, а!
Картина пятая
|
|
|
