Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава I. Государственные образования на развалинах империи Каролингов.




 

Великое переселение народов разрушило строгое понятие о древней государственности. Из того факта, что полководцы-варвары благодаря собственной силе захватывают власть, еще не следует, что они в состоянии тотчас же создать новый, проникнутый единой мыслью государственный строй. Как показывают неоднократные расколы, даже самое крепкое из новообразований - франкская монархия - не поднимается выше понятия династического фамильного владения, и это владение было, в конце концов, вырвано из рук первоначального владельца новой восходящей фамилией - Каролингами.

Четыре великих следовавших один за другим правителя из этого рода - Пипин Майордом, Карл Мартелл, Пипин Короткий и Карл Великий - снова восстановили империю, вдохнули в нее частицу единой государственной мысли и, наконец, раздвинули ее границы до размеров западного царства. Но после смерти Карла Великого королевство Каролингов распалось еще быстрей, чем некогда королевство Меровингов.

Предпринятая его сыном попытка при помощи закона о престолонаследии (817 г.) удержать государство от распада окончилось неудачей. Слишком сильны были центробежные элементы в этом полном противоречий государстве.

Вопрос, почему, собственно, преемники Карла утвердились на менее долгий период, чем преемники Хлодвига, тогда как король оставил после себя более могущественное и в духовном отношении выше стоящее государство, чем Хлодвиг, этот вопрос до сих пор ставили в неправильной плоскости, так как на него не было никакого ответа. Я думаю, что теперь ответ ясен. Замена народного ополчения вассальным войском, которая при Меровингах только намечалась, при Карле Великом была уже завершена. Но как только королевский авторитет был Поколеблен, вассалы, преданные своему прямому ленному владельцу и кормильцу, Тотчас же передавали реальную власть в руки крупных владетельных родов, имевших в своих руках графские должности. Стоило только при сыновьях и внуках Людовика Благочестивого начаться дележу и внутренним раздорам, как эти графы и разложили государство.

Из развалин опять возникло новое королевство, но уже не единое, а несколько различных и разнородных государств - Германия, Франция, Бургундия и Италия, Правда, всем им присуще было одно общее: могущественные владетельные роды76 и отдельные земельные владения, благодаря которым распалась каролингская империя, не были теперь всецело подвластны всемогущему королю, а вместе с вновь возвышающимися королевскими родами создавали государственное бытие. Утвердился феодальный принцип, при котором в государстве существуют выше и ниже стоящие и соподчиненные носители власти. Короли были наделены только ограниченными правами, и, если бы им одновременно не принадлежала и герцогская власть, они вовсе не соответствовали бы своему титулу. От идеи государственности рождаются или продолжают оставаться только слабые тени. Не эта идея строит и поддерживает политический организм, а вассальная верность.

В восточной части старой Франции образуется, - сперва в соединении с бывшими племенами, - целый ряд герцогств: Саксония, Бавария, Швабия, Франкония, Лотарингия. Когда эти герцоги избрали в короли одного из своей среды, герцога Генриха Саксонского (или присягнули на верность уже избранному), то возникло германское государство.

Новое королевство было слабее, чем предыдущее каролингское, в том отношении, что король вынужден был признать самостоятельность герцогств. Если в дальнейшем он даже устранял какой-либо старый герцогский род и назначал нового герцога, то все же само герцогство он вынужден был оставлять незыблемым. Он был королем не по чистому праву наследства, а только вследствие притязания на наследство, имевшего силу лишь в том случае, если к нему прибавлялось избрание со стороны этих самых герцогств. Но такое ограничение королевской власти было полезно государству в отношении его обороноспособности. Преемники Карла Великого смотрели с неудовольствием на того из своих графов, который держал слишком большое и слишком искусное войско, так как этим он становился опасным для них самих. Это могла иметь место и случилось теперь, но королевство и без того базировалось на взаимодействии свободной воли могущественных вассалов, а король, возведенный на престол этими крупными вассалами, правил с их помощью. Поэтому в самом характере вещей было то, что теперь на каждой ступени феодальной постройка напрягались все силы для создания сильного войска. К этому стремились все - король, герцоги, графы и вслед за ними епископы, каждый для себя, а этим самым и для всего государства. Только ступенеобразно построенное феодальное государство, в котором каждая ступень была наделена политической самостоятельностью, позволяло использовать ту военную силу, на которую способно было средневековье. И только феодальное государство X столетия, политически вполне однородное, соответствовало принципу единоборцев и квалифицированных бойцов - принципу, который постепенно вырабатывался со времени Меровингов.

С первого взгляда нельзя установить разницы между новым королевством и королевством Каролингов. Действительно, преемники Генриха I сперва по мужской а затем и по женской линии (Салии) 200 лет правили Германией. Но их власть в своей основе была совсем иной, чем предшествовавшей династии, ибо она продолжалась не в силу чистого права наследства, а благодаря избранию. Предпосылкой такой власти являлись противостоявшие, но сами по себе правоспособные силы, с которыми она должна была считаться. Как королевская корона, так и высокие должности - герцогства и графства - были по закону не обязательно наследственными, а как лены - только пожизненными. Фактически же они чаще всего переходили от отца к сыну и этим все больше приближались к принципу чистого наследования. Можно сказать, что в наиболее чистом виде феодальное государство проявлялось там, где на престоле и в отдельных поместьях ни одно из различных начал - наследственное право, избрание или назначение - не было самодовлеющим, но где эти начала сохраняли равновесие.

Оборотной стороной такого ступенчатого расположения власти, подле которого в качестве особого политического организма выступает церковь, является то, что все эти имевшие некоторую самостоятельную военную силу полу- и четверть-суверенитеты беспрерывно враждуют между собой. Средневековье является эпохой почти непрерывных гражданских войн. Но именно в этих непрерывных распрях окрепла военная сила, подобно тому как некогда это имело место в Греции. Уже Геродот отметил, что маленькие греческие кантоны были обязаны своей победой над персами предшествовавшей гражданской войне между Афинами и Эгиной, давшей повод построить большой флот; когда же для всех возникла большая опасность и они вынуждены были бороться сообща, то они смогли завершить большое дело и добиться решительного успеха. В Германской империи это было тем более возможно, что над всеми мелкими правителями все же была воздвигнута и существовала королевская власть, являвшаяся естественным центром и естественным руководящим началом.

Существует еще и теперь часто передаваемое предание о том, будто бы король Генрих I, заложивший политические основы Германской империи, создал также своеобразный военный строй, выработал из саксов конных воинов, построил крепости и отдал приказ, чтобы из девяти воинов восемь всегда сеяли и жали, но третью часть своего урожая сдавали в крепость, где жил девятый, охранявший крепость и запасы. Весь рассказ, деталям которого давали самое различное толкование, нужно в этой форме рассматривать как вымысел и из критической историографии исключить.

Большим политическим деянием Генриха является образование - или, по крайней мере, преобразование - сперва саксонского герцогства, а затем и нового королевства с ограниченной королевской властью. Военное же строительство пошло по давно предуказанной дороге77. И если при его сыне, Оттоне Великом, создалось представление, будто бы военное сословие, которому обязаны столь многим чудесным, а также сильные крепости и мощные городские стены, охранявшие страну, были созданы отцом Оттона, Генрихом, Видукинд же, как первый почитатель своего княжеского рода, записал это, то это есть не что иное, как искажение перспективы. Такое искажение перспективы часто имеет место в народных преданиях, - например, в переданных нам Геродотом персидских рассказах об их царском доме. В действительности же саксы и фрисландцы уже во времена Карла Великого сражались верхом и безусловно не разучились этому искусству в течение столетия, полного войн78. Конь принадлежал уже издавна к "боевым доспехам" саксов. Крепости они строили еще будучи язычниками, а города - по меньшей мере с тех пор, как вступили в культурный мир государства франков. Поэтому Генрих не смог сделать ничего другого, как продолжать и укреплять перенятый им военный строй и в материальном отношении, и в отношении личного состава. Легендарный характер записи Видукинда проявляется особенно в его выражении, что всегда именно девятый человек отправлялся в крепость. Численность крепостного гарнизона в мирное время зависит от величины и местоположения крепости, - от того, находится ли она на границе или внутри страны, - и никогда не может измеряться тем, сколько воинов живет в крепостном округе, который может быть различной величины и иметь различное население. Кроме того, нельзя было ежегодно сохранять на складе целую треть урожая. Наконец, сеять, жать и снабжать продовольствием крепость должны были, безусловно не воины, а жившие вне крепости и не бывшие воинами крестьяне. Поэтому король Генрих ни в коем случае не мог издать что-либо напоминающее подобное распоряжение. Равным образом напрасными являются усилия путем вольного толкования приписать ему в создании саксонских всадников нечто специфически новое, - будто Генрих создал легкую кавалерию79 или, наоборот, тяжелую, или будто он обучал их сомкнутому строю80. Заметка Видукинда, написанная спустя почти полвека, ни в коем случае не может служить прямым историческим свидетельством: она является не чем иным, как отражением и без того заметного факта, что благодаря новообразованию и сосредоточению политической власти увеличилась и окрепла также и военная сила. Но новых форм организация при этом не приняла.

Событием всемирно-исторического значения является на этом основание победа Отгона Великого над венграми на Лехфельде. Благодаря этой победе романо-германский мир защитил себя от вновь нахлынувших варваров; эта победа дала возможность образованию Германской империи, а вместе с ней и германского народа. Этому сражению мы посвятим еще отдельную главу.

В западной части государства франков события развернулись совсем по-иному. Здесь Каролинги продержались на два поколения дольше, а когда крупные местные династии от них отступились и королем был избран Гуго Капет, эта династия не была в состоянии распространить подлинно королевскую власть на всю западную Франконию, как это удалось Оттону в Германии. В течение столетий королевская корона на голове герцогов Иль-де-Франса была почти только номинально, и королевская власть представляла собой государственно-правовую фикцию. Такой же фикцией была она и в Италии.

ФЕОДАЛЬНОЕ ОПОЛЧЕНИЕ

При исследовании истории Карла Великого мы уже установили, что король призывал в армию не определенное число людей из каждого графства, а всех мужчин военного сословия или известную часть их. Для установления твердых цифр данных не было. Графства были весьма различной величины и богатства. К тому же продолжительность пути до сборного пункта имела следствием для более отдаленных контингентов то, что из-за болезней, дезертирства, борьбы с разбойничьими бандами и столкновений с населением эти контингента в большей или меньшей степени несли потери. А король, не имевший в своем распоряжении даже статистических данных о том, сколько может дать каждое графство, не мог требовать от них определенного числа бойцов, - да и не в числе был центр тяжести, не количество воинов являлось основным бременем. Мужчин, годных для военной службы, не так трудно было набрать81. Самым тяжелым бременем были дорого стоившие вооружение и довольствие, которые нужно было принести с собой.

В завершенном феодальном государстве, начиная с X в., это приняло более легкую форму, чем в империи Каролингов. Именно благодаря тому, что герцоги, графы, а за ними епископы и аббаты становились все меньше чиновниками, а все больше и больше превращались в князей, - благодаря этому сбор ополчения касался их самих, и его не нужно было контролировать82. Король решал вопрос о военном походе или назначал его, только посоветовавшись с князьями на рейхстаге; образовался обычай, по которому каждый князь торжественно клялся, что он явится. Такой порядок как будто бы имел уже однажды место при Генрихе I, - и его можно проследить до эпохи Фридриха II83. Сколько рыцарей и слуг каждый князь приводил затем с собой - было его дело, но так как значение его голоса на королевском совете зависело от численности и от качества его контингента, то это являлось лучшей гарантией, чем любой контроль при помощи подсчета и просмотра войск.

Согласно воинскому закону, изданному Фридрихом Барбароссой на Ронкальских полях и затем вновь повторенному, неучастие в походе было наказуемо потерей лена. Но в этом уставе не был предусмотрен такой случай, что кто-либо явится с незначительным числом воинов. В описаниях дошедших до нас источников мы очень редко находим следы вообще какого-либо подсчета войск. Только в кельнской королевской хронике, там, где описывается, как король Генрих VII пошел войной на Генриха Баварского (1233 г.), включено сообщение, что королевское войско, собравшееся на Лехфельде при Аугсбурге, было, якобы, исчислено, примерно, в 6 000 человек84.

Итак, твердо установленных цифр не было, а каждый князь по своей воле взвешивал все обстоятельства каждого данного подхода и в зависимости от них решал вопрос о своем контингенте85.

Сколько труда положили каролингские короли, чтобы установить какой-нибудь масштаб, по которому они могли бы устанавливать контингент каждого графа, с тем чтобы он уже от себя призывал своих подданных! Но этим путем они ничего не достигли, новые же государства были освобождены от этого труда.

Все усилия историков XIX в. исследовать на основании каролингских капитуляриев военную организацию того времени остались бесплодными, так же как некогда и усилия самого Карла Великого. Безуспешно закончились и попытки найти объективные масштабы исчисления и наложения военных тягот во времена саксонской, салической и штауфенской династий. Такие попытки объясняются потребностью современного государства в точном учете, - потребностью, которую современные историки, не вполне чувствующие все своеобразие той эпохи, перенесли и на средневековое государство. Без твердых установлений, без иерархии и без точных предписаний в отношении распределения налогов и государственных повинностей современное государство немыслимо. Но средневековое государство правильно поймет только тот, кому ясно, что оно в таком регламенте не только не нуждалось, но и не было в состоянии применить его. Феодализм означает распределение высшей суверенной власти по многим ступеням, из которых каждая имеет известную самостоятельность и совместно с другими служит государственным целям по собственному усмотрению, а не по предписанным и контролируемым нормам. Именно в этом месте чувствуется настоящее биение сердца эпохи феодализма, на что мы обращаем особое внимание читателя.

Но как современное государство не может справиться со своими задачами при помощи одних только законов, распоряжений и регламента, а наряду с этим неоднократно прибегает и к доброй воле граждан, к их добровольному труду, точно так же и в средневековье имеются такие моменты и такие обстоятельства, когда вводилась и количественно зафиксированная военная повинность. Поэтому важно остановиться на тех местах источников, где указаны цифры.

Как видно из источников, единственно крупным вассалом германского короля, для которого раз навсегда установлен твердый контингент в 300 рыцарей, был герцог, позднее король, Богемский. Это является вполне естественным, так как он не принадлежал к германскому рейхстагу и к Германской империи, а в качестве чужестранца, чеха, был к ней только присоединен. Понятно, твердый контингент, если он тогда был уже установлен, все же не помешал богемцу явиться к своему сеньору с 1 000 воинами при сражении на Лехфельде, в исходе которого он сам был весьма заинтересован. Будучи одним из самых преданных вассалов Генриха IV, он, очевидно, неоднократно подкреплял его большим числом воинов, чем 300 рыцарей.

Позже Фридрих I подобным образом налагал определенные военные повинности и на итальянские города: например, в вольной грамоте, пожалованной им городу Лукка, предписывалось, чтобы этот город наряду с уплатой 400 лир наличными и продовольствием для двора поставил 20 рыцарей (milites) для похода на Рим и Нижнюю Италию.86

Пространное объявление о призыве с указанием числа подлежащих призыву сохранилось со времен Оттона II. В 981 г. император, будучи, вероятно, в Италии, издал приказ о поставке воинов для войны с арабами. Епископы Майнца, Кельна, Страсбурга и Аугсбурга должны были послать по 100 воинов; Трир, Зальцбург, Регенсбург - по 70, Верден, Люттих, Вюрцбург - по 50, Констанц, Хур, Вормс, фрейзинг, Прюм, Герсфельд, Элльванген - по 40, Кампен - 30, Шпейер, Туль, Зебен, С.-Галлен и Мурбах - по 20, Камбрэ - 12, герцогство Эльзас - 70, Нижнелотарингский герцог - 20, маркграфы Готфрид и Арнульф, герцоги Оттон и Коно и граф Гетцель - по 40, другие графы - 30, 20, 12, один граф - 10 воинов. Некоторым было приказано, чтобы они явились и лично; в отношении графа Гетцеля, которому надлежало поставить 40 воинов, добавлено, что, если он явится лично, он обязан привести с собой только 30 воинов. Весь проект предусматривает от 2 080 до 2 090 воинов. На основании этого документа был сделан вывод, что объявление о призыве всегда включало в себя указание о потребном числе воинов и что случайно сохранилось только это объявление. Полагали также, что существовал и твердый имперский список, в котором было указано, какое число воинов должна поставлять каждая область87. Можно, однако, установить, что это объявление Отгона II о призыве являлось, наоборот, исключением. Если бы в основе лежал твердый список, тогда вовсе не нужно было бы выписывать отдельные цифры, а просто одним словом указать ту или иную долю контингента. Упоминание в этом призыве цифр ясно свидетельствует о том, что мы имеем дело с исключением. Отсутствует целый ряд князей, герцогов Верхней Лотарингии, не указаны все саксонские герцоги, а также Утрехтский епископ. Кроме того, церковь выставляет 1482 воина, а светская власть - только от 598 до 608, т.е. немногим больше одной четверти общей суммы. Такое длительное неравномерное распределение военного бремени между отдельными частями империи совершенно невозможно, тем более, что церковные владения тогда далеко не имели еще такого объема, который получили в следующих столетиях. Поэтому здесь речь идет о призыве при совершенно исключительных обстоятельствах. Он был объявлен не для того, чтобы предпринять самый поход, а безусловно только для подкрепления отрядов, стоявших уже в Италии. Это дает нам основание установить причину, почему именно этот раз были предписаны определенные числа бойцов: этим князьям нужно было дать основание для исчисления контингента, который можно от них ожидать при данных обстоятельствах. Общее правило, по которому вассалы должны были явиться с войском, соответствующим силам их области, не годилось, когда речь шла о походе в Апулию или о простом подкреплении. Герцог Нижней Лотарингии должен был, например, знать, что от него требуется только 20 человек, а не больше. По каким-нибудь особым мотивам духовные князья были обременены значительно сильнее, чем светские, из которых опять-таки многие вовсе не были привлечены к этому делу. Можно безусловно полагать, что был не один только случай объявления призыва с указанием твердых контингентов, а что это случалось часто. Но если бы такие призывы составляли правило, то они, в конце концов, превратились бы в твердую схему, матрикул. Между тем, как мы видели, на этот счет по вполне естественным причинам нет ни малейших указаний88.

Интересную сделку представляет собою далее договор, заключенный Фридрихом Барбароссой сейчас же после своего избрания (1 июня 1152 г.) императором с герцогом Церингенским Бертольдом IV89.

В этом договоре Фридрих обещал герцогу Бургундию, на которую последний претендовал. Герцог же обязался следовать за королем до тех пор, пока он находится в этой стране, с 1 000 латников, а когда король отправится в Италию, то предоставить ему 500 латников и 50 арбалетчиков. В залог он дает свой аллод, замок Тек с принадлежащими ему поместьями. Такой договор можно обозначить как нечто среднее между феодальной обязанностью следовать в поход и союзом; он представляет собой переходную ступень к договору о найме, имевшему, понятно, установку на твердые цифры. Этим договором мы еще займемся.

Несколько иные взаимоотношения, нежели между королем и его непосредственными вассалами, установились на следующей ступени феодальной системы - между князьями и их подвассалами. Здесь личные интересы не являлись стимулом к интенсификации труда; поэтому на этой ступени установились взаимоотношения, при которых повинности фиксировались цифрами.

Князья призывали по собственному усмотрению некоторое число своих наделенных или ненаделенных леном вассалов, министериалов, рыцарей и слуг, положение и квалификация которых им были лично известны, и одновременно перекладывали на них бремя снабжения и снаряжения войска. Такое произвольное исчисление и распределение общей повинности открывало широкую дорогу для произвола, а так как бремя было очень тяжелым, то этот произвол сильно угнетал. Поэтому уже очень давно - раньше, чем об этом можно судить по документам - вассалы стремились зафиксировать размеры повинностей на практической основе. До нашего времени по этому вопросу сохранились документальные данные относительно нескольких монастырей и епископов. Сохранились документальные записи также по вопросу о правах и обязанностях министериалов по отношению к своему сеньору90.

Очень наглядна, например, следующая запись маурмюнстерского монастыря в Эльзасе, находившегося под властью епископа г. Меца:

"Если епископу дано знать о королевском походе (profectio), то списков должен послать к аббату чиновника; аббат должен созвать своих министериалов, оповестить их о походе, а министериалы должны собрать и в определенный день передать на площади перед воротами упомянутому чиновнику следующее: повозку с 6 волами и полусвободными, одного вьючного коня с седлом и всеми принадлежностями и к этому двух людей, проводника и погонщика. Если падет вол или вьючный конь, то чиновник должен заменить их другими из принадлежащих епископу. Если король совершает поездку в Италию, то все крестьянские дворы должны уплатить для этой цели обычный налог (это очевидно означает годичный чинш в виде чрезвычайного налога). Если же поход предпринимается против. Саксонии, Фландрии или кого-нибудь другого по эту сторону Альп, то уплачивается только половина налога. Продовольствие и все прочее, необходимое для дороги, собранное этой податью, должно быть погружено на повозки и вьючных животных91.

Если внутри отдельных графств фиксировались отдельные повинности, то тем самым известным образом устанавливалась общая повинность всего графства. Это, однако, не противоречит нашей мысли, что король на отдельных князей определенной повинности не налагал. Если твердые местные соглашения и ставили определенные пределы требованиям князя в его области, то все же это не исключает возможности не только получения князем иногда меньше, чем было установлено, но и того, что эти пределы требований не повсюду были установлены (как в отношении городского, так и особенно крестьянского населения). Князь всегда оставлял за собой свободу действий и мог применять свое имущество или займы для особых затрат. Стоило же ему собрать из своей области материальные средства, как он немедленно находил всадников и слуг, готовых последовать за его знаменем92. Подобно тому как князья давали определенное обещание в отношении повинностей королю, так, очевидно, и вассалы и министериалы давали такие обещания своему князю93.

Такие же обещания должны были давать те рыцари, величина ленов которых позволяла им самим снаряжаться в поход. Уже в XIII в. мы находим в Германии и Италии следы знакомого нам еще из каролингских капитуляриев правила, что срок службы устанавливается трехмесячный94.

Во Франции часто упоминается, что за получение лена вассал обязан участвовать в походе только в течение 40 дней95. Это правило толкуется даже так, что вассал был в праве через 40 дней возвратиться домой. Однако, этим исключалась всякая возможность ведения настоящей войны; во всяком случае сеньор должен был в самом широком смысле слова принять на себя продовольствование на дальнейшее время. При наделении леном вассал обязывался за S лена нести военную службу в течение 20 дней, за j лена - 10 дней и т.д. Часто военная служба ограничивается только обороной или географическими границами сеньории96. При таких ограничениях феодальная воинская повинность имеет смысл только в том случае, если она является основой и преддверием наемной военной службы.

Некоторые распоряжения из "Dienstrecht" (право министериалов) германских рыцарей наглядно объясняют нам эти отношения.

Министериалы Кельнского архиепископа обязаны были нести военную службу в пределах архиепископства и за пределами его для обороны владений епископа, но дальше они следовали только по соглашению.

В римском походе министериалы, имевшие больше 5 марок годового дохода, должны были участвовать лично, за исключением смотрителей и управляющих. Тем, которые имели меньший доход, предоставлялся выбор - или отправиться в поход или уплатить в качестве военного налога половину дохода с лена. Поездка в Рим должна была быть объявлена за год вперед.

Каждому отправлявшемуся в поход министериалу архиепископ должен был дать в виде субсидии 10 марок (т.е. двойную сумму высокого годового дохода) и к этому 40 локтей (аршин) тонкого сукна (Scharlot) для одежды его слуг, а на каждых 2 рыцарей по 1 вьючному животному со всеми принадлежностями и четыре подковы с 24 гвоздями.

Начиная с Альп, каждый рыцарь ежемесячно получает от епископа одну марку. Если эта марка не уплачена, а напоминание чиновникам епископа остается бесплодным, то рыцарь кладет на постель епископа палку без коры, которую никто не имеет права убрать. Если и после этого не последует платежа, то рыцарь подходит утром к епископу, сгибает колени, целует край его одежды и может, не задевая своей чести и долга, вернуться домой.

В других "Правах министериалов" отдельные постановления как в отношении обязанности участвовать в походе, так и в отношении снаряжения обычно были разработаны иначе97.

Иногда вместо месячного жалованья указаны платежи за всю поездку, от 3 до 10 фунтов (ливров). Сеньор должен поставить также лошадей и мулов с упряжью и слугами и принять на себя их пропитание.

В Рейхенау98 определение, кто должен отправляться в поход, происходило не по доходу, а по величине участка, для разных классов различно, и сеньор сам устанавливал, должен ли министериал отправляться в поход или платить налог. Это "Право министериалов" содержит также постановление о том, как должна делиться возможная добыча между сеньорами и министериалами.

В Бамберге остался старый порядок, знакомый нам по каролингским капитуляриям, а именно - вместо уплаты твердой подати рыцари разбивались на группы по три, из которых двое остававшихся дома снаряжали третьего, отправлявшегося в поход.

Из этих постановлений также видно, что речь идет о численно очень небольших призывах. На этом основании следовало бы вновь задаться вопросом: могли ли войска, с которыми Карл Великий прошел от Эльбы до другой стороны Пиренеев и от Балтийского моря до Рима, являться крестьянским массовым ополчением.

Начиная с XII в. события в Германии и Франции развивались по-разному. В Германии монархия ослабела; поэтому размер военных повинностей зависел еще больше от личного усмотрения князей.

Во Франции же, наоборот, образовалась сильная наследственная монархия; поэтому здесь возникают твердые феодальные матрикулы, но с такими незначительными повинностями и с такими сложными постановлениями, что с ними можно было предпринять немногое99.

Феодализм и твердые ставки налога по своей природе являются несоизмеримыми понятиями.

ВОЕННАЯ СЛУЖБА КРЕСТЬЯН

Несмотря на то, что древнегерманский призыв народного ополчения постепенно заменялся призывом вассалов даже в чисто германских частях каролингской империи, все же государственно- правовое понятие всеобщего народного ополчения как последней крайней меры, как ландштурма, не исчезло совсем. В пограничных же областях, особенно в Саксонии, еще очень долго, время от времени, прибегали к этой мере. По некоторым выражениям Видукинда можно еще часто заметить различие, которое делалось между профессиональным воинством и воинской повинностью в старом смысле этого слова.

У Видукинда (I, 21) говорится "Король Конрад увидел, что герцог Генрих очень силен, благодаря поддержке со стороны отряда храбрых воинов (mihtum), a также бесчисленного народного ополчения ("Suppediante fortium militum manu, exercitus quoque innumera multitudine").

Различие между выражениями Видукинда milites и массой exercitus нужно, очевидно, толковать как различие между профессиональными воинами и народным ополчением. Однако, эта терминология Видукинда не является вполне твердой и незыблемой. Об этом свидетельствует удивительное выражение последней приведенной нами цитаты, где Видукинд обозначает тюрингское народное ополчение не словом exercitus, a legio, что является обозначением специфически военного понятия. В I, 17 он употребляет выражение exercitus et militia, т.е. ставит их рядом. В 1, 21 он рассказывает о негодовании на короля Конрада всего саксонского народного ополчения, в составе которого безусловно подразумевается и рыцарство - и тут же рядом оно выделяется особо. В I, 38 Генрих хочет привлечь венгров к exercitus, между тем как под этим словом должно разуметься, в первую очередь, рыцарство и в крайнем случае также ополченцы. Немного раньше слово exercitus упоминается еще два раза в том же смысле.

Поэтому мне кажется слишком смелым толкование Шефером100 рассказа Видукинда о том, что герцог Конрад "при поддержке отряда храбрых, воинов" сражался с exercitus лотарингцев, в том смысле, что exercitus являлось ополчением страны. Если бы это было простым крестьянским ополчением, то Конрад Красный со своими рыцарями безусловно рассеял бы его.

Бальцер (Baltzer, стр. 3) полагает даже что крестьяне служили в качестве всадников. Он считает, что Титмару (975 - 1018 гг.) казалось необыкновенным участие пехоты в военных операциях, и из этого заключает, что, значит, и крестьяне служили тогда в конном войске. На самом же деле правильнее заключить, что они вообще не служили.

Еще более неправилен вывод Бальцера, что так как при описании сражения на Унструте говорится о vulgus pedestre (пеший люд), то институт призыва крестьян в конное войско снова был разрушен при Салической династии. Несомненно, что во время внутренних войн Генриха IV призывались и крестьяне. В поэме о саксонской войне говорится (II, 130), что для войны с королем из всех деревень сошлись кучки крестьян, покинувших свои плуги для борьбы с королем, и что затем в Южной Германии Генрих снова призвал крестьян в свое войско. Но и в данном случае это ополчение принесло так же мало пользы, Как и несколькими поколениями раньше против викингов. В сражении на Унструте саксонцы были изрублены рыцарями Генриха, как некогда франкское крестьянское ополчение норманнами. Крестьяне же сражавшиеся в Эльзасе и на Некаре (1078 г.) на стороне короля, были не только окончательно Разбиты, но и кастрированы своими противниками-рыцарями в наказание за их притязание на ношение оружия.

Гильермо (стр. 346) установил, что в источниках, начиная с X в., народ рассматривался как безоружная, невоинственная масса. Все же он полагает, что как раз в это время начинают появляться законы, требующие военной службы и от крестьян. Он объясняет это тем, что крестьяне поставляли пехоту, но их вооружение было настолько негодным, что их все же называли inermes (безоружные). Не требует доказательства вся несостоятельность такого разрешения противоречия. В действительности никакого противоречия и нет. Стоит только подробнее проверить документы XI, XII и XIII вв., приводимые Гильермо (стр. 387) в доказательство существования военной повинности крестьян, чтобы убедиться в том, что они не говорят ни о крестьянах (например, hommes de la vaMe d'Andorre, - которые должны с каждого дома дать по человеку), ни о поголовной ополчении. Также в приводимые Эрнстом Майером (Ernst Mayer, Deutsche und franz^ische Verfass.-Geschichte, I, 123, прим. 4) свидетельства о том, что от каждого дома должен явиться только один человек, говорят за то, что здесь речь идет не о крестьянском ополчении: такое массовое ополчение мыслимо только на несколько дней и для действий в ближайших местах.

Оттон Норгеймский в 1070 г. потребовал от своих крестьян, чтобы они, - поскольку не могут сражаться, - молились за него. Несмотря на то, что вслед за тем он имел сражение и всю зиму продолжал вести войну против короля, ему и на ум не пришло увеличить свою армию за счет крестьян. Новые историки, в противоречие с этой картиной, много говорят о военных действиях саксонских крестьян в войнах против Генриха IV. Но из дальнейшего описания отельных боев мы убедимся в том, как мало об этом говорится в источниках и насколько это предположение не выдерживает критики.

Должны ли мы на основании этих мест у Видукинда предположить, что между двумя периодами бездействия было мужественно- воинственное поколение. Это явно невозможно.

Приведенные места частично являются просто риторическим украшением; но можно также полагать, что, подобно тому как в XVII в. наряду с постоянной армией иногда встречались милиционные батальоны, король Генрих и другие подчас усиливали отряды профессиональных воинов ландштурмом. Однако, и это постепенно все больше и больше отходило, за исключением, быть может, только пограничных районов, где в народной массе сохранился военный дух.

Нич (Nitsch в "Histor. Zeitschr. ", т. 45, стр. 205) полагал, что: "еще в XII и XIII вв., в случае нахождения страны в опасности, в сельских местностях на северном берегу Эльбы объявлялся призыв всего населения под угрозой сожжения и разрушения домов; именно там в конце XII в. встречаем мы обычай, что все население попеременно призывалось для осады какой-нибудь крепости".

В статье "Саксонские боевые доспехи и снаряжение голъдштейн-дитмарских крестьян"

(toucher f. d. Landeskunde der Herzogtemer Schleswig, Holstein, Lauenburg, т. I, стр. 335, 1858 г.) Нич пытается доказать, что в XIV в. на севере крестьяне еще служили в конных войсках и что в конце XV в. это не имело уже места только в силу больших перемен... Источники, на которые он ссылается при этом, или вообще не могут служить доказательством, - например, рассказ пресвитера Бремензиса (середина XV в.) о всадниках графа Клауса (100 годами раньше), - или они лишь доказывают, что в поголовном ополчении (ландштурме) имелись также конные, в чем с самого начала не было сомнения. Сам Нич (стр. 353) цитирует одно объявление о призыве, относящееся к Вильстерскому походу (1342 г.), вполне опровергающее рассказ пресвитера Бремензиса, так как в нем говорится только о мужчинах и повозках, но ничего не говорится о верховых лошадях.

Особенное доказательство того, что когда-то крестьянин был конным воином, Нич усматривает в том, что у саксонцев боевой конь всегда считался "боевым доспехом" и что имеются некоторые следы того, что и в отношении крестьян было то же самое. Нич полагает, что это относится и ко времени Генриха, "который, якобы, обучал все новое племя бою в конном

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...