Религиозная основа мирского аскетизма 8 глава

⁵⁰ Мы не отрицаем того, что понятие это было полностью разрабо­тано лишь в позднем лютеранстве (Преториус, Николаи, Мейснер). (Встречается оно уже у И. Герхарда, причем именно в указанном нами значении.) Основываясь на этом, Ричль в четвертой книге своей «Истории пиетизма» (Bd. 2, 1, 3 f.) утверждает, что введе­ние этого понятия в лютеранскую веру свидетельствует о возрож­дении или росте католической религиозности. Ричль не оспаривает того (1, 10), что проблема уверенности в индивидуальном спасе­нии одинаково ставилась как Лютером, так и католическими мис­тиками, но полагает, что решение в этих двух случаях было прямо противоположным. Я не считаю себя вправе выносить по этому вопросу свое суждение. Совершенно очевидно, что атмосфера «Сво­боды христианина» абсолютно не похожа ни на слащавое сюсю­канье с «милым Боженькой» позднейшей литературы, ни на рели­гиозное настроение Таулера. И сохранение мистических и магиче­ских элементов в лютеровском учении о причащении объясняется, конечно, совсем иными религиозными мотивами, чем те, которые выдвигает Ричль, — он ищет их источник в «бернардинском» бла гочестии, в настроении Песни Песней, из которого он выводит отношение к Христу как к жениху небесному. Тем не менее возни­кает вопрос, не играло ли и это учение о причащении (наряду с другими факторами) известную роль в возрождении мистической религиозности? Совершенно неверно также (мы хотим отметить это сразу), что свобода мистика состояла только в его отречении от мира (S. 11). Таулер в своих чрезвычайно интересных с точки зрения религиозной психологии замечаниях особо указывает, что практическим эффектом ночных медитаций (которые он, между прочим, рекомендует при бессоннице) является упорядочение мыс­лей, направленных и на мирскую профессиональную деятельность. «Только таким путем, — пишет Таулер (посредством мистического одинения с Богом, предшествующего ночному сну), — облагора­живается разум и укрепляется мышление, и человек тем сильнее проникается на весь грядущий день мирным и благочестивым на­строением, чем теснее было его единение с Богом: тогда упорядо­чены будут все дела его. Поэтому если человек таким образом уберег себя (подготовился к делам своим) и укрепился в добродетели, то, обратившись к действительности, он творит лишь добрые и благо­честивые дела» (Т a u I e r. Predigten, Fol. 318). Из этого явствует, что мистическое созерцание и рациональная концепция призвания сами по себе не исключают друг друга (к этому мы еще вернемся). Обратное верно лишь в том случае, когда религиозность принимает характер истерии, что отнюдь не является общим свойством ни всех мистиков, ни тем более всех пиетистов. 51 Об этом см. введение к моим статьям в разделе «Хозяйственная

этика мировых религий». [В наст, издание не включен. — Ред.] 52 В этой предпосылке кальвинизм соприкасается с официальным ка­толицизмом. Однако для католиков из этого следовала обязатель­ность таинства покаяния, а для реформатов — испытание своей избранности посредством практической деятельности в миру. 53 Так, уже, например, Беза (см.: Beza Th. De praedestinationis doctrina et vero uso tratatio (...) ex (...) praelectionibus in nonum Epistolae ad Romanos caput, a Raphael Eglino (...) excepta. Ge-nevae, 1584, p. 133) пишет: «Подобно тому как мы по добрым делам судим о святости, а по святости о вере... так мы, познавая тесную связь причин и следствий, судим по достигнутым резуль­татам о призвании, причем о плодотворности этого призвания, по призванию — об избранности, а по избранности — о предопределении к спасению во Христе — столь же неизменном, сколь незыблем престол Господень». Осторожность следует соблюдать только тогда, когда речь идет о признаках отверженности, ибо здесь имеется в виду конечное состояние. (Иное толкование этого пункта привносит лишь пуританская вера.) В связи с этим см. также обстоятельный анализ Шнеккенбургера, который, правда, цитирует литературу только определенной категории. Эта черта постоянно проступает во всей пуританской литературе. Так, Беньян пишет: «Вас не спросят: верили ли вы? — но: были ли вы людьми дела или только болту­нами?» Бакстер — сторонник учения о предопределении в его наи­более мягкой форме — учит (см.: The saints' everlasting rest, cap. XII), что подчинение Христу должно идти от сердца и воплощаться в деле. «Сделай сначала все, на что ты способен, а потом жалуйся, что Бог отказал тебе в благодати, если у тебя на то есть основа­ния» — так Бакстер отвечает на сетования, что воля не свободна и Бог сам не дал человеку способности обрести благодать (см.: Writings of Puritan divines, IV, p. 155). В исследовании Фуллера

 

 

(историка церкви) ставится только проблема практического зна чения уверенности в избрании и свидетельства о состоянии 6ji;i годати в поведении спасенного. То же мы находим у Хоу в привс денном выше отрывке. При чтении «Writings of Puritan divines» мы на каждом шагу обнаруживаем доказательства этого положе ния. Нередко к «обращению» в пуританство вело чтение чист католической аскетической литературы; для Бакстера, например, иезуитского трактата. Эти концепции не вносили ничего принци­пиально нового по сравнению с учением Кальвина (см.: Inst. christ. rel., cap. I, 1536, p. 97, 112). Разница заключалась в том, что, по Кальвину, и этот путь не вел к полной уверенности в спа сении (ibid., p. 147). При этом обычно ссылались на Евангелие от Иоанна (1, 3, 5) и аналогичные места. Укажем сразу же на то, что требование fides efficax (действенной веры) не ограничивается рамками кальвинизма в его узком значении. Совершенно так же интерпретируют плоды веры баптистские исповедания в разделе о предопределении: «...подлинные признаки его (возрождения) про­являются в плодах святого раскаяния, веры и обновленной жизни» (см. ст. 7 исповедания, опубликованного в: The Baptist church ma­nual. Ed. by J. N. Brown. Philadelphia, Amer. Baptist publ. soc). Трактат «Olijf-Tacxken», принятый Гарлемским синодом 1648 г.,. в котором ощущается влияние меннонитского учения, также начи­нается с вопроса: по каким признакам узнают детей Божьих. Ответ гласит (р. 10), что ныне только плодотворная вера является осно­вополагающим признаком, обеспечивающим добросовестность во рующих в новом союзе милостью Божьей.

^S4 О значении lex naturae (здесь: естественного порядка. — Переч.) для материального содержания социальной этики было частично сказано выше. Нас интересует не содержание, а стимул нравствен­ного поведения.

⁸⁵ В какой мере это представление содействовало проникновению в пуританизм ветхозаветно-иудейского духа, очевидно.

⁵⁶ Так, в Савойской декларации о «members ecclesiae purae» (чле­нах истинной церкви) говорится, что они «являются святыми по действенности своего призвания, что явственно подтверждается их профессиональной деятельностью и поведением».

⁵⁷ См.: Char nock. A principle of goodness. — In: Writing of Pur. div., p. 175.

⁶⁸ Обращение, по определению Седжуика, точно «соответствует основ­ным положениям об избранничестве». Бейли учит: «Тот, кто при­зван к послушанию, тому дарована способность осуществлять его». Только те, кого Бог предназначил к вере, что подтверждается их поведением, являются истинно верующими, а не только «temporary believers» (временно практикующими веру) — так учит баптистская Hanserd Knollys confession.

⁵⁹ Ср., например: заключение «Christian directory» Бакстера.

⁶⁰ К опровержению католической доктрины о «dubitatio» (сомнении) см., например: Charnock. Self-examination, p. 183.

⁶¹ Подобная аргументация постоянно встречается, например, у Дж. Хорнбека (см.: Hoornbeek J. Theologia practice, II, p. 70, 72, 182; I, p. 160).

⁶² Например («Confession Heivet», 16), говорится: «Не следует при­писывать им (делам) спасение».

⁶³ См. по поводу всего вышесказанного: Schneckenburger. Op. cit., S. 807.

 

⁶⁴ «Если ты не предопределен к спасению, сделай так, чтобы ты стал предопределен к нему», — сказал якобы еще Блаженный Августин.

⁶⁵ Невольно вспоминается изречение Гёте, имеющее, по существу, то же значение: «Как познать самого себя? Только не путем наблю­дения над собой, а отдаваясь делу. Попробуй исполнить свой долг и сразу узнаешь себе цену. В чем же твой долг? В требовании дня».

⁶⁶ Ибо хотя для Кальвина и не подлежит сомнению, что «святость» должна быть воплощена во внешнем образе (Inst. christ. rel., IV, I, § 2, 7, 9), для человеческого ума граница между святым и не­святым остается непознаваемой. Нам надлежит только верить в то, что там, где слово Божье возвещается во всей своей чистоте внутри церкви, организованной и управляемой по законам его, есть и из­бранники, хотя они могут быть и не узнаны нами.

⁶⁷ Кальвинистское благочестие — один из многих известных истории религии примеров того, как логически и психологически опосредо­ванные выводы из определенных религиозных идей влияют на практику религиозного поведения верующих. Логическим выводом из учения о предопределении должен бы быть, конечно, фатализм. Однако под влиянием идеи «испытания избранничества» психоло­гическое воздействие этой концепции оказалось прямо противопо­ложным. (Как известно, сторонники Ницше, основываясь на по­сылках, не отличающихся в принципе от названных выше, при­писывают идее вечного возвращения положительное в этическом смысле значение.) Однако здесь речь идет об ответственности за будущую жизнь, которая не связана с действующим лицом каким-либо континуумом сознания, тогда как пуританин говорит: «tua res agitur» — «за тебя говорят твои дела». Соотношение между избран­ничеством и деятельностью избранника хорошо показано (в терми­нологии того времени) уже у Хорнбека (см.: Theol. pract., vol. 1, p. 159); electi (избранные) именно в силу своего избранничества не подвержены фатализму, они утверждают факт избранничества именно тем, что отвергают фаталистические выводы: «Само избран­ничество побуждает их к активной деятельности в рамках их про­фессии». Сплетение практических интересов устраняет логически как будто неизбежные фаталистические выводы (которые, впрочем, время от времени делаются). С другой стороны, однако, идейное содержание религии — примером может служить кальвинизм — имеет несравненно большее значение, чем склонен считать, на­пример, Уильям Джеймс (см.: James W. The varieties of religi­ous experience, 1902, p. 444). Именно значение рационального на­чала в религиозной метафизике с классической ясностью обнару­живается в том грандиозном воздействии, которое оказывала на практическую жизнь идейная структура кальвинистского понятия о Боге. Если пуританский Бог играл в истории такую роль, как мало кто из богов до и после него, то это произошло именно бла­годаря тем его атрибутам, которыми снабдила его сила идеи. (Впрочем, «прагматическая» оценка, которую Джеймс дает рели­гиозным идеям по степени их испытания жизненной практикой, не что иное, как порождение идейной атмосферы пуританской ро­дины этого выдающегося ученого.) Религиозное переживание как таковое, конечно, иррационально, подобно всякому иному пере­живанию. В своей высшей мистической форме оно является пере­живанием (по преимуществу) и — как очень хорошо показал Джеймс — отличается абсолютной некоммуникабельностью; оно носит специфический характер и выступает в качестве знания,

 

хотя и не может быть адекватно выражено посредством нашего языкового и понятийного аппарата. Верно и то, что любое рели гиозное переживание теряет свое значение по мере того, как делается попытка дать ему рациональную формулировку, и тем больше, чем лучше удается формулировать его в понятиях. В этом коренится причина трагических конфликтов всего рационального богословия, что осознали уже в XVII в. баптистские секты. Однако эта ирра­циональность, свойственная, впрочем, отнюдь не только религиозному «переживанию», но и (в различном смысле и степени) любому, не уменьшает значения весьма важного в практическом отношении вопроса о характере той системы идей, которая как бы конфискует в своих интересах непосредственное религиозное «переживание» и направляет его в нужную ей колею, ибо в соответствии с харак­тером этой системы в эпоху интенсивного влияния церкви на всю жизнь людей и бурного развития в рамках церкви догматических интересов складываются столь важные в практическом отношении различия этических выводов, существующие между многочислен­ными религиями земного шара. Каждому, кто знаком с историче­скими источниками, известно, сколь неимоверно интенсивен (по нашим современным масштабам) был в эпоху великих религиозных войн интерес к церковной догматике не только в кругах духовенства, но и среди мирян. Этому можно уподобить разве что, по существу, столь же суеверные представления современного пролетариата о могуществе «науки» и достоверности ее выводов.

⁶⁸ На вопрос: «Не является ли корыстью или синергизмом наше стрем­ление обрести спасение?» — Бакстер (The saints everlasting rest,

... 1,6) отвечает: «Оно действительно корыстно, если мы видим в нем награду за совершенные труды... В противном случае это такая же корысть, как та, которую предписывает нам Христос, а если искать Христа означает корысть, то я хочу быть корыстным». Впрочем, многие, кальвинисты, считавшиеся ортодоксальными, впадают в грубый «синергизм». По Бейли (Praxis pietatis, p. 262), земную кару можно отвратить подачей милостыни. Некоторые другие богословы советовали отверженным творить добрые дела в надежде на то, что это, быть может, смягчит их мучения; а из­бранным — в уповании на то, что любовь к ним Бога будет тогда не беспричинной, a ob causam (обоснованной), что так или иначе будет вознаграждено. Известные уступки в вопросе о значении добрых дел и их влиянии на степень блаженства сделаны и в Апо­логии (см.: Schneckenburger. Op. cit., S. 101).

⁶⁹ И здесь мы вынуждены для выявления характерных отличий об­ратиться к «идеально-типическим» понятиям, которые в известном смысле безусловно искажают историческую действительность; однако в противном случае из-за бесчисленных оговорок вообще невоз­можно было бы дать отчетливую формулировку. В какой мере резко подчеркнутая здесь противоположность по существу своему относительна — вопрос, требующий специального рассмотрения. Само собой разумеется, что и официальное католическое учение уже в средние века разработало идеал систематического освящения всей жизни. Однако столь же несомненно, во-первых, что повсе­дневная церковная практика католицизма посредством своего наи­более действенного дисциплинарного средства — исповеди — спо­собствовала установлению охарактеризованного нами в тексте «не­систематического» образа жизни; во-вторых, что средневековому католицизму мирян, безусловно, была чужда основополагающая

 

 

черта кальвинизма — холодная ригористическая трезвость и отъ-единенность верующего, полностью предоставленного самому себе.

70 Абсолютно преобладающее значение этого момента постепенно станет, как уже указывалось выше, очевидным в статьях «Хозяй­ственной этики мировых религий».

71 В известной степени эта возможность предоставлялась и лютера­нину. Лютер не хотел искоренять этот остаток сакраментальной магии.

⁷² См., например: Sedgwick. Buss- und Gnadenlehre (нем. перев. Рёшера, 1689). Преисполненный раскаяния грешник располагает «твердыми правилами», которых он строго придерживается и в со­ответствии с которыми он строит свою жизнь и свое поведение (S. 591). Он живет разумно, бдительно и осторожно, соблюдая закон (S. 596), это может быть достигнуто лишь посредством пол­ного перерождения человека в результате избрания его к спасению (S. 852). Подлинное раскаяние всегда находит свое отражение в поведении обращенного (S. 361). Различие между добрыми де­лами в «моральном» значении и «opera spiritualia» (духовными делами) заключается, как указывает, например, Хорнбек (Op. cit., vol. I, IX, cap. 2), именно в том, что последние являются следст­вием возрожденной жизни, что (vol. I, S. 160) в этих действиях обнаруживается то постоянное преуспеяние, которое может быть даровано лишь сверхъестественным воздействием божественной благодати (S. 150). Понимание святости как преображения всего человека благодаря нисхождению на него божественной благодати (S. 190 f.) принадлежит к тому кругу идей, который является общим достоянием протестантизма и, вне всякого сомнения, обна­руживается также и в высших идеалах католицизма. Однако прак­тические выводы из этих идей были сделаны лишь в тех пуританских течениях, важным компонентом которых был мирской аскетизм, и лишь в этих рамках названные идеи обрели достаточно высокие психологические награды.

⁷³ Правда, в Голландии это наименование первоначально выводилось из представления о жизни «возвышенных», точно (prazis) выпол­нявших предписания Библии (так, например, у Фоэта). В некоторых случаях, впрочем, «методистами» называли в XVII в. и пуритан.

⁷⁴ Ибо, как подчеркивают пуританские проповедники (см., например: Benyan. The Pharisee and the Publican. — In: Writings of Pur. div., p. 126), любой единичный грех уничтожает все «заслуги», накопленные «добрыми делами» всей жизни, — даже если допустить невероятную мысль, будто человек сам по себе способен совершить нечто такое, что Бог должен счесть его заслугой, или будто чело­век способен действительно вести совершенную жизнь. Дело в том, что здесь не подводится, как это делается в католичестве, своего рода общий баланс — образ, хорошо известный уже в древности, — но выдвигается суровая дилемма: избранничество или отвержен­ность заполняет всю жизнь. О «подведении баланса» см. прим. 103.

⁷⁵ В этом и заключается отличие от простой Legality (Законности) и Civility (Любезности), которых Беньян помещает в качестве друзей мистера Wordly-Wiseman (Светского мудреца) в город, носящий наименование Morality (Моральность).

⁷⁶ См.: Charnock. Self-examination. — In: Writings of Pur. divines, p. 172: «Рефлексия и самопознание — прерогатива рациональной натуры». И к этому примечание: «"Мыслю, следовательно, суще­ствую" — первый принцип новой философии».

 

 

77Здесь преждевременно ставить вопрос о близости теологии Дунса Скота — никогда не пользовавшейся полным признанием, всегда лишь терпимой, иногда объявлявшейся ересью — известным чертам аскетического протестантизма. Последующую специфическую анти патию пиетистов к философии Аристотеля разделял, хотя в несколько ином аспекте, Лютер, а также Кальвин, сознательно противопо ставлявший в этом вопросе свои взгляды католицизму (см.: Insl Christ, rel., II, с. 2, S. 4; IV, с. 17, S. 24). Всем этим направлениям свойственно утверждение «примата воли», по определению Каля. 78Подобное же определение смысла аскезы дано в статье «Аскеза» католического «Церковного лексикона», что полностью соответствует высшим формам ее исторических проявлений. То же мы видим у Зеберга (см.: Religionsenzyklopadie fur prot. Theologie und Kirche). Мы считаем дозволенным пользоваться понятием аскезы для цели нашего исследования именно в таком его значении. При этом мне хорошо известно, что толкование его может быть — и обычно бы вает — иным, как более широким, так и более узким. 79В «Гудибрасе» (поэма С. Батлера. — Перев.) — песня 1; 18, 19 пуритане сравниваются с францисканцами. В докладе генуэзского посла Фиески армия Кромвеля называлась сборищем «монахов». 80Поскольку я настойчиво подчеркивал наличие внутренней связи между внемирской монашеской аскезой и мирской аскезой про­фессионального призвания, меня чрезвычайно изумило то, что Брен-тано (op. cit., p. 134 f.) счел возможным выдвинуть в качестве аргумента против моей концепции свой тезис О значении трудовой аскезы монахов, на которую он советовал обратить должное вни­мание. В этом — кульминация всего его «экскурса», направлен­ного против меня. Между тем легко убедиться, что именно эта преемственность является основной предпосылкой всего моего построения: Реформация перенесла рациональную христианскую аскезу и методику жизненного уклада из монастырей в мирскую профессиональную жизнь. См. последующие замечания, оставлен­ные мною в данном издании без изменения.

81См. многочисленные отчеты о допросах еретиков-пуритан у Нила (N е а 1 D. The history of the Puritans. L., 1730) и Кросби (Crosby Т. The history of the English Baptists, 1738—1740). 82Уже Санфорд (Sanford. Op. cit.) —как и многие другие до и после него — выводил идеал «reserve» (сдержанности) из пуританиз­ма. Об этом идеале см. также замечание Дж. Брайса об американ­ском колледже во втором томе его «American Commonwealth» (1880). Аскетический принцип «самообладания» послужил причиной того, что пуританизм стали считать одним из факторов, создавших со­временную военную дисциплину. (О Морице Оранском как создателе современной армии см.: Roloff G. — «Preuss. Jahrb.», 1903, Bd. Ill, S. 255.) Кромвелевские «ironsides» («железнобокие»), которые во весь опор с поднятым пистолетом в руке неслись на врага, не стреляя без приказа, превосходили «кавалеров» отнюдь не дервише-подобной страстностью, а трезвым самообладанием и следованием воле командира, тогда как «кавалеры» в ходе своих стремительных рыцарских атак лишь распыляли свои силы. Об этом см. в книге: Firth. Cromwells army. 1902.

83См. в первую очередь: Windelband W. Dber Willensfreiheit, 1904, S. 77 f.

84Но не в столь чистом виде. Созерцание, часто эмоционально окрашен­ное, нередко переплеталось с этими рациональными элементами.

 

Однако и созерцание в свою очередь методически регламентировалось. 85 По Ричарду Бакстеру, греховно все, что противоречит данному нам богом «reason» (разуму), устанавливающему нормы поведения: не только сами по себе греховные страсти, но и лишенные чувства меры или смысла аффекты как таковые, ибо они уничтожают «counte­nance» (самообладание) и в качестве чисто тварных переживаний отвлекают нас от рационального соотнесения с Богом всех деяний и ощущений и тем самым оскорбляют его. См., например, то, что сказано о греховности гнева в «Christian directory» (1678, I, p. 285), где в связи с этим цитируется Таулер (р. 287). Там же говорится о греховности страха (р. 287) и всячески подчеркивается, что в том случае, если аппетит становится «нормой или мерой в еде» (I, р. 310, 316 f.), он приводит к обожествлению рукотворного (idolatry). Во всех этих местах цитируются в первую очередь Притчи Соломоновы, но также «De tranquillitate animi» («О спокойствии духа») Плутарха и нередко также средневековая аскетическая литература — произ­ведения св. Бернарда, Бонавентуры и др. Вряд ли можно было бы резче подчеркнуть противоположность жизненному принципу, вы­раженному в словах: «Кто не любит вина, женщин и песен...», чем это сделано самим фактом распространения понятия idolatry на все чувственные радости жизни, за исключением тех, которые находят себе оправдание в соображениях гигиенического порядка: в этом случае они считаются дозволенными (подобно спорту и другим «recreations» в указанных границах). Об этом мы еще скажем ниже. Мы обраща­ем внимание на то, что использованные нами в данном случае и в других местах источники не являются ни догматическими, ни нази­дательными произведениями; они задуманы как практические руковод­ства для спасения души и поэтому могут служить хорошей иллюст­рацией этой практики.

⁸⁶ Укажем вскользь, что было бы чрезвычайно прискорбно, если бы в нашем исследовании кто-либо усмотрел какую-нибудь оценку той или другой формы религиозности. Это нам совершенно чуждо. Здесь речь идет только о воздействии определенных сторон религиозности, которые, будучи подчас с чисто религиозной точки зрения периферий­ными, имеют первостепенную важность для практического поведения верующих.

⁸⁷ По этому вопросу см. прежде всего статью «Моралисты английские», написанную Э. Трельчем для 3-го издания «Realenz. fiir protest. Theologie und Kirche».

⁸⁸ Насколько сильным было воздействие вполне конкретных религиоз­ных идей и ситуаций, которые часто воспринимаются как «историчес­кие случайности», становится особенно очевидным из того, что внутри выросшего на реформатской почве пиетизма часто раздавались прямые сожаления по поводу отсутствия монастырей и что «ком­мунистические» эксперименты Лабади (теолог и проповедник XVII в.— Перев.) и других были не чем иным, как простым суррогатом монастыр­ской жизни.

⁸⁹ Причем мы находим это уже в целом ряде исповеданий времени Реформации. Ричль (см.: Pietismus, I, S. 258 f.), невзирая на то что он рассматривает дальнейшую эволюцию как искажение идей Рефор­мации, не оспаривает того, что в Conf. Call., 25, 26; Conf. Belg., 29; Conf. Helv. post, 17, «устанавливаются чисто эмпирические признаки реформированной церкви и что верующие допускаются в эту истин­ную церковь не без учета элементов нравственной активности* (см. выше, прим. 43).

 

⁹⁰ «Слава Богу — мы не принадлежим к большинству» (см.: Adam Th. — In: Writings of the Puritan divines, p. 138).

⁹¹ Имеющая столь важное историческое значение идея «birthrighu (права первородства) получила тем самым серьезную поддержку в Англии: «Первенцы, записанные на небесах... Поскольку первенцы не утратят наследия своего и внесенные в скрижали имена никогда не будут оттуда изъяты, они, несомненно, унаследуют вечную жизнь (Adams Th. — Ibid., p. XIV).

⁹² Лютеранская склонность к покаянию и раскаянию чужда аскетичес кому кальвинизму, если не в теории, то на практике, ведь для кальви­ниста раскаяние не имеет этического значения; отверженному оно бесполезно, а для уверенного в своей избранности грех, в котором он признается, служит симптомом поворота вспять его развития и неполноты освящения: он не кается в грехе, он его ненавидит и стре мится преодолеть делами своими во славу Божью. Ср. по этому пово ду высказывания Хоу, капеллана Кромвеля в 1656—1658 гг., в «OI men's enmity against God and of reconciliation between God and Man» (Writ, of Pur. div., p. 237):«Плотский разум есть враг Бога. Поэтому надлежит изменить разум не только спекулятивный, но и практичес кий, и активный». Там же, с. 246, 251: «Примирение должно начать ся с 1) глубокой уверенности в вашей былой враждебности Богу... Я отступился от Бога... 2) ясного и живого понимания... чудовищной неправедности и нечестивости этого». Здесь речь идет лишь о нена висти к греху, но не к грешнику. Но достаточно обратиться к знаме нитому письму герцогини Ренаты д'Эсте, матери Леоноры (Элеоно­ра д'Эсте послужила прообразом гётевской Леоноры в его драме «ТоркватоТассо». — Перев.), к Кальвину, где она среди прочего пишет, что «возненавидела» бы отца или мужа, если бы удостоверилась в том, что они принадлежат к числу отверженных, чтобы убедиться в факте перенесения греха на совершившего его человека; одновремен­но это письмо служит иллюстрацией того, что выше говорилось о внутреннем освобождении индивида от «естественных» уз благодаря учению об избранности.

⁹³ Оуэн индепендент и кальвинист, вице-канцлер Оксфордского универ­ситета при Кромвеле, следующим образом формулирует этот прин­цип: «Принимать в видимую церковь или считать членами ее следует лишь тех, кто по всем признакам является возрожденным и святым. Там, где правило это не соблюдается, утрачивается сама сущность церкви^ (Inv. into the origin of Evang. Church). См. также след. статью.

⁹⁴ См. след. статью.

⁹⁵ См.: Catechisme genevois, p. 149; Bailey. Praxis pietatis, p. 125: «В жизни мы должны поступать так, как будто никто, кроме Моисея, не имеет над нами власти».

⁹⁶ «Реформатам Закон представляется идеальной нормой, лютера­нина же Закон подавляет как недосягаемая норма». В лютеровском катехизисе Закон всегда предшествует Евангелию для того, чтобы про­будить должное смирение, в реформатских катехизисах Закон всегда следует за Евангелием. Реформаты упрекали лютеран в том, что они «больше всего боятся стать святыми» (Мёлер), лютеране порицали реформатов за «рабское законопочитание и гордыню».

⁹⁷ См.: Studies and illustrations of the Great Rebellion, 1858, p. 79.

⁹⁸ К ним в первую очередь относится обычно совершенно игнорируемая пуританами Песнь Песней, чья восточная эротика сыграла известную роль в развитии того типа благочестия, одним из представителей которого был св. Бернард.

 

⁹⁹ О необходимости подобного самоконтроля см., например, уже цити­рованную проповедь Чернока о Втором послании к коринфянам, 13, 5 (Writings of Pur. div., p. 16).

¹⁰⁰ Большинство богословов-моралистов рекомендуют это. Об этом говорит и Бакстер (Christian directory, II, p. 77), который, правда, не отрицает связанной с этим «опасности».

¹⁰¹¹ Подобная нравственная бухгалтерия была, разумеется, широко распространена и вне кальвинизма. Однако она не акцентировалась как единственное средство познать извечное решение о предопределе­нии к спасению или к гибели, и поэтому с ней не связывалась психо­логическая награда за тщательную и добросовестную «калькуляцию».

⇐ Предыдущая11121314151617181920Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: