 |
Глава 2. Первый триместр. Часть первая
|
|
|
|
НЕКОТОРЫЕ МАЛЕНЬКИЕ ДЕВОЧКИ
Автор: sleepyvalentina
Перевод выполнен: dolce_vikki leverina
Редактура: dolce_vikki leverina
Дизайнер: bliss
Саммари: Белла счастлива замужем и ждёт первого ребёнка. Казалось бы, это всё, чего она всегда хотела. Так почему же она так напугана? История не должна повториться.
От автора: Эта история происходит примерно через восемь лет после событий, которыми закончилась повесть «Однажды вечером, после пяти», и появилась она на свет благодаря пожеланию читателей увидеть героев в роли родителей...
Оглавление
Глава 1. Пролог. 3
Глава 2. Первый триместр. Часть первая. 3
Глава 3. Первый триместр. Часть вторая. 8
Глава 4. Первый триместр. Часть третья. 13
Глава 5. Второй триместр. Часть первая. 18
Глава 6. Второй триместр. Часть вторая. 23
Глава 7. Второй триместр. Часть третья. 26
Глава 8. Второй триместр. Часть четвёртая. 29
Глава 9. Второй триместр. Часть пятая. 31
Глава 10. Третий триместр. Часть первая. 34
Глава 11. Третий триместр. Часть вторая. 38
Глава 12. Третий триместр. Часть третья. 41
Глава 13. Ожидание. 43
Глава 14. Роды.. 46
Глава 15. Восстановление. 48
Глава 16. Эпилог. Возвращение домой. 50
Глава 1. Пролог
Некоторых маленьких девочек каждый вечер заботливо укрывают одеяльцем в кроватке. Родители читают им сказку на ночь и целуют ободранные коленки. Они растут, слыша, что они умные и красивые. И что бы ни случилось с ними после того, как они выйдут в большой и недобрый мир – они всегда могут вернуться домой, чтобы почувствовать, что их ценят и лелеют.
Они окружены любовью и знают, как отвечать любовью на любовь. В дошкольном детстве они играют в куклы, воображая, что это их дети – живые, настоящие дети. Именно так они с ними и обращаются – дают им имена, одевают, пеленают, даже притворяются, что кормят грудью. Некоторые маленькие девочки рождаются, зная, как именно надо растить детей, а когда инстинкт не даёт им подсказок, они вспоминают то, что наблюдали вокруг, и таким образом заполняют пробелы.
|
|
|
Когда некоторым маленьким девочкам приходит время завести собственных детей, они знают, что им при этом делать – следовать примеру своих матерей и отцов. Когда они сомневаются в себе, у них есть образцы для подражания, к которым они могут обратиться. В конечном счете, они могут справиться со своими страхами, потому что знают, как нужно воспитывать ребёнка, чтобы он вырос нормально функционирующим взрослым. Некоторым женщинам мысль, что они превращаются в своих матерей, придаёт уверенности.
Через пять лет брака мы с Эдвардом согласились, что время пришло. Его ординатура мало-помалу подходила к концу, и у него снова стало появляться свободное время. Мы проработали бóльшую часть трудностей и проблем, имевшихся в наших отношениях, и наша связь была прочней и ближе, чем когда-либо ранее. В день, когда я пришла к своему гинекологу для того, чтобы удалить ВМС [прим. переводчика: внутриматочную спираль (противозачаточное средство)], я была взволнована, почти пьяна от мысли, что мне предстоит попытаться забеременеть. Всё, что теперь требовалось, – отправиться домой и часто-часто заниматься сексом; то, что мы проделывали и раньше.
Разница была лишь в том, что теперь целью наших занятий любовью становилось не только наше собственное удовольствие. Передо мной стояла задача – забеременеть, а что последует за этим, я не задумывалась до тех самых пор, пока у меня не наступила задержка. Я тут же бросилась покупать тест на беременность и использовала его, как только Эдвард вернулся домой из больницы. В окошечке теста появился знак «плюс», и мы с Эдвардом были в полном восторге. А вечером я легла в постель, положила ладонь на свой живот и… тут до меня дошло: родить ребёнка – значит стать матерью.
|
|
|
Мой единственный и самый большой страх состоял в том, что я стану такой же матерью как моя собственная.
Глава 2. Первый триместр. Часть первая
Мы сидели в коридоре и ждали, когда меня примет гинеколог. Казалось, Эдвард находится где-то за тысячу миль отсюда. Несколько мгновений я, молча, наблюдала за ним, а затем сдалась и признала, что никогда не смогу в полной мере понять, что происходит у него в голове.
– У тебя какое-то странное выражение лица, – сказала я.
Он повернулся ко мне и улыбнулся.
– Я думал о том, как в первый раз приходил сюда с тобой, спустя неделю после нашего первого свидания. Ты помнишь это?
Я кивнула.
– Я поверить не могла, что ты захотел явиться сюда вместе со мной. Сколько лет прошло, а это до сих пор кажется мне нереальным.
– Я бы пошёл с тобой куда угодно. – Он взял мою руку и поднёс к своим губам. – Несмотря на то, что это были самые стрессовые моменты моей жизни, ну, по крайней мере, моей жизни до этого.
Тогда мы только начали встречаться, и наша физическая близость была ещё впереди. Но, когда Эдвард узнал, что я обследуюсь на ЗПП, он настоял на том, чтобы сопровождать меня к врачу. Краснеющий от смущения семнадцатилетний девственник, он держал меня за руку, тогда как у меня имелось прошлое – прошлое, к которому он никогда не сможет быть причастным и которое никогда не сможет полностью понять. Он был так настойчив в том, чтобы я не сражалась с этим в одиночку, что мне ни разу не пришло в голову, что он и сам при этом волнуется.
– Правда? – спросила я.
– Да. Мне казалось, что от этого дня зависит, будем ли мы вместе; что мне необходимо доказать тебе – несмотря на свой паспортный возраст, я не слишком юн и смогу стать всем, что тебе нужно.
В моей памяти всплыл образ Эдварда в самом начале наших отношений – его невинность, его неловкость, его искреннее желание угодить – и то, как отчаянно мы стремились добраться до той точки, где возраст не имеет значения. Если посмотреть на то, где мы были сейчас, то наша восьмилетняя разница в возрасте вновь была проблемой, хоть и совершенно не в том смысле, в каком я ожидала.
|
|
|
– Забавно, как всё обернулось. Теперь я всё время боюсь, как бы ты не решил, что я слишком старá.
Он посмотрел на меня озадаченно.
– «Пожилая первородящая», – свободной рукой я нарисовала в воздухе кавычки.
– Это же просто медицинский термин, не общественный приговор. Не такое уж большое дело, однако, есть некоторые дополнительные риски, которые мы должны осознавать, раз уж мы ждали…
– Ты имеешь в виду, раз уж я заставила тебя ждать.
– Нет, я имею в виду, раз уж мы ждали. Если б знал, что ты сочтёшь это обидным, вообще не стал бы об этом говорить. Я просто думал – будет лучше, если ты услышишь это от меня. Я знаю, какой это для тебя больной вопрос, и хотел, чтобы этот день ничто не омрачало. Я имею в виду – ты ведь ждёшь нашего ребёнка, и сегодня это станет официальным фактом.
Может быть, для него так и было. Лично я не нуждалась в подтверждении от врача для того, чтобы моя беременность стала официальным фактом. Тошнота и головные боли, которые я испытывала, были достаточным подтверждением.
Медсестра вызвала меня и, забрав мой анализ мочи, провела нас в смотровой кабинет. Она сообщила, что я действительно беременна (вот спасибо, а то я не знала!), и измерила мой вес и кровяное давление. Затем мне было велено раздеться ниже талии и прикрыться одноразовой простынкой. Я сделала то, что мне сказали, вернулась на стол для осмотров и стала ждать врача.
Эдвард валял дурака, пытаясь заглянуть под простынку.
– Ты подкупил медсестру, чтобы заставить меня снять трусики? – Я шлёпнула по его шаловливой ручонке.
– Можно подумать, мне недостаточно того, что ты в любой момент можешь снять их у нас дома.
– Да, но у нас дома нет мягких столов с подставками для ног. Может, у тебя есть тайные пристрастия, какие-нибудь медицинские фетиши, в которых ты слишком стесняешься признаться.
– Точно. – Он рассмеялся и показал мне небольшой продолговатый предмет, присоединённый к прибору, похожему на аппарат УЗИ. – Ляг на спину, детка. Хочу вставить это внутрь тебя.
|
|
|
– Ты такой извращенец. Только ты, увидев что-то вроде этого, мог предположить, что это надо засунуть мне в киску.
– Э-э-э, Белла, я ведь ходил в медицинскую школу, помнишь? Мне не нужно предполагать, как используются вещи, находящиеся в этой комнате.
Я присмотрелась к тому, что он держал в руках. Эта штука была длинной и тонкой; не мог он говорить мне правду.
– Чушь собачья.
Прежде чем он успел ответить, влетела докторша. Она просмотрела записи медсестры, а потом сообщила, что хочет сделать УЗИ. Конечно же, Эдвард оказался прав. Эта длинная тонкая палочка действительно вставлялась туда, но прежде чем Эдвард успел с торжеством воскликнуть «а что я говорил», на экране появилось изображение.
На мой взгляд, там невозможно было что-либо разглядеть, хотя, с другой стороны, я понятия не имела, что именно нужно высматривать.
– Всё выглядит хорошо, – сказала она. – Седьмая неделя, как вы и думали. Сердцебиение сильное.
– Сердцебиение? – переспросила я.
– Вот здесь, где чуть-чуть мерцает, – объяснил Эдвард, сжимая мою руку – улыбка до ушей, глаза устремлены на экран. Не думаю, что когда-нибудь видела его таким счастливым.
Когда ультразвуковое исследование было завершено, докторша распечатала изображение в двух экземплярах, один из которых отдала Эдварду, а второй вложила в мою медкарту. Затем она засыпала меня вопросами, которые показались мне совершенно ненужными, поскольку ничем не отличались от вопросов, заданных полчаса назад медсестрой.
– Это ваша первая беременность? – спросила она.
А вот этот отличался.
– Да.
Я понимала, что собственный энтузиазм Эдварда, который он не мог контролировать, подтолкнул его ответить вместо меня. Я не винила его, пусть даже из-за этого моё признание врачу становилось гораздо более неловким, чем следовало бы.
Не отрывая взгляда от своих рук, я поправила его:
– Вообще-то, у меня – вторая.
Докторша полистала мою медкарту.
– Когда была первая?
– Семнадцать лет назад.
– Завершилась ли она рождением живого ребёнка?
– Нет. Это имеет значение? – Не то, чтобы мне было трудно об этом говорить; немного злило, что она не может просто взять всю нужную информацию из моей медкарты.
– Я знаю, это может быть для вас больной темой, но знание вашей полной медицинской истории может помочь нам лучше подготовиться к выявлению возможных проблем до того, как они выйдут из-под контроля.
– Всё должно быть в медкарте. Я наблюдаюсь здесь у врача общей практики уже много лет, наверняка там есть вся эта информация.
Она ещё полистала мою медкарту.
– Здесь нет никаких сведений об этом. Нужно всего несколько минут, чтобы дополнить имеющуюся информацию теми сведениями, которых недостаёт.
|
|
|
Неужели в двадцать с небольшим я и в самом деле подавляла эти воспоминания настолько сильно, что ничего не сказала своему врачу?
Странно было думать, что я позволила этому влиять на мою честность, когда дело касалось столь важной темы, как здоровье. Однако это было не столько удивительно, сколько просто чертовски неловко. А ведь сегодняшний день должен был стать днём радости.
– На каком сроке произошёл выкидыш? – спросила она.
– Это был не выкидыш.
Она кивнула и что-то записала. Она вела себя профессионально, не показывая ни каких-либо эмоций, ни осуждения, поэтому я сосредоточилась на ней и старалась не смотреть на Эдварда. Выспросив у меня чёртову кучу абсолютно ненужной информации, она сказала, что на сегодня закончила, но хочет видеть меня снова через три недели.
Пока мы шли к машине, я избегала смотреть Эдварду в глаза, но он ни за что не позволил бы мне делать это долго. Проводив меня до пассажирской двери, он не открыл её, а поймал около неё в ловушку, положив руки на машину по обе стороны от меня.
– Посмотри на меня, Белла.
Я скрестила руки на груди и встретилась с ним глазами.
– Прости меня, – сказал он. – Я был взволнован и просто забыл.
– Тогда почему ты со мной не разговариваешь? Ты же должен понимать, что от этого я чувствую себя так, словно ты меня осуждаешь.
Он вздохнул.
– Я ничего не говорил, потому что был в ужасе от того, что снова облажался и сообщил неверную информацию. Если это действительно выглядело так, будто я тебя осуждаю, то было абсолютно непреднамеренным. Твоя реакция совершенно законна, и я сожалею, что заставил тебя это почувствовать.
Когда ты замужем за психиатром, больше всего раздражает эта постоянная риторика из учебника по психотерапии.
– Мы можем поговорить об этом без твоего профессионального мозгоклюйства и не на парковке перед женской консультацией?
– Ладно. – Он сделал шаг в сторону и открыл мне дверцу. – Но, просто чтоб ты знала, тактика избегания не сработает.
Я фыркнула и села в машину. Неловких разговоров мне не избежать, ни под каким предлогом – уж это-то я поняла за последние примерно семь лет, которые мы провели вместе. Эдвард был убежден, что успех отношений в долгосрочной перспективе зависит от нашей готовности встречаться с проблемами лицом к лицу, а не замалчивать их. Он был прав, но легче от этого не становилось. Во время поездки домой, стараясь отвлечься от обуревавшего меня страха, я перебирала стопку брошюр и листовок, посвящённых беременности. Решив, что это нисколько не отвлекает, я опустила стопку себе на колени. Оказавшаяся сверху брошюра называлась «Беременность после тридцати пяти: что нужно знать».
Стоило нам оказаться дома, как Эдвард продолжил ровно с того места, на котором остановился.
– Обещаю никогда больше не отвечать вместо тебя ни на одном из приёмов у гинеколога. Но ведь всё это – чувства, воспоминания, страхи – в любом случае ожило бы в тебе, рано или поздно.
– Не мог бы ты, по крайней мере, позволить мне снять уличную обувь? Мы же всего тридцать секунд как вошли…
– На самом деле мы вошли одну минуту и двенадцать секунд назад.
Эдвард есть Эдвард – в его блестящий ум встроен некий постоянно работающий метроном со счётчиком числа ударов, позволяющий ему с жутковатой точностью вести отсчёт времени. Я напомнила себе: любая боль от разговора, на котором он сейчас настаивает, будет преходящей – в отличие от его любви ко мне.
– Если мы не разберёмся с этим сейчас, оно выйдет из-под контроля, – сказал он гораздо более мягким голосом.
– У тебя когда-нибудь бывают моменты, когда ты думаешь: «Господи боже, чёрт побери, что же я натворил?»
– У каждого они бывают. – Он сел на диван и посадил меня к себе на колени.
– Я имею в виду – у нас будет ребёнок, мы собираемся стать родителями. Ты и я. Это что, вообще не заставляет тебя волноваться?
– Ну, конечно же, я волнуюсь. Воспитание детей – это огромная ответственность, но я никогда не сомневался в том, что способен это сделать.
– В том-то и дело, что я – сомневалась. Когда-то давно я пошла в туалет и пописала на палочку. Когда я нашла в себе мужество посмотреть на неё, то увидела две полоски на том месте, где отчаянно желала увидеть одну. Взвесив в уме всю чудовищность того, с чем столкнулась, я в минуту отчаяния позвонила матери.
Эдвард кивнул, напоминая мне, что я не должна говорить об этом, если не хочу – он и так слишком хорошо помнит совет, который дала мне мать: сама она больше всего в жизни сожалеет о том, что родила меня в восемнадцать лет, поэтому лучшее, что я могу сделать – это избавиться от ребёнка. Сколь бы ни были болезненны её слова, они помогли мне принять решение, которое я исполнила без колебаний. В те дни я часто жалела о том, что появилась на свет. Всем сердцем веря, что для всех заинтересованных сторон, включая и меня, это будет лучше всего, я сделала тот выбор, который должна была бы сделать моя мать. Поскольку мой бывший парень больше не хотел со мной знаться, моя лучшая подруга Элис отвезла меня в клинику и профинансировала эту процедуру из средств, которые посылали ей родители.
– Ты – не твоя мать, Белла.
– Я знаю. – Но разве все мы не становимся такими же, как наши родители?
Он взял моё лицо в свои ладони.
– Знаешь?
– Я знаю, что должна была спросить тебя об этом до того, как пойду удалять ВМС, но ты действительно хочешь иметь ребёнка с женщиной, которая, рассмотрев идею стать матерью, решила, что не готова к этому?
– Тогда. Ты не была готова к этому тогда. Сейчас всё по-другому. Ты получила образование, обеспечена материально, у тебя есть муж, который тебя боготворит. Сейчас не ты ждёшь ребёнка – мы с тобой ждём его вместе.
– Знаешь, если бы я не… – Я не могла заставить себя сказать это вслух, так что просто сдалась. – Я не сожалею о том, что так поступила. Это ужасно?
– Нет. Это просто… честно. Сожаления бесполезны; никто из нас не в силах изменить прошлое.
Он был прав, и я это знала. Тем не менее, я чувствовала, что мне необходимо оплакать это – сейчас, когда я взрослый человек, осознающий последствия своих действий, а не испуганная маленькая девочка, которая верит, что жизнь – это наказание.
– Я могу тебя как-то поддержать? – спросил он.
– Просто обними меня.
И он обнимал. Хоть я и проплакала полночи, он ни разу не ослабил своих объятий – в этом и была красота того, чем мы стали. Всё моё было его. Любя и лелея всё это, он готов был в равной степени принять и мою любовь, и мой стыд – и моё хорошее, и моё плохое – и делать это до тех пор, пока жив. Это было обещание, которое он дал мне задолго до того, как мы обменялись кольцами. Непоколебимость, с которой он меня принимал, делала ненужными какие-либо словесные подтверждения.
Я справлялась с этим не одна.
|
|
|
