Физика, космология, психология, этика, политика.

Физика и космология.

Ряд вопросов, относящихся к физике, мы уже отчасти рассмотрели в разделе, посвященном категориям. Речь идет о таких категориях как «движение», «покой», «место», «время». Теперь же рассмотрим другие вопросы.

Физику Аристотель называет «второй философией», подчеркивая тем самым ее подчиненный метафизике характер. Более того, физика Аристотеля оказывается логическим продолжением его метафизики. Она очень сильно отличается от современной научной дисциплины, имеющей то же название. Современная физика базируется на экспериментальном методе. Античность же эксперимента не знала. Поэтому эмпирическое основание античной физики крайне бедно и несовершенно. Недостаток фактов и недостаток методов компенсировался умозрением. Фактически физика Аристотеля является философией природы, философией материального мира. Метафизическая концепция Аристотеля, понятия «форма» и «цель» играют огромную роль в его физике. Так, в частности, в аристотелевской теории движения понятия «потенция» и «акт» оказываются стержневыми для понимания сути движения.

«Природа есть только отдельный род существующего», где «одно возникает ради другого». Космос конечен в пространстве, поскольку вне его нет ничего. Здесь необходимо вспомнить аристотелевское определение пространства: место – это граница вместилища тела, или субстанциональное неподвижное вместилище. Правда, вне космоса находится Бог, который является перводвигателем. В этом пункте Аристотель изменяет метафизическому духу, поскольку его Бог – по определению, сверхметафизическая сущность, - оказывается частью физики и приобретает характер физической сущности.

Движение космоса проистекает от Бога. В космосе можно выделить две сферы – «подлунную» и «надлунную». Материя подлунного мира состоит из четырех элементов: земля, вода, воздух, огонь. Материя надлунного мира – эфир. Подлунный мир – это царство преходящих, изменяющихся, возникающих и гибнущих сущностей. Надлунный мир – царство сущностей вечных. Зримые из них – небесные тела, светила. Бог приводит в движение надлунный мир, а уже затем это движение передается миру подлунному. Естественно, оно при этой передаче искажается так, что объекты надлунного мира совершают гармоничные совершенные круговращения, в то время как объекты мира подлунного двигаются прерывисто и несовершенно, а, иной раз, и хаотично.

В центре мироздания находится шарообразная Земля. Таким образом, Аристотель однозначно высказался в пользу геоцентризма, чем доставил массу беспокойств и проблем новоевропейским ученым, поскольку в конце Средних веков авторитет Аристотеля для Западной церкви был чуть ли не таким же, как авторитет отцов церкви.

 

Психология, или учение о душе.

Одушевленные существа отличаются от неодушевленных тем, что обладают началом, дающим жизнь. И это начало есть душа. Душа – это субстанция, или форма физического тела. Именно она является источником активности тела. Аристотель поддерживает платоновскую трехчастную концепцию души, но серьезно ее реформирует. Части души совпадают с видами душ.

Первая часть и вид души – вегетативная, растительная. Ее функции – рождение, питание, рост. Эта душа присуща растениям и лишь этим видом души они обладают.

Вторая часть и вид души – животная, чувственная. Ее функции – движение, ощущение. Этой частью души обладают животные. Но поскольку животные также рождаются, питаются и растут, постольку необходимо предположить, что в них есть и растительная часть души. Таким образом, животные обладают двухчастной душой.

Третья часть души – разумная. Ее функции – мышление, познание, нравственный выбор. Этой душой обладает человек, и эта душа дополняется душами растительными и животными. Человек имеет три части души. В этом отношении, живые существа распределены Аристотелем на лестнице совершенства. Трудно назвать эту лестницу эволюционной, но что-то от эволюционности здесь есть.

Естественно, высшей и превосходной является разумная часть души. Она способна извлекать из чувственных восприятий формы и мыслить их. Наивысший вид мышления – философский, ибо это мышление способно созерцать высшие вечные сущности. Эта способность приходит к нам от Бога и связывает нас с ним. Таким образом, человеческая душа оказывается перекрестком, на котором встречаются физическое и метафизическое. Разум зависит от тела, но не сводится к нему. «Рассуждать, любить или ненавидеть суть аффекты не разума, но субъекта, обладающего разумом».

 

Этика.

Несмотря на то, что платоновская парадигма сказывается и в этике Аристотеля, он и здесь достаточно далеко отходит от нее. Этика Платона насквозь метафизична. Она имеет своей целью не этот мир, но мир идеальный. Соответственно, добродетель оказывается лишь средством проведения человека через опасности и ловушки материального мира к миру идеальному. Этика Платона подчиняет всю человеческую жизнь целям, лежащим по ту сторону жизни.

Аристотель избегает таких крайностей. Задача его этики – научить человека правильному, а, значит, добродетельному образу жизни. Добродетельная жизнь хороша тем, что дает человеку благо и способствует его счастью. Аристотель критикует платоновское представление об эйдосе блага, указывая, что оно не может выражать все виды блага, которые у каждого дела и искусства свои и что это запредельное абсолютное благо ничем не может помочь людям, живущим в нашем мире.

Этика, также как политика и экономика, относится Аристотелем к наукам практическим, поскольку основная их цель - не столько истина, сколько действие. Хотя, при этом, он нисколько не сомневается в том, что этика должна основываться на метафизике.

По мнению Аристотеля, есть три образа жизни, воплощающих различные представления о благе и счастье.

Первый образ жизни свойственен людям примитивным, грубым и невежественным. Эти люди под благом понимают лишь удовольствие. Они подобны животным.

Второй класс людей стремится к почестям и славе. Этот образ жизни более достоин похвалы, поскольку, в итоге, такое стремление по большей части оказывается для общества полезным. Но он несовершенен, поскольку лишен самодостаточности. Стремление к почестям и славе предполагает зависимость от окружающих людей. Такой человек часто становится «игрушкой» окружающих и его благо ненадежно, ибо оно зависит от других.

Лишь третий образ жизни позволяет достичь подлинного блага. Это созерцательный образ жизни. Он доступен, прежде всего, философам. Основа этого образа жизни – развитие высшей способности нашей души – разума. Но необходимое условие его – добродетель и материальный достаток. Достаток делает человека независимым от других и предоставляет ему свободу для созерцания. Добродетель же упорядочивает его жизнь, смиряет аффекты (страсти, эмоции), направляет к наилучшему. «Благо человека состоит в активности души, согласной с добродетелью, а коли добродетелей души много, - то в согласии с лучшей и наисовершенной из них. Но, следует добавить, - и в жизни исполненной. Ведь и в самом деле, одна ласточка не делает весны, ни даже дня весны: один день не делает человека блаженным и счастливым».

Благо и счастье, достигаемые этим образом жизни, совершенны, ибо они основаны на созерцании наилучшего и наисовершеннейшего сущего. Кроме того, это созерцание осуществляется ради самого созерцания, а это признак наилучшего и божественного. Такое созерцание не нуждается ни в чем другом, ибо оно самодостаточно.

В принципе, этика адресована всем людям. Но очевидно, что первый класс людей вряд ли сможет обратиться к добродетели. Их привычка к пороку и чувственным удовольствиям укоренила этих людей в злонравии. Но если человек не таков, то он может и должен быть добродетельным.

В основе добродетели лежит сознательный выбор. Аристотель – первый философ, который достаточно четко и рефлексивно формулирует это понятие. Сознательные, произвольные действия – это «те, принцип коих находится в самом действующем лице и которые совершаются, когда все обстоятельства, касающиеся какого-либо действия, известны действующему лицу».

Человек свободен, и он может, благодаря своему разуму осознавать последствия своих поступков. Именно поэтому почти у каждого человека есть возможность пойти по пути добродетели: «в нашей власти быть нравственными или порочными людьми». Люди, укоренившиеся в пороке, не в состоянии этого сделать, поскольку их предыдущие сознательные решения в пользу порока укоренили их в нем. Нравственный, добродетельный поступок имеет в своей основе именно сознательный выбор. Лишь этот выбор укрепляет человека в добродетели, в то время как поступки, имеющие случайным следствием добро, как правило, не дают такого эффекта.

Аристотель разделяет добродетели на дианоэтические (интеллектуальные) и этические. Дианоэтические добродетели связаны с разумной частью души. Это мудрость, благоразумие, разумность. Они приобретаются обучением.

Этические добродетели упорядочивают страстную, чувственную часть души. «Нравственные устои, [или склад души], - это то, в силу чего мы хорошо или дурно владеем [своими] страстями, например гневом: если [гневаемся] бурно или вяло, то владеем дурно, если держимся середины, то хорошо. Точно так и со всеми остальными страстями». (3, т. 4, с. 84) Эти добродетели приобретаются посредством упражнения и воспитания.

Хочу обратить ваше внимание на то, что Аристотель вялый гнев рассматривает как нравственный недостаток. В этом ярко проявляется дух Античности и с его противоположность духу Средневековья. Христианство склонно любую форму гнева рассматривать как порок. В этом отношении, Аристотель оказывается ближе Современности, чем Средневековье. Особенно похвалили бы философа современные психотерапевты, которые рассматривают неспособность проявить адекватную агрессию как серьезную личностную проблему.

От природы каждый человек способен к добродетели, но реальной добродетель становится лишь вследствие обучения, воспитания и упражнения. Здесь Аристотель фактически полемизирует с Сократом, указывая, что часто человек может знать, в чем состоит добродетель и порок, может знать, сколь полезно первое и сколь опасно второе, но, при этом, быть порочным.

«…[все] то, чем мы обладаем по природе, мы получаем сначала [как] возможность, а затем осуществляем в действительности… Далее, всякая добродетель и возникает и уничтожается, так же как искусство, из одного и того же и благодаря одному и тому же. Играя на кифаре, становятся и добрыми и худыми кифаристами, и соответственно – [добрыми и худыми] зодчими и всеми другими мастерами, ибо, хорошо, строя дома, станут добрыми зодчими, а строя худо – худыми. Будь это не так, не было бы нужды в обучении, а все так бы и рождались добрыми или худыми [мастерами]. Так обстоит дело и с добродетелями, ведь, совершая поступки при взаимном обмене между людьми, одни из нас становятся людьми правосудными, а другие неправосудными; совершая же поступки среди опасностей и приучаясь к страху или к отваге, одни становятся мужественными, а другие – трусливыми. То же относится и к влечению, и к гневу: одни становятся благоразумными и ровными, другие – распущенными и гневливыми, потому что ведут себя по-разному. Короче говоря, [повторение] одинаковых поступков порождает [соответствующие нравственные] устои». (3, т. 4, с. 78 - 79)

Добродетель Аристотель понимает как «золотую середину». Порок – это всегда крайность, излишество. Так, например, такая добродетель как мужество есть золотая середина между трусостью и безрассудной храбростью.

Здесь Аристотель воспроизводит классическую для древних греков установку, сформулированную еще так называемыми «семью мудрецами» древности: «Меру во всем соблюдай!». Что же касается трусости и безрассудной храбрости - эта мысль была очевидна для современников Аристотеля. Основной боевой порядок древних греков – фаланга (слово возникло от термина, обозначающего брусок) Фаланга – это плотный прямоугольный строй воинов, вооруженных копьями и защищенных щитами. Благодаря плотности строя, длинным копьям и разбегу, фаланга обладала чудовищной силой удара – она опрокидывала и сминала противника. Один римский полководец, проведший всю жизнь в сражениях, разгромив в кровопролитной битве македонскую фалангу, признался, что ничего ужаснее фаланги он в жизни не видел. Слабость этого боевого порядка была продолжением его силы. Если строй ломался, и в него проникали воины противника, вооруженные мечами, то фалангиты с их длинными копьями оказывались почти беззащитными.

Зная это, мы понимаем, почему безрассудная храбрость рассматривается Аристотелем в качестве порока - человек безрассудно храбрый склонен забыть о своих товарищах, о своих обязанностях и о воинском искусстве и может вырваться вперед, нарушив строй. Этим он погубит и себя, и своих сограждан. В этом свете, безрассудная храбрость превращается в опасный и ужасный порок.

В этом отношении, и древние греки и древние римляне удивительным образом гармонично сочли «коллективистскую» и «индивидуалистическую» идеологии. Личная доблесть рекомендована и даже обязательна для настоящего гражданина, но проявлять ее должно в строгих рамках общих дисциплины и порядка. В итоге, римляне почитали как героев и тех, кто проявил необыкновенную отвагу и доблесть, так и тех, кто самоотверженно отказался от возможности прославиться ради исполнения обязанностей, налагаемых дисциплиной и порядком.

Или, например, щедрость. Здесь одна крайность – расточительство, мотовство, другая же – скупость. Щедрость оказывается воплощением меры, золотой серединой. Щедрость – прекрасная добродетель, поскольку она позволяет помочь нуждающемуся и одарить достойных. Необходимая основа щедрости – обладание достатком. Если имущество расточено мотом или безвозвратно заключено скупердяем в хранилище, то оно не может стать основой для щедрости.

У древних греков растрата отцовского наследства считалась ужасным пороком. Греческий полис, греческая демократия основывались на господстве среднего класса. Этот класс поддерживал политическое равновесие, вдыхал жизнь в демократические структуры и поставлял основной контингент для фаланги. Человек, растративший отцовское достояние, превращается в нищего гуляку, неспособного быть хорошим гражданином и воином (хотя бы за отсутствием средств для достаточной экипировки), и склонного поддержать политическую смуту и тиранию.

Сообразно принципу «золотой середины» трактует Аристотель и понятие «справедливость». Справедливость – это середина между двумя родами несправедливости: нарушением закона и неодинаковым отношением к равным. Здесь, как мы видим, платоновская «сословная» справедливость дополнена справедливостью эгалитарной. Аристотель исходит из гражданского равенства членов полиса. Но, при этом, он указывает на закон этого полиса, требующий воздавать каждому гражданину сообразно его заслугам и труду. Естественно, рабы в это равенство не входят.

В целом этика Аристотеля имеет весьма уравновешенный и умеренный характер (такой же как имел и ее создатель). Думаю в словах Рассела относительно «Этики» Аристотеля много справедливого: «Взгляды Аристотеля на этику в основном выражают господствовавшие мнения образованных и много повидавших людей его времени. Они не проникнуты, подобно платоновским, мистической религиозностью; не поддерживают они и те неортодоксальные теории семьи и собственности, которые содержатся в «Государстве». Те, кто не пал ниже и не поднимается выше уровня приличных и благопристойных граждан, найдут в «Этике» систематическое изложение принципов, которыми, по их мнению, должно регулироваться поведение. Те же, кто требует чего-то большего, будут разочарованы. Книга обращена к почтенным людям средних лет и использовалась ими, особенно после XVII века, чтобы сдерживать порывы и энтузиазм молодежи. Но человека, обладающего сколько-нибудь глубокими чувствами, она может лишь оттолкнуть». (19, с. 227)

 

Политика

«Поскольку, как мы видим, всякое государство представляет собой своего рода общение, всякое же общение организуется ради какого-либо блага (ведь всякая деятельность имеет в виду предполагаемое благо), то, очевидно, все общения стремятся к тому или иному благу, причем больше других и к высшему из всех благ стремится то общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой все остальные общения. Это общение и называется государством или общением политическим». (3, т. 4, с. 376)

Этими словами Аристотель начинает свой трактат «Политика», посвященный исследованию социальной жизни. Политика, так же как и этика, относится Аристотелем к наукам практическим, то есть, наукам, имеющим своей целью не истину, но благо.

«…государство принадлежит к тому, что существует по природе, и что человек по природе своей есть существо политическое (выделено мной – С. Ч.), а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств живет вне государства, - либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек; его и Гомер поносит, говоря «без роду, без племени, вне законов, без очага»; такой человек по своей природе только и жаждет войны; сравнить его можно с изолированной пешкой на игральной доске». (3, т. 4, с. 378)

«Что человек есть существо общественное в большей степени, нежели пчелы и всякого рода стадные животные, ясно из следующего: природа, согласно нашему утверждению, ничего не делает напрасно; между тем один только человек из всех живых существ одарен речью… Это свойство людей отличает их от остальных живых существ: только человек способен к восприятию таких понятий, как добро и зло, справедливость и несправедливость и т. п. А совокупность всего этого и создает основу семьи и государства. Первичным по природе является государство по сравнению с семьей и каждым из нас; ведь необходимо, чтобы целое предшествовало части. Уничтожь живое существо в его целом, и у него не будет ни ног, ни рук, сохранится только наименование их… Итак, очевидно, государство существует по природе и по природе предшествует каждому человеку; поскольку последний, оказавшись в изолированном состоянии, не является существом самодовлеющем, то его отношение к государству такое же, как отношение любой части к своему целому. А тот, кто не способен вступить в общение или, считая себя существом самодовлеющем, не чувствует потребности ни в чем, уже не составляет элементы государства, становясь либо животным, либо божеством.

Во всех людей природа вселила стремление к государственному общению, и первый, кто это общение организовал, оказал человечеству величайшее благо. Человек, нашедший свое завершение, - совершеннейшее из живых существ, и, наоборот, человек, живущий вне закона и права, - наихудший из всех, ибо несправедливость, владеющая оружием, тяжелее всего; природа же дала человеку в руки оружие – умственную и нравственную силу, а ими вполне можно пользоваться в обратную сторону. Поэтому человек, лишенный добродетели, оказывается существом самым нечестивым и диким, низменным в своих половых и вкусовых позывах. Понятие справедливости связано с представлением о государстве, так как право, служащее мерилом справедливости, является регулирующей нормой политического общения». (3, т. 4, с. 378 - 380)

Аристотель особо подчеркивает первичность государства по отношению к отдельному человеку и отдельной семье. При этом Аристотель указывает, что по времени человек, семья, поселение предшествовали государству. Здесь нет противоречия. Государство первично не в генетическом, не во временном смысле, а в метафизическом. Государство – это форма и энтелехия человеческого сообщества. Именно в государстве это сообщество в целом и в отдельных своих частях – в человеке и в семье получает наивысшее свое развитие. Природа человека и семьи полностью реализуется лишь в государстве. Именно поэтому варвары, не знающие государства, находятся на более низкой ступени, чем человек политический (полисный).

Эта мысль Аристотеля весьма любима апологетами государства, которые расплодились во множестве в Новое и Новейшее время.

Последние несколько сот лет – время необыкновенного взлета государства. Именно в это время оно становится централизованным, обзаводится регулярными армией и полицией, многочисленным бюрократическим аппаратом. В итоге, государство становится вездесущим и всемогущим. К счастью, западная цивилизация смогла найти надежные противовесы неуклонно возрастающей силе государства. В современном, модернизированном обществе личное и частное пространство человека достаточно велико и надежно гарантированно. И это пространство оказывается залогом экономического и социального процветания.

Представители иных, менее счастливых обществ хотели бы организовать у себя такое же экономическое и социальное процветание. Но, не понимая его причин и сути, они воображают, что все дело состоит в особой «магии» западных людей. «Магия» якобы заключается в западных заводах, технологиях и науке. Достаточно их перевезти к себе и тогда все станет так же хорошо как у них (а может быть даже и лучше). Очевидно, что для подобных проектов необходима мобилизующая сила современного государства.

Всякий раз эти попытки кончаются крахом. Процветание остается лишь светлой мечтой, а в реальности царит все подавляющее государство. Неудивительно, поскольку «государственники» слишком невежественны и глупы, чтобы действительно разобраться в причинах, порождающих богатство народов. И, к несчастью, они даже не догадываются о собственном невежестве и глупости. Вместо того чтобы учиться и учиться мыслить, они используют книги как источник аргументов в пользу собственной правоты – видят в книгах то, что хотят увидеть.

Государство есть порядок. Основной руководящий принцип этого порядка – справедливость. Каждому должно воздаваться должное и каждый должен владеть тем, что ему принадлежит.

«Право господ и отцов не то же, [что правосудие граждан], хотя и подобно ему; дело в том, что невозможна безусловная неправосудность по отношению к своему, а приобретение, [т. е раб], и ребенок (покуда он не достиг определенного возраста и не отделился), - это как бы часть самого [владельца], себе же сознательно никто вредить не собирается. Именно поэтому в отношении самого себя не бывает неправосудности». (3, т. 4, с. 160) «Поэтому право[судие] существует, скорее, в отношении к жене, а не к детям и приобретениям, [т. е. рабам]; это и есть семейное право, но и оно разнится от государственного». (3, т. 4, с. 160)

При этом справедливость распространяется на рабов лишь частично. Аристотель достаточно много места уделил исследованию феномена рабства. Его взгляды являются классическими для просвещенного античного большинства.

«… кто по природе принадлежит не самому себе, а другому и при этом все-таки человек, тот по своей природе раб. Человек же принадлежит другому в том случае, если он, оставаясь человеком, становится собственностью; последнее представляет собой орудие активное и отдельносуществующее». (3, т. 4, с. 382) «Все люди отличаются от себе подобных также, как душа отличается от тела. Человек – тогда животное, когда лучшее из того, что он имеет – это тело, он принадлежит рабам по природе, а потому лучшая участь его – находиться в подчинении, быть во власти кого-то». (Цит. По 20. С. 159)

«…колебание [во взглядах на природу рабства] имеет некоторое основание: с одной стороны, одни не являются по природе рабами, а другие – свободными, а с другой стороны, у некоторых это различие существует и для них полезно и справедливо одному быть в рабстве, другому – господствовать, и следует, чтобы один подчинялся, а другой властвовал и осуществлял вложенную в него природой власть, так чтобы быть господином». (3, т. 4, с. 386) По природе варвары – рабы. Поэтому хорошо и правильно, когда варвар становится рабом. Эллин же становится рабом лишь по стечению обстоятельств - рабство для него менее естественно. «Поэтому и говорит поэт: «Прилично властвовать над варварами грекам»; варвар и раб по природе своей понятия тождественные». (3, т. 4, с. 377)

Но по отношению к рабам разумно проявлять добрые чувства, и даже вступать с ними в дружеские отношения: «Поэтому полезно рабу и господину взаимное дружеское отношение, раз их взаимоотношения покоятся на естественных началах…» (3, т. 4, с. 386) «Невозможна дружба и с конем или быком или с рабом в качестве раба. Ведь [тут] ничего общего быть не может, потому что раб – одушевленное орудие, а орудие - неодушевленный раб, так что как с рабом дружба с ним невозможна, но как с человеком возможна». (3, т. 4, с. 236)

Виды государств.

«Существуют три вида (eide) государственного устройства и равное число извращений (parekbaseis), представляющих собою как бы растление (phthorai) первых. Эти виды государственного устройства – царская власть, аристократия и третий, основанный на разрядах (apo timematon)… Лучшее из них - царская власть, худшее – тимократия. Извращение царской власти – тиранния: будучи обе единоначалиями (monarkhiai), они весьма различны, так как тиранн имеет в виду свою собственную пользу, а царь – пользу подданных». (3, т. 4, с. 234)

Критерий хорошего государственного строя Аристотель видит в ориентации на достижение наилучшего блага подданных. Это благо предполагает в своей основе материальное довольство и счастье, но не сводится только к ним. Аристотель убежден, что материальный достаток и счастье неотъемлемо принадлежат лишь добродетельному человеку. Следовательно, высшая цель и задача государства – воспитание добродетели. Добродетель отделяет человека как существо полисное (то есть живущее в государстве, в полисе) от дикого, звериного состояния.

Большинство жителей государства не способны к подлинной добродетели, ибо их интеллект не развит, а интересы сосредоточены исключительно на житейских делах и материальной выгоде. Вот почему демократия является не самым лучшим способом правления. Здесь большинство жителей государства становится гражданами и участвует в управлении, не будучи способным к этому. Именно поэтому демократия склонна обращаться в охлократию (власть худших, власть толпы). Добродетель большинства заключается в способности почитать закон и подчиняться ему. Лишь немногие способны к высшим видам добродетели. Они и должны принимать решения в государственных делах.

Эти люди не могут быть ремесленниками или земледельцами, поскольку сами эти занятия отвлекают человека от совершенствования в добродетели и «приземляют» его мировоззрение. Идеальное занятие для людей, участвующих в управлении, - ремесло воина.

Идеальное государство Аристотеля – полития, является чем-то средним между аристократией и демократией. Монархия хороша лишь до тех пор, пока царь добродетелен. Лишь добродетельность монарха отделяет монархию от тирании: «чести больше не тому, кто убьет вора, а тому, кто убьет тирана».

Идеальное государство не должно быть слишком маленьким или слишком большим. В первом случае оно будет слабо, а во втором – слишком громоздко в управлении. Оно не должно быть чрезмерно малочисленным или чрезмерно населенным. В нем гражданами являются достойные, большинство же, занятое ремеслом, торговлей и земледелием лишь управляется. Но правящий класс не должен быть слишком малочисленным, поскольку в этом случае он будет слаб и склонен к замыканию на собственных интересах.

 

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: