Раздел IV. Наконечник копья из Сушично и вельбаркские памятники Полесья

 

Попытаемся уточнить путь готов через реку и далее в Oium и местонахождение окруженной болотами местности, где осталась часть готов. Доверяя в целом свидетельству эпической песни о переходе реки (несомненно Припяти) по мосту, попытаемся наметить место переправы. Припять становится достаточно полноводной рекой только ниже впадения в нее первого крупного притока Турьи, и только от этого места (и восточнее) для переправы большого количества людей может понадобиться мост. И действительно, ниже впадения Турьи и ныне находится у с. Невир мост местного значения через Припять, к которому ведут дороги также местного значения. Отсюда дорога ведет прямо на юг, на г. Камень‑ Каширский, на г. Ковель и далее на сероземы и черноземы Волыни (Беларусь… 2002). И именно на этом пути, на юг от моста, неподалеку от дороги, ок. дер. Сушично в 30 км к северо‑ востоку от Ковеля, в урочище Wielki Grą d в 1858 г. был найден уникальный железный наконечник копья с инкрустированными серебром рунической надписью, магико‑ сакральными знаками и орнаментом (рис. 53, 55, 56).

Бывают случаи, когда суть какой‑ нибудь проблемы, поставленной письменным источником, получает выражение и возможность вероятного разрешения в результате открытия какого‑ либо одного археологического памятника (курган № 2 у с. Мокра) или даже одного предмета (наконечник копья из Сушично). Все, связанное с этим копьем, насыщено особым значением и складывается в одну непротиворечивую смысловую картину.

Оговоримся, что на наконечнике имеются два знака, напоминающие сарматские тамги. Это как бы свидетельствует, в свете предложенной нами гипотезы, о том, что копье попало в землю уже после победы готов над спалами, на предполагаемом (но не подтверждаемом ни источниками, ни здравым смыслом) обратном пути готов к Припяти и далее (как и считали некоторые ученые). Однако мы выше допустили возможность распространения отдельных подобных знаков в среде германцев и до столкновения готов и спалов, а все обстоятельства и местоположение находки копья из Сушично, равно как и оно само, говорят за то, что оно отнюдь не случайно попало в землю именно во время первого и, вероятно, единственного массового вторжения готов на Волынь именно через припятские болота.

 

Рисунок 56. Наконечник копья из Сушично (т. н. Ковельское копье) (по: Szumowski 1876; без масштаба)

 

К югу от переправы у с. Невир путь пролегает через болотистые и залесенные пространства, и название тамошнего села Великая Глуша весьма характеризует эти места. Но далее к югу мы имеем уже с. Сушично, название коего говорит о первых относительно сухих землях на этом пути. «Сушично расположено в переходном поясе от более открытых пространств Волыни к котловине, занятой бассейном реки Припяти. Через эту деревню пролегает дорога, соединяющая Ковель и Кочирский‑ Камень [сейчас это Камень‑ Каширский. – С. В., Д. М. ] – два исконные поселения…» (Szumowski 1876; Шумовский 1888: 217).

Иными словами, готы, проходя припятские болота и леса и двигаясь по естественному пути прямо на юг, впервые около Сушично встретились с более открытыми и сухими землями и вполне могли считать, что трудный переход окончен и они приближаются к «желанной стране» Oium (Волынь).

Неверно повторяющееся из работы в работу утверждение, что наконечник был найден «в лесистой болотистой местности» (Мельникова 2001: 88), и сомнительно связанное с ним мнение, что он был случайно обронен неким готом при обратном пути на северо‑ запад, на прежнюю родину (Krause‑ Jankuhn 1966: 79–80; Мельникова 2001: 95); т. е., идя по болоту, можно и обронить драгоценное копье…

Копье «найдено было < …> во время распахивания свежевыкорчеванного от густых кустарников участка земли; но почва < …> носила на себе следы прежней [земледельческой] культуры в виде углублений, напоминающих собою полевые борозды». Оно «было найдено у самой поверхности под пластом дерна, при первом же прохождении сохи» (Шумовский 1988).

Место находки «представляет довольно значительный холм, несколько возвышающийся над окружающим его со всех сторон болотистым пространством, и это обстоятельство побудило предприимчивого хозяина воспользоваться удобными для культуры условиями. Урочище < …> носит название Великий Гронд (Wielki Grą d)» (Шумовский 1888: 216).

Весьма значимо и само слово Grą d (Гронд). Его нет в обычных словарях ни польского, ни украинского языков. Это слово встречается только в польских диалектах и означает «возвышенное, сухое место среди низин» и выглядит весьма архаично (Этимологический словарь… 1980: 147). По сумме данных, таким образом, название урочища «Wielki Grą d» обозначает самое высокое сухое место (холм) в окрестностях с. Сушично, пригодное для земледелия.

После изложения обстоятельств нахождения наконечника при пахоте в 1858 г. Я. Шишковским, после обследования этого места в 1859 г. внимательным любителем А. Шумовским и, наконец, после обследования его в 1958 г. таким археологом, специалистом по обнаружению и раскопкам могильников, как Ю. В. Кухаренко, а также учитывая известные данные о Вельбаркской и Пшеворской культурах втор. пол. II – нач. III в., можно с уверенностью утверждать, что никакого погребения или могильника на холме Wielki Grą d не было. Представить, что ценное в сакральном и материальном смыслах копье, в ряде моментов уникальное, было просто обронено на высоком холме, – очень трудно. Остается единственное предположение: заранее снабженное магическими знаками и надписью копье при достижении первых сухих и пригодных для обработки холмов было в магических целях воткнуто на вершине самого высокого из них.

Это предположение подкрепляется анализом надписи и знаков на наконечнике. Начнем с рунической надписи. Неверно утверждение Е. А. Мельниковой, что впервые всю эту надпись целиком – tilarids – прочел известный рунолог Л. Виммер (Мельникова 2001: 89, 91). Л. Виммер в 1875 г. прочел лишь семь знаков – ilarids, не признав в первом знаке Т руну, и полагал, что надпись означает «мужское имя с оконча‑ нием на rids» (Шумовский 1888: 222, 223). Честь прочтения в 1875 г. первого знака как руны Т, что изменило весь смысл надписи, принадлежит археологу‑ любителю А. Шумовскому (Szumowski 1876: 58; Шумовский 1888: 224, 225).

Мы полностью присоединяемся к тому осмыслению надписи большинством рунологов, при котором первая ее часть понимается как основа существительного *til‑ a – «цель»; вторая же часть – rids – означает «ездок, наездник». В целом надпись может означать «(к) цели скачущий» (Топорова 1996: 144), «стремящийся к цели», «преследующий цель» (Мельникова 2001: 91). Чрезвычайно интересен интерпретирующий, расширенный перевод «ездок, наездник к некоей цели или целям, каковой может быть только противник, враг». Движение брошенного копья при этом метафорически осмысляется как «езда» (Dü wel 1981: 144; Мельникова 2001: 91). Более обобщенный перевод – «нападающий» (Тиханова 1977: 138).

Остановимся на уникальных или редких чертах в системе рун и знаков на наконечнике. Руна, читаемая как t, представлена в виде знака Т, что сближает ее с латинским Т и не имеет аналогий в рунических надписях интересующего нас периода (I – нач. V в. н. э. ). Руна, читаемая как d изображена как прямоугольник в высоту строки, что «не имеет прямых аналогий в известном корпусе старшерунических надписей» (Мельникова 2001: 90). Ни в одной из надписей на наконечниках копий (и, насколько нам известно, вообще ни в одной надписи) интересующего нас периода не употребляется слово til (цель), придающее особую «целенаправленность» всей надписи. Именно у готов, идущих захватить плодородную страну Оium, была определенная, четко выраженная til – цель. Отметим акцент на левосторонности (возможно также имеющей магическое значение): надпись сделана справа налево и направлена к острию наконечника; при этом помещена она на левой стороне листа наконечника. А на оборотной, также левой, стороне листа инкрустацией выполнено изображение колоса, встреченное на копьях лишь еще в одном случае – на наконечнике из Задовице (Zadovice). Но готы и шли именно за тем, чтобы овладеть плодородными землями.

В связи с этим остановимся на тексте Плиния Старшего, несущем информацию, важную для понимания причин, связанных с неожиданным исчезновением обряда погребения в земле у некоторых археологических общностей, и свидетельствующем об особом символическом значении колоса:

 

Ведь у древних наивысшим знаком победы была передача побежденными молодых колосьев, что означало их отказ от территории, от самой кормящей почвы и даже от погребения (возможности быть в ней погребенны‑ ми)[131]. Этот обычай, как я знаю (scio), до сих пор сохранился у германцев (Plin. NH XXII, 4).

 

Под «древними» подразумеваются италики, а выражение «scio» показывает, что Плиний лично наблюдал этот обычай у германцев в прирейнских провинциях в 47− 51 гг.

Полагаем, что уникальное копье с рунической надписью «стремящийся к цели» с магико‑ символическим изображением колоса (знак овладения плодородной землей? ) с двумя «германскими» знаками‑ свастиками (Воронятов, Мачинский 2010: 63) и двумя знаками, напоминающими сарматские тамги, было специально и заранее изготовлено для обрядового вонзания его в первый высокий и сухой холм, который встретился после перехода через реку и через основной массив припятских болот (рис. 53). Этот обряд должен был обеспечить удачный захват «плодороднейших» земель, занятых ранее невоинственным оседлым населением, а также, вероятно, находившихся и в зоне интересов воинственных алано‑ сарматскх племен (спалов) – в области «обоюдного страха» между германцами и сарматами, по Тациту (Мачинский, Тиханова 1976: 67, 71–73; Мачинский 1976: 85–91; 2009: 468; 2012).

Для понимания глубоких индоевропейских (и шире? ) корней и магического смысла реконструированного обрядового действа приведем отрывок из истории Александра Македонского, рассказанной Диодором Сицилийским:

Александр со своим войском, придя к Геллеспонту, переправил войско из Европы в Азию, а сам на 60 длинных кораблях, поплыв в направлении Троады, первый из македонцев метнул с корабля копье и, вонзив его в землю, сам с корабля спрыгнул. Это был знак богов, что он завоюет Азию копьем (D. Sic. XVII, 17, 2).

В свете этой аналогии полагаем, что магическое копье в холм Wielki Grą d мог вонзить сам король Филимер.

О существовании у германцев обычая ритуального втыкания копья свидетельствует, например, погребение 19 из Пшеворского могильника Бодзаново (Zielonka 1958: 367–370. Ryc. 71), где два наконечника копья (один со знаком, отдаленно напоминающим сарматскую тамгу) были вертикально воткнуты в заполнение могильной ямы (рис. 54). Могильник Бодзаново находится у самого пограничья Пшеворской и Вельбаркской культур. Погребальный обряд вельбаркцев характеризуется отсутствием оружия в могилах, поэтому ничего об обычае втыкания копья у готов (кроме наконечника из Сушично) нам неизвестно. Но у соседей готов, отчасти подчиненных им вандалов‑ лугиев, такой обряд явно существовал. Несомненно, в заполнение могильной ямы в Бодзаново были воткнуты не только наконечники, но и оба копья целиком (рис. 54). Конкретный магический смысл этого обряда в Бодзаново, несомненно, другой, чем в Сушично, но аналогичность магического действа в целом в этих двух случаях несомненна.

Заметим также, что три наконечника копий с руническими надписями из Ютландии и с острова Фюн, т. е. по соседству с реконструируемой территорией исхода на юг ядра готов (юго‑ западная оконечность Скандинавского полуострова), происходят не из погребений, а обнаружены в составе вотивных кладов оружия, что в известной степени роднит их с копьем из Сушично.

Знак в надписи tilarids, означающий звук d и не имеющий никаких аналогий в корпусе старшерунических надписей, должен был все‑ таки подражать какому‑ то знаку или букве. Описание этого знака как вертикального прямоугольника не вполне точно: верхняя линия «прямоугольника» слегка наклонена налево, и, соответственно, он слегка сужается в направлении налево. Учитывая, что другая уникальная руна в надписи явно воспроизводит латинское заглавное T, допускаем, что для передачи звука d было использовано латинское заглавное D, геометризованное и повернутое налево.

Если это так, то надпись обретает «латинский акцент», что объяснимо: после победы над вандалами готы оставались доминирующей силой, контролировавшей римский торговый янтарный путь, ведущий из Карнунтума на Дунае на янтарное побережье Балтики. При такой ситуации какое‑ то знакомство готов с латиницей становится вполне вероятным.

Обратив внимание на некоторые археологические следы тех готов, которые перешли Припять и заняли Oium (впускное погребение в сарматский курган № 2 у с. Мокра, копье из Сушично, самые ранние вельбаркские и вельбаркско‑ черняховские памятники волынской группы черняховской культуры), обратимся к археологическим следам той части готов, которая, по пересказанной Иорданом эпической песни, осталась в болотистой местности, т. е. в Полесье, и даже по другую (северную) сторону р. Припять. При этом мы будем опираться на четыре статьи В. Г. Белевца, касающиеся вельбаркских памятников Полесья (Белевец 2006; 2007а; 2007б; 2008). Время начала их функционирования для простоты дается (с опорой на суммирующие хронологические таблицы В. Г. Белевца) в абсолютных датах (Белевец 2007а: 128–135. Табл. 1, карта 1; Белевец 2007б: 52–60, рис. 1. Б; табл. 1; Белевец 2008: Карта 1. Табл. 1).

На Западном Буге и севернее истока Припяти находится знаменитый могильник (и селище рядом) Брест‑ Тришин (рис. 53), начало функционирования которого определяется ок. 160 г. н. э., а конец около середины IV в. Чуть позднее начинают функционировать вельбаркские памятники Центрального Полесья (неподалеку или около впадения Горыни в Припять) – могильник Лемешевичи около 180 г. н. э., Микашевичи (к северу от Припяти) не позднее рубежа II–III вв. н. э (рис. 53). Могильники Полесья перестают использоваться также около середины IV в. (Забегая вперед – не позднее середины IV в. прекращает существовать и поселение Лепесовка в верховьях Горыни. )

Можно ли считать начальную дату Брест‑ Тришина – около 160 г. – началом вельбаркского освоения Волыни (т. н. брест‑ тришинская вол‑ на)? Сомнительно. Сам Брест‑ Тришин расположен далеко от Волыни, и оставившее его население, похоже, никуда не сдвигалось до середины IV в. А вот появление Вельбарка в Центральном Полесье около 180 г. н. э. должно быть, по логике вещей, синхронно с его появлением на Волыни.

Однако непосредственно к северу от верхней Припяти, от места переправы, вельбаркских памятников почти нет. Только на р. Муховец имеем могильник и селище у с. Петровичи (рис. 53). И если Брест‑ Тришин находится явно на западнобугском маршруте расселения вельбаркцев, то расположенный в 20 км к северо‑ востоку могильник Петровичи вполне может считаться расположенным на пути готов Филимера и предположительно соотноситься с той их частью, которая осталась за Припятью. Предполагаемая дата заложения этого могильника – 160‑ е гг. – также не противоречит этому предположению. Несмотря на территориальную близость к Брест‑ Тришину, могильник Петровичи настолько отличается от него по погребальному обряду, что В. Г. Белевец даже говорит об особой «петровичской популяции» вельбаркского населения (Белевец 2007а: 60).

Чрезвычайно ценно сообщение В. Г. Белевца о расположенной прямо к северу от места предполагаемой переправы готов территории Загородья: «Здесь, в „треугольнике“ между верхним течением Припяти, Ясельдой и верховьями Муховца, поиск памятников железного века практически не проводился < …>. Загородье представляет собой платообразную, слабо заболоченную < …> местность, достаточно резко контрастирующую с расположенными восточнее обширными болотными массивами. В железном веке этот регион является одним из наиболее удобных для заселения в Западном Полесье» (Белевец 2008: 220). Из Загородья происходят пока лишь отдельные вещи II–IV вв. неопределенной культурной принадлежности. Тем более важно, что единственная определимая находка определенно связана с Вельбаркской культурой. Около северо‑ западной окраины Загородья у д. Малеч (рис. 53) в 1993 г. был найден клад из 409 римских монет, сокрытый не ранее начала III в. и находившийся в вельбаркском горшке типа W‑ IB, относящемся к кухонной вельбаркской посуде. «Клад может указывать на наличие в этом регионе памятников вельбаркской культуры или на продвижение ее носителей через земли Загородья» (Белевец 2008: 21, рис. 3, 1). Так что налицо явные, хотя пока малочисленные, археологические свидетельства присутствия готов‑ вельбаркцев с конца II в. в Полесье в целом и даже к северу от Припяти, т. е. там, где и должна была находиться оставленная за рекой и болотами часть готов согласно их песенной эпической традиции (как это и предполагал ранее М. Б. Щукин).

В этих местах вельбаркцы встречали население, несущее в своей культуре элементы наследия как зарубинецкой культуры Полесья, так и расположенной севернее культуры поздней штрихованной керамики. Есть все основания полагать, что это население было частью славено‑ венетского этнического массива. Потомки носителей зарубинецкой культуры Полесья не могли быть основной базой «славенизации» этой территории, поскольку эта культура, как и зарубинецкая культура Среднего Поднепровья и культура Поенешти, явно связана с германоязычными бастарнами (Мачинский, Кулешов 2004: 40–41; Мачинский 2008). Находящаяся на северной окраине этой зарубинецко‑ поенештской общности зарубинецкая культура Полесья могла в процессе существования подвергаться некой «славенизации» с севера, из глубины лесной зоны, однако основными носителями славенского этнокомпонента были именно сдвигающиеся на юг потомки «штриховиков» (вероятно, приложившие руку и к уничтожению классической зарубинецкой культуры Полесья) (Мачинский 2008; 2009: 473–481; Кулешов 2008).

Но одним из факторов, способствовавших кристаллизации классической славено‑ венетской корчакско‑ пражской культуры, могло быть и присутствие в Полесье вельбаркцев. В частности, форма и профилировка некоторых кухонных вельбаркских горшков (например, сосуд типа W‑ IB из Малеча) могла послужить импульсом к возникновению типа классических горшков ранней корчакско‑ пражской культуры, несмотря на различие в способах обработки поверхности вельбаркских и корчакских сосудов.

 

⇐ Предыдущая25262728293031323334Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: