 |
Книг стало еще больше. Эра Николаевна сидит на стопке книг, ест. Теперь ее жизнь стала разнообразнее: она не только ест, но и научилась читать во время приема пищи.
|
|
|
|
За окном хлопок. Выстрел. В дверь вваливаются Лев Толстой, Гоголь и Чехов, за спинами пачки книг, вносят раненного Пушкина. Пушкин одной рукой закрывает кровавую рану, в другой руке держит пистолет.
ЭРА (преграждает путь). Куда?! Зачем?! Сюда не надо!!!
ТОЛСТОЙ. Опять дуэль с Дантесом…
ЭРА. Кто он такой?!
ЧЕХОВ. Да Пушкин это…
Чехов и Толстой ищут место, куда положить умирающего Пушкина.
ЭРА (не понимая). Пушкин??? (Вспоминая.) Пушкин?! (Вспомнив). Пушкин!!! (С любовью.) Пушкин…
У Пушкина начинается предсмертная агония, Эра Николаевна отчаянно пытается ему помочь.
Конец первого действия
Действие второе
Картина шестая
Спустя месяц.
Кажется, воскресла Александрийская библиотека, и уместилась в этой квартире. Со всего города собраны страницы, странички, картон книжных корочек. Дом, в котором месяц назад была одна захудалая брошюра, теперь в угрожающем избытке заполнен шедеврами литературы. Старые книги и выдранные страницы на окне, на полу, под кроватью, на кровати, в прихожей, на кухне на столе, в кастрюле, на плите. Стопки книг, связки, пачки, колонны. Книг нет только на потолке.
На кухне сидит Эра Николаевна, завалена книжными страничками, одна голова торчит. Макает кисточку в таз с клейстером, старательно чинит книги.
Вход комнату затруднителен. Книжные завалы. Душно и жарко. Кружится пыль. В комнате, среди книг, четверо. Все одеты в одежду Эры Николаевны, даже Пушкин, который лежит с градусником во рту.
Толстой с большим носом, Гоголь с длинной густой бородой и в чеховском пенсне. Чехов близоруко ищет очки.
ЧЕХОВ (Гоголю). Вы зачем Каштанку кинули под поезд?
ГОГОЛЬ (изумленно). Я?! Клевета!
|
|
|
ТОЛСТОЙ. А кто превратил мою Анну в крыжовник?!
ЧЕХОВ (на Гоголя). Он.
ТОЛСТОЙ (на Чехова). Он.
ГОГОЛЬ. А кто Тряпичкина сделал Наташей Ростовой?!
ТОЛСТОЙ. Сам виноват! У вас ревизор стал княгиней Курагиной!
ГОГОЛЬ (хочет чихнуть, находит, что пропал нос). Где мой нос?!
ТОЛСТОЙ (хватает себя за подбородок). Моя борода…
ГОГОЛЬ. Отдайте! (Хватает Толстого за нос).
ТОЛСТОЙ. Верните сюда! (Хватает Гоголя за бороду).
ГОГОЛЬ. Да даром она не нужна! Растет как ботва на дрожжах!
ЧЕХОВ. Пенсне, господа!
Классики грубо толкают друг друга, дергают.
Эра Николаевна сидит на кухне, стол уставлен открытыми книгами, заботливо и не спеша оборачивает книги бумагой, вклеивает собранные на улице вырванные страницы.
ЭРА. (ищет, берет мятую страницу). 33… 34… (Вклеивает, перечитывает.) «…Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича — я бы тогда тотчас же решилась…» (Продолжая, перелистывает.) «…желчно вырвалось у Кутузова, одним глазом глядя на Багратиона». (Довольно.) Ничего… Мы вас подлечим, как новые будете… Велика беда... Библиотеку закрыли... Тут закрыли, там прикрыли, а щелку оставят... А мне куда не ткнись - везде заборы на запоры. Капец. Клея в костях у старости нету. Почему я - не классика, почему не бессмертная? (Ищет новую недостающую страницу в кипе листов, находит па номеру и главное - цвету, разглаживает, вклеивает в книгу, по памяти.) Буря мглою небо кроет, Вихри снежные клубя, то как зверь она завоет, то заплачет как дитя... Мчатся тучи, вьются тучи, невидимка и луна, освещает снег летучий, смутно небо, ночь темна...” (Задумчиво, пытаясь разгадать смысл.) Буря… Мглою… как дитя… (Слышит шум в комнате, бегом туда, разнимает Чехова, Гоголя и Толстого.) Хватит, сказала! Кому говорят?! (Пауза.) Безобразники!
|
|
|
Три классика приходят в себя.
ГОГОЛЬ (Эре). Все потому, что у вас хромает техника чтения!
ТОЛСТОЙ. 40 знаков в минуту! Надо читать поживей!
ЧЕХОВ. И понимать, кто есть кто!
ГОГОЛЬ. И не клеить нас тупо!
ЭРА. Ну… давай тогда сам…
ГОГОЛЬ. Это должна сделать ваша рука.
ЭРА (в гневе). Я вам ничего не должна! Приперлись, графья, уселись на шею!
Пауза.
ТОЛСТОЙ. Нам уйти?
ГОГОЛЬ Я как будто предчувствовал: сегодня мне ночью снились какие-то две необыкновенные крысы. (Указывая на умирающего Пушкина.). Она его полюбила…
ТОЛСТОЙ (Эре). Пушкин на вас не женится никогда.
ЭРА. Я сама не хочу. У нас с Пушкиным разница… в возрасте… (Пауза.) Я люблю Пушкина по-другому. Он мне как товарищ из рОдного детства. Я в школе сдавала его наизусть. И про дядьку того Черномора, и про бочку с ребенком, и про очарованье очей… Я на Пушкине в детстве с мамой каталась, когда он был теплоходом! А когда он памятник был, я под ним ждала жениха на свидание. Мы с Александром Сергеичем сердцем похожи, нас обоих любовь обманула. (Слезы.)
ГОГОЛЬ (восхищенно). Был бы я человек, я на вас бы женился мгновенно!
Пушкин стонет, градусник выпадает изо рта.
ЧЕХОВ. Пуля пошла!
ЭРА. Надо снова скорую вызвать.
ГОГОЛЬ. Бесполезно. Опять скажут, что это не Пушкин, а голая простыня.
ЭРА (Чехову). Вы же доктор!
ЧЕХОВ. Болезни бессмертных – болезни другие…
У Пушкина начинается отчаянная лихорадка, все четверо крепко обняв, держат его дрожащее тело.
Картина седьмая.
Ночь. Храп Толстого. Свист Гоголя, покашливание Чехова.
Тускло горит светильник. Эра Николаевна сидит у умирающего Пушкина, ставит ему холодные компрессы, на коленях книга.
ЭРА (читает). «…Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща!.. Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно: всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин! Наш поэт! Наша радость, наша народная слава!.. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина!» (Вытирает слезы.) Врешь, гад… Есть у нас Пушкин! (Листает, читает).
«…И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
|
|
|
Минута - и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу! - матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз - и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны…»
Пушкин открывает глаза.
ЭРА. Ой, здрасьте!
Пушкин смотрит.
ЭРА. Александр Сергеич… Кашку хотите?
Пушкин не отвечает.
ЭРА. Вот молодец… Значит, дела на поправку! (Кормит кашей.) В каше вся сила… У меня кот был, с балкона упал, дак я его манкой вернула.
Пушкин пытается что-то сказать.
ЭРА (вытирает рот Пушкина.) Поспите, а я вам спою.
Эра Николаевна поет колыбельную. Пушкин закрывает глаза.
Эра влюблено смотрит на него, счастливо засыпает.
Тишина. Все спят. На цыпочках входит француз в гусарском кителе. Пушкин открывает глаза, видит француза. Осторожно встает с постели, достает свой пистолет. Дуэль начинается. Дантес стреляет первым, Пушкин падает. Дантес исчезает в уборной.
Все просыпаются, паника.
Картина восьмая
Спустя несколько дней. Пушкин лежит, умирает. Классики сидят за столом, доедают, откладывают пустые тарелки, играют в шелбаны.
ТОЛСТОЙ. Ха… Хэ… «Холстомер».
ЧЕХОВ. Ра… Рэ… «Репетитор».
ГОГОЛЬ. Рэ… «Ревизор».
ТОЛСТОЙ. Ррр… «Рубка леса»…
ЧЕХОВ. А… «Архирей».
ГОГОЛЬ. Й… Й… Й… «Йод»!
ТОЛСТОЙ. «Йод»? У вас этого нет.
ГОГОЛЬ. Я протестую!
ЧЕХОВ. Опять проиграл...
ТОЛСТОЙ (Гоголю). Сыграйте за Пушкина…
|
|
|
