Глава III. Империя Каролингов, норманны и венгры.

 

Государство Карла Великого абсолютно лишено было внутреннего единства, - оно явилось лишь делом династии (Каролингов), семьи Арнульфа. По германскому закону наследования все сыновья пользовались одинаковыми правами на это семейное владение; попытка (817 г.) изданием эдикта о престолонаследии согласовать единство государства с правом наследования привела лишь к семейным распрям. Эти внутренние раздоры династии в свою очередь способствовали полному развитию и победе нового политического принципа ленного права я окончательно уничтожили старый принцип - союз подданных, который при Карле еще господствовал, хотя и теоретически. Сыновья Людовика Благочестивого, боровшиеся со своим отцом и друг с другом, должны были стараться приобрести приверженцев; получали они их ценой отказа от сохранившегося до того времени понятия о государственной должности: если теперь король назначал графа, то он уже не являлся более чиновником, которого можно было сменить, а назначение это рассматривалось как пожалование леном. Король не мог по своему усмотрению взять его обратно, а если после смерти такого графа оставался сын, то последний заявлял о своем желании занять место отца и получить в лен то же графство. Это логически вытекало из природы вещей: так как фактического контроля графского управления со стороны центральной власти почти не существовало, то только тесная связь графства с личными и семейными интересами графа могла в известной степени служить порукой приемлемых отношений и ставить границы слишком беззастенчивым злоупотреблениям. Меньше же всего могла подчиняться сменяемым чиновникам военная организация, построенная на вассальстве и ленной системе.

Но с превращением графств в лены королевская власть утратила свой былой авторитет. Снова создалось такое положение, как при последних Меровингах. Король Пипин и Карл Великий смогли восстановить и сохранить королевский авторитет благодаря тому, что они соединили под единой властью громадное государство. Граф, не исполнявший их приказов, должен был опасаться их немилости. Графы же Людвига Немецкого и Карла Лысого, а тем более их преемников, выполняли королевские приказы лишь постольку, поскольку это им было желательно. Короли не имели даже возможности проявлять строгость по отношению к отдельным графам: последним защитой служила сословная честь других графов, к помощи которых король вынужден был обращаться при возникновении раздоров внутри династии.

Та же ленная система, которая ранее создавала государству Каролингов квалифицированное войско, теперь служила причиной его распада.

В этот момент в Западной Европе появился новый страшный враг - последние остатки варваров-германцев, пребывавших еще в первобытном состоянии, - язычники-норманны.

По вопросу о том, почему франки, столь могущественные до тех пор, не смогли защитить свою страну от норманнов, выдвинуты были самые разнообразные предположения; говорилось даже об уменьшении народонаселения вследствие многочисленных войн Карла Великого. В действительности же можно предполагать, что отсутствие в продолжении нескольких поколений гражданских войн и затем почти полный мир при Людовике Благочествивом, до 830 г., значительно способствовали и процветанию страны в хозяйственном отношении и росту ее населения.

Но именно благодаря небольшим требованиям, предъявляемым Карлом к отдельным сельским округам (Gau) в отношении контингента войск, а также благодаря спокойствию, царившему при Людовике, военным опытом и военными способностями стали обладать лишь чрезвычайно ограниченные круги. Пока существовала центральная власть, пользовавшаяся неограниченным авторитетом, все же можно было собрать значительное войско. Но с тех пор как центральная власть утратила свой авторитет, а король зависел от доброй воли графов, епископов и вассалов, собрать призываемых из более отдаленных областей стало невозможно.

Здесь создались такие же условия, как в Римской империи после прорыва лимеса. Армии норманов несомненно были не сильнее, а скорее даже слабее, чем некогда германские армии, опустошавшие в IV и V вв. римские провинции. Викинги пришли из Дании и Норвегии - стран малых и неплодородных, которые ни в коем случае не могли кормить многочисленное население. Возможно, в этих походах иногда принимали участие и шведы, но их взоры тогда направлены были, главным образом, в противоположную сторону: под именем варягов они покорили Россию и в Константинополе встретились со своими соплеменниками, приплывшими туда на ладьях через Гибралтар и Средиземное море. Норманны навели страх на Европу не своей численностью, а тем что в их лице как бы вновь появились те же дикие, воинственные германцы, перед которыми дрожал древний Рим, когда вторглись кимвры и тевтоны, и которые через полвека окончательно сокрушили Римскую империю

Ход событий виден отчетливее всего в истории англосаксов. Здесь король Экберт, когда начались набеги викингов, как раз завершил слияние отдельных англосаксонских государств на Британских островах в единое королевство (в 827 г.). Можно было ожидать, что крупное германское государство с легкостью сумеет оборониться от кучки морских разбойников. Но от той военной мощи, при которой их предки четырьмя веками ранее завоевали остров и покорили кельтов, уже не осталось и следа. В дальнейшем мы подробнее рассмотрим ход событий, как, в конце концов, прежнее германские завоеватели подпали здесь под полное владычество сперва датчан, а затем офранцузившихся норманнов.

Менее пострадали франкские государства, в которых, благодаря условиям ленной зависимости, сохранилось больше военной силы, чем у англосаксов. Но и франкских ленных войск было недостаточно, чтобы отразить нападение викингов. Прежде всего Карл Великий не обладал, по выражению Ранке, половиной всякой военной силы, а именно - морской силой. Он сам сознавал этот недостаток и велел строить корабли (в 800 г.), но, вероятно, их успели построить немного, ибо, когда в 810 г. на 200 кораблях снова появились норманны, они безнаказанно разорили Фрисландию. При Людовике Благочестивом, когда, казалось бы, было достаточно времени и средств для создания морской силы, для этого ничего не было предпринято, а во время разразившихся затем гражданских войн такое напряжение, какого требовала постройка флота, было невозможно. Обладание флотом и искусство управлять им давали норманнам возможность неожиданно появляться то у одних, то у других берегов - и пусть их было всего лишь несколько тысяч человек, но сколько времени уходило на то, чтобы собрать вместе и привести несколько тысяч вассалов! Раньше чем эти войска приходили, неприятель давно уже успевал удалиться с добычей. Поэтому для более отдаленных графов легко возникал соблазн не начинать похода, связанного с крупными расходами, оставаться дома и беречь силы своего графства.

Однажды для обороны от страшного врага призвали и крестьян, но хотя их собралось несметное количество, норманны, как передает хроникер, истребили вооруженную, но совершенно необученную военному делу простую толпу, вырезав ее, как скот72. Крестьяне, рипуарские франки, при столкновении сейчас же обратились в бегство.

Норманны сожгли Кельн и Аахен, дошли до Кобленца и даже до Трира и, наконец, в то время как император Карл III находился в Италии, осадили Париж. Одновременно с этим берега Средиземного моря, особенно Италии, подверглись нападению сарацинских пиратов, разграбивших Неаполь и собор св. Петра в Риме.

До этого момента события вполне понятны. Достаточно вспомнить, как беспомощен был древний Рим против набегов германских орд, малочисленность которых нам теперь известна. Но трудно объяснить себе, каким образом не могли осилить норманнов даже тогда, когда удавалось собрать военные силы всей империи, причем норманны, вместо того чтобы возвращаться к своим кораблям, принимали сражение.

Прежним нападениям и опустошительным набегам норманнов благоприятствовало их превосходство на море (благодаря которому они могли неожиданно появляться всюду), а также раздоры внутри династии и междоусобные войны франков. Наконец, империя вновь объединилась под властью Карла III, сына Людвига Немецкого. Теперь казалось бы, наступил момент, когда следовало ожидать, что удастся собрать большое войско, которое сокрушило бы норманнов при первой же встрече. Но этого не случилось.

Уже однажды Карл III в качестве короля остфранкского государства, Лотарингии и Италии собрал большую армию и повел ее против норманнов, разбивших укрепленный лагерь при Ашлоо (Эльслоо) на р. Маас. Так как даже итальянцы прислали подкрепление, то можно предположить, что франкская армия действительно была внушительных размеров. Но, вместо того чтобы пойти в наступление против норманнов, Карл заключил с ними договор, по которому их вождь Готфрид дал себя крестить, женился на каролингской принцессе и получил в качестве места поселения для себя и своих войск (Schien) часть Фрисландии; кроме того было заплачено 2 412 фунтов золота и серебра (882 г.). По свидетельству современников, армия выказала недовольство этим соглашением и предпочла бы сражаться. Во всяком случае, можно полагать, что император и его советники считали, что мирное присоединение норманнов к государству принесет ему большую пользу, чем стоявшая все же под сомнением победа.

Но такое объяснение событий с политической точки зрения отпадает при рассмотрении событий под Парижем. Карл, собрав все военные силы империи, появился на правом берегу Сены и занял Монмартр. Норманны отошли на левый берег; но здесь они удержались. Теперь, казалось бы настал момент для большого и решительного сражения. Но Карл на это не отважился, а заключил с норманнами новый договор, по которому он обязался дать им 700 фунтов серебра в виде выкупа за Париж и предоставил им для зимних квартир Бургундию, выбравшую графа Бозо королем и желавшую отколоться от империи.

Современники приписали всю вину за этот позорный договор совершенно неспособному, трусливому королю и объявили его приближенных изменниками. Возмущение было так велико, что вскоре после этого Карл III был свергнут. Однако, с точки зрения военно- исторической дело этим не исчерпывается. Не подлежит никакому сомнению, что этот Карл отнюдь не походил на героя, но если бы войска и их вожди проникнуты были безусловной верой в победу, то среди франкских магнатов наверное нашлись бы такие, которые, опираясь на свой авторитет, могли бы заставить императора назначить герцога, который повел бы их в бой.

Мы должны постараться разобраться и в тех моментах, которые могут служить объяснением решения императора, принятого им наверное не без обсуждения в военном совете.

Иногда, правда, франкским королям удавалось победить норманнов, как, например, несколькими годами ранее королю Людовику Заике при Сокуре(881 г.) и королю Арнульфу, преемнику Карла III, при Левене десятью годами позже (891 г.). Но эти победы, в том числе и второе столь прославленное сражение, не могли иметь большого значения, ибо, если даже рассматривать как неуместное хвастовство сообщение летописца, будто бы франки вообще потеряли всего одного воина, то во всяком случае никаких значительных прямых последствий это сражение не имело. Уже через несколько недель норманны снова укрепились на том же месте, где они только что потерпели поражение, и оттуда совершили грабительский набег до Бонна, а затем и на Арденны.

Для сравнения следует привести образ действий короля Генриха I Саксонского, поколением позже против других варваров - венгров, угнетавших тогда все западные страны. Генрих, оставивший после себя славу могучего монарха, предпочел в течение 9 лет платить венграм ежегодную дань и этим даже не обеспечил безопасность всей империи, а только своего герцогства - Саксонии. Нельзя предполагать существенного различия между военными способностями немцев в 924 г. и франков в 886 г. Таким образом, мы должны выяснить и раз навсегда считать исходной точкой нашего исторического понимания тот факт, что объединенных сил громадной каролингской империи и еще достаточно крупных образовавшихся из нее отдельных королевств еле хватало на то, чтобы кое-как поддерживать равновесие в борьбе со вторгшимся мелким варварским народцем. Поэтому победа в каждом отдельном случае зависела от случайных обстоятельств и, главным образом, от личности вождей. Венгры были, в конечном итоге, разбиты в открытом бою Оттоном Великим, сильной рукой собравшим военные силы всей Германии. Норманны же ни разу не потерпели настоящего поражения; часть их окончательно осела на Британском острове, другая часть, под властью герцога Ролло, поселена была в 911 г. у устья Сены согласно договору, заключенному с той же целью, какую преследовал Карл III при заключении договора в Эльслоо (не считая более ранней попытки). После принятия в течение X в. Данией и Норвегией христианства остатки этих народов были также включены в семью культурных народов Западной Европы и понемногу утратили свой опасный, чисто воинственный характер.

Таким образом, морские походы викингов - не только по происхождению и характеру, но также и по своим результатам совершенно аналогичны нашествиям германцев во время Великого переселения народов; часть их участников, в конце концов, поселилась в опустошенных дотла областях. Но различаются они в том отношении, что Франкская империя не была так беззащитна, как некогда Римская. С тех пор как исчезли постоянные кадры дисциплинированных легионеров, римляне едва ли могли создать из своей среды более или менее боеспособное войско; они не могли обороняться иначе, как посылая в бой одних варваров против других. Когда Гензерих напал на Карфаген, его защитниками были готы; с помощью герулов, лангобардов и гуннов Нарсесс победил готов. Франкское, англосаксонское и позже германское государства боролись с норманнами и венграми, побеждая или терпя поражения, во всяком случае собственными силами и войском из своего города. Если бы, как предполагали раньше, франкская армия еще при Карле Великом была крестьянской; если бы, другими словами, общая масса населения была хорошо подготовленной и боеспособной, то было бы совершенно необъяснимо, почему уже спустя одно поколение после смерти императора этот же многомиллионный народ не сумел обороняться от варварских нашествий. В каролингской империи даже среди германских племен боеспособностью обладал лишь ограниченный слой населения. Уже армии Карла Великого, как мы видели выше, были весьма малочисленны; поэтому и его правнуки не могли собрать крупные боеспособные армии, а только более или менее многочисленные отдельные отряды рыцарей.

Вернемся еще раз к положению Карла III во время осады Парижа. Уже в продолжение почти целого года (с ноября 885 г.) стояли норманны под городом, жестоко штурмовали его и временами окружали таким плотным кольцом, что проникнуть внутрь и выбраться наружу можно было только либо тайком, либо силой Париж был уже большим городом.

Если сообщения хроник, что норманнов было 30 000 или даже 40 000 человек, лишены основания, то все же их армия была довольно многочисленной, и когда Карл подошел со своим войском для снятия осады, то норманны не приняли сражения в отрытом поле, а отступили в укрепленный лагерь на левом берегу Сены Итак, перед франками стояла задача либо взять этот лагерь штурмом, либо окружить его и взять измором. Имел ли бы штурм какие-либо шансы на успех, остается под большим сомнением. Представим себе Юлия Цезаря в аналогичном стратегическом положении; нет сомнения, что он окружил бы неприятельскую армию и палисадами и измором принудил бы ее, в конце концов, сдаться. Для этого необходимо было располагать запасами провианта на достаточно долгий срок; казалось бы, что и император франков имел полную возможность перебросить все нужные припасы по прекрасным водным артериям Рейна и его притоков. Но для этого недоставало необходимых административных предпосылок. Не надо забывать, что призыв вассалов при Каролингах построен был на принципе, что каждый отряд сам подвозит свое довольствие. Карл уже с августа 886 г. находился поблизости от Парижа, между тем сбор закончился лишь в ноябре; очевидно, отряды собирались весьма медленно. Когда прибыли последние отряды, то первые уже успели уничтожить свои трехмесячные запасы продовольствия. Не было опытных и находчивых поставщиков, которые сумели бы за наличные деньги извлечь от населения даже небольшие запрятанные запасы и организовать подвоз из более отдаленных областей. Приказы о поставках из ближайших, дотла опустошенных норманнами, окрестностей Парижа ни к чему не привели, а на далеком расстоянии от театра военных действий король не пользовался достаточным авторитетом, чтобы его именем можно было силой реквизировать и доставить имеющиеся запасы.

Если вернуться к временам Карла Великого, то мы увидим, что условия войны по существу были те же, - тем не менее из этого нельзя вывести заключение, что и при таком могущественном монархе могло случиться нечто подобное. Хотя с точки зрения военной техники изменения, происшедшие в промежуток времени между ним и его правнуком, и были ничтожными, но тем значительнее они были в политическом отношении, и от этого политического момента зависели также отдельные военные действия. При Карле Великом не дошло бы до осады Парижа и до выкупа его у неприятеля, так как с самого начала последний встретил бы другой отпор. Норманны обязаны своими военными успехами не только своей собственной необузданной храбрости, а прежде всего разладу среди франков, распаду империи, междоусобной войне. Первые победы и успехи, доставшиеся им благодаря этим обстоятельствам, дали им все более усиливавшийся моральный перевес и уверенность. У франков было как раз наоборот: не только потому, что они были преисполнены неописуемым страхом перед неистовыми берсеркерами, но прежде всего и потому, что авторитет королевской власти, даже и после восстановления единой империи, надолго оставался парализованным. В истории войны Цезаря в Галлии мы установили, что одна из самых существенных причин побед римлян заключалась в их превосходстве в административном отношении. Точно так же последней и решающей причиной постыдного соглашения Карла III с норманнами под Парижем вероятно послужило не что иное, как административная неспособность связанной феодализмом королевской власти в продолжение зимы прокормить армию, собранную с такими усилиями. Карл Великий обладал еще достаточной властью над своими графами, чтобы держать в своих руках армию и заставить графов дать необходимые для нее припасы.

Во время осады часть осаждавших, под предводительством морского короля Зигфрида, за выкуп в 60 фунтов серебра дала себя уговорить отойти; но лишь только Карл заключил договор с осаждавшими и отступил, как король Зигфрид, узнаем мы, появился снова и, преследуя его, поднялся вверх по течению р. Уазы, Фульдские анналы сообщают, что именно приближение армии Зигфрида побудило Карла заключить договор. Однако, из фактического положения вещей это не вытекает, и вопрос, черпал ли летописец свои сведения из подлинных источников, остается открытым. С таким же успехом можно было бы привести аргументы противоположного порядка, а именно, что приближение новой армии как раз предоставило бы франкам возможность пойти навстречу и дать открытой сражение. Победа дала бы им моральный перевес и повлияла на принятие решение наступать на укрепленный лагерь норманнов под Парижем.

Но так как мы не располагаем достаточно точными данными о фактическом положении вещей, то нет смысла разбираться в таких возможностях. Остается факт, что правитель объединенного королевства франков в своей же стране не отважился наступать на какие-то банды пиратов, проникшие в нее, побороть и наказать их, что в свою очередь служит явным свидетельством крайней военной слабости этого королевства франков.

ОСАДА ПАРИЖА

Кроме кратких сведений в хрониках и летописях, имеется подробное описание осады Парижа в героической поэме лично пережившего эту осаду монаха Аббо73. Его гекзаметры до такой степени вычурны, претенциозны и напыщенны, что смысл их часто еле понятен. К сожалению, в этом повествовании чудеса св. Германа играют большую роль, чем собственно военные события. В сущности, единственные конкретные данные, которые оно дает нам по истории войны, состоят в том, что обе стороны широко пользовались луком и стрелами.

До сих пор, насколько мне известно, все исследователи, как немцы, так в французы74, полагали, что франки с самого начала оставили предместья на правом и левом берегу Сены и защищали только "сйй", - цитадель, расположенную на острове. Мне это представляется, однако, невероятным.

Остров вообще так мал, что на нем никоим образом не могло бы в продолжении года укрываться все население такого большого города, каким по описаниям того времени был Париж; некоторые подробности осады несовместимы с таким предположением; места же, кажущиеся противоречивым, допускают также иное толкование. Вопрос этот связан с вопросом о мостах. Норманны прежде всего повели приступ на башню, прикрывавшую конец одного моста на северном берегу. Когда им не удалось сломить отпор мужественных защитников, они силой восточного ветра направили на мост 3 брандера, которыми посредством канатов управляли с берега.

Это производит впечатление, будто северный берег всецело был в руках осаждавших. Но этот приступ не привел к цели, так как брандеры прибило к каменным быкам моста, и франки их потушили. Через несколько дней (6 февраля 886 г.), на счастье осаждавших, мост разнесло течением реки. Теперь защитники лишены были возможности получить подкрепление. Норманны штурмовали башню одновременно со всех сторон, подожгли ее и, наконец, заняли. Все защитники погибли. Если все это относится, как по всему вышеизложенному приходится заключить, к той же башне и к тому же мосту, которые осаждались с самого начала, то у франков теперь окончательно была порвана связь с северным берегом, и невозможно предположить, чтобы она могла быть восстановлена во время осады. Но дальше мы читаем, что графу Одо, сделавшему вылазку на север к Монмартру (к вершинам Марсовой горы - Монмартру), удалось опять пробиться обратно к воротам (Аббо, II, 195-205), и, когда Карл подошел к городу, он вошел в него с этой стороны. Некоторые исследователи (Мартин, Тараюн, Дальман, Калькштейн) относят эту потерянную башню на мосту к соединению острова с южным берегом. Такое толкование не только весьма насильственно, но против него по существу можно возразить, что если бы речь шла о штурме только крепости на острове (за исключением обоих предмостных укреплений), то все описание осады должно быть иным. Беспрестанно говорится об осадных сооружениях, подвозившихся норманнами, и о снарядах, которые они бросали в город, а один раз рассказывается (Аббо, II, 146-150), как при процессии с реликвиями вокруг стен крепости в голову одного из хоругвеносцев попал камень, брошенный язычником; другой раз (II, 321) упоминаются церкви близ стен, куда спаслись норманны.

Таким образом, отдельные эпизоды этого рассказа можно согласовать только в том случае, если удастся связать защиту северной башни и особенно историю с брандерами с тем, что заодно защищалась Целая часть города на северном берегу Сены. Я считаю это вполне возможным.

Существует документ75, из которого явствует, что Карл Лысый построил в 861 или 862 г. в Париже мост. Является ли документ подделкой или нет - для нас значения не имеет. "Угодно нам вне пределов вышесказанного города, выше земли обители святого Германа, что находится в предместьи, издревле называемом Оксеррским... навести большой мост". Этот мост за пределами города, находившийся на территории монастыря св. Жермена Оксеррского, мог быть построен только на западном конце острова, который в те времена, судя по документам простирался на меньшее расстояние, чем в настоящее время. Неверное предместье могло начинаться дальше к востоку от него. Таким образом, возможно, что норманны спустили свои брандеры на Сену еще между предместьем и мостом и оттуда погнали их восточным ветром к мосту.

Судя даже по тексту документа, такое определение места расположения моста кажется нам единственно допустимым, ибо выражение "вне города" не может относиться к городу на острове, а только к части города на северном берегу. Само собой разумеется, что на острове мост устроен был за пределами города; но особенность этого моста заключалась в том, что он не соединял город на острове с предместьем на берегу, где уже существовал другой мост, а вел с острова на открытое поле вне города. Поэтому он и прикрывался укрепленной башней.

Такое толкование устраняет все затруднения. Мост закрывал въезд в Сену между частями города. Со стороны, обращенной к реке, предместья были, конечно, также защищены стенами. И все же защиту города значительно облегчало то обстоятельство, что для неприятеля заранее отрезана была возможность нападения со стороны реки. Поэтому франки напрягали все силы, чтобы удержать мост и башню. Но и потеря их не имела решающего значения. Сильные атаки, произведенные норманнами до этого, относились во всяком случае не исключительно к этой башне, а ко всему северному предместью около нее. Все свое внимание они сосредоточили на этой башне потому, что казалось, будто бы ее легче всего будет осилить. Но оказанный им энергичный отпор отпугнул их. Поэтому они, несмотря на успех, превратили осаду в простую блокаду и из лагеря разбитого ими теперь на южном берегу, грабили окрестности.

Итак, франки и после потери этого моста с башней, служивших только наружным укреплением, сохранили предместья на правом и левом берегу, связанные мостами с островом, и Аббо позднее был в праве воспевать: "плясали стены, дозорные башни и все мосты". Тарани в статье "Le srnge de Paris par les Normands", стр. 258, толкует строки Аббо (II, 160) в которых идет речь о борьбе, в том смысле, что предместья были заняты норманнами. Это не является необходимым, точно так же как не следует понимать вступление поэмы (I, 10-19) в том смысле, что город расположен был только на острове. Факт тот, что существовали окруженные стенами предместья (II, 322), и нет основания предполагать, что они при осаде сразу же были очищены. Сен-Жермен д'Оксерруа на севере, как и Сен-Жермен де-Прэ на юге, - оба расположены были вне стен.

Примечание ко 2-му изданию. В. Фогель (W. Vogel, Die Normannen und das fi^nkische Reich 1906 г., стр. 39) главную причину военного превосходства норманнов над франками в IX в. усматривает не столько в их большей личной храбрости, сколько в гораздо более строгой организации и боям совершенной тактике норманнской армии, в то время как народная армия франков находилась уже в процессе разложения и преобразования. Правильность этого утверждения заключается в слове "организация", если его верно понимать. Норманны являлись всегда большим скопом, в то время как в феодальном государстве сбор большого войска представлял значительные трудности и всегда требовал много времени. Это связано с сущностью феодальной системы как "организации". Более совершенная "тактика" норманнов - порождение фантазии автора, а "преобразования", происходившие в то время в народной армии франков, не были вызваны ее слабостью; наоборот, если бы они еще не были завершены, т.е. если бы еще сохранились остатки прежней боеспособности народных масс, то тем легче можно было дать отпор норманнам. Роковым оказалось не то, что народная армия франков находила" в "процессе преобразования", а как раз то, что преобразования эти к тому времени уже завершились.

 

 

⇐ Предыдущая89909192939495969798Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: